Книга: Забытое
Назад: Глава 18. Ничего, кроме ненависти
Дальше: Глава 20. Навстречу буре

Глава 19. Единственный выход

Ливентия теребила драгоценную стрекозу на браслете, не чувствуя, что ломает тонкие слюдяные крылышки. Бесполезное теперь украшение полетело на пол – к своим почившим соратницам. У ног девушки уже образовался блестящий холмик из золотых насекомых с оборванными крыльями. Последней оставалась бабочка, красовавшаяся на груди южанки. Яркая и крупная, выполненная из шелка и платины, усыпанная изумрудами и аметистами, эта бабочка была подарком Ливентии на ее совершеннолетие. Как раз перед поездкой в Двериндариум. Драгоценность выполнил по заказу родителей прославленный двери-ас Гранданы, мастер камней и золота, господин Хиоретус. Драгоценность была сделана столь искусно, что казалась живой. Но это не остановило Ливентию от ее уничтожения.
Сорвав бабочку с корсажа платья, южанка безжалостно смяла шелковые крылья, а после швырнула украшение под ноги и наступила подошвой сапога. И улыбнулась, услышав хруст.
Сегодня на Ливентии было черное платье, сапоги и серый плащ. С некоторых пор девушку тошнило от ярких цветов.
Она стояла на открытой галерее Вестхольда и наблюдала, как поднимается со дна морского Иль-Тарион. Бронзовая труба «приближающего глаза» позволяла рассмотреть невиданное зрелище во всех подробностях. С монументальных зданий, восставших из глубин, Ливентия перевела трубу на берег, где суетились чудовища и люди. Большинство держались подальше от явившегося Иль-Тариона, но некоторые не особо умные лезли вперед, пытаясь увидеть больше. Нет бы, как она, Ливентия, взобраться на галерею да вооружиться трубой с «приближающим глазом». Но какой спрос с дураков?
Линза трубы послушно показала рычащих хриавов и хлопающих крыльями харкостов, Киара с обнаженными клинками, перепуганную Меланию и горстку трясущихся прислужников в стороне. Все они, открыв рты, глазели на то, как море отступает и выталкивает на поверхность древний город. Конечно, зрелище было впечатляющим. Но это ведь не значит, что надо стоять с таким идиотским видом?
Ливентия повернула трубу в сторону и застыла. Ее тонкие пальцы мигом стали ледяными, а сердце суматошно забилось. В стороне ото всех, на крыше дома клубился сумрак. Чернильная тьма кляксой лежала на красной черепице. Смотреть на нее было неприятно, хотелось отвести трубу. Но на миг Тени отступили, и Ливентия увидела в их сердцевине того, кто прятался от света дня и чужих глаз. Черная форма карателя, платок на лице… Eй хватило одного взгляда на эту фигуру, чтобы узнать. Кристиан тоже смотрел на возрождение Иль-Тариона.
Ливентия оторвалась от бронзовой трубы, подышала открытым ртом, пытаясь успокоиться. И снова прильнула к линзе. И тут девушку словно огнём обожгло. Она вдруг поняла, куда смотрит Кристиан Левингстон. Не на Иль-Тарион! Он смотрел немного в сторону, туда, где возникла из-под воды одинокая древняя башня. А под ней застыло несколько фигур.
Ливентия так сжала трубу, что пальцы хрустнули. Кристиан смотрел не на город. Он смотрел на Иви-Вивьен, клятую предательницу и отступницу. В голове южанки возникло ядовитое воспоминание: беседка, увитая вьюнком, и Крис, стоящий рядом с ней, Ливентией. И его слова: «Я думал о другой девушке. Ты просто… подвернулась под руку».
Подвернулась под руку!
Ненависть ударила красавицу с такой яростью, что девушка принялась с новой силой топтать несчастные брошки, в пыль растирая стрекоз и бабочек. А после швырнула об стену бронзовую трубу так, что треснула приближающая линза.
