Конгресс заседал уже почти год, как вдруг делегаты обнаружили, что не имеют ясного определения subjecta belligerantia. Ввиду этого состоялись дебаты с целью четко обозначить все то, за что стороны воевали и воюют, и какими предметами должна заниматься мирная конференция. Неудивительно, что участникам понадобилось внести ясность в эти вопросы. После максимального упрощения остались четыре основные темы для обсуждения: недовольства сословий империи, условия амнистии для повстанцев, удовлетворение претензий иностранных союзников и компенсация убытков. Первая группа вопросов охватывала почти все внутренние причины войны; она включала в себя дело Донауверта, не решенное еще с 1608 года; порядок наследования Клеве-Йюлиха, улаженный лишь временно; острую проблему судебных прав рейхсхофрата; конституционные права императора; положение кальвинистов; но прежде всего распределение земель между католическими и протестантскими правителями.

Вторая группа проблем касалась амнистии; она затрагивала вопросы восстановления курфюрста Пфальцского и его дяди графа Пфальц-Зиммернского, маркграфа Баден-Дурлах-ского в правах на земли, отчужденные во время войны в пользу Баден-Бадена, ландграфини Гессен-Кассельской от имени ее сына, на земли, дарованные Гессен-Дармштадту, а также возвращения изгнанных протестантов в их дома.

Третья группа – удовлетворение притязаний союзников – по своей важности обошла все остальные вопросы, которые рассматривались на конгрессе. Никакой мир был не возможен до тех пор, пока союзники не будут удовлетворены, в то время как разрешение внутренних проблем было вовсе не обязательно для прекращения войны. Швеция требовала себе Померанию, Силезию, хотя и не так уверенно, Висмар, Бремен и Ферден, а также денег на расформирование армии. Франция претендовала на Эльзас, который давно уже оккупировали ее армии, вместе с Брайзахом-ам-Райн, настаивала на подтверждении своих прав на Мец, Туль и Верден и крепость Пинероло в имперской Италии. Также она желала получить гарантии того, что император больше не будет оказывать помощь Испании.

Четвертая группа вопросов была тесно связана со второй и третьей. Она касалась проблем компенсации для тех, кто пострадал во время войны или в результате заключения мира, и включала, к примеру, вопрос возмещения убытков курфюрсту Бранденбургскому в случае, если по условиям мира Померания отойдет к Швеции, и Максимилиану Баварскому, если тому придется уступить землю или титулы курфюрсту Пфальцскому.

Конгресс разделился приблизительно на две группы: шведские и германские протестанты заседали в Оснабрюке, а представители Франции, императора и германских католиков – в Мюнстере. Также в Мюнстере разбирались два отдельных мирных урегулирования: между Испанией и Соединенными провинциями и между Францией и Испанией. Франция и Испания имели свои интересы во всех этих прениях, Франция – как союзница голландцев в их переговорах с испанцами, Испания – как союзница императора в переговорах между империей, Францией и Швецией.

В силу этих обстоятельств проведение мирной конференции оказалось делом столь же запутанным и вызывало столь же острые разногласия между союзниками, как и сама война. Французы и шведы смотрели друг на друга с глубочайшим недоверием, причем французы особенно добивались того, чтобы Швеция прекратила вмешиваться в германские дела. Они хотели создать из католиков конституционную партию для сдерживания императора, тогда как шведы, горячо поддерживая протестантских делегатов в Оснабрюке, хотели, чтобы империя была преимущественно протестантской. Шведы громко выступали за полное восстановление в правах курфюрста Пфальцского, отмену Reservatum Ecclesiasticum – духовной оговорки и возвращение к религиозному статус-кво на момент 1618 года. Французы, которые по-прежнему без устали старались переманить Максимилиана из альянса с императором, хотели, чтобы он сохранил и титул курфюрста, и приобретенные земли, а в остальном поддерживали германских католических делегатов в Мюнстере, которые настаивали на возвращении к религиозному статус-кво 1627 года, зафиксированному в Пражском мире.

