Все это время ситуация менялась для участников переговоров, и Фердинанд III, который находился в отчаянном положении, когда посылал Траутмансдорфа зимой 1645 года на переговоры, воспрянул духом, когда граф вернулся полтора года спустя.

В эти 18 месяцев происходило непрерывное ослабление императорских позиций, но летом 1647 года случился один из тех обманчивых поворотов судьбы, который, как казалось, вновь дал династии Габсбургов возможность затягивать время и в конце концов одержать победу.

В начале 1646 года шведское правительство наконец-то уступило мольбам Торстенссона отозвать его по причине нездоровья – он часто лежал в постели неделями, его руки, скрюченные подагрой, не могли даже подписать приказ – и назначить на его место Карла Густава Врангеля. Гордый, грубый, не пользующийся популярностью, Врангель тем не менее был опытным военачальником – даже слишком опытным на французский вкус. Летом 1646 года он возглавлял успешное наступление на Баварию. Мазарини, больше опасаясь шведских успехов, чем желая победных лавров объединенным армиям, всеми силами постарался удержать Тюренна или, по крайней мере, спасти Баварию. Но объединенные армии Швеции и Франции, независимо от намерений Тюренна, не могли вдаваться в дипломатические тонкости. Врангель хотел вторгнуться в Баварию, его солдаты – поживиться.

На помощь подоспел Иоганн фон Верт и отразил шведов у Аугсбурга, но не смог помешать вторжению, нахлынувшему на Баварию осенью 1646 года. Сам Максимилиан, страшно напуганный крестьянским восстанием, отказал своим беззащитным подданным в праве иметь оружие и, разрушив мельницы и хранилища, чтобы заморить голодом интервентов, обрек на голод собственный народ. Весной он уже просил мира, в марте он его подписал, и только в апреле 1647 года Врангель приостановил военные действия.

Но Мазарини имел дело с гидрой в лице Австрийского дома, и, как бы ни ослабело чудище, на месте каждой отрубленной головы у него вырастала другая. Политическая измена Баварии тут же компенсировалась оживлением. Приезд Траутмансдорфа в Мюнстер, казалось, свидетельствовал об отходе императора от происпанского курса. Смерть жены Фердинанда III, инфанты Марии, несколько месяцев спустя возродила надежды на то, что Фердинанд III порвет с Испанией. Мазарини, хватаясь за благоприятный шанс, задумал даже разрушить австрийско-испанский альянс и склонить Фердинанда III к скорейшему заключению мира, предложив ему в невесты повзрослевшую девчонку-сорванца, «мадемуазель», дочь Гастона Орлеанского. Кардиналу отказали на том основании, что император еще слишком скорбит, чтобы думать о новой женитьбе; но, как бы глубоко ни было горе Фердинанда III, оно не мешало ему искать жену в собственном семействе, и он отверг брак с француженкой в пользу такого союза, которыми династия периодически укрепляла себя. Он выбрал себе в супруги кузину Марию-Леопольдину Тирольскую.

Эта помолвка произвела в Европе меньше шума, чем заключенный в то же время брачный договор испанского короля. Филипп IV, потеряв и жену, и единственного сына всего за несколько недель, с неприличной поспешностью бросился искать себе юную невесту; жених из него получился не особо привлекательный, немолодой и угрюмый в свои 40 с лишком лет, да к тому же глупый до тупоумия, а как правитель – никчемный истукан. Он любил только свою единственную оставшуюся дочь, маленькую ветреную инфанту, которая и в церемонном Мадриде, и в великолепном Версале всю свою жизнь оставалась недалекой, импульсивной, всегда незлобивой школьницей. Испанская империя не подавала признаков жизни, а ее король выбрал себе в жены австрийскую принцессу – дочь Фердинанда III Марию-Анну, и ее отец согласился.

Чтобы еще крепче привязать к себе австрийских родственников, Филипп IV дал согласие на предложение Пеньяранды, отложил назначение своего внебрачного сына и сделал правителем Нидерландов эрцгерцога Леопольда. В то самое время, когда Мазарини разрушил союз императора с Баварией, Испания снова крепко взяла в свои руки Австрию. И в то же самое время испанцы отняли у кардинала поддержку голландцев.

