Проснулась Кира, чувствуя себя на удивление отдохнувшей.

Когда она села на кровати, с ее тела осыпался толстый слой пыли. Кира потянулась и выплюнула несколько попавших в рот пылинок. На вкус как шифер.

Она сделала движение, чтобы встать, и обнаружила, что провалилась в ямку, – за ночь Кроткий Клинок проел бо́льшую часть одеяла и матраса, а также кусок композитного каркаса кровати. Лишь несколько уцелевших сантиметров композита отделяли теперь Киру от аппаратуры системы жизнеобеспечения.

Видимо, чужи требовалось как следует подкрепиться после вчерашнего сражения. «Скинсьют» стал даже толще на ощупь, как будто в ответ на угрозы, которым они вместе подвергались. В особенности волокна на груди и предплечьях казались тверже и крепче.

Адаптивность «скинсьюта» не переставала поражать.

– Ты знаешь, что у нас война, да? – шепнула ему Кира.

Она включила монитор, и там ее ожидало сообщение.

«Приходи ко мне, как только проснешься. – Воробей».

Кира поморщилась. Она не горела желанием пройти курс упражнений Воробья, в чем бы они ни заключались. Если план Воробья поможет управляться с Кротким Клинком, это, конечно, хорошо, но Кира в такое не верила. И все же, чтобы не ссориться с Фалькони, следовало играть по его правилам, к тому же ей и правда требовался какой-то способ контролировать чужь…

Она закрыла переписку с Воробьем и написала Грегоровичу:

«Надо заменить мою кровать и одеяла. За ночь чужь их проела. Если, конечно, это не слишком сложная задача для такого корабельного разума, как ты. – Кира».

Он ответил почти мгновенно. Иногда Кира завидовала скорости, с какой мыслили корабельные разумы, но в таком случае напоминала себе, как ей нравится обладать телом.

«Попробуй кормить свою прожорливую пиявку чем-нибудь получше разносолов из поликарбонатов. Это неполезно для растущего паразита. – Грегорович».

«Есть предложения? – Кира».

«Ну конечно, конечно же есть. Если твой очаровательный симбионт непременно должен грызть мои кости, я бы предпочел держать его подальше от важных систем, например жизнеобеспечения. В машинном зале у нас имеются сырые материалы для печати на принтере и ремонта. Что-нибудь там придется по вкусу твоему господинчику. Посоветуйся с Хва-Йунг: она покажет тебе, где что. – Грегорович».

Кира приподняла брови. Он в самом деле старался ей помочь, хотя никак не мог воздержаться при этом от оскорблений.

«Ну спасибо. Я непременно отсрочу твою дезинтеграцию, когда мои инопланетные господа захватят Вселенную. – Кира».

«Ахахаха! Честное слово, самая смешная шутка столетия. Ты меня просто убиваешь… Иди, славная обезьянка, устрой на корабле очередной переполох. Это у тебя лучше всего выходит. – Грегорович».

Кира закатила глаза и закрыла окно переписки. Потом – натянув тот старый комбинезон и чуть помедлив, собираясь с мыслями – включила камеру на мониторе и записала сообщение для родных, как на «Валькирии». Только на этот раз Кира не стала скрывать правду. «Мы нашли на Адрастее инопланетный артефакт, – сказала она. – Вообще-то я его нашла». И она рассказала родителям обо всем, что произошло в тех пор, вплоть до нападения на «Смягчающие обстоятельства». Теперь, когда существование Кроткого Клинка сделалось общеизвестным, Кира не видела смысла скрывать детали от своих родных, даже если военные хотят засекретить эту информацию.

Затем она записала похожее сообщение для брата Алана.

Когда она закончила, из глаз текли слезы. Она позволила себе поплакать вволю, а потом утерла слезы внутренней стороной запястий.

Подключившись к передатчику «Рогатки», она поставила оба сообщения в очередь – они будут переданы на Шестьдесят первую Лебедя при ближайшем сеансе сверхсветовой связи и оттуда перенаправлены адресатам.

Конечно, существовала немалая вероятность того, что Лига перехватывает все сигналы с «Рогатки». И не меньшая вероятность того, что медузы перекрыли каналы связи в родной системе Киры (как перекрывали их у Шестьдесят первой Лебедя) и запись не дойдет до родителей и сестры. Но она должна была попытаться. И Киру несколько утешала мысль, что запись ее слов все равно сохранится. Пока они остаются где-то в каналах связи и жестких дисках компьютеров Лиги, остается и надежда, что рано или поздно они достигнут адресатов.

Так или иначе, Кира исполнила свой долг, насколько это от нее зависело, и облегчила душу.

Затем она потратила несколько минут на то, чтобы записать последнее видение, насланное во сне Кротким Клинком. И наконец, приготовившись к заведомо неприятной встрече с Воробьем, вышла из каюты и направилась в камбуз.

Спускаясь по центральному трапу, Кира внезапно ощутила резкую боль внизу живота. Она втянула сквозь зубы воздух и остановилась, застигнутая врасплох.

Как странно.

Подождала немного, но больше ничего не последовало. Желудок расстроился после вчерашней трапезы или же немного потянула мышцы, решила она. Беспокоиться не о чем.

Она пошла дальше.

В камбузе Кира поставила греться воду и отправила сообщение Вишалу:

<Воробей предпочитает чай или кофе? – Кира>.

Лучше начать разговор с такой маленькой услуги, подумала она.

Врач отозвался как раз в тот момент, когда вода закипела:

<Кофе, и чем крепче, тем лучше. – Вишал>.

<Спасибо. – Кира>.

Она заварила две кружки: в одной челл, в другой двойной кофе, донесла их до медотсека и постучалась в гермодверь:

– Можно войти?

– Открыто, – ответила Воробей.

Кира толкнула дверь плечом, стараясь не расплескать напитки.

Воробей сидела на койке, выпрямив спину, сложив на животе идеально наманикюренные руки, перед ней – открытый дисплей с голограммами. Выглядела она не так уж плохо, кожа не такая бледная, взгляд острый, настороженный. Вокруг талии обмотаны в несколько слоев бинты, на поясе штанов закреплен маленький квадратный аппарат.

– Я уж думала, когда ты появишься, – сказала она вместо приветствия.

– Момент неподходящий?

– Других моментов у нас не предвидится.

Кира протянула кружку с двойным кофе.

– Вишал сказал, ты любишь кофе.

Воробей приняла ее приношение.

– Мм, люблю. Вот только от кофе хочется писать, а пользоваться туалетом нынче та еще попоболь. В буквальном смысле слова попоболь.

– Может, лучше челл? У меня есть.

– Нет. – Воробей вдохнула пар, поднимавшийся от кофе. – Нет, кофе – самое оно. Спасибо.

Кира придвинула табуретку и села.

– Как себя чувствуешь?

– Неплохо, учитывая обстоятельства. – Воробей скривилась. – Бок чешется так, что с ума меня сводит, а док говорит, тут он бессилен. К тому же я не могу есть по-человечески. Кормит меня через трубочку.

– Он сумеет подлатать тебя прежде, чем мы войдем в сверхсветовое?

Воробей отпила еще глоток.

– Операция назначена на сегодняшний вечер. – Она глянула на Киру. – Спасибо, что прикончила ту медузу, кстати говоря. Я твой должник.

– Ты бы поступила точно так же, – сказала Кира.

Суровое лицо невысокой женщины вновь скривилось в гримасе:

– Я бы да, скорее всего. Только без твоей чужи вряд ли бы что вышло. Когда ты в ярости, ты крупная паскуда.

Киру такая похвала смутила:

– Жаль, что я не смогла добраться до него быстрее.

– Не вини себя за это, – на этот раз Воробей улыбнулась. – Мы этим медузам здорово задали, верно?

– Ага… А про жутей ты слышала?

– Разумеется. – Воробей жестом указала на дисплей. – Как раз читаю сообщения. Кошмар какой с бобовым стеблем на Руслане. Будь у них нормальная оборонная сеть, возможно, сумели бы его уберечь.

Кира подула на челл.

– Ты служила в ОВК?

– В морской пехоте, если точнее. Четырнадцатый дивизион, Европейское командование. Семь лет оттарабанила рядовой. Ура, крошка!

– Так ты и получила доступ к военным каналам связи?

– Ну да, использовала старый логин моего лейтенанта. – Свирепая улыбка пробежала по губам Воробья. – Редкостный был гад. – Она погасила экран, проведя по нему пальцем – слишком резко. – Им бы следовало почаще менять коды.

