На северных побережьях бурно заканчивался старый год и наступал новый, сырой, промозглый и пасмурный, – 1627 год, десятый год войны. За пределами Германии долина Вальтеллина была открыта для Испании, продолжало распространяться восстание гугенотов. Фаворит Бекингем, правивший Англией, свел на нет всю дипломатию двух прошедших лет, объявив войну Франции и послав флот на помощь мятежникам в Ла-Рошели, в то время как Ришелье ради спасения монархии сделал крутой разворот и стал добиваться дружбы с Испанией.

В Германии войска Тилли удерживали епископство Хильдесхайм, Валленштейна – находились в Магдебурге и Хальберштадте, Бранденбурге и некоторых районах Чехии. Рейнскую область оккупировали испанские и баварские силы; Австрия, Чехия, Венгрия содержали у себя контингенты имперской армии. Наемники Мансфельда стояли в Силезии и Моравии, а солдаты Кристиана IV – на равнине к западу от Эльбы. По всей Западной Германии случился неурожай, и во Франконии, Вюртемберге и долине Рейна начался голод. Чума свирепствовала в Страсбурге, Бранденбурге, вокруг Штендаля и Коттбуса, в Силезии, Загане (Саган, совр. Жагань), Гольдберге, Нассау, Сааре, Вюртемберге. Проходящие армии не могли воспрепятствовать распространению болезни; вместе с ними под знаменами маршировали тиф, цинга, оспа, сифилис и разносились по всей округе. Больные лошади и скот тащились вместе с обозом, распространяя заразу по фермам, через которые шли войска.

Насилие и незащищенность стали повседневной реальностью. «13 мая 1626 года. Застрелили Катарину, мою старую служанку», – без лишних слов написал у себя в дневнике один бранденбургский пастор. За малейшее сопротивление следовали жестокие расправы. В моравском Вайскирхене жители дорого заплатили за то, что отказались принять на постой солдат Мансфельда, ибо, как писал английский наемник, «мы вошли, убивая всех подряд – мужчин, женщин и детей; резня продолжалась два часа, грабеж – два дня».

С северо-востока на императора посыпались горькие жалобы. В феврале в Вену прибыла депутация из Силезии – честные бюргеры, которые не слишком усердно выполняли свою миссию и в промежутках между серьезными делами находили время глазеть на достопримечательности и пьянствовать. Силезия в действительности пострадала гораздо меньше, чем Моравия или Чехия, настолько меньше, что у ее народа еще оставались силы поведать о своих невзгодах. По дороге в Вену их посланцы видели следы куда более страшных издевательств, чем те, на которые они пришли жаловаться. От предместий Глаца не осталось камня на камне; за Миттельвальде на границе с Чехией крестьяне оставили поля нераспаханными, устав выращивать урожай, который потом у них забирали или бесцельно уничтожали.

Еще хуже дела обстояли в Бранденбурге, где Валленштейн разместил войска в Кроссене на Одере, а также в Штендале и Гарделегене в бассейне Эльбы, откуда он мог бы помешать соединению датчан с остатками армии Мансфельда в Северной Силезии. Здесь его квартирмейстеры требовали не только еду и питье для солдат, но и одежду с обувью; обязательства провинции оценили в 66 тысяч гульденов, и, когда местные власти не смогли их выполнить, солдаты схватили их и взяли в заложники до уплаты. В отличие от ветеранов Тилли у Валленштейна служили сыновья обнищавших крестьянских семей, шантрапа, не достигшая 20 лет, неопытная, неуправляемая и деморализованная заразными болезнями; в Гарделегене они каждый день хоронили умерших по двадцать человек в одной яме. «Есть ли Бог на небесах, который вступится за нас? – стенали бранденбуржцы, обращаясь к своему курфюрсту, который благоразумно сбежал в Пруссию. – Овцы ли мы, всеми покинутые и забытые?.. Доколе нам смотреть, как наши дома и жилища сжигают у нас на глазах?»

Ответ был очевиден, поскольку жалобное посольство Георга Вильгельма в Вене ничего не добилось. Фердинанд лично принял посланца и поразил его своей любезностью – тот обратил внимание, что император приподнимал шляпу всякий раз, как упоминалось имя курфюрста, – но из беседы посланец вынес только то, что в военное время не избежать определенных «неудобств» и ему следует обратиться за помощью к Эггенбергу. Эггенберг принял его не менее любезно, хотя по причине болезни был тогда прикован к постели. Не имея шляпы, он вежливо приветствовал посланца, сняв ночной колпак, и лишь более подробно повторил замечания своего господина. От другого человека посланец узнал, что с Моравией Валленштейн обошелся еще хуже, чем с Бранденбургом, и, как заметил его информатор, разумно предположить, что раз уж император не в состоянии защитить собственные земли, вряд ли он сможет защитить чужие.

Настойчивость посланца в конце концов вынудила имперское правительство составить меморандум, где Валленштейну указывалось на то, что он расквартировался в Бранденбурге без разрешения императора. В последнюю минуту формулировку изменили на «без ведома императора», подтвердив подозрение посланца о том, что само правительство боится своего полководца.