Зимой и ранней весной 1646 года французы обратились к испанцам с предложением обменять Каталонию, оккупированную тогда французскими войсками, на Нидерланды. Испанцы согласились на план, но трудно сказать почему: быть может, всерьез, а может быть, и потому, что знали – это обязательно приведет к вражде между голландцами и французами. Так или иначе, как только о сделке стало известно, голландцы, рассерженные махинациями союзника, которого и так уже подозревали, стали готовить условия мира, приемлемые для Мадрида и совершенно не учитывавшие интересов Парижа.

Не вняв этому предостережению, французы еще дальше зашли в западню, подстроенную испанскими дипломатами. Поскольку сын Филиппа IV умер, они выдвинули проект поженить инфанту, единственную наследницу монархии, и малолетнего короля Франции. На этот раз французы все скрыли от голландцев и поплатились за свое детское двуличие, когда испанцы, которые относились к плану без серьезности, вдруг

разгласили его, и французам самим осталось расхлебывать кашу. Не помогли ни опровержения, ни протесты, ни специальные депутации. Возмутились даже шведы, и Соединенные провинции, которым вконец опротивел бывший союзник, подписали с Испанией перемирие, предоставив своим вероломным друзьям выкручиваться в одиночку.

После полного краха проекта французам пришлось с новыми силами взяться за войну в Нидерландах, тем более что эрцгерцог Леопольд в спешном порядке инкогнито пересек границу Брабанта в начале 1647 года и начал готовить новую кампанию против Франции с пылом покойного кардинала-инфанта. Принудив Баварию к нейтралитету, Мазарини решил, что Тюренн должен все свои силы, находящиеся в Германии, бросить против Нидерландов.

Этот план обеспечения баварского нейтралитета и нападения Тюренна на Фландрию имел один серьезный недостаток. На баварской стороне Иоганн фон Верт, генерал войск Максимилиана, отнюдь не собирался признавать навязанный нейтралитет, а на французской стороне старая армия бернгардцев не желала подчиняться Тюренну. Оба мятежа лета 1647 года сыграли на руку Габсбургам и окончательно разрушили выпестованные французами замыслы. В конце июня бернгардцы взбунтовались на Рейне против своих французских командиров, а в начале июля Верт заявил о своей верности императору, а не курфюрсту Баварскому. Неудивительно, что Траутмансдорф улыбался, уезжая из Мюнстера вечером 16 июля 1647 года.

Максимилиан уже давно был не в ладу с Вертом; дисциплины тот не признавал, происхождения был невысокого, манеры его шокировали, он едва умел писать, и курфюрст, хотя и признавал его превосходным кавалерийским командиром, открыто считал его пьяницей и грубияном и отказывался присваивать ему желанное звание фельдмаршала. Поэтому Фердинанду III легко удалось парой дельных намеков подкупить беспринципного и недовольного карьериста. В конце июня Максимилиан, прослышав что-то о заговоре, послал за своим генералом, но доказательств у него не было, и в ответ на предъявленное голословное обвинение Верт, не боясь адских мук, беззаботно поклялся в полной своей невиновности и ускакал в войска, чтобы подготовить все для немедленных действий. В первую неделю июля 1647 года он уже направлялся к императору во главе своей армии.

Между тем в Страсбурге недовольство бернгардцев дошло до критической точки. Тюренн давно этого ожидал. Тремя годами раньше серьезный мятеж в городе Брайзах-ам-Райн удалось подавить только благодаря отваге и популярности Эрлаха. С тех пор Эрлах успел уйти в отставку, и Тюренн, у которого с ним не заладились отношения, еще хуже ладил с его преемником Рейнгольдом фон Розеном. Солдаты вполне оправданно были уверены, что французы намереваются постепенно слить их с основным корпусом армии; они говорили, что их офицеров меняют на французов и не считаются с их интересами и, наконец, что по условиям их службы Тюренн не имел права отправлять их во Фландрию. Едва начавшись, мятеж стал неуправляемо распространяться; Розен, возомнив, что ему удастся влиять на войска, возглавил их, и, когда Тюренн, не подумав хорошенько, арестовал его, бернгардцы выбрали вожака из своих рядов и числом в 4 тысячи человек отправились к шведам, остервенело опустошая все на своем пути.