– И теперь ты отвечаешь за безопасность «Рогатки», верно? А не просто поднимаешь вещи и кладешь на место.

– Ну, такое… – Воробей почесала бок. – По большей части скука смертная. Ешь, какаешь, спишь, и все по новой. Иногда веселее. Треснуть кого-то по башке. Прикрыть Фалькони, когда он идет на сделку. Присмотреть за грузом на космодроме. В таком духе. Это жизнь. Лучше, чем сидеть в виртуальном танке и ждать старости.

Это Кира вполне могла понять. Она и сама примерно по тем же причинам выбрала профессию ксенобиолога.

– А иногда, – продолжала Воробей, и глаза ее ярко вспыхнули, – становится по-настоящему жарко, как вчера, и тогда приходится выяснять, из какого материала ты сделана. С тобой было так же?

– Да.

Воробей присматривалась к ней очень серьезно.

– Кстати, о разбитых башках. Я смотрела видео твоей драки с Бобом.

Вновь быстрый легкий спазм внизу живота. Кира не стала обращать на него внимания.

– Ты знаешь Боба?

– Видела. Вишал притащил его сюда, он стонал и ругался, пока его зашивали… Так что случилось в трюме?

– Наверняка Фалькони тебе рассказал.

Воробей пожала плечами:

– Ясное дело, но я хочу услышать твою версию.

Поверхность чая в чашке Киры стала темной и маслянистой. В ней отражалось, рябило ее лицо.

– Вкратце? Он причинил мне боль. Я хотела прекратить это. Я нанесла удар. Или Кроткий Клинок нанес удар… Порой трудно разобраться.

– Ты разозлилась? Идиотское поведение Боба тебя достало?

– Да. Достало.

– Угу. – Воробей указала на ее лицо. – Боль наверняка была адская, когда он сломал тебе нос.

Кира осторожно прикоснулась к пострадавшему месту.

– Тебе тоже ломали нос?

– Трижды. Но каждый раз выправляла, не то что ты.

Кира с трудом подбирала точные слова:

– Послушай, Воробей… Не обижайся, но я не понимаю, как ты поможешь мне обходиться с чужью. Я пришла, потому что Фалькони велел, но…

Воробей склонила голову набок:

– Знаешь, как поступают в армии?

– Я…

– Давай расскажу. Армия принимает всех желающих, лишь бы соответствовали элементарным требованиям. То есть на одном конце спектра – люди, для которых перерезать другому глотку не труднее, чем пожать руку. А на другом конце – настолько робкие, что и мухи не обидят. Армия учит и тех и других применять насилие. А еще – подчиняться приказам. Морпех, прошедший подготовку, не протыкает плохих парней, даже когда ему ломают нос. Это – несоразмерное применение силы. Проделала бы ты такое в военно-космическом флоте, самое малое предстала бы перед трибуналом – это если бы ты или весь твой отряд не погибли после такого финта. Ссылаться на нервный срыв – отмазка. Гнилая отмазка. Нельзя распускать нервы, когда на карту поставлены твои и чужие жизни. Насилие – инструмент. Не больше и не меньше. И пользоваться им надо так же осторожно, как… скальпелем хирурга, например.

Кира чуть иронично изогнула бровь:

– Ты рассуждаешь скорее как философ, чем как боец.

– Думаешь, все «котики» – идиоты? – Воробей усмехнулась, но тут же к ней вернулась серьезность. – Хороший солдат – непременно философ, не хуже священников и профессоров. Приходится, когда все время имеешь дело с вопросами жизни и смерти.

– Ты побывала в боях, когда состояла на службе?

– О да. – Она посмотрела Кире прямо в глаза. – Ты считала галактику безопасным местом, и, с одной стороны, по большей части так оно и есть. До вторжения медуз вероятность получить рану или погибнуть в столкновении была ниже, чем в любой другой исторический период. Но, с другой стороны, в сражениях участвует – и погибает – больше людей, чем когда-либо прежде. Соображаешь, почему так выходит?

– Потому что людей сейчас гораздо больше.

– В яблочко. Процент снизился, а абсолютные числа растут. – Воробей пожала плечами. – Так что да, мы побывали в боях, и не раз.

Кира наконец отхлебнула свой челл. Горячий, богатый оттенками, оставляющий пряное послевкусие, похожее на корицу. Живот снова заболел, и она машинально его потерла.

– Пусть так. Но я все равно не понимаю, как ты поможешь мне контролировать «скинсьют».

– Контролировать его я, может, тебя и не научу, но я, вероятно, научу тебя контролировать саму себя, а это почти то же самое.

– И времени у нас мало.

Воробей похлопала себя по груди:

– Это у меня мало времени. А у тебя времени пропасть, пока мы все будем дрыхнуть в крио.

– Я тоже бо2льшую часть этого времени просплю.

– Бо2льшую. Но не всю напролет. – На лице ее вспыхнула и тут же пропала улыбка. – Вот тебе шанс, Наварес. Сможешь практиковаться. Сможешь добиться большего. Разве не этого мы все жаждем? Достичь лучшего, что в наших силах.

Кира глянула на нее скептически:

– Звучит как лозунг вербовщика.

– Может, так оно и есть, – сказала Воробей. – Если что, подашь на меня в суд.

Она осторожно спустила ноги с медицинской койки и соскользнула на пол.

– Тебе помочь?

Воробей покачала головой и выпрямилась, хотя по лицу ее и пробежала гримаса.

– Справлюсь сама, спасибо. – Она ухватила стоявший возле койки костыль. – Так что, мне удалось тебя завербовать или нет?

– Вряд ли у меня есть выбор, но…

– Разумеется, есть.

– Но о’кей, я согласна попробовать.

– Замечательно! – сказала Воробей. – Это я и хотела услышать! – И, опираясь на костыль, она устремилась прочь из медотсека. – Нам сюда!

Кира покачала головой. Отставила чашку и пошла следом.

Дойдя до центрального трапа, Воробей ухватила костыль посередине и стала спускаться по ступенькам, продумывая каждое движение.

– Слава богу за обезболивающие, – буркнула она.

Они спускались вниз, до последней палубы. Там Воробей повела Киру в левый отсек трюма, который Кире почти не доводилось видеть раньше. Он был зеркальным отражением правого, но здесь к полу крепились стеллажи с припасами и снаряжением. Четверо моряков заняли отсек между проходами. Там они расположили свои бронескафандры, криокамеры, спальные мешки, ящики с оружием и только Туле известно, что еще.

Когда женщины вошли, Хоус подтягивался на перекладине, прибитой между двумя ящиками, а остальные морпехи отрабатывали на свободном пятачке палубы броски и приемы разоружения противника. Они остановились, увидев Киру и Воробья.

– Йо-йо! – воскликнул один из мужчин. У него были густые черные брови, и вдоль мускулов обнаженных рук вытатуированы синие строки на неизвестном Кире языке. Татуировки шевелились при малейшем напряжении мышц, по рукам словно пробегали длинные волны. Мужчина ткнул пальцем в Воробья: – Это тебя продырявила медуза, верно?

– Угу, верно.

Затем он указал на Киру:

– А ты тут же продырявила медузу, тоже верно?

Кира кивнула:

– Ага.

В первое мгновение она опасалась неприятной реакции. Но мужчина широко улыбнулся. В зубах его блеснули имплантированные нанонити.

– Отличная работа! Высший класс!

Он поднял большие пальцы, одобряя их обеих.

Подошел еще один моряк – ниже ростом, с широченными плечами, с руками почти такими же толстыми, как у Хва-Йунг. Глянув на Киру, он заявил:

– Значит, это из-за тебя мы отправились в эту шальную экспедицию.

Она вздернула подбородок:

– Боюсь, что так.

– Слышь, я не против. Если это даст нам преимущество перед медузами, я обеими руками за. Если уж ты убедила старину Акаве, то меня и уговаривать не придется. – Он протянул свою лапищу. – Капрал Нишу.

Кира пожала ему руку. Его хватка могла бы раздавить камень.

– Кира Наварес.

Капрал кивком указал на татуированного морпеха:

– Это урод – рядовой Татупоа. А там Санчес. – Он указал на узколицего морпеха с грустными глазами. – А с лейтенантом ты, само собой, знакома.

– Да, знакома. – Кира пожала руки Татупоа и Санчесу и сказала: – Приятно познакомиться. Рада, что вы с нами.

Она не была уверена, что так уж этому рада, но так полагалось сказать.

