Смерть Фердинанда II пришлась на то время, когда Швеция все отчетливее показывала признаки возрождения, незадолго до того, как оно достигло наивысшей точки. Император смежил веки, прежде чем увидел крушение всех своих надежд. Имперские войска выступили к Бранденбургу, чтобы соединиться с саксонскими и ударить по Банеру, но маршал при помощи своего выдающегося соотечественника Торстенссона и двух шотландских командиров, Лесли и Кинга, переломил ситуацию в свою пользу. Хитроумным маневром он отрезал объединенные силы имперцев под Виттштоком на реке Доссе, притоке Хафеля. Там 4 октября 1636 года имперцы заняли позиции на холме, защищенном от войск Банера длинным и узким перелеском, окопались, установили батареи и огородили их повозками. План Банера заключался в том, чтобы вытащить их с сильной позиции и окружить на равнине. Соответственно, они с Торстенссоном условились пройти через лес с половиной кавалерии и выманить врага, появившись на нижних склонах холма как бы совершенно беззащитными. Тем временем Лесли с пехотой и Кинг с остальной кавалерией должны были под покровом леса обойти неприятеля и внезапно ударить по нему с фланга и тыла.

Изобретательный план едва не сорвался. Подходя, Банер действительно привлек внимание врага, но атака имперцев оказалась убийственной, шведские войска значительно уступали в численности, а Лесли и Кинга пришлось дожидаться невыносимо долго. Когда же подошел Лесли с пехотой и стал громить фланг имперцев, он лишь дал Банеру и Торстенссону столь нужную передышку, но не выбил имперские батареи с вершины холма. Кинг обнаружил, что местность непроходима, пошел в обход длинным путем и появился в тот самый миг, когда Лесли и Банер подумали было, что все потеряно. Он успел как раз вовремя, и после его подхода битва закончилась в считаные минуты; атакованные с трех сторон, командиры врага предпочли бежать, лишь бы не сдаваться. 19 штандартов и 133 орудия со всем обозом и недавно пополненными запасами оружия остались брошенными на вершине холма. Порох не попал в руки шведов только потому, что его взорвали прямо в повозках.

С точки зрения тактики план Банера был рискованным и дорогостоящим, но окончился успехом, и, хотя эта победа не встала наравне с судьбоносными завоеваниями при Нёрдлингене, Лютцене или Брейтенфельде, в народной молве она многое сделала для того, чтобы восстановить пошатнувшуюся репутацию шведов. Что еще важнее, она нанесла урон военной мощи саксонцев и оставила без защиты некомпетентного Георга-Вильгельма Бранденбургского. Его земли вскоре были оккупированы, а к маю 1637 года шведские войска уже быстро продвигались к границе возле Торгау и даже угрожали терроризировать Иоганна-Георга. Шведы едва не взяли Лейпциг, а на западе их авангард дошел почти до Тюрингии и занял Эрфурт.

Возрождение шведской боеспособности отчасти объясняется переменами в стокгольмском правительстве. Оксеншерна предоставил заниматься германскими делами Ришелье, поскольку не имел возможности поступить иначе, и вернулся на родину, чтобы крепкой рукой взяться за управление. По прибытии в столицу он обнаружил, что королева-мать с кликой подпевал уже собиралась отдать свою дочь в жены датскому принцу; а до тех пор она поселилась в комнате, где даже окна были задернуты черными шторами, и собиралась замуровать там Кристину до совершеннолетия без иных развлечений, кроме компании шутов и карликов, чьи кривляния вызывали у юной королевы одно только отвращение. Аксель Оксеншерна спас Кристину и от брака, и от заточения. Своими стараниями он заслужил вечную и порой результативную ненависть королевы-матери, но и благодарность маленькой королевы, которая в будущем, когда Кристина стала умной взрослой женщиной с собственной политикой, часто защищала канцлера от ее опалы.

С возвращением Оксеншерны к власти в Стокгольме шведские маршалы могли быть уверены в том, что в любой серьезной опасности получат и людей, и деньги, и всяческую поддержку, как и в том, что их северогерманские и балтийские коммуникации будут надежно защищены от любых нападений из Дании.

Маятник, качнувшийся так далеко в одну сторону, постепенно приходил в равновесие. Победы шведов совпали со знаменательными успехами в Нидерландах. После осады, о которой говорила вся Европа на протяжении большей части года, Бреда сдалась Фредерику-Генриху Орланскому 10 октября 1637 года. Она 12 лет находилась в руках испанцев, и ее потеря, помимо того что обнажила границу Брабанта, стала первой серьезной осечкой кардинала-инфанта. Неспособность спасти ее дискредитировала его так же, как аналогииная неудача дискредитировала принца Фредерика-Генриха Оранского за 12 лет до того.