После этого Тюренн, серьезно ослабленный, уже не мог идти на Фландрию. К тому же провал баварского нейтралитета потребовал его присутствия в Германии. Но и здесь мятеж сковал ему руки, так как Врангель после минутного замешательства невозмутимо принял бернгардцев, а Тюренн поначалу отказался воевать совместно с армией, насыщенной его собственными бунтовщиками. В сложившихся обстоятельствах действовать без шведов было опасно, а вместе с ними – невозможно.

Мятеж бернгардцев оказался успешным для них самих, а вот бунт Верта принес выгоду только императору. Фактически Верту не хватило смелости увести с собой войска; большинство его приверженцев вернулись к Максимилиану, а сам Верт перешел австрийскую границу чуть ли не в одиночестве, а за его голову была назначена награда. Тем не менее Максимилиан уже достаточно испугался, чтобы отказаться от мирного курса. 27 сентября 1647 года рассерженные французские послы в Мюнстере узнали, что он вновь перешел к Фердинанду III со всеми своими силами. Они бы разозлились еще больше, если бы узнали, что чуть позже бывший гессенский военачальник Меландер, теперь уже генералиссимус имперских и баварских войск, вместе с Фридрихом-Вильгельмом Бранденбургским попытался в последний момент создать «германскую» партию и сорвать этот управляемый иноземцами мир.

30 января 1648 года Испания и Соединенные провинции заключили Мюнстерский мир. Он положил конец преуспеванию несчастных испанских Нидерландов; Испания с готовностью пожертвовала верными провинциями, которые сражались за нее, ради того чтобы добиться более выгодных условий для самой себя. Шельду закрыли, Антверпен разорили, чтобы дать дорогу Амстердаму. Если Францию и волновал мир, то вовсе не из любви к Фландрии; ее послы, невзирая на слабые и недолгие протесты, приняли решение прервать переговоры с Испанией под предлогом того, что Пеньяранда уехал из Мюнстера и они не могут вести дела ни с кем, уступающим ему по рангу. Они рассчитали, что смогут компенсировать свой разрыв с голландцами распадом австроиспанского пакта. Император не сможет противиться условиям, заключенным в Мюнстере и Оснабрюке собравшимися германскими сословиями и их иностранными союзниками. Когда он подпишет их, ему придется отказать Испании во всем, чем она владела в Германии, и больше уже не пытаться ей помогать.

Французские армии окончательно закрепили успех французской дипломатии. Отступничество Баварии заставило Тюренна действовать в унисон с Врангелем и отказаться от его фламандских планов; оба полководца пока не пришли к согласию по поводу бернгардцев, а до той поры занялись другими делами и наконец стянули свои войска в Южную Германию. На первый взгляд, положение казалось безнадежным. Врангель опасался, что конец войны будет означать конец и его влияния, и к действию его принудило только назначение главнокомандующим кузена королевы, а весть о том, что тот уже едет в Германию, заставила завистливого маршала пошевеливаться. Если уж война должна закончиться, лучше он сделает это сам, а не кто-то другой. Однако он сразу же растрезвонил о том, что Тюренн пытается избежать решающей битвы, чтобы затягивать войну. В самом деле, противник настолько ослаб, что уже невозможно было оправдать дальнейшее промедление. Меландер, в прошлом году назначенный имперским фельдмаршалом, окапывался на позициях по линии Дуная. Однако и объединенная армия баварцев и имперцев уступала в численности шведско-французским силам, и баварский командующий Гренсфельд препятствовал началу совместных действий, требуя себе старшинства над Меландером. В таком не лучшем положении, находясь на пересеченной, холмистой местности недалеко от Аугсбурга, близ деревни Цусмарсхаузен, они были застигнуты врасплох. Меландер, которому мешала неисчислимая толпа маркитантов и прочего обозного люда – по некоторым расчетам, их было в четыре раза больше, чем солдат, – попытался отвезти артиллерию и обоз, оставив итальянского генерала Монтекукколи защищать тылы; с упорством и отвагой Монтекукколи отходил с одной гряды на другую, отражая неприятельский натиск кавалерией, пока пехота отступала. Меландер шел к нему на помощь, но был смертельно ранен. Итальянец решил спасать армию, а не обозы, где царила безнадежная неразбериха, и отступил к Ландсбергу, потеряв все, кроме войск.