Санчес спросил:

– Есть идеи, что нас может ждать в той системе, мисс?

– Надеюсь, нас ждет Посох Синевы, – ответила Кира. – К сожалению, больше я ничего не могу вам сказать. Это все, что мне известно.

Тут подошел Хоус.

– Ладно, ребята, хватит. Оставьте дам в покое. У них, думаю, есть и свои дела.

Нишу и Татупоа отсалютовали и вновь принялись отрабатывать борцовские захваты. Санчес наблюдал за ними.

Воробей двинулась дальше, но остановилась и посмотрела на Татупоа.

– Неправильно ты это делаешь, – сказала она.

Татуированный морпех заморгал:

– Что, мисс?

– Когда ты пытался перебросить его, – она указала на капрала, – через плечо.

– Полагаю, мы в своем деле разбираемся, мисс. Без обид.

– Вы бы лучше послушали ее, – вступилась Кира. – Она тоже служила в морской пехоте.

Воробей рядом с ней замерла, и Кира внезапно поняла, что допустила ошибку.

Хоус выступил вперед:

– Это так, мисс? Где вы служили?

– Неважно, – отмахнулась Воробей. Морпеху с татуировками она пояснила: – Надо перенести вес на переднюю ногу. Шагнуть вперед так, словно собираешься идти, и упереться покрепче. Сразу ощутишь разницу.

И она пошла дальше, а четверо морпехов смотрели ей вслед удивленно и оценивающе.

– Извини, что проболталась, – сказала Кира, когда они завернули за угол.

– Неважно, я же сказала, – буркнула Воробей. Кончик ее костыля зацепился за сборный стеллаж, и она резким движением освободила его. – Нам туда.

В глубине трюма, за ящиками с припасами и палетами со снаряжением, обнаружилось три предмета: беговая дорожка (настроенная для невесомости), тренажер вроде того, на котором она занималась на «Фиданце» (сплошь тросы, колесики и расположенные под разными углами рукояти), и, к ее удивлению, полный набор гантелей и штанг и груда дисков – гигантских покерных фишек красного, зеленого, голубого и желтого цвета. В полете каждый килограмм груза требует лишних затрат топлива. Тренажерный зал – роскошь, которую Кира не ожидала обнаружить на «Рогатке».

– Твое? – спросила она, охватывая жестом штанги.

– Угу, – ответила Воробей. – Мое и Хва-Йунг. Ей непросто поддерживать форму при земной силе тяжести.

Выдохнув, она опустилась на скамью под штангой, вытянув перед собой левую ногу. Руку прижала к перебинтованному боку.

– Знаешь, что самое скверное в таких ранениях?

– Нельзя заниматься на тренажерах?

– Вот именно. – Воробей гордо ткнула себя пальцем в грудь. – Такое тело само собой не получится.

Сесть больше было негде, так что Кира пристроилась рядом на скамье.

– В самом деле? Тебе не переделывали гены, как тем парням? – Она махнула в сторону морпехов, скрытых стеллажами. – Я читала, что благодаря этим фокусам можно полеживать на боку, есть вволю и все равно быть в форме.

– Не так все просто, – сказала Воробей. – Нужно делать кардио, чтобы не ослабеть, а если хочешь накачать мышцы как следует, то и тренироваться надо вовсю. Генные модификации, конечно, помогают в этом, но это не чертов фокус и не волшебство. А те орангутанги… есть разные уровни, и не всем делают одинаковые модификации. Наши приятели относятся к рангу Р-семь, то есть им сделали полный апгрейд. Но такое делают только добровольцам, потому что в конечном счете это вредно для здоровья. В космическом флоте такую модификацию делают максимум на пятнадцать лет.

– Ого. Я и не знала. – Кира снова поглядела на гантели и штангу. – Так зачем мы сюда пришли? Каков план?

Воробей почесала острую скулу.

– Ты еще не поняла? Будешь тягать штангу.

– Буду – что?

Воробей захихикала:

– Вот наш план, Наварес. Я с тобой не так уж близко знакома. Но я знаю, что каждый раз, когда ты лажаешь со своей чужью, это происходит при стрессе. Когда ты напугана. Обозлена. Расстроена. В таком духе. Я не ошибаюсь?

– Нет.

– Ну вот. Значит, принцип нашей игры – создать дискомфорт. Мы спровоцируем точно рассчитанный стресс и посмотрим, как это подействует на тебя и на Кроткий Клинок. Годится?

– Годится, – настороженно выговорила Кира.

Воробей указала на тренажер.

– Начнем с простого. Ничего особенного я от тебя не жду.

Кира хотела запротестовать… но Воробей была права, так что Кира проглотила свою гордость и заняла место под штангой. Воробей постепенно наращивала вес, проверяя ее силу и силу Кроткого Клинка. Сначала на тренажере, потом с гантелями и штангами.

Результаты, на взгляд Киры, оказались впечатляющими. С помощью Кроткого Клинка она поднимала почти столько же, сколько в экзоскелете. Больше всего ее возможности ограничивал собственный небольшой вес – малейший сдвиг штанги грозил ее опрокинуть.

Но Воробей вовсе не была довольна. Когда Кира попыталась подняться с корточек вместе со штангой, на которую нагрузили немыслимое количество дисков, инструкторша цыкнула языком и примолвила:

– Черт, да ты вообще не понимаешь, как надо делать.

Кира, зарычав, выпрямилась, уронила штангу на стойку и зыркнула на Воробья.

– «Скинсьют» защищает тебя, но сама ты не в форме.

– Ну так покажи мне, что я делаю неправильно, – сказала Кира.

– Извини, цветик. Сегодня у нас другие задачи. Добавь еще двадцать кило и постарайся уговорить свой «скинсьют» упереться в пол. Как треножник.

Кира попыталась. Она очень старалась, но коленям эта тяжесть оказалась не под силу, и она не могла одновременно вести внутренний диалог с Кротким Клинком и удерживать на весу штангу, настолько тяжелую, что при падении та могла и убить. Единственное, что Кире удалось, – волокна вокруг ее ног затвердели, но вытянуть из «скинсьюта» дополнительную опору не получилось: чужь вовсе не стремилась добровольно ей помогать.

Напротив. Кира чувствовала, как под «скинсьютом» растут и формируются в ответ на напряжение шипы. Она старалась успокоиться и тем самым успокоить чужь, но и тут особого успеха не имела.

– Ага, – сказала Воробей, когда Кира уронила штангу. – Так я и думала. Ладно, теперь давай на мат.

Кира подчинилась, и, как только она заняла свое место, Воробей кинула в нее какой-то круглый твердый предмет. Кира мгновенно пригнулась, а Кроткий Клинок выпростал пару щупалец и отбросил в сторону этот метательный снаряд. Воробей растянулась на скамье, в руках у нее появился небольшой бластер. Все эмоции слетели с ее лица, проступила напряженная бдительность человека, готового сражаться за свою жизнь.

Тут Кира поняла, что бравада Воробья была именно бравадой, блефом, а на самом деле она обращалась с Кирой так же осторожно, как с гранатой без чеки. Сощурившись от боли, Воробей оттолкнулась от скамьи и вновь села.

– Как я и говорила, тебе нужна практика. Нужна дисциплина. – Она спрятала бластер в карман брюк.

Возле переборки остался валяться – теперь Кира как следует разглядела – брошенный в нее Воробьем белый медицинский мяч для тренировок.

– Прости, – сказала Кира. – Я…

– Не извиняйся, Наварес. Нам известно, в чем проблема. Поэтому ты здесь. Эту проблему и будем решать.

Кира провела рукой по округлости своего черепа:

– Разве можно совладать с инстинктом самосохранения?

– Еще как можно! – отрезала Воробей. – Это и отличает нас от животных. Мы можем принять решение и отправиться в поход, отмахать тридцать кэмэ с тяжелым рюкзаком на спине. Можем вынести сколько угодно самого скверного дерьма, потому что знаем, что завтра будем себе за это благодарны. Неважно, через какую ментальную гимнастику придется пропустить это месиво в твоем черепе, которое ты называешь мозгом, но так или иначе найдется способ удержать тебя от избыточной реакции, даже если тебя застигнут врасплох. Ад и все дьяволы! Мне доводилось видеть, как морпехи допивали свой утренний кофе, когда по защитному полю лупили градом чужие ракеты, и эти ребята вели себя как самые спокойные, холоднее льда, черти, каких я только видела. Делали ставки, бились об заклад – сколько ракет прорвется сквозь защиту. И если они так могли, сумеешь и ты, пусть к тебе и прилепился инопланетный паразит.