Между французами и их голландскими союзниками постоянно сохранялось нервозное раздражение, которое то вспыхивало с новой силой, то затихало, а на противоположной стороне Максимилиан Баварский непрерывно держал в опасении венский двор, и дружеские отношения между Австрией и Испанией не раз оказывались на грани разрыва.

Перед послами всех стран стояла двойная задача: вести переговоры в интересах своего правительства и сеять рознь между противниками. Усилия испанских дипломатов в отношении голландцев были направлены на то, чтобы разорвать франко-голландский союз, и в конце концов им это удалось. Имперские дипломаты стремились разрушить франко-шведскую коалицию и настроить против Франции ее германских союзников. Французы в вопросе германских католиков добивались отторжения Баварии от Австрийского дома Габсбургов. Эта хитросплетенная игра всех против всех еще более усложнялась присутствием разнообразных малых государств на периферии европейского конфликта – делегатов от короля Португалии, Швейцарской конфедерации, герцогов Савойского и Лотарингского.

Война по-прежнему, хотя и в незначительной степени, оставалась гражданской войной в Германии, и как бы мало местные интересы ни влияли на Вестфальский конгресс, их невозможно было полностью игнорировать. Не имея возможности управлять ходом войны, два князя, которые периодически пытались сформировать германскую партию, в очередной раз попытались заявить о своих правах уже на мирных переговорах. Иоганн-Георг Саксонский и Максимилиан Баварский действовали поодиночке; центристская партия слишком часто не оправдывала надежд, чтобы у кого-то еще оставалось желание ее возродить. Однако в клубке переговоров в Мюнстере и Оснабрюке отдельные нити саксонской и баварской политики стремились к одной и той же цели – по мере сил решать дела империи без деспотического вмешательства каких-либо иноземных держав.

В своей лебединой песне оба князя проявили те особые качества, которые давно уже отличали их политические курсы: Иоганн-Георг, как всегда, был слишком прямолинеен, а Максимилиан – слишком уклончив в своих планах. Иоганн-Георг с самого начала поставил себе целью утрясти главные разногласия между германскими католиками и протестантами в надежде, что таким образом ни те ни другие не будут испытывать соблазна позвать на помощь иностранцев для разрешения этого ключевого конфликта. Его политика была бы эффективнее, если бы он сумел добиться успеха пораньше. Германия сама справилась со своей религиозной проблемой, но уже после того, как французы и шведы выдоили из нее все желанные преимущества.

Максимилиан вел более сложную политику. Испании он опасался больше, чем Швеции или Франции. Поэтому он настаивал на том, чтобы запросы Франции и Швеции удовлетворялись сразу же, чтобы Эльзас отдали французам, Померанию – шведам, так чтобы ни у первых, ни у вторых не оставалось поводов лезть в германские дела. Он воображал, что после этого с оставшимися без поддержки протестантами будет легко справиться, а мощная католическая конституционалистская партия сможет с позиции силы разговаривать с императором и его испанскими союзниками без дальнейшего иностранного вмешательства. Он был готов пожертвовать территориальной целостностью Германии ради ее внутреннего сплочения в борьбе против императора и Испании.

Его курс оказал больше влияния на конгресс, чем планы курфюрста Саксонского, и привел к катастрофическим результатам. Он обеспечил Померанию Швеции, Эльзас – Франции, не получив при этом никаких гарантий того, что они не будут вмешиваться в конституционные проблемы, и не объединив католическую партию для противостояния императору. Империя не сохранила ни конституционную, ни территориальную целостность, французы использовали Максимилиана в своих целях, а шведы вообще не обратили на него внимания. Германские правители рангом пониже и в Оснабрюке, и в Мюнстере продолжали выпрашивать помощь у любой иностранной державы, какая на тот момент была готова ее оказать. Пытаясь совладать с этим последним кризисом, Иоганн-Георг и Максимилиан справились не лучше тех, кто пробовал до них.