Эти два успеха сразу ослабили давление на Рейн, и Бернгард, в конце концов подчинившись настойчивым требованиям французского правительства, после более чем двух лет бездействия в обороне приготовился форсировать реку. В начале февраля 1638 года он тронулся в путь к ключевому мосту у городка Райнфельден, в 15 километрах к востоку от Базеля. В этом месте река течет почти строго с востока на запад, Райнфельден лежит на южном, то есть левом, берегу. Бернгард осадил его с южной стороны и, воспользовавшись паромом у замка Бойгген чуть дальше на восток, переправил часть своих людей к аванпостам на северной стороне, откуда намеревался атаковать предмостные позиции. Штурм был назначен на март, но, прежде чем он успел состояться, из Шварцвальда подоспели имперские войска под началом итальянского наемника Савелли и Верта.

Авангард Савелли подошел по правому берегу со стороны Зекингена (Бад-Зекингена), но Бернгард резким ударом отбросил его. Имперцы отступили к своему основному корпусу и, обойдя лесистые холмы, приготовились атаковать Бернгарда с фланга. Во время короткой передышки, которую ему дал этот маневр, Бернгард спешно переправил часть своей артиллерии и кавалерии на пароме с левого берега. Времени не хватало, и, когда Савелли появился вновь, около половины армии Бернгарда все еще находилась на дальнем берегу реки.

Он стянул войска, которые успел собрать, к предмостному плацдарму, чтобы помешать Савелли прорвать осаду. Местность была неровная, войска стояли разрозненно, в силу этого обеспечить единство действий по всему фронту было затруднительно, и сражение превратилось в серию отдельных стычек. Савелли, подойдя к левому флангу Бернгарда, оттеснил его назад, приведя его ряды в беспорядок. Однако на другой стороне правый фланг Бернгарда отбросил левый фланг имперцев. В результате обе армии совершили почти полный разворот вокруг своей оси; Савелли, пользуясь случаем, проскользнул между Бернгардом и мостом, и к концу дня войска стояли друг против друга на позициях, противоположных тем, что они занимали вначале.

Бернгарду особо не на что было рассчитывать. Его потери, если не считать артиллерии, были незначительны, однако он был отрезан от остальной части армии на левом берегу реки, а кроме того, он позволил Савелли овладеть мостом и таким образом взять под контроль Райнфельден. Оставалось только одно – отойти к ближайшей переправе и попытаться воссоединиться с армией. С этой целью Бернгард отступил к Лауфенбургу, и счастливый, но незаслуженный случай позволил ему избежать встречи с контингентами, которые Савелли оставил в Шварцвальде. Там он переправился через Рейн, собрал свои силы и направился по левому берегу к Райнфельдену.

Таким образом, около 7 часов утра 3 марта аванпосты Савелли с изумлением увидели подходящую армию врага, которую, как им казалось, они полностью разметали. Побросав орудия, они беспорядочно бросились к Райнфельдену, чтобы дать сигнал тревоги. Бернгард задержался лишь для того, чтобы вернуть несколько своих легких пушек, и, катя их за собой, подошел к городу. Он успел трижды выстрелить по войскам Савелли, пока они спешно организовывали оборону города, и еще до его последнего залпа их ряды дрогнули, и сразу же началось бегство. Кавалерия Бернгарда преследовала врага, и новые отряды, слишком поздно выехавшие из города на выручку боевым товарищам, оказались меж двух огней. Половина имперцев бежала, половина сдалась. Савелли с позором выволокли из кустов, а Верта, который шел пешком и в одиночку, узнали и взяли в плен в соседней деревне.

В Париже пели «Те Деум» в честь пленения Верта, и не без оснований, ибо Бернгард, подкрепив войска пленными, резко двинулся на север брать Брайзах-ам-Райн, который теперь оказался отрезан со всех сторон.

Воевать, имея ненадежных союзников, – опасная задача, требующая большого искусства, и успех Ришелье зависел от того, насколько он сможет контролировать Бернгарда и шведов и связывать их разрозненные действия в единое целое. Едва только удавалось поставить в строй одного упрямого друга, как тут же упираться начинал другой: когда Бернгард после месяцев топтания на месте в конце концов оправдал потраченные средства, Ришелье пришлось разбираться с новыми осложнениями со стороны шведов. Срок договора истекал, и Оксеншерна, посчитав, что наступил благоприятный момент освободиться от когда-то нужного, но всегда рискованного союза, решил заключить мир сам по себе.

Он верно оценил стремление нового императора к миру. Если Фердинанд II позволит ему развязаться с Ришелье, император освободится от непрерывной угрозы на собственном фланге и сможет оказать столь необходимую помощь своему кузену кардиналу-инфанту в Нидерландах. Осознав новую опасность, Ришелье направил в Гамбург посла для убеждения полномочного представителя Оксеншерны Адлера Сальвиуса. Новые обещания помощи вместе с нежеланием императора уступить Померанию и надеждой на то, что Банер еще может добиться военных успехов, в конце концов перевесили потребность Швеции в мире, и она возобновила прежний альянс с Францией в рамках Гамбургского договора.