Несколько смущенная, Кира кивнула, сделала глубокий вдох и, сосредоточившись, разгладила последние мурашки на оболочке.

– Ты права.

Воробей резко дернула головой:

– Ты чертовски права: я права.

Без всякого умысла Кира спросила:

– Какими лекарствами накачал тебя Вишал?

– Какими бы ни накачал, слабовато действуют… Попробуем по-другому.

Она загнала Киру на беговую дорожку. Спринт чередовался с попытками уговорить Кроткий Клинок выполнить определенные действия (чаще всего – принять иную форму согласно указаниям Воробья). Кира обнаружила, что, когда она пыхтит и сердце так часто бьется, почти невозможно сосредоточиться. Все это слишком отвлекало, и не удавалось навязать свою волю Кроткому Клинку. Более того: порой Кроткий Клинок пытался предугадать ее желания, как чересчур усердная секретарша, и выбрасывал щупальца сильнее и дальше, чем требовалось. Спасибо, что без лезвий и шипов и все-таки не настолько далеко, чтобы подвергнуть опасности Воробья (та держалась на максимальном расстоянии, какое позволяло довольно тесное пространство тренировочного зала).

Более часа экс-морпех гоняла Киру, проверяя ее так же тщательно, как до того Вишал и Карр, но не только проверяя – обучая. Она побуждала Киру исследовать пределы возможностей Кроткого Клинка и своего взаимодействия с инопланетным организмом, а установив пределы – продавливать и расширять их. Все это время странная боль внизу живота не отступала. И уже начинала беспокоить Киру.

Среди прочих приказов Воробья один ее особенно напряг: морпех велела Кире тыкать себе в руку кончиком ножа и стараться не допускать, чтобы Кроткий Клинок затвердел, обороняясь.

При этом Воробей твердила:

– Если ты даешь себе поблажку, то зря занимаешь здесь место.

И Кира упорно колола себя в руку, прикусив нижнюю губу. Не так-то просто: Кроткий Клинок уворачивался из ее мысленной хватки и останавливал удар ножом или направлял его вскользь.

– Хватит! – пробурчала Кира, обозлившись, и ткнула снова, на этот раз целясь не только в свою руку, но и в Кроткий Клинок, желая причинить ему такую же боль, какую он причинял ей.

– Эй! Берегись! – предупредила Воробей.

Кира глянула и увидела, как из руки во все стороны вылезают полуметровые зазубренные шипы.

– Ах, черт! – вскричала она, поспешно их втягивая.

Воробей, нахмурившись, еще немного отодвинула скамейку – подальше от Киры.

– Скверно, Наварес. Попробуй еще раз.

И Кира попробовала. Было больно. Было трудно. Она не сдавалась.

К тому времени, когда Воробей объявила перерыв, Кира обливалась потом, валилась с ног и умирала с голоду. Устало не только тело: так долго бороться с чужью было вовсе не легко. И нельзя сказать, чтобы этим попыткам сопутствовала удача, – вот что больше всего огорчало Киру.

– Это только начало, – сказала Воробей.

– Зря ты так рисковала. – Кира утерла лицо. – А если бы ты пострадала от Кроткого Клинка?

– Пострадавшие уже есть, – отрезала Воробей. – Я лишь о том хлопочу, чтобы это не повторилось. Мне кажется, мы рисковали как раз в меру.

Кира зыркнула на нее:

– Видимо, в своем отряде морпехов ты была общей любимицей.

– Я тебе расскажу, как это было. Как-то на тренировке оказался с нами тупарь из Мира Стюарта. Берк его звали. Мы проходили практику на Земле – ты на Земле бывала?

– Нет.

Воробей слегка пожала плечами:

– Безумное место. Красивое, но полно всяких существ, которые готовы тебя убить, куда бы ты ни пошел. В точности как на Эйдолоне. Словом, мы отрабатывали стрельбу в ручном режиме. Без имплантов, без дополненной реальности. Берку поначалу не везло, потом он поймал волну и начал поражать мишень за мишенью. И тут – бам! – ружье заклинило. Он попытался передернуть затвор, ничего не вышло. А этот Берк вечно кипел, как перегретый чайник. Он ругался, он топал ногами и так озверел, что швырнул ружье в грязь.

– Даже я сообразила бы этого не делать, – вставила Кира.

– Вот именно. Начальник огнестрельной подготовки и трое сержантов налетели на Берка, словно всадники апокалипсиса. Они ему чуть башку не оторвали, а потом велели подобрать грязное ружье и маршировать с ним через весь лагерь. А позади лаборатории висело гнездо шершней. Тебя шершни когда-нибудь кусали?

Кира покачала головой. С пчелами ей на Вейланде сталкиваться довелось, и не раз, но не с шершнями – их разведение не одобрил местный совет по терраформированию.

Легкая улыбка искривила губы Воробья.

– Это крошечные пули, заряженные ненавистью и злобой. И кусаются пребольно, засранцы. Берку велели встать под гнездом шершней и ткнуть в него ружьем. А потом, пока шершни пытались зажалить его насмерть, ему велели разобрать ружье, почистить по всем правилам, собрать заново – и все это время рядом стоял сержант, с головы до пят защищенный бронескафандром, и орал: «Ты еще злишься? Ты еще злишься?»

– Это… как-то чересчур.

– Лучше помучить людей во время подготовки, чем получить морпеха, который теряет самоконтроль под пулями.

– И помогло? – спросила Кира.

Воробей поднялась:

– Еще как помогло. Берк стал одним из лучших…

Послышались шаги. Татупоа высунул квадратную башку из-за стеллажа:

– У вас все в порядке? Мы малость забеспокоились, что тут у вас за шум.

– Спасибо, все хорошо, – ответила Воробей.

Кира утерла последние капли пота со лба и поднялась:

– Просто тренируемся.

Живот снова свело, и она поморщилась.

Татупоа подозрительно уставился на нее:

– Как скажете, мисс.

Кира и Воробей молчали всю дорогу до центрального трапа корабля. Там Воробей на миг остановилась, передохнула, опираясь на костыль.

– Завтра в то же время, – сказала она.

Кира открыла рот и тут же его закрыла. Скоро им предстоит прыжок в сверхсветовое пространство. Еще одно занятие с Воробьем, пусть и предельно напряженное, она переживет.

– Хорошо, – кивнула она. – Только ты больше так не рискуй.

Воробей вытащила из нагрудного кармана пластинку жевательной резинки, развернула и забросила в рот.

– Не торгуйся. Условия те же. Попытаешься меня проткнуть – я тебя пристрелю. Простые и ясные условия, разве не так?

Простые и ясные, но Кира не хотела под ними подписываться.

– Как ты ухитрилась столько продержаться и остаться в живых?

Воробей усмехнулась:

– Безопасность – выдумка. Существуют лишь разные уровни риска.

– Это не ответ.

– Сформулируем это так: мало у кого имеется столько опыта в преодолении риска, сколько у меня.

Тон ее подразумевал: потому что мне приходится иметь с этим дело.

– Думаю, тебе нравится сама игра.

Вновь внизу живота словно иглой ткнули.

Воробей снова усмехнулась:

– Может, и так.

Хва-Йунг дожидалась их у медотсека. В одной руке у нее был небольшой прибор, Кира не разглядела, что это.

– Айш! – сказала механик, когда Воробей подковыляла к двери. – Нечего разгуливать по всему кораблю в твоем состоянии. Это вредно!

Она обняла Воробья за плечи и повела в медотсек.

– Со мной все в порядке, – слабо запротестовала Воробей.

Было очевидно, что она изнурена больше, чем готова признать.

В медотсеке Вишал помог Хва-Йунг уложить Воробья на койку. Она откинулась на подушки и на миг прикрыла глаза.

– Вот, – сказала Хва-Йунг, выкладывая прибор на небольшой шкафчик возле раковины. – Это тебе понадобится.

– Что это? – спросила Воробей, приоткрыв глаза.

– Увлажнитель. Тут воздух пересушен.

Вишал несколько скептически взирал на прибор.

– Воздух здесь такой же, как…

– Пересушен! – повторила Хва-Йунг. – Ей это вредно. От этого может стать плохо. Нужно увлажнять!

Воробей скупо улыбнулась:

– Этот спор тебе не выиграть, док.

Вишал вроде бы собирался запротестовать, но тут же поднял руки и отступил на шаг.

– Как скажете, мисс Сонг. Я же тут не главный.

