Снова начался дождь. Дагервуд нажал кнопку, и из динамиков полилась музыка – тихая, ненавязчивая. Не знаю, что это было, но мне нравилось.

А потом я умудрилась уснуть, прижавшись щекой к окну.

Когда проснулась, оказалось, что я укрыта пледом, машина стоит, а водителя нет.

Я потянулась, зевнула, ощущая себя удивительно выспавшейся и как всегда голодной. Открыла дверь, выглядывая наружу. Автомобиль стоял у заправки, сквозь стекло я увидела высокую фигуру Дагервуда. Словно почувствовав мой взгляд, он обернулся, посмотрел сквозь разделяющее нас пространство и хрупкую прозрачную преграду.

Я вылезла из машины, пригладила пятерней растрепанные волосы.

– Дождь закончился, – сказала подошедшему мужчине. Он сунул мне в руки стаканчик с кофе, и я блаженно вдохнула горчинку аромата. – Спасибо. Долго я спала?

Можно было и не спрашивать, конечно, я и так это знала. Два часа, одиннадцать минут, три секунды. Но я все же спросила.

Дагервуд покачал головой, рассматривая меня.

– Вы вовремя проснулись. Мы скоро приедем. Готовы посмотреть в лицо своим страхам? – он протянул это с насмешкой, но глаза смотрели остро, изучающе.

– Без проблем, – усмехнулась я. – А если съем пару бутербродов из корзины мэтра Арье, то буду готова встретиться с самим графом Дракулой.

– Дракула – это лишь сказка, – Дагервуд сделал глоток кофе, его глаза сейчас были такими же темными и пасмурными, как небо над головой. – Просто в Трансильвании слишком тонка грань между мирами.

Я округлила глаза.

– Ого! В том жутком замке жил кто-то из линкхов? Вы серьезно?

Он пожал плечами и наклонился ниже.

– А может, из пожирателей?

Я ахнула, Дагервуд рассмеялся.

– Можете умыться, там есть дамская комната, – он махнул в сторону стеклянной двери. – Я пока достану ваши бутерброды, а то вы так смотрите, словно готовы съесть и меня.

Я фыркнула.

– Отравиться боюсь, – буркнула я и ушла в указанном направлении.

Быстро привела себя в порядок, умылась, расчесала пятерней спутавшиеся волосы, привычно не глядя в зеркало. Насмешливый голос Дагервуда все еще стоял в ушах, и я, выдохнув, заставила себя повернуться к отражению. Повертелась, рассматривая себя. Улыбнулась. Погрозила кулаком.

– Еще раз ко мне сунешься, убью, ясно? – объявила я зеркальщику, если он там был. И довольная пошла обратно.

На приборной панели автомобиля уже лежали сэндвичи, завернутые в светлую льняную салфетку. Я с наслаждением впилась в мягкий бок булочки, начиненной мясом, сыром, зеленью и овощами.

– А мэтр Арье тоже пожиратель? – слизывая с пальцев соус, спросила я.

– Он человек, – мягко сказал Дагервуд, выруливая на шоссе.

– Да? Я думала, вы людей не очень жалуете.

– Вы правы.

– А почему? – заинтересовалась я, разворачивая второй сэндвич. – Вы же их защищаете? Значит, должны… ну, уважать, что ли.

– Я уважаю тех, кто достоин уважения, – холодно ответил мужчина. – И я не защищаю людей. Я уничтожаю линкхов. Тех, кто нарушил Закон.

– Вот как? То есть на Терру вам в принципе наплевать? Это своего рода месть Энфирии, главное – насолить линкхам? – я облизала острые от перца губы. – Кто же вас так обидел, господин Дагервуд?

Не знаю, что именно не понравилось Дагервуду, но показалось, что в салоне автомобиля стало значительно холоднее.

– Меня сложно обидеть и остаться в живых, – процедил он, наградив меня ледяным взглядом. – И вытрите лицо, вы испачкались.

Желание задавать вопросы у меня пропало, так что сэндвич я доедала в тишине.

Через час трасса стала оживленнее, и потянулись дома – кирпичные, огороженные аккуратными заборчиками. Я мигом забыла о Дагервуде и прилипла к стеклу, гадая, за какой оградой находится дом моих родителей. Может, за этой, выкрашенной синей краской? Или той, с ажурной решеткой?

Нет, как оказалось, за глухим забором, почти скрывающим добротный двухэтажный коттедж.

Торопливо вытерла о джинсы повлажневшие ладони и удержалась от глупого желания снова причесаться. Какая разница, в каком виде я явлюсь этим людям? Они отказались от меня. Со злостью взлохматила волосы, поджала губы и вышла из автомобиля.

Дождь уже прекратился, так что до двери мы добрались сухими.

