Утро выдалось необычно мрачным для города солнца. Туча, которую я вызвала, рассеялась, но в воздухе осталась серая дымка, а небо затянулось пеленой, словно не желало освещать пепелище.
Странная, неестественная тишина зависла над городом. А ведь третий день празднования всегда был самым «громким» и радостным. Но не в этом году и не в Соларит-Вулс.
Этой ночью никто так и прилег. Стражи города задержали большинство Ворон, но многие успели удрать и покинуть порт до того, как гавань закрыли. Допросы ничего не дали, на все вопросы мятежники отвечали одно: нас послал Коготь. Мы выполняли задание Когтя.
Но вот как он выглядит или где находится, выяснить не получалось. Вороны давали столь противоречивые ответы, что становилось понятно – толку от этих допросов не будет. Внешность лидера Сопротивления тоже описывали по-разному. Одни утверждали, что это старик, высокий и седовласый, другие клялись, что Коготь низкорослый и картавый, третьи и вовсе шептали о женщине в маске, которая управляет повстанцами. Но толком никто из Ворон ничего не знал, а некоторые и вовсе оказались наемниками, которые дрались за «рогатые», и на вопросы лишь пожимали плечами.
Я тоже не сомкнула в эту ночь глаз.
Димитрий притащил меня во дворец, оставив на коже легкие царапины от своих шипов и всучив в руки Ригелю. Тот выглядел слегка потрепанным сражением, но бодрым.
«Охранять!» – рявкнул Димитрий и ушел в подземелья, где уже начались допросы Ворон.
Я не хотела думать о том, что происходит в каменных мешках под толщей земли. Но стоило вспомнить о бегущих в панике людях, о празднике, превратившемся в кошмар – и хотелось самой спуститься подземелье да задать повстанцам парочку каверзных вопросов!
Габриэль пришла в себя, осознала масштабы произошедшего, побелела и тоже куда-то убежала. Райан бросился за ней следом. Яков увел плачущую Амалию в покои, и с тех пор я их не видела.
Фрейм во дворец не приходил. Я попыталась вернуться на место сражения, но Ригель покачал головой и сказал: «Давайте не будем осложнять, госпожа Мэрид. Иначе мне придется вас связать, Повелитель дал на это свое позволение».
Я перечислила, что именно оторву этому Повелителю при встрече, но прекратила попытки покинуть гостиную. К тому же стали возвращаться Правители.
Испуганные служанки выбрались из своих укрытий и принесли холодный чай и закуски. Есть не хотелось, но пересохшее горло требовало влаги.
Растрепанная Габриэль ввалилась в гостиную и, совсем неженственно схватив хрустальный запотевший графин, принялась пить прямо из него. Райан, окутанный темным облаком, в котором плавали символы и числа, упал на стул и некоторое время сидел неподвижно.
– Это все бесполезно, у пленных мы ничего не узнаем, – хмуро произнес зашедший Яков. – Несчастные жертвы нападения… Моя бедная жена до сих пор рыдает… ужасная трагедия!
Он забрал у Габи графин и допил остатки холодного лимонада.
– Проклятое Сопротивление! И когда мы уже покончим с этими мятежниками? Надо объединить силы и найти их главное логово! – процедил Райан. Его капюшон был снят, открывая лихорадочно блестящие черные глаза. Вокруг тела по-прежнему плавали куски тьмы и символов. Правитель слишком устал, чтобы это контролировать. Он вообще выглядел хуже всех, бледное лицо отливало зеленцой, похоже, Райана беспощадно тошнило. Я вспомнила тучу ворон, которых он заглотил, и меня тоже едва не затошнило.
Последним вернулся Димитрий и почти сразу за ним – Фрейм. Повелитель Арвиндаля коротко на него глянул, кивнул Ригелю – и у того в руках тут же возник длинный сверкающий клинок, который он наставил на горло Фрейма.
– Объяснись! – рявкнул Димитрий. – Ты врал мне. Врал, что ты Коготь! Но ты не Ворона!
– Это был самый легкий способ попасть в Звездный Дворец, – пожал плечами Фрейм. Приставленное к шее острие он словно и не замечал.