Кира подошла к нему и тихо спросила:

– Найдется минутка?

– Для вас, мисс Наварес, непременно, – склонил голову доктор. – Что вас тревожит?

Кира оглянулась на Воробья и Хва-Йунг, но они были заняты разговором между собой. Понизив голос, она сказала:

– У меня все утро болит живот. То ли я съела что-то, то ли… – Она остановилась, не желая произносить вслух худшие свои опасения.

Вишал нахмурился:

– Что вы ели на завтрак?

– Я еще не ела.

– А! Отлично. Подойдите сюда, мисс Наварес, и я посмотрю, что тут можно сделать.

Стоя в углу медотсека, Кира чувствовала некоторую неловкость оттого, что Воробей и Хва-Йунг наблюдали, как врач прослушивает ее грудь стетоскопом, а затем водит руками по ее животу.

– Здесь болит? – спросил он, дотрагиваясь до точки прямо под ребрами.

– Нет.

Его рука сместилась на несколько сантиметров ниже:

– А здесь?

Она покачала головой.

Еще ниже:

– Здесь?

Резкий вдох был достаточным ответом.

– Здесь, – сказала Кира, и голос ее дрогнул от боли.

Морщина между бровями Вишала сделалась глубже.

– Минутку, мисс Наварес. – Он выдвинул ящик шкафчика и что-то в нем поискал.

– Пожалуйста, называйте меня Кира.

– Да, конечно, мисс Кира.

– Я имела в виду… ладно, все равно.

На том конце комнаты Воробей выдула пузырь из жевательной резинки:

– Ты от него ничего не добьешься. Наш док несгибаем, как титановый прут.

Вишал пробормотал что-то на неизвестном Кире языке и добыл из ящика странного вида прибор.

– Будьте добры, лягте на пол и расстегните комбинезон. Не полностью – до пояса достаточно.

Жесткая палуба под спиной. Кира лежала тихо, пока доктор мазал ей низ живота холодным кремом. Значит, сделает ультразвук.

Прикусив губу, Вишал изучал в своей дополненной реальности ультразвуковой снимок.

Когда он закончил, Кира ожидала получить тот или иной диагноз, но врач, подняв руку, сказал:

– Придется сделать анализ крови, мисс Кира. Вы сможете сдвинуть с руки Кроткий Клинок?

Так что же с ней такое? Кира повиновалась указаниям врача, стараясь не обращать внимания на гложущую внутренности тревогу. Или это была не тревога, а боль от какой-то угнездившейся в ней болезни?

Острый укол – игла проткнула лишившуюся защиты кожу. Длинная пауза, пока медицинский компьютер обрабатывал данные.

– Вот оно, – сказал врач и вновь погрузился в дополненную реальность, глаза его быстро двигались из стороны в сторону.

– Так что с ней, док? – вмешалась Воробей.

– Если мисс Кира захочет вам рассказать, это ее право, – ответил Вишал. – Но пока что она моя пациентка, а я ее врач, и это – личная информация. – Он жестом указал на дверь и пригласил Киру: – Проходите, я за вами.

– Да-да, – проговорила Воробей, но погасить искру любопытства во взгляде так и не смогла.

В коридоре, когда за ними закрылась дверь, Кира спросила:

– Насколько все плохо?

– Ничего худого, мисс Кира, – ответил Вишал. – У вас менструация. Вы ощущаете спазмы матки. Совершенно нормально.

– У меня… – На миг Кира лишилась дара речи. – Но этого не может быть. Цикл был отключен, как только я достигла пубертата. – Она один-единственный раз включала месячные, в университете, в самые дурацкие полгода своей молодости. С ним. Непрошеные воспоминания заполонили ее ум.

Вишал развел руками:

– Вы, конечно, правы, мисс Кира, но анализы не оставляют сомнений: у вас совершенно определенно сейчас менструация. Тут не может быть ошибки.

– Но такого не должно быть.

– Верно, не должно.

Кира прижала пальцы к вискам. Изнутри глаз давила тупая боль.

– Чужь, видимо, сочла, что это какое-то повреждение, и… вылечила меня. – Она прошлась взад-вперед по коридору и остановилась, уперев руки в бока. – Черт! И что же, отныне так и будет? Вы не можете как-то отключить цикл?

Вишал на миг задумался, потом жестом выразил свою беспомощность:

– Если чужь намерена вас исцелять, я никак не могу воспрепятствовать этому, разве что удалить вам яичники, а это…

– А этого чужь не допустит.

Доктор заглянул в дополненную реальность:

– Можно попробовать гормональное лечение, но должен предупредить вас, мисс Кира, о возможных побочных действиях. И гарантировать эффективность этих средств я никак не могу, поскольку чужь вполне может вмешаться в процессы всасывания и метаболизма.

– Ладно, ладно. – Кира еще раз прошлась по коридору. – Хорошо. Не будем ничего делать. Если станет хуже, попробуем таблетки.

Врач кивнул:

– Как скажете.

Он провел длинным пальцем по нижней губе и добавил:

– Один, э, момент следует учесть, и я приношу извинения за то, что вынужден затронуть эту тему. С практической точки зрения вам теперь ничто не препятствует забеременеть. Но в качестве вашего врача я обязан…

– Я не собираюсь беременеть, – слишком резко ответила Кира. Она рассмеялась, но без особого веселья. – К тому же Кроткий Клинок вряд ли позволил бы мне, даже если б я этого хотела.

– Вот именно, мисс Кира. Я бы не мог гарантировать ни вашу безопасность, ни безопасность плода.

– Поняла. Спасибо за заботу. – Кира пошаркала ногой по палубе, размышляя. – Вы ведь не обязаны докладывать об этом «Дармштадту», а?

Вишал отрицательно помахал рукой:

– Они хотят, чтобы я им отчитывался, но я не стану выдавать тайну пациента.

– Спасибо.

– Не за что, мисс Кира… Может быть, сейчас выправим ваш нос? Иначе придется ждать с ним до завтра. Скоро я займусь Воробьем.

– Она мне говорила. Завтра.

– Как скажете.

И Вишал вернулся в медотсек, оставив Киру в коридоре.

Живот свело – и на этот раз не от месячных. После неудачного опыта в колледже Кира поклялась никогда не обзаводиться детьми. Только знакомство с Аланом вынудило ее пересмотреть свое решение – и лишь потому, что он ей так нравился. Но теперь мысль о беременности вызывала у Киры отвращение. Какой чудовищный гибрид сотворит чужь, если ее угораздит забеременеть?

Привычным жестом она потянулась намотать прядь волос на палец – и ее пальцы наткнулись на голый череп. Что ж, случайно не забеременеешь. Всего-то и требуется – ни с кем не спать. Не так уж это трудно.

На миг ее мысли отвлеклись на технические детали. Возможен ли вообще для нее секс – когда-нибудь? Если уговорить Кроткий Клинок расступиться промеж ног, тогда… может получиться, но тот мужчина, кто бы это ни был, должен оказаться отважным – очень отважным, – а если она утратит власть над Кротким Клинком и он сомкнется… Ой!

Она посмотрела на себя. По крайней мере, насчет крови при месячных можно не беспокоиться. Кроткий Клинок эффективно устраняет все выделения ее организма.

Дверь медотсека открылась, вышла Хва-Йунг.

– У тебя есть минутка? – окликнула ее Кира. – Мне кое-что нужно.

Механик уставилась на нее.

– Чего? – спросила она.

В устах любого другого члена экипажа этот краткий вопрос прозвучал бы грубо, но в устах Хва-Йунг, подумала Кира, это было всего лишь требование предоставить дополнительную информацию.

Кира объяснила, что ей нужно и чего ей бы хотелось (это были две разные просьбы).

– Сюда, – указала Хва-Йунг и зашагала в центр корабля.

Когда они двинулись вниз по центральному трапу, Кира с любопытством глянула на механика:

– Можно спросить, как ты попала на «Рогатку»?

– Капитану Фалькони требовался механик. Мне требовалась работа. Теперь я здесь.

– У тебя есть родные там, на Шин-Заре?

Макушка Хва-Йунг нырнула в кивке:

– Множество братьев и сестер. Родных и двоюродных. Я посылаю им деньги, когда получается.

– Почему ты улетела?

– Потому что, – сказала Хва-Йунг и шагнула со ступеньки на палубу прямо над грузовым трюмом. Она подняла руки, сложила ладони домиком: – Бум! – И развела руки, раздвинула пальцы.