– Минутку, – крикнул изнутри женский голос, когда Дагервуд нажал на кнопку звонка. Тявкнула собака. Шаркнули по камушкам домашние туфли. Створка распахнулась. Солнечный луч выбрал именно этот момент, чтобы прорваться сквозь тучи и ослепить всех нас, заставив на миг прикрыть глаза.

– Ви? – захлебнулась женщина, стоящая на пороге. – Ви… – простонала она, медленно сползая на землю без чувств. В распахнутую дверь нам было видно, как бежит по дорожке седой статный мужчина.

– Анна! – и тоже замирает, натыкаясь на меня взглядом. Стремительно бледнеет.

– Виктория?

– С утра была я, – глупо ответила, чувствуя, как кружится голова. Ведь я узнала их. Это были они. Мама и папа.

– Это невозможно, – мужчина прижал ладонь к груди. – Невозможно. Невозможно!

– Прекратите истерику, – Дагервуд выступил вперед, и только сейчас я поняла, что он все время слегка заслонял меня собой. – И помогите вашей жене, господин Воронов. Я думаю, погода не располагает к отдыху на травке.

– Конечно, – слегка растерянно протянул хозяин дома, вздрогнул. И бросился к женщине. – Анна!

– Виктория, зайдите в дом, – приказал Дагервуд. – И подождите нас там.

Я послушно кивнула, слишком ошарашенная этой встречей, чтобы спорить. Внутри дом пах сдобой, уютом и покоем. Мягкие бежевые и шоколадные тона, много дерева и шерсти. Диван, круглый столик и чашка с недопитым чаем, печенье на блюдечке. Цветы в изящных подставках. Сброшенная впопыхах трикотажная кофта. Фотографии на стенах. Много фотографий. И на большинстве из них… я. Смеющаяся. Серьезная. Хмурая. Разная. Перед глазами плыло, горло перехватывало. Я ничего не понимала. Почему люди, отказавшиеся от меня, увесили свой дом моими фотографиями? Почему?!

Родители вместе с Дагервудом вошли через шестнадцать минут. Уж не знаю, что сделал пожиратель, но выглядели они относительно спокойными. Если не считать мокрых глаз и лихорадочных пятен на щеках.

Застыли в дверях, и мне показалось, что женщина сейчас снова упадет. Называть ее мамой даже мысленно я пока не хотела.

– Анна, вам лучше присесть, – отдал очередной приказ Дагервуд.

– Да, Анна, садись, вот сюда… – хозяин дома усадил жену, встал за ее спиной. И они оба уставились на меня. Так, словно не верили, что вообще меня видят.

Женщина схватилась за руку мужа, не отрывая от меня блестящих, горячечных глаз. Зеленые, как и мои. Да и вообще мы были похожи, наверное, так я буду выглядеть лет через тридцать. В целом, неплохо, надо признать.

– Почему вы так смотрите? – не выдержала я.

– Потому что они вас похоронили, Виктория, – без эмоций произнес Дагервуд.

– Э-э-э, в смысле? Ну, то есть отказались и забыли?

– Обмыли, надели на тебя прекрасное белое платье, туфельки и уложили в роскошный гроб, – каким-то странным голосом произнесла Анна. – Выбрали самый лучший. С атласной обивкой и кружевом, хотя ты никогда не любила кружева. Вечно носилась в джинсах и кроссовках, как мальчишка… Но я подумала… что надо кружева, – она поперхнулась и снова сжала ладонь мужа, до белизны костяшек.

– Вы шутите, да?

– Семнадцатое мая. Это было семнадцатое мая, – тем же безжизненным тоном продолжила она. – Все лето впереди, а ты ведь так любила его. Автомобильная авария. Так странно, ни одного повреждения. Целехонькая. Даже царапин не было. И летальный исход. Мгновенный.

Я потерла виски, пытаясь хоть что-то сообразить.

– Семнадцатое мая? То есть вы утверждаете, что я умерла семнадцатого мая?

– Мы не знаем, кто ты. Наша дочь умерла семнадцатого мая, два года назад.

Я решила, что мне надо присесть, и опустилась на какой-то пуфик. Пуфик заорал кошачьим голосом, и из-под меня выскочил серый комок.

– Чешир, ты напугал меня! – воскликнула я, и все замерли. Анна прижала ладонь к губам. Мужчина снова посерел.

– Ой, – изумилась я. – Вспомнила. Чешир! Иди сюда, пушистый!

Кот насторожено уставился янтарными глазами, принюхался по-собачьи. А потом легко вспрыгнул мне на колени, заурчал, тыкаясь головой в ожидании ласки.

– Макс, убери ее, – захрипела Анна. – Кто она? Кто вы? Зачем вы издеваетесь над нами? Чего хотите? Наша дочь умерла! Умерла, понимаете? Я каждый день скорблю о ней! А вы приходите в наш дом, делаете вид, что вы это она, узнали имя кота… Вы думаете, мы вам поверим?

