Глава 24

Заиграла музыка, и на мое плечо легла сильная рука.

— Ты позволишь? — спросил Хэндар.

Танцевать мне не хотелось, но с другой стороны нужна была хоть малейшая передышка, чтобы подумать, благо Хэндар не делал попыток приблизиться ближе и лишь держал кончики моих пальцев.

— Поздравляю, Диана, — тихо сказал он.

— Кажется, тебя произошедшее не удивляет? — спросила я.

— Конечно, нет, — криво усмехнулся он, — мы все ожидали чего-то подобного. Ландар запретил приближаться к тебе и даже смотреть, когда тебе было тринадцать лет, Диана. Очень… убедительно запретил. Как видишь, непонимающих не нашлось.

— И никого не смущает, что Ландар мой опекун? — старалась, чтобы голос звучал ровно, без волнения.

Хэндар пожал плечами.

— Вы не кровные родственники, все это знают. Да и если были бы…

Я молча посмотрела в стальные глаза. Странник на досуге предпочитает проводить время в нелегальных заведениях, где проводятся бои без правил. Нет, он приходит туда не для того, чтобы сделать ставку и понаблюдать сквозь железную сетку. Хэндар предпочитает находиться на арене. И насколько я знала, в этих местах нередки летальные исходы, эти бои действительно без правил. И без пощады.

И этот человек говорит мне, что никто не вмешался бы, даже будь Ландар моим родным братом?

— Презираешь нас? — тихо сказал он, рассмотрев гримасу на моем лице.

— Ну, я ведь всего лишь человек, хоть и видящая, — пожала плечами. — Кто я такая, чтобы судить вас, великих странников, не так ли?

— Возможно, поэтому Ландар и хочет сделать тебя своей женой, — Хэндар остановился, и я не сразу поняла, что музыка закончилась. — Изменить твой статус кардинально. Видящая, да еще и супруга самого князя… Ты станешь не вровень, а выше всех нас, Диана.

Я молчала. Не для того Ландару нужна свадьба, и плевать он хотел на мой статус. Князь хочет полной власти надо мной, хочет укрепить цепь, которая всегда будет удерживать меня рядом с ним. Он раз за разом изменяет мое тело, чтобы оно могло служить ему как можно дольше.

Но говорить это Хэндару бессмысленно, как и любому другому. Среди странников есть негласное правило — никто не вмешивается в личную жизнь других.

Я осмотрела зал затуманенным взглядом. Боги, почему здесь так жарко? Я ощущала, как горит кожа под тонким шелком, кажется, еще немного, и я вспыхну факелом. Ландар смотрел на меня с противоположного конца зала, словно охотник, наблюдающий за бьющейся в капкане добычей. Улыбался.

Я отвернулась, пытаясь не показать вида, что начинаю потихоньку сходить с ума. Мне действительно становилось плохо. Гиперчувствительная кожа пылала, низ живота ныл, ноги дрожали, а во рту стало сухо и горько. Схватила с подноса проходящей официантки бокал, глотнула залпом. На миг стало легче, но уже через минуту я пожалела о сделанном. От шампанского закружилась голова, и от желания — дикого, порочного — стон рвался из горла.

Господи… а ведь я действительно буду умолять его. Умолять взять меня. Ползать перед Ландаром на коленях, стонать, упрашивать… И он будет наслаждаться этим и растягивать мою агонию.

Только не это! Стерпеть то, что он берет мое тело, я еще могла, но вот отдавать гордость, самоуважение, душу? Какой я проснусь после такого? Как смогу жить, вспоминая эту ночь? Я буду ненавидеть не только его, но и себя, неужели князь не понимает этого? Или ему просто плевать, в его древнем разуме отсутствуют такие категории, как жалость, он лишь видит цель и идет к ней?

Считает, что долгие века все сгладят и перемелют, что я просто привыкну? Он будет рисовать на мне знаки снова и снова, пока мое тело не станет принимать его уже по собственному желанию, а душа просто замолчит, исчезнет? Кем я стану рядом с ним?

На миг стало зябко. Ужас от подобной перспективы окатил ледяной водой, слегка остудив жар разбуженного желания.

— Диана, тебе плохо?

Я не заметила, как дошла до раздвижных дверей, ведущих в сад. Наверное, интуитивно надеялась, что прохладный воздух охладит разгоряченное тело. Но не помогло. Хриплый голос Яна и легкое прикосновение к плечу заставили меня подпрыгнуть и почти застонать от нахлынувшего желания.