– А! – Кира не поняла, насколько буквальным был этот ответ, и предпочла не уточнять. – Ты там бываешь иногда?

– Один раз была. И все.

Сойдя с центрального трапа, они прошли по узкому коридору в помещение, примыкавшее к внутренней обшивке корпуса.

Это и была мастерская механика, забитая всевозможным оборудованием, в том числе незнакомым Кире: здесь оказалось очень тесно, но все имущество безупречно рассортировано. В нос ударила вонь растворителей, а от запаха озона на языке появился горький, похожий на никель вкус.

– Предупреждение: по сведениям Лиги Союзных миров, некоторые химические вещества вызывают рак, – объявила Хва-Йунг, протискиваясь боком между какими-то механизмами.

– Его нетрудно вылечить, – заметила Кира.

Хва-Йунг прищелкнула языком:

– Но бюрократы все равно требуют предупреждать. – Она остановилась перед высокой стойкой с ящиками в глубине помещения и похлопала по ним рукой. – Вот. Металлические порошки, поликарбонаты, органические субстраты, углеродное волокно и так далее. Материалы на любой вкус.

– Есть что-то, чего лучше не трогать?

– Органические вещества. Металлы раздобыть нетрудно, а органику труднее, и она дороже.

– Хорошо, ее трогать не буду.

Хва-Йунг пожала плечами:

– Можешь брать. Только не увлекайся. И аккуратнее, не занеси частицы из одного ящика в другой. Если появятся примеси, мы не сможем использовать эти вещества.

– Поняла. Буду следить.

Затем Хва-Йунг показала Кире, как отпирать ящики и осторожно открывать упаковки внутри.

– Все поняла? Пойду, попробую напечатать то, что ты просила.

– Спасибо.

Хва-Йунг ушла, а Кира первым делом сунула пальцы в горку алюминиевого порошка, предложив Кроткому Клинку:

– Ешь.

Воспользовался ли он этим предложением – она не могла сказать.

Она запечатала упаковку, задвинула ящик, взяла влажную салфетку из открытого шкафчика на стене, протерла руки и – дождавшись, чтобы кожа просохла, – повторила тот же опыт с порошком титана.

И так, ящик за ящиком, она перепробовала все имевшиеся на корабле запасы. Видимо, «скинсьют» утолил свой аппетит ночью, поэтому к большинству веществ остался равнодушен, однако выказал определенное предпочтение редкоземельным элементам (в том числе самарию, неодиму, иттрию), а также кобальту и цинку. Кира с удивлением отметила, что к биологическим соединениям он не притронулся.

Закончив, Кира ушла из рабочего помещения – Хва-Йунг осталась там, склонившись над монитором главного принтера, – и вернулась в камбуз.

Она приготовила себе поздний завтрак и неторопливо его съела. Дело шло к полудню, а она уже до смерти устала. Тренировка с Воробьем – если это можно назвать тренировкой – серьезное испытание.

Низ живота снова свело, и Кира скривилась. Ну, замечательно! Только этого не хватало.

Она подняла глаза – вошла Нильсен. Помощник капитана что-то вытащила из холодильника и села напротив Киры.

Некоторое время они ели в молчании.

Потом Нильсен сказала:

– Ты отправила нас в странный путь, Наварес.

– Не спорю… Вас это беспокоит?

Нильсен положила вилку на стол:

– Меня не радует, что мы улетаем на полгода с лишним, если ты об этом. К тому времени, как мы вернемся, Лига окажется в очень тяжелом положении, если только эти налеты каким-то чудом не прекратятся.

– Но мы сумеем помочь – если найдем Посох Синевы.

– Да, я в курсе насчет цели экспедиции. – Нильсен глотнула воды. – Подписывая контракт с «Рогаткой», я не рассчитывала участвовать в боях, разыскивать инопланетные реликвии или совершать вылазки в неисследованные регионы галактики. И вот пожалуйста.

Кира кивнула:

– Ага. Я тоже ничего такого не имела в планах… Кроме исследования дальних регионов.

– И инопланетных реликвий.

Кира невольно улыбнулась:

– Ну да.

Улыбнулась слегка и Нильсен. А потом, к удивлению Киры, сказала:

– Я слышала, Воробей выжала тебя сегодня досуха. Ты справляешься?

Вопрос вполне естественный, но забота растрогала Киру:

– Справляюсь. Но нелегко. Все это нелегко.

– Понимаю.

Кира поморщилась.

– А сейчас еще, – она коротко рассмеялась, – вы не поверите…

И она рассказала Нильсен, что у нее восстановился цикл.

Первый помощник сочувственно вздохнула:

– Какая неприятность. Хорошо хоть, не надо беспокоиться насчет крови, прокладок…

– Ага. Спасибо «скинсьюту» за маленькие услуги.

Кира приподняла бокал в шутливом тосте, и Нильсен повторила ее жест.

Затем помощник капитана сказала:

– Послушай, Кира, если тебе понадобится с кем-то поговорить, помимо Грегоровича… приходи ко мне. Моя дверь всегда открыта.

Кира с минуту всматривалась в ее лицо, чувствуя, как набухает в ней благодарность. Потом кивнула:

– Буду это помнить. Спасибо.

Остаток дня Кира помогала то тому, то другому члену экипажа. Перед входом в сверхсветовое пространство многое еще надо было успеть сделать: проверить трубы и фильтры, провести диагностику, общую уборку и так далее.

Против такой работы Кира нисколько не возражала. Ей нравилось приносить пользу, и заодно это отвлекало от лишних мыслей. Она даже помогла Тригу починить койку в своей каюте, поврежденную чужью. И была рада этому, потому что – если все пойдет нормально – ей предстояло провести на этом матрасе несколько месяцев в дремоте, спячке, вызываемой Кротким Клинком.

Мысль эта ее пугала, так что она постаралась работать усерднее и отвлечься от нее.

Наступил вечер по расписанию корабля, и в камбузе собрались все, кроме морпехов. Даже Воробей пришла.

– Я думал, у тебя операция. – Фалькони хмуро смотрел на нее из-под густых бровей.

– Отложила немного, – сказала она.

Все понимали, почему Воробей хочет сейчас находиться здесь. Последняя возможность побыть всем вместе до перехода в сверхсветовое пространство.

– Это не опасно, док? – спросил Фалькони.

Вишал кивнул:

– С ней все будет в порядке. Только пусть твердую пищу не ест.

Воробей презрительно ухмыльнулась:

– Повезло, что нынче ты готовил, док. Легче будет воздержаться.

По лицу Вишала прошла тень, но спорить он не стал.

– Главное, чтобы ты была готова к операции, – вот и все, что он ответил.

Перед глазами Киры появилось сообщение:

Капитан негромко хихикнул.

Настроение было явно повеселее, чем накануне, хотя чувствовалось и напряжение, из-за которого разговоры порой выглядели довольно странно. Никто не хотел обсуждать предстоящий перелет, но будущее нависало над ними, как невысказанная угроза.

В какой-то момент Кира осмелела насколько, что сказала:

– Я понимаю, это невежливо, но я должна задать вопрос.

– Ничего ты не должна, – пробормотал Фалькони, прихлебывая вино.

Она продолжала, словно и не расслышав его слов:

– Акаве сказал, что вы потребовали амнистию, прежде чем согласились лететь. Зачем вам понадобилась амнистия?

Члены экипажа неловко заерзали, а энтрописты с любопытством поглядывали на всех.

– Триг, ты упоминал какие-то проблемы при попытке приземлиться на Руслан… Мне просто интересно. – И Кира откинулась на спинку стула, ожидая, что из этого выйдет.

Фалькони скривился над своим бокалом:

– Непременно нужно сунуть свой нос туда, где он вовсе ни к чему, да?

Умиротворяющим тоном вступилась Нильсен:

– Почему бы не рассказать ей? Нет смысла скрывать это – теперь.

– Отлично. Вот ты и расскажи.

Насколько все скверно, гадала Кира. Контрабанда? Кража? Вооруженное нападение? Убийство? Нильсен вздохнула и, словно угадав мысли Киры, сказала:

– Не воображай всякие ужасы. Меня тогда на корабле еще не было. Они вляпались в неприятности, потому что завезли на Руслан большую партию тритонов.

В первый момент Кира не была уверена, что правильно расслышала.

– Тритонов?

– Да, три тонны тритонов, – вставил Триг.

Воробей рассмеялась, но тут же перекосилась и схватилась за бок.

– Не смей, – предупредила Нильсен парнишку. – Даже и не думай.