– Но зачем? – вскинула золотистые брови Габриэль.
– Хм, кажется, я знаю ответ, – медленно произнес Яков. Он подошел ближе, внимательно рассматривая Фрейма. Ему приходилось смотреть снизу, и оттого он казался каким-то потешным. – С самого начала этот парень вел нас ложным путем, но желал одного. Собрать всех вместе. Если ты не Ворона, то почему хотел нас уничтожить?
– Я не желал вашей гибели, – спокойно ответил Фрейм.
– Очередная ложь! – рявкнул Димитрий. – Предлагаю казнить ублюдка сегодня же… Сейчас!
– Прежде вам всем надо услышать того, кто меня послал, – по-прежнему невозмутимо сказал Фрейм. – Для этого мне нужна книга. Любая.
Пока Правители недоуменно переглядывались, я подошла к стеклянному шкафу, вытащила первый попавшийся томик и протянула Фрейму. Пора покончить с загадками.
– Только книга написана на местном наречии, – предупредила я, увидев непонятные буквы на форзаце.
Губы Фрейма тронула улыбка.
– Это неважно. Подойдет любая книга и на любом языке.
Он высыпал из глиняного блюда персики и уложил внутрь раскрытый томик.
– Увы, книгу придется уничтожить. Иначе с ним не связаться.
Чиркнув спичкой, Фрейм поджег сердцевину фолианта. Пламя медленно лизнуло желтые страницы, лениво прошлось по буквам. Из центра потянулся вверх легкий сизый дымок. Кажется, я уже видела подобное. Когда тайком подсматривала за Фреймом в его комнате!
Напряженные Правители обступили стол.
Дым завился кольцами и неожиданно сложился в расплывающееся человеческое лицо. Уловить черты было почти невозможно, они постоянно менялись и двигались. В центре вдруг образовалась дыра в виде рта и донеслось сначала кряхтение, потом кашель, а следом – слова. Но совершенно непонятные! Слова на языке Соларит-Вулса и той книги, из которой вился дым.
– Перейди на общий, мы не понимаем, – сказал Фрейм.
Дым растекся и снова собрался, на этот раз образуя более очерченное лицо. Мужское, старческое. Подслеповато щурясь, лицо осмотрело ошарашенных Правителей и Фрейма. Потом «взгляд» дыма остановился на мне.
– Тебя ль я видел в блеске красоты, когда толпа твой поезд окружала, когда бессмертною казалась ты?..*
– Что, простите? – Я моргнула, пытаясь хоть что-то понять. – Фрейм, кто это? Что происходит?
– Ты хочешь, друг бесценный, чтоб я, поэт младой, беседовал с тобой?..*
– Фрейм! Кто это такой, задери тебя мрак?
Он сокрушенно покачал головой и осторожно перевернул обложку книги.
– Черт, похоже, это сборник стихов. Поэтому Коллахан и настроился на волну поэзии. Хуже только общение через медицинский справочник.
– Хуже? – часто моргая, переспросила Габриэль.
– Гораздо. Уж поверьте.
– Стой, – осознала я сказанное. – Это что же… Коллахан? Это мой брат?
– От горя разлуки с тобою я вяну*, – проникновенно произнесла дымная голова.
Остальные выглядели не менее потрясенными.
– Но почему он так стар? Мой брат был старше лишь на пару лет!
– Коллахан желал познать вековую мудрость. А ты ведь помнишь главный постулат Ордена Лино?
– Сознание определяет реальность, – тихо сказала я.
– Коллахан? Это что же, действительно ты? Разрази меня гром! – почти простонал Райан. – Но ты не желал общаться с нами долгие годы!
– Это какой-то трюк, чтобы всех нас запутать! – выкрикнул Яков.
– За дружбу старую – до дна! За счастье прежних дней! С тобой мы выпьем, старина, за счастье прежних дней, – насмешливо произнес дым, и Яков осекся.
Дрожащими руками подергал свою кучерявую бороду, закрыл на миг глаза. И медленно кивнул.
– Да, я помню эти строчки, Коллахан, – едва ли не шепотом сказал Правитель Боргвендама. – Я помню.