— Диана? — он хмуро всмотрелся в мое лихорадочно горящее лицо. — Что с тобой?

— Ян! — я вцепилась в рукав его рубашки и тут же отпустила, испугавшись. — Прошу тебя. Пожалуйста. Задержи Ландара! Сделай что-нибудь!

Он прищурился. Черный рисунок на лице обозначился резче, словно углы и грани стали выпуклыми.

— Сколько тебе нужно времени? — коротко спросил он, не став задавать лишних вопросов, что безмерно меня обрадовало.

— Не знаю, — меня уже лихорадило. — Мне надо уйти… куда-нибудь. Спрятаться. Чтобы он не нашел меня. Пару часов. Хотя бы пару часов…

Он сжал зубы.

— Иди на конюшни, — тихо приказал он. Я открыла рот, но Ян качнул головой. — Иди. Я сделаю так, что он тебя не найдет. Выйдешь через пять минут.

Он опрокинул в себя виски из бокала, что держал в ладони, и неспешно пошел к другим странникам, больше не обернувшись. Я облокотилась локтем о край диванчика, старательно улыбаясь. Пять минут. Надо выждать пять минут. И чуть не застонала, увидев направляющегося ко мне Шейна. Только этого испорченного мальчишки мне не хватало!

Заставила себя стоять на месте, правда, не сочла нужным улыбаться.

— Чего тебе?

— Слушай, я тут подумал, — он смотрел мрачно. — Не обижайся на меня. За те слова.

— Не обижаюсь, — я потерла шею.

— Значит, злишься, — резюмировал он. — А я лишь хотел, чтобы ты мне немного помогла…

— Шейн, я знаю, чего ты хотел! И я не в обиде, правда! Если Ландар велел тебе сходить извиниться, то считай, ты прогнулся перед князем, и все счастливы.

— Стерва, — процедил Шейн.

— Хотелось бы. А теперь можно я тут постою одна?

Он смотрел со злостью, но не уходил. Внутри себя уже орала, проклиная этого парня.

— А давай потанцуем? — неожиданно предложил он, а я чуть не взвыла. Потанцуем? Тесное соприкосновение тел, трущаяся кожа, близость губ и ладоней… Сдержала шипение, рвущее горло.

— Нет.

— Ну, ты же меня простила? — уточнил Шейн. — Так почему не доказать это?

— Я. Не хочу. Танцевать.

— Я что, недостаточно хорош для тебя? — прищурился парень.

Я заметила косой взгляд Хаоса, еще кто-то повернулся в нашу сторону. Вот только этого не хватало! Черт, ну почему мне так не везет?!

— Я просто не хочу танцевать, Шейн, — процедила я.

Он рассматривал меня злыми пьяными глазами. Было чувство, что еще немного — и потащит меня в центр зала насильно. А я буду визжать и упираться. Или в данном положении — наоборот, повисну на его шее и присосусь к губам, требуя ласки. Хотя нет. Странно, но даже сейчас Шейн не вызывал у меня желания. Но я не знаю, как отреагирует мое тело, если он ко мне прикоснется.

— Я плохо себя чувствую, — попыталась улыбнуться. Вышло криво. — И хочу просто подышать воздухом. Если ты не против.

Он чуть покачнулся. Кто-нибудь, заберите у этого парня выпивку! И его заодно.

— Гордячка, — пробормотал он. — Я тебе это припомню.

Он развернулся, снова шатнувшись, и пошел к толпе. Ландар стоял в окружении мужчин, и там раздавался смех. На меня князь не смотрел, и я с облегченным вздохом скользнула в приоткрытую створку. Ночной холодный воздух освежил пылающее лицо, я глотнула его, как воду. Торопливо пробежала мимо мраморных статуй на террасе, слетела по лестнице. Уже на парковой дорожке до моего слуха донесся визг и грохот, я обернулась.

В банкетном зале стало темно, лишь ползло по стеклам какое-то оранжевое марево. Там кто-то кричал и матерился, что-то гремело.

Я замерла на миг. Пожар? Ян что, устроил пожар?!

Задумываться было некогда, мой собственный пожар грозил спалить меня дотла. Рванула по белым мраморным плиткам, устилающим дорожку, пошатываясь на своих высоченных шпильках. Острый гвоздик провалился в щель и застрял, туфля слетела с ноги. Я сбросила вторую и закинула обувь в кусты, чтобы она не привлекали внимание. Бежать босиком было неудобно, мои ноги явно к такому не привыкли. Но зато легкая боль от впивающихся в пятки камушков слегка отрезвляла и отвлекала от пожирающего меня вожделения. Тело уже не просило — требовало, но я лишь сжимала зубы, торопясь скрыться на конюшнях.