Триг ухмыльнулся и вновь уткнулся в содержимое своей тарелки.

– На Руслане шло шоу для детей, – пояснил Фалькони. – «Тритон Янни» или как-то так. Очень популярное.

– Вот как?

Он поморщился:

– Все дети хотели обзавестись ручными тритонами. Вот нам и показалось – отличная идея набить ими полный трюм.

Нильсен закатила глаза и покачала головой, конский хвост взлетел и опал:

– Была бы я тогда на «Рогатке», не допустила бы такой ерунды.

Фалькони заспорил:

– Это была выгодная сделка. Ты бы первая за нее ухватилась.

– Но почему бы не вырастить тритонов в лаборатории? – недоумевала Кира. – Или генномодифицировать, скажем, лягушек, чтобы выглядели похоже?

– Так и делали, – ответил капитан. – Но богатеньким детишкам хотелось иметь настоящих тритонов. С Земли. Знаешь, как оно.

Кира сморгнула:

– Наверняка они стоили недешево.

Фалькони кивнул, сардонически усмехаясь:

– Вот именно. Мы бы сколотили состояние. Вот только…

– У проклятущих тварей не оказалось генетической настройки! – перебила Воробей.

– Не оказалось… – заговорила Кира и осеклась. – Ну да, ведь они же были с Земли.

Все макроорганизмы (и большинство микроорганизмов) в колониях по умолчанию обладали особой генетической настройкой, позволяющей с легкостью контролировать популяцию и не допустить, чтобы какие-то организмы нарушили складывающуюся пищевую цепочку или местную экологию, если таковая существовала. Но на Земле все было иначе. Земные растения и животные существовали сами по себе, смешиваясь, конкурируя, – этот хаос до сих пор не поддавался никаким попыткам контроля.

Фалькони махнул рукой:

– Ага. Мы нашли компанию, которая разводила тритонов…

– «Тихий омут тритонов Финк-Ноттла», – пришел на помощь Триг.

– Но мы не предупредили их, куда повезем тритонов. К чему извещать Межзвездную торговую комиссию о наших планах?

– И мы не сообразили заказать генетическую настройку, – подхватила Воробей. – А к тому времени, как мы их продали, было уже поздно.

– Сколько же вы продали?

– Семьсот семьдесят семь… тысячу семьсот семьдесят семь.

– Семьдесят шесть, – поправила Воробей. – Одного сожрал мистер Пушистые Панталоны.

– Точно! – сказал Триг. – Тысячу семьсот семьдесят шесть.

Кира даже не смогла вообразить себе такое скопище тритонов.

Печальную повесть продолжил Фалькони:

– Сама понимаешь, у кого-то тритоны посбегали, и, поскольку природных врагов на Руслане у них нет, они изрядно проредили популяцию местных насекомых, червей, улиток и так далее.

– О господи.

Без насекомых и других беспозвоночных ни одна колония не может существовать. В первые годы, когда нужно превратить неплодородную, а то и враждебную землю в чернозем, черви стоят больше, чем очищенный уран того же веса.

– Вот да.

– Все равно что тритонную бомбу на Руслан скинули, – подхватил Триг.

Воробей и Нильсен застонали, а Вишал пояснил:

– Такого рода каламбуры нам пришлось выслушивать весь перелет, мисс Кира. Ужасно неприятно.

Кира пронзила Трига взглядом:

– Эй, а ты знаешь, как зовут самого умного тритона?

– Как? – ухмыльнулся паренек.

– Ньютон Тритоныч, разумеется.

– Предлагаю этих остряков подвергнуть остракизму, капитан, – сказала Нильсен.

– Лучше им поставить клизму, – откликнулся Фалькони, – но только после прибытия на место назначения.

И все в камбузе вновь помрачнели.

– Так что же было дальше? – поторопила рассказчика Кира.

В разных местах за нарушение протоколов биобезопасности предусматривались разные наказания, но обычно это были высокие штрафы или тюремное заключение

Фалькони вздохнул:

– Ну что дальше? Местное правительство выдало ордер на арест нас всех. К счастью, действие ордера распространялось только на планету, а не на всю систему или, не дай бог, галактику, а мы успели смыться задолго до того, как начались неприятности. Но они крепко на нас взъелись. Даже выступления «Тритона Янни» отменили, потому что колонисты были жутко обозлены.

Кира хихикнула и, не выдержав, расхохоталась в голос:

– Простите. Вам, конечно, не до смеха, но…

– Но это все-таки забавно, – признал Вишал.

– Да, черт побери, животики надорвешь, – сказал Фалькони и добавил, обращаясь к Кире: – Заработанные нами биты задним числом аннулировали, и мы зря потратились на еду и топливо на весь перелет.

– Да, тебя фактически кастри… кастритонировали, – посочувствовала Кира.

Нильсен схватилась за голову:

– Туле! Теперь их у нас двое.

– Дай-ка. – Фалькони потянулся за кобурой с пистолетом, которая висела на спинке кресла Вишала.

Врач рассмеялся и покачал головой:

– Даже не пытайтесь, капитан.

– Бунтовать? Ужо я вам вставлю пистон.

– Вставите тритон? – переспросил Триг.

– Все, хватит! Завязывай с каламбурами, не то засуну тебя в криокамеру прямо сейчас.

– Ну коне-ечно.

Обращаясь к Кире, Нильсен сказала:

– У нас были и другие проблемы, главным образом с Межзвездной торговой комиссией, но эта – основная.

Воробей фыркнула:

– И еще на «Челомее». – В ответ на вопросительный взгляд Киры она пояснила: – Нас нанял некий Гриффит из системы альфы Центавра, мы должны были доставить… э-э-э… деликатный груз парню на станции «Челомей». Но когда мы выгрузили карго, нас никто не встречал. Этого идиота арестовала служба безопасности станции. И после этого она тоже села нам на хвост. Гриффит заявил, что мы провалили доставку, и отказался платить, а поскольку, добираясь, мы истратили остатки антиматерии, то оказались на мели.

– Так мы и застряли в системе Шестьдесят первой Лебедя, – закончил Фалькони, допивая содержимое своего бокала. – Не могли высадиться ни на «Челомее», ни на Руслане. То есть легально не могли.

– Ясно.

В целом все оказалось не так уж скверно. Немножко контрабанды, капелька того, что, вероятно, квалифицируется как экотерроризм. Честно говоря, Кира опасалась гораздо худшего.

Фалькони махнул рукой:

– Но теперь все позади. – Он уставился на Киру, веки чуть набрякли от выпитого. – И за это, я так понимаю, следует поблагодарить тебя.

– Рада была помочь.

Позже, когда с ужином было в основном покончено, Хва-Йунг поднялась (она сидела рядом с Воробьем) и вышла за дверь.

Вернулась она вместе с Виложкой и мистером Пушистые Панталоны, а под мышкой несла ту, другую вещь, которую выпросила у нее Кира.

– Вот! – сказала Хва-Йунг, протягивая Кире концертину. – Наконец-то распечаталась.

Фалькони приподнял бровь:

– Ты умеешь играть?

– Немножко, – ответила Кира, накидывая на плечи ремни и проверяя клавиши.

Для разогрева она исполнила маленькую композицию «Каприз Кьяры».

При звуках музыки все приободрились. Экипаж столпился вокруг Киры.

– А «Токсопаксию» знаешь? – спросила Воробей.

– Знаю.

Кира играла, пока пальцы не заболели, и даже это ее не остановило: музыка отгоняла мысли о том, что им предстояло, и жизнь казалась прекрасной.

Мистер Пушистые Панталоны по-прежнему держался от Киры на расстоянии, но в какой-то момент – уже после того, как она отложила концертину, – Виложка навалился всем своим теплым весом Кире на колени, и она сама не заметила, как принялась чесать его за ухом, и свин радостно вилял хвостиком. Киру охватила нежность к живому существу, и впервые после гибели Алана и товарищей по команде она почувствовала, как отпускают ее боль и тревога. Совсем отпускают.

И пусть Фалькони был повидавший виды пройдоха, разум корабля чудаковат, да и весь экипаж – сборище странных типов (Воробей склонна к садизму, Триг совсем еще ребенок, Хва-Йунг – темная лошадка, а Вишал – Кира пока что не понимала, что с ним, он казался довольно приятным), пусть так, ну и что? Совершенства в жизни не дождешься. И одно Кира знала точно: она будет сражаться за Фалькони и его товарищей. Будет сражаться за них так, как сражалась бы за свою команду на Адре.