– Итак, вся эта затея изначально была планом Летописца? – раздраженно оборвал обмен воспоминаниями Димитрий. – Но почему нельзя было просто сказать нам правду?
Дым почернел, взвился, и лицо Коллахана вдруг стало почти осязаемым. Злое лицо старика с огромной белой бородой и тусклыми глазами. Когда-то они были зелеными. Когда они были, как мои…
– Ты мне нанес, как друг, удар коварный сзади. Ах, будь моим врагом, хоть дружбы ради, – почти прорычал Летописец, и все замерли, опустив глаза.
– Потому что Коллахан давно нам не верит, – печально резюмировал Яков. – Никому из нас.
Дым с достоинством кивнул.
– Но чего ты хочешь? – со злостью спросил Димитрий. – Ты закрыл свои земли десять лет назад, сразу после раздела. О твоем Королевстве ходят жуткие слухи, и ты не спешишь их опровергнуть. Ты не отвечаешь на послания и не принимаешь гонцов. По крайней мере, от меня. Зато присылаешь своего прислужника? Объясни, что все это значит!
– Коллахан был уверен, что ты именно тот, кто захочет отменить исполненное желание, чего бы это ни стоило, – вместо Летописца ответил Фрейм, и Коллахан снова кивнул. – С остальными такой уверенности не было, но ты и твое желание…
– Довольно, – угрожающе сузились белые глаза Димитрия. – Значит, Коллахан давно вынашивал этот план?
– Зачем нам выпало так много испытаний? Неужто жизнь в плену и есть предел мечтаний?* – прошептал Летописец. – Настало время.
– Время для чего? – спросила Габриэль.
Коллахан посмотрел на нее, и его лицо стало угловато-резким. Словно легкий дым обрел жесткость камня.
– Прекрасный облик в зеркале ты видишь!*– рявкнул он.
Габриэль побледнела, безотрывно глядя на Коллахана. Кажется, даже ее яркие глаза стали бледнее.
Глаза, зеленые как папоротник Соларит-Вулса.
Я снова посмотрела на Летописца. Потом на Габриэль. Дым рисовал нечеткий портрет, создавая размытую картинку. Словно на акварельный рисунок плеснули водой, и он потек, изменяясь. Да и краски все серые, нечеткие. И все же, все же…
Я вдруг увидела сходство. Старческого мужского лица с юным лицом златовласой Габриэль. Тот же рот, словно выгнутый дугой лук. Те же скулы и высокий лоб. И крохотная родинка у левого века.
И те же глаза, словно папоротники Соларит-Вулса.
О нет. Краски совсем иной местности когда-то отражались в глазах юных брата и сестры, Коллахана и Мэрид. Изумрудные травы и холодные воды глубоких озер, чистое небо далекой северной страны и вересковые поля у подножия суровых скал. Кровь горцев, текущая в наших венах, и тайны древних дольменов, охраняющих подступы в мир моего детства. Вот что напитало зеленью наши глаза, вот что вылепило наши лица.
И вот что украла Габриэль.
В моей памяти мелькнуло иное лицо – смуглое, как у местных ихрин, кареглазое и большеротое. Десятки тонких черных косичек, торчащих во все стороны, и мягкие движения невысокого, но крепко сбитого тела. Такой была Габи до эры исполнения желаний. Соларит-Вулс всегда был ее родиной, и она была воплощением этой местности. Но пожелала стать иной.
Стать мною.
Лучшей версией меня.
Волосы Мэрид не были настолько золотыми, а кожа настолько безупречной. Ресницы не казались черными опахалами, а фигура не поражала вылепленным совершенством. Но все же это были мои черты.
– Вы все знали! – Я вскочила, взбешенно обвела взглядом притихших Правителей и указала на Габриэль. – Она носит мое лицо, не так ли? Мэрид была такой до того, как погибла! И вы все это знали! Знали и молчали!
Обернулась к Димитрию.
– Ты это знал! Габриэль выглядит мною!