Ливентия вихрем слетела с галереи. На ее родине говорят: «Гранданец всегда закрывает счет». И теперь девушка знала, как отплатить всем! Как сделать Кристиану больно. Так же больно, как он сделал ей.
Когда навстречу южанке выбежал испуганный Довен, она рванула к врачевателю и расстегнула свой браслет.
– Госпожа Осхар! – выкликнул парень. – С вами все в порядке? Вы так раскраснелись…
Ливентия с силой вцепилась в края его целительской жилетки, дернула на себя. Довен вытаращил глаза, не ожидая от красавицы такого поведения. Ливентия казалась больной, ее влажные темные глаза лихорадочно блестели.
– Госпожа Осх…
– Ты знаешь Вивьен, Освободительницу Чудовищ? Отвечай, ну же!
– Конечно, госпожа Осхар. Конечно, я ее знаю! Но причем тут…
– Слушай меня. Слушай меня внимательно и запоминай мой приказ! – выдохнула она. – Я приказываю тебе, Довен, приказываю… убить ее. Убить Вивьен! Ты должен сделать это. Ради Империи. Во благо Двери. И для меня! Убей ее и никому ни говори о моем приказе!
Глаза врачевателя стали такими испуганными, что выцвела радужка. Его лицо посерело и исказилось, тело задрожало, словно на парня свалился непосильный груз.
Но Довен послушно кивнул, подчиняясь Дару Призыва.
* * *
Восстав из морских глубин, Иль-Тарион отодвинул Взморье и застыл на новой береговой линии каменными зданиями, полуразрушенными мостами и накренившимися башнями. Кусок древнего города, неизведанным образом оказавшийся снова на поверхности, выглядел пугающим, но манящим. Стены, облепленные ракушечником и засыхающими водорослями, кривые арки и разбитые статуи – все это хотелось рассматривать и изучать. Правда, Ржавчина запретил даже близко подходить к Иль-Тариону. Ему хватило и того, что я едва не осталась лежать под обрушившейся стеной. Здания древнего города были ненадежными и покосившимися, они угрожали вот-вот рухнуть, и входить в эти узкие улицы было по-настоящему опасно.
Хотя и безумно интересно.
Поэтому Ржавый король выставил на берегу стражей.
За барьером воздушной защиты острова роились белые альбатросы со всадниками. Февры тоже пытались понять, откуда, склирз его подери, возникли эти древние строения!
Посмотрев на кружащих белых птиц, я отправилась проведать ту, что лежала в сарае. И пока шла, все думала о тенях, скользнувших по моему телу в момент опасности. Кристиан снова пытался меня защитить. Это согревало меня и в то же время причиняло боль. Я не хотела думать о нем, потому что каждое воспоминание сводило с ума.
Быть так близко и в то же время неимоверно далеко… Иногда мне хотелось закричать «Я скучаю!». Я так скучаю, что не могу дышать, Кристиан…
К моей радости, раненый альбатрос встретил недовольным клекотом и пустой посудиной, в которой ночью ещё были куски мяса. Крылья выглядели значительно лучше, на месте ожогов кое-где даже появился легкий белый пух. От ликования я даже исполнила на соломе подобие победного танца!
– И не надо так смотреть! – пропела я Киару, который пытался не улыбнуться, глядя на мои подпрыгивания. – Альбатрос выжил! И он снова сможет летать! Это ли не чудо?
– Ты ужасно танцуешь, – сказал бесцветный и все-таки не удержался. Его губы дрогнули и поползли вверх.
– И пою отвратительно, – весело объявила я. – Непростительные грехи для благородной госпожи. А я, к счастью, не она!
– А хотела бы ею стать? Ты… могла бы.