Все вместе они засиделись в камбузе допоздна, но никто не возражал, и уж тем более ничего не имела против Кира. Под конец она по просьбе энтропистов показала, как на поверхности Кроткого Клинка формируются разные узоры.

Она изобразила улыбчивое личико на ладони, и Фалькони сказал:

– Вот это рукоморда!

И все захохотали.

А потом Воробей, Хва-Йунг и Вишал ушли в медотсек. И без них в камбузе стало намного тише.

Операция Воробья затянулась на несколько часов. Задолго до ее окончания Кира вернулась в свою каюту, улеглась на новый матрас и уснула. И наконец-то не видела снов.

Настало утро и принесло с собой страх. До прыжка в сверхсветовое пространство оставались считаные часы. Кира некоторое время просто лежала, стараясь привыкнуть к мысли о предстоящем.

«Я сама навлекла это на себя». Лучше было понимать это, чем считать себя жертвой обстоятельств, но не очень-то это было утешительно.

Кира поднялась и первым делом заглянула в дополненную реальность. Существенных новостей не было (только незначительные столкновения на Руслане), не было и сообщений. И спазмы внизу живота прекратились. Уже облегчение.

Она послала сообщение Воробью:

Минуту спустя ответ:

Кира умылась, оделась и пошла.

Открыв дверь в медотсек, она в первую минуту испугалась – настолько плохо выглядела больная. Лицо бледное, щеки запали, в руку воткнута игла капельницы.

Несколько растерянная, Кира спросила:

– По силам ли тебе криосон?

– Жду не дождусь, – сухо ответила Воробей. – Док считает, что со мной все будет о’кей. Криосон может даже поспособствовать лучшему заживлению – в итоге.

– И ты действительно готова… к тренировке или как ты это называешь?

Воробей криво улыбнулась:

– О да. Придумала множество способов испытать твое терпение.

И она не соврала. Они отправились в тот импровизированный тренажерный зал, и Воробей вновь прогнала Киру через множество изнурительных упражнений, одновременно заставляя контролировать Кроткий Клинок и всячески усложняя ей задачу. Воробей оказалась мастером отвлекающих приемов и не пропускала ни одного из них, сбивая Киру с толку то словами, то резкими звуками и неожиданными движениями – в самый сложный момент. И Кира лажала. Снова и снова лажала и все более раздражалась, что ее так легко вывести из себя. Но когда одновременно обрушивается столько информации, внимание почти неизбежно рассеивается, а стоит рассеяться вниманию, и Кроткий Клинок берет верх и сам решает, как лучше действовать. Его решения свидетельствовали об определенном, можно сказать, характере: об импульсивности и склонности искать слабые места, которыми можно воспользоваться. А еще – о безграничной и порой разрушительной любознательности.

Так оно и шло. Воробей гоняла Киру в хвост и гриву, а Кира все пыталась держать себя в руках.

После часа таких усилий пот с лица тек ручьями, и чувствовала она себя такой же измученной, какой выглядела Воробей.

– Ну как я справляюсь? – спросила она, отскребывая себя с палубы.

– Тебе не стоит смотреть триллеры, вот все, что я могу сказать, – ответила Воробей.

– А!

– Что? Рассчитывала на печеньки и комплименты? Ты не сдаешься. Не сдавайся и впредь – и, может быть, однажды сумеешь произвести на меня впечатление. – Воробей легла на скамейку и прикрыла глаза. – Теперь все зависит от тебя. Ты знаешь, что тебе нужно делать, пока мы будем в заморозке – лежать трупами во льду.

– Буду продолжать тренировки.

– И не потакай себе.

– Не стану.

Воробей приоткрыла один глаз и улыбнулась:

– Знаешь что, Наварес? Я тебе верю.

Следующий час прошел в лихорадочных приготовлениях. Кира помогла Вишалу погрузить в сон корабельных животных. Затем Виложку и мистера Пушистые Панталоны уложили в маленькую криокамеру – как раз на них двоих.

Вскоре прозвучало оповещение о перегрузке, и «Рогатка» выключила двигатели, чтобы максимально охладиться перед переходом предела Маркова.

Поблизости от них «Дармштадт» проделывал те же маневры, его алмазные радиаторы блестели в тусклом свете местной звезды.

Системы «Рогатки» отключались одна за другой. Внутри корабля становилось все прохладнее и темнее.

Четверо моряков первыми отправились в криокамеры, установленные в трюме. Они попрощались и исчезли из внутренней сети корабля, погрузившись в подобное смерти оцепенение.

Затем настала очередь энтропистов. У них в каюте имелись собственные криокамеры.

– Мы отправляемся…

– …в наши гибернакулы. Благополучного путешествия, узники, – сказали они перед тем, как отключиться.

Кира заглянула в убежище от радиационных бурь, где собрались все члены экипажа. Оно было расположено в самом центре корабля, прямо под рубкой и рядом с запечатанным помещением, где находился бронированный саркофаг – «ореховая скорлупка» Грегоровича.

Кира задержалась в дверях, беспомощно наблюдая за тем, как Воробей, Хва-Йунг, Триг, Вишал и Нильсен раздевались до трусов и укладывались в камеры. Крышки закрылись, и через несколько мгновений камеры затуманились изнутри.

Фалькони остался последним.

– Справишься одна? – спросил он, стягивая рубашку через голову.

Кира отвела глаза:

– Думаю, да.

– Когда Грегорович отключится, за курсом и системами жизнеобеспечения будет следить искусственный интеллект Морвен. Но если что-то пойдет не так, разбуди любого из нас, не стесняйся.

– Ладно.

Он развязал шнурки на ботинках, снял их, сунул в шкафчик.

– Серьезно. Даже если просто понадобится с кем-то поболтать. Мы по-любому несколько раз будем выходить из сверхсветового.

– Если понадобится, так и сделаю, честное слово.

Она оглянулась и увидела, что Фалькони разделся уже до трусов. Капитан оказался сложен крепче, чем ей представлялось: грудь колесом, широкая спина, мощные бицепсы. Очевидно, со штангой в трюме упражнялись не только Воробей и Хва-Йунг.

– Хорошо.

Уцепившись за стену, он подплыл к ней. Вблизи Кира почувствовала запах его пота – чистый, здоровый. Грудь покрывала густая поросль черных волос, и на миг – всего на миг – Кира вообразила, как зарывается в нее пальцами.

Фалькони поймал ее взгляд и посмотрел ей прямо в глаза:

– Еще одно. Поскольку ты остаешься единственным бодрствующим человеком на борту…

– Я постараюсь особо не бодрствовать.

– Но все же ты будешь куда более функциональна, чем любой из нас. Так что я назначаю тебя исполняющей обязанности капитана «Рогатки» на время нашего криосна.

Кира удивилась. Попыталась что-то возразить. Передумала. Попробовала снова:

– Ты уверен? После всего, что со мной было?

– Уверен, – твердо ответил Фалькони.

– Значит, я тоже теперь член экипажа?

– Пожалуй, да. По крайней мере, в этой экспедиции.

Кира обдумала его предложение.

– Каковы полномочия исполняющего обязанности капитана?

– Их немало, – сказал Фалькони, подходя к своей криокамере. – Ты получаешь доступ к определенным системам. И можешь переключить управление на себя. Пригодится в экстренном случае.

– Спасибо за доверие.

Он кивнул:

– Постарайся не загубить мой корабль, Наварес. Это все, что у меня есть.

– Не все, – возразила Кира, жестом охватывая соседние криокамеры.

Легкая улыбка скользнула по лицу Фалькони.

– Да, еще они.

Кира смотрела, как он ложится в камеру, втыкает в руку иглу капельницы, закрепляет электроды на голове и груди. Фалькони кинул прощальный взгляд на Киру и слегка ей отсалютовал:

– Увидимся при свете незнакомой звезды, капитан.

– Да, капитан.

Крышка камеры закрылась, и воцарилось молчание.

– Остались только я и ты, головастый, – произнесла Кира, оглянувшись на саркофаг Грегоровича.

– И это пройдет, – ответил разум корабля.

Четырнадцать минут спустя «Рогатка» вошла в сверхсветовое пространство.

Кира наблюдала переход на мониторе в своей каюте. Только что корабль окружало поле звезд – а в следующий момент появилось темное зеркало, идеальный шар.

Долгий безмолвный миг Кира созерцала отражение корабля, потом выключила монитор и скрестила руки на груди.

Наконец-то на пути к цели.