Из темного нутра денников пахнуло сухой соломой, землей, лошадьми. Я любила этот запах. В самом конце, за стойлами, было пустое пространство, отгороженное деревянной перегородкой. Здесь висели упряжи и лежали тюки соломы. И за ними, скрытая от посторонних глаз, — лестница, уводящая в маленькую комнатку под низкой треугольной крышей. Мансарда, в которой когда-то жил конюх. Сейчас новый конюший располагался в отдельном комфортабельном домике, а прежний предпочитал оставаться здесь, вместе со своими лошадками. Помню, я любила забираться на эту мансарду и сидеть на поперечной балке, болтая ногами и грызя яблоко.

Сейчас здесь было пыльно. В углах плелась паутина, а под крышей, похоже, свила гнездо птица и тихо курлыкала, поглядывая на меня сверху. Я свернулась на ворохе соломы, каких-то тряпок и забытого одеяла. Подтянула колени к груди, закрыла глаза. Боги! Чувствовала я себя просто ужасно. Тело сгорало в огне, оно ныло и требовало хоть прикосновения, хоть чего-нибудь! Неосознанно засунула ладонь между ног и вздрогнула от ощущения. Стон, больше похожий на всхлип, сорвался с губ.

— Диана! — сильные руки прижали меня к восхитительному мужскому телу, и я застонала уже в голос.

Ян. Взъерошенный, злой.

— Черт! Что с тобой? Тебе нужен врач! Ты вся горишь…

— Я подыхаю, — коротко выдохнула, уставившись на его губы. Какие у него губы… Четко очерченные, твердые, чувственные… Боги…

— Я позову Иона, — Ян вскочил на ноги, и я вцепилась в его руку.

Неосознанно. Подчиняясь инстинкту. Облизала губы, встала на колени, глядя на него снизу вверх. Хотелось просто содрать с себя платье и прижаться к ногам Яна. Боги… что я делаю?

Отпрянула, закрыла лицо ладонями.

— Диана…

Какой же у него голос. Меня эта хрипотца сведет в могилу. Прямо сейчас.

— Уходи. Уйди!

Он присел рядом на корточки, тронул мой лоб. Я дернулась и снова застонала.

— Он дал тебе что-то?

— Нарисовал… — сквозь зубы выдавила я.

— У тебя жар. Я принесу воды…

— Не уходи! — вцепилась в его ладонь. Отбросила. — Нет. Уйди! Сейчас же! — Всхлипнула и отползла от него подальше, не задумываясь, как при этом выгляжу. Просто пытаясь забиться туда, где не будет запаха его кожи, что сводит меня с ума.

Ян выругался, я снова застонала. Подышала. Надо отвлечься. Как-то…

— Ты устроил пожар?

— Люстра упала, — равнодушно ответил он. Ян сидел на корточках, в трех шагах от меня, глаза его стали совсем темными в наступающих сумерках.

— Это был раритет, — сквозь зубы процедила я.

— Я заметил. Наверное, поэтому и свалилась. От старости.

Я издала невнятный смешок и все-таки посмотрела на него. Зря.

— Какое непочтительное отношение к древности, — пробормотала, пытаясь снова отвернуться.

— Диана, — он беспокойно взъерошил волосы. Таким сексуальным жестом, что низ моего живота прострелило молнией.

Я снова зашипела.

Ян вскочил на ноги.

— Все, я иду за Ионом.

— Он не поможет!

Ян вдруг метнулся ко мне и зажал рот ладонью.

— Тихо. Сюда идут. Ни звука.

Я застыла. Сердце колотилось так, что я чувствовала его в горле. В животе. Ниже… Все мои ощущения сосредоточились на его ладони, на его теле, что прижимало меня к соломе, на дыхании.

Услышала голоса внизу, топот сапог.

— … все посмотрел? Я наверх…

Шаги на лестнице. Ну, вот и все… Кто-то из стражей, и уже через пять минут меня вернут Ландару.

Лестницу мне видно не было, а пошевелиться я боялась. Надо бы выползти из-под тела Яна, так хоть будет шанс, что мое наказание меня не убьет… Но я так и осталась лежать.