– Вы уверены, что похоронили именно свою дочь? – спросил Дагервуд у седовласого.

– Абсолютно, – ответил он почти спокойно, задумчиво глядя на животное, ласкающееся ко мне. – Вряд ли я мог в этом ошибиться, я врач. Виктория была мертва.

Я тоже смотрела на кота. Если брать в расчет то, что я вспомнила этот дом, этих людей и домашнего питомца, то что же получается? Два года назад я умерла? Семнадцатого мая? Я помню себя с двадцатого. Именно с этой даты начинаются мои воспоминания. Отличный тогда был день – яркий и солнечный, сирень зацветала. Ее запах щекотал мне ноздри, и я проснулась, осмотрела себя, белый потолок и одиночную палату.

– Как это случилось? – спросила я. – Что произошло?

– Наша дочь отправилась на пикник со своим парнем, – сказал отец. Его голос звучал сухо, но я видела, что и ему нелегко. Они боялись поверить. Поверить, что чудо возможно и я все же жива. Они готовы были принять версию о двойнике, о подмене, о чем угодно. Но чудо? Кто сейчас верит в чудеса?

– Они оба были такими юными и красивыми… – всхлипнула Анна.

– Виктория поехала со своим парнем, – повторил мужчина. – Он был за рулем, но я всегда говорил, что лучше бы вела Вики, она всегда ладила с машинами, любила их. И водила отлично… В тот день с утра было слишком жарко, словно уже наступил июль. Они отправились к озеру, это на севере от городка, там очень красивое место. Взяли плед и продукты, чтобы перекусить… – он тяжело вздохнул. – Они попали в грозу. Жуткая разразилась, просто невиданная. Я за всю жизнь такой не видел. Небо почернело так, что без фонаря не видно было собственных рук. Я, конечно, не выдержал, сел за руль и отправился искать нашу девочку. Они… Машина стояла на обочине. Они врезались в дерево, так… глупо. И оба…

Макс снова вздохнул и замолчал.

– Интересно, – протянула я, пытаясь осмыслить услышанное. У меня это не получалось, я лишь понимала, что за всем этим стоит что-то ужасающе гадкое. Просто невероятно гадкая подстава! – Если вы меня похоронили, то кто оплачивал счета клиники? К слову сказать, она была недешевой, насколько я поняла.

– Все чеки выписаны Максимом Вороновым, вашим отцом, Виктория, – бросил Дагервуд.

– Что? – вскинулся мужчина. – Я ничего такого не оплачивал! О чем вы говорите?

– Вот и мне интересно, о чем, – пробормотал Дагервуд. – И, кстати сказать, все справки, документы, печати и подписи совершенно законны. Кто-то очень хорошо вас спрятал, Виктория. Осталось понять – зачем.

Анна переводила взгляд с меня на пожирателя.

– Спрятал? Это что же… заговор? Подмена? Нашу девочку похитили? Нас обманули? Обманули, да? Макс?

– Тише, – мужчина мягко прижал ладонь встревоженной женщины к губам. – Мы разберемся. Мы во всем разберемся.

Разобраться не получилось, потому что Анне вновь стало плохо. Она посерела и закатила глаза. Макс принялся отпаивать жену лекарствами, вызвал бригаду врачей, а мы двинулись к выходу.

– Вика!

Я обернулась. А потом не выдержала, подошла ближе, осторожно сжала слабую ладонь женщины.

– Не знаю… не понимаю… Даже если ты… не она… но ты ведь приедешь еще? Да? – тихо сказала Анна.

– Если хотите, – ответила я, с опаской сжимая сухую ладонь. Такая… теплая. И родная. Я чувствовала это. Наверное, можно забыть почти все, но не это прикосновение – маминой руки. Оно впечатывается на каком-то ином уровне, отличном от памяти разума. На уровне души, наверное. И сейчас я вспоминала его, это ласковое прикосновение той, что родила меня.

И возможно, Анна тоже это почувствовала, потому что вздрогнула, жадно рассматривая меня.

– Сейчас вам лучше отдохнуть, – растерянно пробормотала я. У меня тоже кружилась голова, и сердце стучало сумасшедшим ритмом.

– А я ведь почувствовала, что ты жива, – пробормотала Анна. Лекарства подействовали, и глаза женщины затянулись дымкой. – Еще тогда, когда он пришел ко мне.

– Кто? – изумилась я.

– Парень. Красивый такой, голубоглазый. Все расспрашивал о тебе и том дне, когда случилась авария. Подробно расспрашивал.

– Имя назвал? – я и не заметила, что Дагервуд стоит за моей спиной.

– Рик. Он сказал называть его Рик.