Тогда курфюрст Бранденбургский взял дело в свои руки и написал два личных письма Валленштейну, которые остались без ответа. Позднее он узнал, что смертельно оскорбил полковника, назвав его просто «многолюбезный друг», а не «многолюбезный господин и друг», как это сделал более дипломатичный курфюрст Саксонский. А случай с неосторожной депутацией из Галле показал, что с Валленштейном шутки плохи: он заковал просителей в цепи и объявил, что будет на месте расстреливать всех, кто еще явится к нему с жалобами.

Германия еще не лежала в руинах, но, если не поставить предел распространению войны, вскоре этому суждено было случиться. После разгрома Кристиана IV Датского и примирения Франции с Испанией военные действия, казалось бы, должны были прекратиться, и зимой кое-кто уверенно предсказывал, что армия Валленштейна будет частично распущена, а его самого отправят в отставку. Из всех немецких князей только герцоги Мекленбургские, протестантский управитель Магдебурга и изгнанный Фридрих оставались непримиримыми врагами императорской власти. Что до остальных, то либо им не было до этого дела, либо они воевали на стороне императора. Оккупированная страна почти без исключения оказывалась нейтральной; к примеру, город Магдебург со всей округой решительно отмежевались от своего мятежного правителя. Ничто не мешало заключению мира. И тем не менее в новом 1627 году Валленштейн, армия которого разрослась почти до 140 тысяч человек, стал посылать своих офицеров с поручениями вплоть до самой Рейнской области, чем вызвал поток жалоб, хлынувших на Фердинанда со стороны всех церковных курфюрстов.

Эмиссару Бранденбурга показалось, что император боится своего генерала, но поведение Фердинанда объяснялось более серьезными причинами. Валленштейн обдумал балтийский план испанцев и был готов его осуществить.

Вот почему он предварительно оккупировал Бранденбургскую марку, а будущей весной собирался пойти войной на Мекленбург с одной стороны и Гольштейн с другой. Однако, похоже, он уже начал действовать по собственному разумению, поскольку успел настроить против себя двор, заняв часть имперских земель под зимние квартиры, а испанцы еще с прошлого лета перестали ему доверять. Ко времени битвы при Дессау император уже задолжал Валленштейну полмиллиона гульденов на содержание армии, и с каждым месяцем долг возрастал; не требовалось особого политического чутья, чтобы понять: полководец приобретает опасную власть над правительством. Испанцы не ошибались, полагая, что балтийский план удобнее всего осуществить армией Валленштейна, но без него самого.

Да, они были правы, однако Валленштейн набрал уже слишком большую силу, чтобы его можно было убрать. Только услышав о жалобе в Вену, он пригрозил тут же уйти в отставку, и тогда имперскому правительству пришлось бы взять на себя трудную задачу: содержать его армию, не имея на это денег. Чуть позже он встретился с Эггенбергом в городке Брукк-ан-дер-Лайта близ Вены, чтобы обсудить свой будущий курс.

То, что произошло на этой встрече, навсегда останется тайной; свидетельства ненадежны, и ни один биограф Валленштейна не в состоянии беспристрастно рассмотреть эту тему. Интерпретация всей его карьеры тесно связана с этим событием. Самый непредвзятый из немецких историков полагает, что на самом деле Валленштейн всего лишь обсуждал организационные детали, а доклад, в котором он излагал балтийский план и предвещал распространение власти Габсбургов, был подделан с целью обмануть Максимилиана Баварского. Однако достоверно известно следующее: балтийский план действительно существовал; вскоре после встречи в Брукке все доходы от налогов в Чехии пошли на содержание армии Валленштейна, а сам он получил полные суверенные права на свои огромные владения; Максимилиан Баварский узнал о балтийском плане и роли Валленштейна в нем, вероятно, в несколько преувеличенном виде.

Фердинанд в некотором роде был опьянен победой при Луттере и крахом датского короля. Даже если он и был не прав, он имел все основания считать Кристиана IV самым могущественным из монархов Северной Европы. Если уж его так легко разбить, то ни король Швеции, ни король Англии не представляют большой опасности, а в самой Германии ни у кого из князей не достало бы сил, чтобы воевать с императором в одиночку. Таким образом, победа при Луттере настроила Фердинанда отнюдь не на мирный, а, напротив, на воинственный лад. С армией Валленштейна он сможет установить свою власть в северных епископствах и получить контроль над Балтийским морем.

Именно теперь, в кои-то веки, Максимилиану настало время вернуться к своей благородной защите Германии и отстоять мир, прежде чем власть Фердинанда выйдет за всякие рамки. Он созвал Католическую лигу в Вюрцбурге в январе 1627 года и там ради мира и соблюдения княжеских прав пригрозил лишить Фердинанда поддержки, если он не ограничит своеволие Валленштейна. Члены лиги боялись последствий агрессии Фердинанда больше, чем желали восстановления католической церкви по всей Германии. Они потребовали мира и, разумеется, предложили в качестве посредника Людовика XIII – короля-католика, дружески расположенного к Максимилиану. Но одного имени посредника хватило, чтобы загубить мирное предложение, ибо правительство в Вене заподозрило вмешательство Ришелье, а протестантская партия на тот момент еще не простила ему предательства. Максимилиан не сумел ни добиться мира, ни обуздать Валленштейна.