– Она никогда не была и не будет тобой! – с такой ненавистью рявкнул Димитрий, что Габи охнула и попятилась. – Никогда! Украденная внешность ничего не значит! Она всегда была лишь… подделкой.
– Я просто хотела иметь то, что имела ты! Тебя все любили! Даже Лино! Особенно Лино. Ты была такой сильной, такой дерзкой. Ты ничего не боялась! И у тебя был Димитрий… – тоненько выкрикнула Правительница Соларит-Вулса. – Но потом ты погибла, а я загадала желание. Просто загадала желание. Но оно сбылось! Сбылось, как и все, чего мы просили! Я не хотела, чтобы все было так! Прости!
Коллахан грустно посмотрел на меня и тихо сказал:
– Когда же о тебе всплывает память, потери, друг мой, прекращают ранить*.
Я вздохнула.
– Ты прав. И это все уже совершенно неважно. Сейчас надо понять, что делать дальше. Для чего ты хотел собрать всех Правителей?
Ответил Фрейм. Дым стал бледнее, видимо, говорить на расстоянии Летописцу становилось все сложнее.
– Я говорил это с самого начала, и говорил правду. Коллахан нашел возможность обратить вспять исполненные желания.
– Любые? – почти задыхаясь, произнес Димитрий, и Фрейм кивнул. – Но как?
– Можно сказать, что Коллахан сумел подчинить время. И может вернуть каждого на любую точку его прошлого, сохранив навыки и память настоящего. Грубо говоря, Димитрий внешне станет таким, каким был до загаданного десять лет назад желания. Но при этом оставит при себе все воспоминания.
Все посмотрели на Летописца, и он кивнул.
По комнате прокатился пораженный вздох.
– Значит… значит, ты можешь вернуть не только нас, но и тех, кто был изменен? – Голос Якова ощутимо дрожал. – Вернуть мою семью?
– И отменить мое желание стать сильной как зверь, – прошептала Габи. Посмотрела, краснея, на меня. – И красивой как Мэрид…
Я махнула рукой. Первая злость прошла, и мне стало все равно, с каким лицом ходит Габриэль.
– Можешь оставить, – буркнула я. – Меня вполне устраивает мой нынешний вид.
– Меня тоже, – усмехнулся Димитрий, и я закатила глаза.
Райан хмыкнул и почесал кончик длинного носа.
– От этих чертогов у меня постоянное несварение! В животе словно огромная дыра, в которой плавают чужие воспоминания. Дыра разрастается, порой мне кажется, что однажды она меня проглотит. Что ж, я не против снова стать человеком.
Габриэль улыбнулась и взяла Райана за руку. Тот моргнул и крепко сжал ее ладонь.
– Да. Совсем не против!
– Раз все решено, то когда мы это сделаем? – деловито вклинился Яков. – Когда Коллахан прибудет в Соларит-Вулс?
Дым покачал головой.
– Коллахан не может покинуть Седые Земли. Это мы отправимся к нему. И чем быстрее, тем лучше.
– Промедленье обернется пеплом, – встревоженно произнес дым.
– Но чтобы добраться до Королевства Хаоса, понадобится две недели!
– Или мы воспользуемся червоточиной, – мрачно произнес Димитрий, и все уставились на него.
– Этот путь слишком рискованный! – выкрикнул Райан. От волнения вокруг него снова затянулась тьма, полная символов. Иногда в ней мелькали образы чужих воспоминаний и летающие вороны.
– Эта червоточина приведет нас прямиком в пасть чудовищ Хаоса! Коллахан может поручиться за нашу безопасность? – недовольно спросил Яков.
– Мы выйдем рядом с аномалией! – взволнованно произнесла Габриэль. – Нет, я отказываюсь туда соваться!
Некоторое время все орали и переругивались, пока я не хлопнула ладонью по столу.
– Так! А теперь объясните мне, что это за червоточина и аномалия, и почему они опасны!
Все посмотрели на дым. Но он развеялся ветром, оставив лишь обугленную книгу.
Летописец исчез.
_____________________________
* Строки из стихотворений Роберта Бернса, Уильяма Блейка, Мартина Опица, Пьер-Жан Беранже, А. Пушкина и Шекспира.