Шаги. Шуршание. Страж топтался в нескольких шагах от нас, я видела край его куртки, бедро…

— Здесь чисто, — крикнул он тому, кто внизу. — Только мышами воняет до ужаса! Надо осмотреть третий квадрат, она не могла уйти далеко.

— Серж сказал, что ворота открыты. Могла и выйти в лес. Она ведь всегда была взбалмошной, сам знаешь…

Голоса удалялись, становясь все глуше. Когда стихли окончательно, Ян убрал ладонь с моего лица, откатился.

— Ну вот и все, — хмыкнул он. — Небольшая иллюзия. Я ведь говорил, что нас не увидят… Диана?

Он поднялся и встал у маленького круглого окошка, на котором вил свою сеть суетливый паук. Последние лучи света лились из него бледно-желтым потоком, растворяясь в надвигающихся сумерках. Но, черт возьми, я прекрасно вижу и в темноте. И отсутствие яркого света не мешало мне рассмотреть упавшую на лоб Яна прядь. Мышцы, натягивающие тонкое полотно рубашки. Тело — такое твердое, сильное, восхитительное. Я облизнулась по-кошачьи, встала на четвереньки. Скользнула к нему, выгибая спину. Глаза Яна стали еще темнее, зрачок затопил радужку. Коротко и рвано вздохнув, он настороженно следил за моими движениями.

— Что именно он на тебе нарисовал? — резко спросил он. — Что?

— Не знаю, — я не говорила. Я мурчала. Звала. Требовала. Его. — Не важно — что… Важно, как оно действует.

— И как? — Ян сцепил руки за спиной, словно опасаясь, что не справится с собой.

— Ты разве не видишь? — Еще одно скольжение.

Он выругался — зло и нецензурно.

— Тварь, — процедил, не спуская с меня взгляда.

Я понимала, кого он проклинает в этот момент.

— Зачем? Господи, зачем делать это с тобой?

Я мотнула головой. О чем он говорит? Не знаю… Ничего не знаю. Я хочу его так, что уже ничего не понимаю. Я готова просить, даже умолять дать мне то, в чем я так нуждаюсь. Но ведь можно и по-другому? Встала на колени, повела ладонями, снимая с плеч алый шелк. Платье сползло к талии, и я поднялась, выгнулась, перешагнула через него. Рубиновые нити покачивались, ударяясь о мою грудь и живот. Мешали. Их я тоже сняла, закинув руки и расстегнув черную бархатку. Ян втянул воздух, жадно осмотрел мое тело. Медленно. Сверху вниз. И обратно. Сжал кулаки.

— Нет! — в голосе был хрип животного. И желание. Дикое, безумное желание. Своим раскаленным добела чутьем я чувствовала его. Голод, что бился в его глазах. Зверя, что он пытался сдержать.

— Нет? — я приблизилась почти вплотную и медленно положила ладонь на его пах и с восторгом ощутила его желание.

Ян зарычал, перехватил мою руку, дернул, впечатывая в себя.

— Я не занимаюсь сексом с чужими женщинами. И с теми, кто не в себе! — зарычал он мне в лицо.

От этого низкого вибрирующего звука мне захотелось его съесть.

— Я в себе!

— Серьезно?! Ты себя даже не контролируешь.

Он оттолкнул меня, я пошатнулась, упала на солому. Ян проследил это движение жадным взглядом.

— Где метка?

Я не сразу поняла, о чем он спрашивает. Потом ткнула пальцем в живот. Ян присел рядом, черты его лица заострились, а золота в глазах стало больше. Он поднял ладонь и прикоснулся пальцем к низу моего живота, безошибочно обводя рисунок, оставленный князем.

Стон обжег губы, а экстаз заставил меня выгнуться.

— Еще…

Черт, я готова умолять. И не испытываю ни капли стыда за это. Я так хочу этого мужчину, что готова вцепиться зубами в его шею, обвить руками и ногами, но не отпускать. Хочу увидеть его тело, его великолепное двухметровое тело, обнаженное и сильное, двигающееся сверху.

— Ян, пожалуйста…

Перехватила его ладонь и прижала к своему животу. Облизала губы. Его глаза стали еще светлее, четко обозначились скулы и вены на шее.

— Не дергайся, — хрипло приказал он.

Я провела пальцем по его лицу, там, где был рисунок, и мужчина резко поднял голову, посмотрел мне в глаза. Видимо, лицо у меня было очень выразительное…

— Ты пожалеешь об этом, — в его голосе была злость.

— Я хочу этого.