Весной 1627 года Валленштейн начал свою кампанию с очередного бесстыдного нарушения княжеских прав. Георг-Вильгельм Бранденбургский был самым безобидным правителем в Германии, за исключением тех редких случаев, когда его принуждали к решению против его воли. Его политика была предельно простая и исключительно династическая; его единственное желание состояло в том, чтобы и дальше оставаться курфюрстом до конца своих дней и передать титул по наследству сыну. Прежде чем судить этот принцип слишком строго, следует вспомнить, что Георг-Вильгельм взошел на престол вопреки сильному сопротивлению и что при своем дворе он приютил родственников жены, которая была сестрой Фридриха Чешского. Однако в силу географической случайности Георг-Вильгельм не мог насладиться плодами своего безвредного нейтралитета. Его владения лежали между остатками армии Мансфельда в Силезии и ставкой короля Дании. Обе армии могли двинуться на соединение друг с другом, и Валленштейн, конечно же, не замедлил бы вторгнуться в Бранденбург, чтобы им помешать. Хуже того, король Швеции использовал Пруссию в качестве базы в своей польской войне, нравилось это Георгу-Вильгельму или нет, и заставил его уступить удобный порт Пиллау. В 1627 году ходили слухи, что Густав II Адольф может прийти на помощь побежденному Кристиану IV. В таком случае ему тоже пришлось бы идти через Бранденбург, как и имперской армии, которая попыталась бы его остановить.

В напрасной надежде спастись Георг-Вильгельм даже согласился признать Максимилиана курфюрстом, ошибочно полагая, что Католическая лига не позволит Валленштейну напасть на него. Все пошло прахом, как и его протесты в Вену. Когда его посол пробился к Валленштейну и заклинал его вывести войска, стоявшие в Кроссене, полководец, лежа в постели, бесцеремонно уткнулся в подушки и не стал его слушать.

Еще до лета 1627 года войска Валленштейна под предводительством его лучшего командира Ганса Георга фон Арнима, протестанта и уроженца Бранденбурга, вошли на земли курфюрста. Несчастный Георг-Вильгельм тщетно пытался собрать небольшие силы для защиты своих владений, но, когда отряд из шестидесяти солдат, которых только и удалось найти, попытался занять Берлин, возмущенные жители – лютеране, совершенно уверенные, что курфюрст пытается насильно, под угрозой оружия, обратить их в кальвинизм, прогнали их прочь из города, закидав камнями. В остальной провинции подданные Георга-Вильгельма предпочли подчиниться, а не вести борьбу неравными силами: Нойбранденбург за сопротивление был наказан разграблением города, так что в Хафельберге предупрежденные жители силой выгнали гарнизон и распахнули ворота перед наступающими войсками Арнима. У Георга-Вильгельма не осталось ничего иного, как последовать их примеру, подчиниться, по возможности сохранив лицо, и повсеместно объявить, что интервентов следует встречать как друзей. Примерно в то же время его неудачливый посол возвращался из Вены с письмом Фердинанда, в котором тот заверял курфюрста в своем неизменном почтении; надо надеяться, это хоть как-то утешило Георга-Вильгельма.

Заняв таким образом Бранденбург, Валленштейн мог с легкостью разобраться с разрозненными силами протестантов. Король Дании всю зиму тщетно пытался найти новую помощь. Английское правительство, его единственная надежда после самоустранения Ришелье, не прислало ему ни кораблей, ни денег. Фридриху Чешскому послать было нечего, потому что голландцы выплачивали ему скудный пансион, англичане не платили вовсе, а его дом осаждали кредиторы. Он задолжал 140 фунтов за одно молоко и не имел ни гроша в кармане. Понимая, что датский король скоро выйдет из игры, он снова повернулся к королю Швеции. Так же поступили и герцоги Мекленбургские, последние союзники Кристиана IV, и субсидии для его армии стали поступать от них с опозданием или не поступали вовсе. Герцог Брауншвейг-Вольфенбюттельский уже давно примирился с императором и старался выгнать войска Кристиана IV из тех немногих районов, которые они еще занимали на его земле. Испытывая недостаток провианта, денег и лошадей для кавалерии, Кристиан IV напрасно пытался сохранить порядок среди разбитых и деморализованных войск.

4 августа 1627 года остатки войска Мансфельда сдались или бежали у Бернштайна, а их командир, датчанин Митцлафф, вместе с несколькими потрепанными полками присоединился к шведам в Польше. В сентябре Валленштейн и Тилли совместно выступили в поход по Эльбе, в октябре Тилли разделался с оставшимися гарнизонами в Германии, пока Валленштейн преследовал Кристиана IV через границу Гольштейна; последние кавалеристы датского короля сдались далеко на севере Ютландии под Ольборгом, и армия Валленштейна приготовилась зимовать в еще нетронутых селениях Ютландии.