Итак, зимой 1646 года территориальные притязания союзников были удовлетворены. Оставалась проблема империи, ссоры между отдельными князьями и вопрос конституционных и религиозных прав, из-за которых и велась война.

После бесконечных препирательств наконец-то нашлось решение для Пфальцского курфюршества. Максимилиан, обратившийся за поддержкой к папе, с возмущением отверг инициативу, по которой предполагалось поочередное владение курфюршеством. Карл-Людвиг, сын Фридриха Чешского, не менее гневно встретил предложение учредить для него новый курфюршеский титул, который вернул бы ему только Гейдельберг (Хайдельберг) и Рейнский Пфальц и поставил бы его на последнее место в коллегии курфюрстов. Такая схема, однако, прекрасно устраивала Максимилиана и французов, и они сумели довольно легко уговорить шведов, которые вначале заупрямились, защищая права Карла-Людвига. Покинутый одним могущественным союзником, который только и был у него, ослабленный крахом, постигшим его дядю в Англии, курфюрст Пфальцский в конце концов сдался. Ему хватило духу выбить медаль с изображением себя самого в доспехах с израненным и обессилевшим пфальцским львом у его ног и надписью «Cedendo non cedo».

Ландграфиня Гессен-Кассельская, сумевшая набить себе цену в глазах и французов, и шведов, добилась большего, чем курфюрст, который всегда был не более чем обузой. Она получила большую часть земель, на которые претендовала, и более полумиллиона талеров на содержание армии.

Еще больше повезло швейцарцам, которые благодаря уму и политическому чутью своего правительства умудрились не ввязаться в войну, а теперь поспешили поучаствовать в мире. Швейцария была независимой и растущей конфедерацией уже больше 300 лет и к тому моменту, помимо первоначальных кантонов Ури, Швиц и Унтервальден, также включала в себя Люцерн, Цюрих, Базель, Граубюнден, Золотурн, Санкт-Галлен, Аппенцелль и Фрибур, но ее так никто и не признал. Теперь же швейцарцы потребовали признания и получили его.

Вопрос оплаты шведской армии оказался серьезнее. Александр Эрскин, отправленный на конгресс отстаивать ее интересы, вполне резонно заявил, что войска невозможно вывести, пока им не заплатят. На это он запросил 6 миллионов талеров; имперцы в ответ предложили 3 миллиона и в итоге сошлись на 5 миллионах.

Проблемы имперского правосудия, прав рейхсхофрата и отмены решения против Донауверта, принятого в 1608 году, по общему согласию отложили до следующего рейхстага; так же, само собой, поступили и с нерешенным делом о наследовании Клеве-Йюлиха. Однако один вопрос привлек к себе заинтересованное внимание всех сторон – религиозный. Сначала переговоры зашли в тупик, поскольку католические делегаты в Мюнстере наотрез отказались разводить антимонии с протестантскими в Оснабрюке, а посредник, папский нунций, заявил, что не будет сидеть в одной комнате с еретиком. Когда же эти первые преграды были преодолены, обе стороны заняли бескомпромиссную позицию; католики заявили права на все земли, которыми владела церковь в 1627 году, а протестанты требовали возврата к состоянию 1618 года. Иоганн-Георг оказал величайшую услугу делу мира, когда уговорил их согласиться на компромиссный 1624 год.

Что же до остального, то на Эдикте о реституции навсегда поставили крест, и делегаты подтвердили право князя по собственному желанию менять и свое вероисповедание, и вероисповедание подданных. Были предусмотрены меры обеспечения равенства между католиками и протестантами в нескольких бесповоротно расколотых городах, главными из которых были Аугсбург и Регенсбург.

В качестве примирительного жеста Фердинанд III еще в начале обсуждения согласился признать кальвинизм третьей религией в империи, но когда все, казалось бы, утряслось к всеобщему удовольствию, он напугал протестантов, глубоко рассердил католиков и поставил под угрозу все еще не окончательное соглашение неожиданным проявлением отцовского пыла. Он категорически отказался терпеть протестантов на габсбургских землях и обратился за поддержкой к понтифику. Также он отверг 1624 год как основание для урегулирования вопроса о церковных землях, упорно настаивая на статусе 1627 года, добытом его собственными дипломатическими трудами в Пражском мире.

Траутмансдорф, который на протяжении всех переговоров проявлял дипломатичность и добродушие, теперь против ожидания поддержал своего государя и, ознакомившись с предлагаемыми условиями договора, заявил: если бы даже император сидел узником в Стокгольме, он и тогда бы не посоветовал ему их подписать. 16 июля 1647 года он еще раз обговорил вопрос с Сальвиусом и, не добившись удовлетворительного ответа, тем же вечером уехал в Вену. Правда, по слухам, он выглядел необычайно довольным собой, и у него были для этого все основания.