— Ты пожалеешь, — с нажим повторил он. — И самое плохое, что возненавидишь меня. Я знаю. Но… — втянул со свистом воздух. — Черт бы тебя побрал, Ди! Я не могу отказаться… Не могу, когда ты такая…

Его губы впились в мои, сразу сильно, жадно, болезненно. Я застонала в этот восхитительный рот, что терзал меня, что пил меня и пожирал. Торопливо дернула его рубашку, вытаскивая из ремня, обрывая пуговицы. Кожа соприкоснулась с кожей — обнаженная, горячая, жаждущая, и мы оба обезумели, сорвались, уже не понимая, где мы. Я стонала, пытаясь расстегнуть его ремень, и от наших торопливых и лихорадочных движений, от трения, запаха, вкуса внутри вспыхивали разряды электрического тока, убивающие. Возрождающие.

Не отрываясь от моих губ, Ян хрипло рыкнул мне в рот, сжал мою ладонь, бестолково дергающую пряжку, и расстегнул сам. К моему животу прижалась его плоть — тяжелая, влажная. Я закинула ногу на его бедро, открываясь, приглашая и требуя. И почти завыла, когда ощутила его пальцы.

— О Господи… — простонал он.

— Сейчас… — мой шепот сравним с просьбой о пощаде.

И он рывком опрокидывает меня на солому, рывком раздвигает ноги и рывком входит. Сильно. Сладко. Немного больно. Божественно… И закрывает мне рот своими губами, ласкает языком, двигаясь внизу. Хорошо, что мой рот закрыт… иначе я орала бы на всю Башню. Потому что не представляла, что секс может быть такой. Что сознание исчезает, что сам мир испаряется, что все нормы морали, стыдливость, гордость, какие-то принципы и что-то еще — отпадают ненужной шелухой. Мусором. И остается лишь одна потребность, равная желанию жить. Двигаться. Принимать его толчки, его удары внутри своего тела. Чувствовать эти мощные проникновения так глубоко, так всеобъемлюще, что невозможно дышать, что дыхание заменятся жидким пламенем, а внутри разворачивается что-то космическое, затягивающее в черную дыру бесконтрольного наслаждения.

И эта дыра поглотила нас обоих, я видела глаза Яна, когда он оторвался от моих губ. Дикий и чувственный экстаз. Его откровенное обжигающее удовольствие, его желание, что светилось в глазах, подстегивало мое собственное, возносило на какую-то невообразимую высоту. Я укусила его шею, и удары Яна стали еще яростнее. Мы уже не люди, мы сбросили вместе с одеждой весь налет мнимой цивилизованности, и остались лишь мужчина и женщина, без догм, без мыслей… жадные губы, укусы, прикосновения до синяков. Нам было мало.

— Еще…

Ян ударятся, и меня накрывает оргазм. Яркий, как вспышка сверхновой. Кажется, я сама стала этой новорожденной звездой, рассыпалась в прах и возродилась снова. И почти сразу почувствовала его судорогу, дрожь… ощутила, что он сдерживается, что хочет отстраниться, но не позволила, сжала ноги на его пояснице, откинула голову.

— Еще…

Тела мокрые. Губы сухие. Руки жадные и нежные… ночь бесконечная. Хочу остаться здесь навсегда, в мансарде с паутиной и гнездом, хочу, чтобы ничего не заканчивалось. Ян втягивает воздух и начинает сначала. Целует мои губы, спускается ниже. Мучает меня языком и чувственными поцелуями, дразнит чувствительную грудь. Слов нет, мы говорим на другом языке — прикосновениями, проникновениями, соединениями. То томительно медленными, то безумно яростными. Я трусь о его тело, целую, трогаю. Схожу с ума от ощущения его кожи — гладкой, под которой такие сильные мышцы, натянутые до предела сухожилия. Тело Яна словно создано для секса — сильное, мощное, красивое, жаждущее. У него узкая полоса волос в паху, полукруглый шрам над пупком, маленькие коричневые ореолы сосков. Все это я изучаю своими губами, и меня вновь уносит от его горловых стонов. Да, Ян не трахается… То, что он делает — нечто большее. Он порабощает меня, когда нежно ласкает своим языком. Он поклоняется мне, когда с одержимостью вбивается в мое тело, прижав спиной к деревянному брусу и сжимая мне ягодицы. Вбивается, глядя в глаза.

Возможно, я даже скажу Ландару спасибо.

Если все еще смогу говорить после наших многочисленных оргазмов.