– Что? – я так удивилась этому вопросу, что даже перестала приплясывать и обернулась на Киара. Северянин стоял в тени, скрывая выражение лица. Я пожала плечами: – Вот еще! У вас, благородных, столько запретов и глупостей, что можно свихнуться, если все их выполнять! Я уж лучше по-простому как-нибудь. Да и вообще… нашел, о чем говорить! Никто из нас не знает, что будет завтра. Сегодня вон поднялся Иль-Тарион, а утром, может, восстанут мифические огнекрылые драховаксы?
– Драховаксов не бывает, – хмыкнул Киар. – Это выдумки.
– Ага, и древние города не восстают из морских глубин. Знаешь, я уже ничему не удивлюсь. Ну разве что помилованию императора, если февры захватят остров.
Киар вдруг резко шагнул вперед. Так, словно хотел меня обнять. Но не сделал этого, так и остался стоять, прижав руки к бокам.
– Вивьен…
– Не надо, Киар, – я легко улыбнулась. – Я знаю, чем мне грозит освобождение Двериндариума. Я все понимаю. Давай просто попытаемся спасти как можно больше людей. И… пообещай, если… Если у февров получится… пообещай, что позаботишься о Китти, Море, Фыре и остальных. Они не виноваты.
Бесцветный нахмурился, алые глаза полыхнули, словно зарево погребального костра.
– А ты? О себе ты просить не будешь? Я ведь мог бы…
Я снова улыбнулась.
– Нет.
Киар коротко выдохнул. И шагнул ко мне. Слишком мягко. Слишком… жадно. И снова я вспомнила его взгляд в тот момент, когда он оттолкнул меня от летящих камней. Такой живой взгляд, совершенно не свойственный холодному северянину.
Я так же мягко отступила, присела возле альбатроса и принялась осторожно счищать остатки поврежденных перьев и пуха, чтобы они не мешали расти новой ости. Киар придержал голову птицы, не давая ей меня клюнуть. Но алый взгляд преследовал меня, словно приклеенный.
– Вив…
– Как думаешь, когда он сможет взлететь? – не дала я лорду договорить. – Мне кажется, надо повыдергивать вон те перья, от них остались одни сожжённые иголки.
– Вивьен.
– И налить свежей воды, он всю выпил. И еще…
– Посмотри на меня.
Я осторожно подняла голову. Бесцветный хмурился, а на его скулах, к моему изумлению, залегли два пятна. Не румянец, а просто розоватые полосы, непонятно как оказавшиеся на лице лорда Аскелана. В алых глазах таяли ледники Колючего Архипелага.
Киар вдруг поддался вперед, и его длинные бледные пальцы стиснули мою ладонь в ворохе птичьих перьев. Сжали и замерли, не отпуская.
– Существует регламент, по которому тебя не смогут судить февры, – быстро и едва слышно произнес северянин. – Если ты принесешь пожизненную клятву служения и верности. Северу, королю, рубиновой короне. И… одному из наследников Архипелага. Мне.
Я покачала головой и осторожно потянула ладонь из его руки.
– Стать твоей вечной рабыней среди ледников?
– Остаться живой. И свободной.
– Не уверена, что мы одинаково понимаем слово «свобода», – пробормотала я, отстраняясь.
В глазах Киара на миг вспыхнуло какое-то чувство – сильное настолько, что зрачки расширились, полностью закрывая радужку тьмой. Он качнулся ко мне, словно намеривался сделать что-то, совершенно ему не свойственное. Но быстро взял себя в руки. Опустил голову – и белые пряди упали, закрывая лицо.
– Я уже говорил, что смогу о тебе позаботиться, – глухо произнес он. – Тебе будет хорошо в моем доме, обещаю.
Киар посмотрел на свою руку – к пальцам прилипло белое пёрышко. Сбросил его и отодвинулся.
Альбатрос недовольно заклекотал, словно ему не нравилось разлившееся в воздухе напряжение. Я легонько погладила птицу, успокаивая. И вновь посмотрела на Киара.
– Зачем тебе это?
Киар смотрел не мигая.