В последний, самый мрачный час из Австрии спасать положение прибыл Пикколомини, но и его огромной энергии и стойкости не хватило для того, чтобы организовать армию из разрозненных, деморализованных клочков, оставшихся после Цусмарсхаузена, да и Максимилиан не улучшил ситуацию, когда после битвы арестовал Гренсфельда за измену.

Между тем Тюренн и Врангель заняли Баварию, жестоко мстя жителям за ненадежность их господина. Собственно, как лаконично написал Врангель курфюрсту, у него остался один способ спасти свою страну – заключить новое перемирие.

Вторая шведская армия под началом Кенгисмарка вторглась в Чехию и призвала Прагу сдаться. 26 июля 1648 года шведы взяли Кляйнзайте, и уже казалось, что все потеряно, но возрожденный город католиков и Габсбургов бился за свою веру и своего короля, как никогда раньше. В 1620 и 1635 годах Прагу взяли практически без единого выстрела, но в 1648-м она была готова держаться до последнего человека. Студенты, монахи, бюргеры, не сложив оружия, защищали Карлов мост плечом к плечу с солдатами. Сколько они еще смогли бы или были готовы сопротивляться, сказать невозможно. Надеяться им было почти не на что, однако они продержались больше трех месяцев, и не капитуляция, а заключение мира положило конец их долгой обороне.

Пока пражане столь отчаянно защищались, Фердинанд III, не желая жертвовать своими религиозными убеждениями, отцовским наследством и династическим долгом, отказывался подписывать мир. Видимым препятствием было религиозное урегулирование, но у него были политические причины. Может ли Фердинанд III подвести свою испанскую родню, когда они заключили мир с голландцами и наконец-то могут встретиться с французами на равных? К тому же его любимый брат из последних сил борется в Нидерландах, уверенный в том, что его не бросят одного.

Эрцгерцог с самого начала правления показал себя активным военачальником и сторонником строгой дисциплины; он пробился через французскую границу, отвоевал Армантьер, Комин, Ланс и Ландреси. В первые месяцы у власти он почему-то совсем не походил на того эрцгерцога последних лет, сухопарого, разочарованного человека, который стоит на фотографических картинах Давида Тенирса, небрежно указывая тростью на какой-то из любимых шедевров в величественной брюссельской галерее. В тот год он, казалось, ни в чем не уступал кардиналу-инфанту. А затем, при Лансе в августе 1648 года, то ли по небрежности, то ли из-за некомпетентности или невезения либо же по всем трем причинам сразу он попал в западню герцога Энгиенского (с декабря 1646 года – принца де Конде) и погубил свою армию.

Для Фердинанда III это был конец. Бавария потеряна под Цусмарсхаузеном, Прага осаждена, Леопольд разгромлен у Ланса. Он склонился перед неизбежным, согласился урегулировать религиозные вопросы и подписать мир. Но делегаты в Мюнстере заседали три года не для того, чтобы подписать его за три минуты. Когда последняя резолюция Фердинанда III пришла в Мюнстер, оказалось, что ключ к шифру пропал и расшифровать ее невозможно. Когда эта задержка была преодолена, начались бесконечные обсуждения того, в каком порядке следует подписывать договоры, и только в субботу 24 октября, почти через три недели после разрешения всех политических трудностей, стороны поставили свои подписи под документами. И даже в этот день депутаты в Мюнстере прождали с 9 часов утра до 13 часов дня, а потом им велели вернуться к 14:00. Только тогда объявились главные послы и подписали оба мирных договора. Это событие было ознаменовано тремя залпами из 70 пушек, расставленных вдоль городских стен.

Но это были не последние выстрелы Тридцатилетней войны. Все эти недели, все эти дни, все эти напрасные часы Прага продолжала сражаться и не сложила оружия еще девять дней, прежде чем там тоже узнали о мире. Тогда и пражане устроили салют, провели благодарственные молебны и зазвонили в церковные колокола, потому что война закончилась.