Фердинанд II не смог разделить союзников, и 5 июня 1638 года Бернгард Саксен-Веймарский появился у города Брайзах-ам-Райн. Ришелье быстро прислал ему французские подкрепления, чтобы не упустить шанс овладеть этим ключевым пунктом, стратегически важным для Габсбургов. Спеша на помощь, 30 июля баварский командующий Гетц потерпел сокрушительное поражение в Виттенвайере, а через шесть дней Бернгард соединился с французами под началом маршала Тюренна. К середине августа они осадили город, а в октябре Карл Лотарингский, торопясь на выручку городу по настоянию императора, был разбит.

После этого никаких надежд на освобождение не осталось; тем не менее гарнизон города Брайзах-ам-Райн держался неделю за неделей в надежде, что у осаждающих тоже кончатся запасы. Только голод мог принудить к сдаче Брайзах-ам-Райн, расположенный на крутой возвышенности и защищенный с одной стороны быстрым течением Рейна. Попытки Бернгарда взять город штурмом не увенчались успехом, но время работало на него, ведь, как бы мало провианта ни осталось в его лагере, в городе еды было еще меньше. К ноябрю на рынке уже появились жены богатых бюргеров, которые продавали свои драгоценности за горсть муки. В пищу шли лошади, кошки, собаки, мыши, горожане вымачивали и варили коровьи и овечьи шкуры. 24 ноября в замке умер один из пленных солдат Бернгарда; прежде чем его успели забрать и похоронить, его товарищи разорвали тело на куски и съели. За несколько следующих недель умерло и было съедено еще шестеро заключенных. Однажды утром на центральной площади нашли десять тел горожан, умерших от голода, а в декабре уже шептались, что куда-то пропали дети бедняков и сироты.

Казалось невозможным, что Брайзах-ам-Райн может держаться так долго в безнадежном положении. И в этот самый момент, когда давно задуманным планам Ришелье наконец-то улыбнулась удача, когда ключ от Рейна был почти в его руках, отец Жозеф слег. День за днем в Париже ждали новостей о капитуляции Брайзаха, но крепость упорно не сдавалась; день за днем старый капуцин все слабее цеплялся за жизнь. По одной благодушной легенде, Ришелье оказался способен на неожиданное проявление человеческой доброты. По рассказам, он быстро вошел в комнату умирающего с отрепетированной радостью на лице, склонился над его узкой кроватью и сказал: «Отец Жозеф, Брайзах наш». За сутки до его смерти, 17 декабря 1638 года, Брайзах-ам-Райн сдался. В Париже узнали об этом лишь 19 декабря.

Теперь весь Эльзас от края до края был оккупирован войсками, состоящими на содержании у французов; Брайзах-ам-Райн, ключ к Рейну и ворота в Германию, пал. На востоке под Хемницем (Кемницем) Банер разгромил Иоганна-Георга, взял Пирну и вторгся в Чехию, отбросив армию защитников у Брандейса (Брандис-над-Лабем). Во Фландрии кардинал-инфант, бессильный остановить новые удары французов, не мог прислать помощь в Германию, где его соратник по победе при Нёрдлингене, а ныне император, тщетно пытался сдержать нарастающую волну при недостаточных средствах и плохих командующих. Пикколомини уехал в Нидерланды, Арним ушел в отставку, Верт сидел в плену у французов. Вместо них Фердинанду II пришлось полагаться на Галласа, который с каждым годом все больше спивался и терял чувство ответственности и профессионализм; на Хацфельда, когда-то полковника у Валленштейна, который однажды действительно быстро разбил курьезно малочисленное войско курфюрста Пфальцского у Флото на Везере, но в остальном оставался полным бездарем; на перебежчика Гетца, человека весьма скромных способностей, который сменил Верта во главе баварского контингента. Фердинанду все труднее было набирать войска среди чудовищно поредевшего населения, собирать налоги с и без того обескровленных наследственных владений, оплачивать и кормить армию. Однако весной 1639 года внезапный кризис на Рейне остановил Ришелье и дал императору время обдумать свои дальнейшие действия.

Бернгард Саксен-Веймарский заявил о своих правах в отношении Французского государства. По договору, на который он согласился в 1635 году, в награду ему был обещан Эльзас; теперь, когда его войска заняли эту область, Бернгард решительно потребовал немедленно передать ему Эльзас без каких-либо ссылок на потребности и претензии французов; кроме того, он заявил, что Брайзах-ам-Райн сдался ему лично, а не королю Франции, и он намерен оставить его себе. Он потребовал сохранить целостность германских земель под властью германского правителя и относиться к нему как к равноправному со Швецией союзнику.