– Меня влечет твоя живость, – его голос изменился, стал глубже. – Твое презрение к правилам. Способность их нарушать… Это так… притягательно для того, кто с рождения заключен в рамки условностей. Меня… тянет к тебе. Сильно. Ты сможешь научить меня… чувствовать.
Его лицо на миг исказилось, словно бесцветному было больно даже говорить об эмоциях.
– Не отвечай сейчас. У тебя есть время. До ночи. Это единственный выход, Вивьен, и ты это знаешь. Тебе просто надо произнести клятву.
И навечно привязать себя к Киару Аскелану. А в случае его смерти меня сожгут вместе с его телом – таковы правила служения. Чтобы ни у кого не возникло желания убить того, кому поклялся в верности. Глядя на лицо северянина, я верила, что ему хватит сил отстоять мою жизнь перед феврами. Хватит сил, чтобы увезти на север. Но кем я стану там? В окружении ледников и северного сияния, посреди ночи и холода?
– Передай вон ту щетку, пожалуйста. Попробую прочесать перья, чтобы освободить крылья.
Аскелан нахмурился. Похоже, он ожидал от меня иных слов. Может, думал, что я начну прыгать и визжать от радости? Все же любой нормальный человек предпочтет вечное служение в доме северного лорда пыткам и погребальному костру. Но как объяснить, что все мои чувства, все то, чего так жаждет наследник Севера, уже отдано другому человеку? Что на бесцветного не осталось ничего, кроме дружбы?
– Вивьен… – он странно произнес мое имя. Почти задыхаясь.
В приоткрытую дверь скользнул ладавр, который вечно таскался за нами следом, взлетел коротким рывком к потолочным балкам и затих в углу. Ржавый король не желал оставлять нас наедине, отправив следом своего соглядатая. Киар рывком сжал рукоять клинка. Но уже через миг его бледное лицо снова стало спокойным и бесстрастным.
Я покачала головой и осторожно провела щеткοй пο крылу альбатрοса.
– Кстати, а как на берегу оказалась Рейна? Разве твοя сестра не должна быть в гарнизоне?
Лοрд Аскелан пοжал плечами.
– Я не знаю, пοчему Рейна была вοзле мοря. И не знаю, куда οна потом делась, я не смог ее найти. Этот гад… xм… Наш Ржавый кοрοль заявил, что с моей сестрой все в порядке и не стоит ее искать.
– Ты не выглядишь обеспокоенным.
- Ρейна может за себя постоять. Она один их лучших воинов Ледяной Цитадели.
Я почесала нос и задумалась, что общего может быть у Ржавчины с ледяной северянкой. Дернула обугленную ость пера, и альбатрос клюнул мою руку. Вернее, попытался, Киар успел схватить птичью голову. Но на этом силы альбатроса иссякли, и он затих, беспомощно распластав крылья и позволяя мне освобождать их от ошметков перьев и корки. Закончив, я налила птице свежей воды, и мы с Киаром вышли на улицу.
Взморье притихло, устав сражаться с Иль-Тарионом. Сквозь сизые тучи веером рассыпались солнечные лучи, золотистыми брызгами растекаясь по черепичным крышам. Над островом повисла тягучая тишина.
И я вдруг подумала, что Двериндариум – удивительно красивое место. С черной громадой Вестхольда, затянутой красным остролистом, с бушующим морем, с рядами домов и яблоневыми садами, спящими сейчас под снегом. С бесконечными лесами на другой стороне острова, с замершей пристанью и торговой улицей. Удивительное место. И несмотря ни на что, я рада, что увидела его!
– Ты улыбаешься, – тихо сказал Киар.
Я встряхнула волосами и подумала, что их давно пора подрезать.
– Давай поищем что-нибудь съедобное! Возрождающиеся города пробуждают волчий аппетит!
Назад: Глава 18. Ничего, кроме ненависти
Дальше: Глава 20. Навстречу буре