Согласно одному положению конституции, император не имел права созывать рейхстаг по собственному почину. Поэтому курфюрст Майнцский неохотно собрал не рейхстаг, а всего лишь депутационстаг – общий съезд имперских депутатов, который Фердинанд и открыл в Регенсбурге в январе 1623 года. На собрание прибыли лично или прислали представителей курфюрсты Майнцский, Трирский, Кёльнский, Саксонский и Бранденбургский, герцоги Брауншвейг-Вольфенбюттельский, Померанский и Баварский, ландграф Гессен-Дармштадтский, епископы Зальцбургский и Вюрцбургский, но оно не получилось ни полным, ни особо воодушевленным.

Все прошедшие месяцы Фердинанд убеждал главных князей, готовя их к решению о передаче титула курфюрста от Фридриха Максимилиану. Кроме курфюрста Кёльна, родного брата Максимилиана, почти все ведущие правители Германии были настроены против. Курфюрсты Майнцский и Трирский возражали, ссылаясь на конституцию; курфюрсты Саксонский и Бранденбургский сообразовывались еще и с религиозными мотивами, опасаясь в равной мере и усиления императорской власти Фердинанда, и расширения его религиозной политики. В прошлом году он нарушил слово, данное Иоганну-Георгу Саксонскому, и запретил исповедовать лютеранство в Чехии, так что все надежды курфюрста не дать в обиду угнетенных протестантов не оправдались. Его протесты в защиту чешских лютеран и призывы соблюдать конституцию в отношении Фридриха Фердинанд встречал с полным безразличием. Курфюрст начал понимать, что своим вмешательством, желая уберечь императора от неконституционной атаки, лишь открыл Германию для куда более опасного удара по конституции, о котором Фридрих не мог и помыслить. Осознавая свою слабость, Иоганн-Георг метался из стороны в сторону, и Фердинанд понял: пусть ему и не приходится рассчитывать на дальнейшую поддержку Иоганна-Георга, но ему не придется и считаться с его враждой.

Курфюрст Бранденбургский оказался в столь же неудобном и беспомощном положении. Его жена приходилась Фридриху старшей сестрой, и она уговорила мужа дать приют своей матери и младшему брату, вдобавок женатому на принцессе Бранденбургской, что еще сильнее связало две семьи взаимными обязательствами. Так же и гонения в Чехии настроили курфюрста Бранденбургского против императора, но ему недоставало ни ума, ни решительности, а существование крупной лютеранской партии, оппозиционной его кальвинистским воззрениям, создавало тревожную ситуацию в его землях, и к тому же у него были династические причины для того, чтобы стремиться к сохранению мира. Вдобавок польский король Сигизмунд III, зять Фердинанда, снова успел вовремя вмешаться и уступил Бранденбургу провинцию Пруссию как феод польской короны. Курфюрст не мог принять эту взятку, не принимая на себя обязательства поддержать династию Габсбургов. Более того, если бы он отказался, у него не было армии, достойной такого названия, а его сейм не дал бы ему денег на ее организацию. Это настроило его в пользу того, чтобы последовать примеру Саксонии и, самое важное, не принимать опрометчивых решений.

Пока двое протестантских курфюрстов старались избегать риска, Фердинанд мог осуществить свой антиконституционный акт. Ни одна из действующих сил в Германии не могла бы ему помешать.

В остальной Европе дела обстояли иначе. Испанцы не хотели, чтобы курфюршество передали Максимилиану. Эрцгерцогиня Изабелла с одобрения Мадрида придумала идеальную схему: Фридриха следует принудить отречься от престола в пользу старшего сына, мальчика 7 лет, которого затем надо отправить в Вену, воспитывать в семье императора и затем женить на одной из его дочерей. Этот план, помимо прочего, позволял сохранить имперскую конституцию в неприкосновенности, поскольку отречение под давлением считалось недопустимым, низложение было бы незаконным. Этот план поддержали Филипп IV и Яков I, и с ним согласился даже Иоганн-Георг Саксонский. И никого не волновало то, что Фридрих отказывался отречься от престола и отпустить сына и продолжал требовать возмещения за причиненные чешским протестантам страдания.

Но Максимилиан не дремал в защите своих интересов. Завоевание Пфальца дало ему возможность доказать, что он не меньше Фердинанда отстаивает интересы католичества. Он всеми силами старался вернуть народ в лоно церкви. Как только войска Тилли прочно обосновались на месте, на голодных и пораженных чумой жителей насели миссионеры, вышли указы, запрещающие эмиграцию; в самом Гейдельберге (Хайдельберге) закрыли протестантские церкви, университет распустили, а его превосходную библиотеку рассовали по ящикам, погрузили в фургоны и покатили через Альпы в Рим в качестве благодарственного подношения Ватикану от Максимилиана.

Однако, если он хотел заручиться поддержкой папы, в таком подкупе не было необходимости. План эрцгерцогини привел бы к усилению власти Габсбургов, чего папа, как итальянский властитель, не мог допустить. Король Англии поддержал замысел, у короля Франции явно не хватало сил ему противостоять, и в такой ситуации Испания, скорее всего, отвоевала бы голландские Нидерланды и тем самым вернула себе былое процветание. Чтобы не дать Габсбургам овладеть всем миром, Максимилиана следовало выдвинуть в качестве противовеса влиянию Австрии в империи и могуществу Испании в Европе.

Все это время Фердинанд носился, словно лодка без руля и ветрил, в бурных потоках конфликтующих интриг. С одной стороны, на него наседал папа, требуя письменно обещать курфюршество Максимилиану, с другой стороны, король Испании навязывал ему английский план, а курфюрст Майнца, конституционалист, предупреждал, что он наживет опасного врага в лице Саксонии, если выполнит желание Максимилиана. В Европе к императору, который обладал столь скудными личными ресурсами и не распоряжался собственной судьбой, относились с презрительной жалостью, а результат регенсбургских переговоров, как полагало большинство, зависел от того, чье давление окажется сильнее – Испании или Баварии. Такая ситуация была выгодна Фердинанду, ведь даже если он, по-видимому, действовал вполне сознательно, ему было выгоднее изображать себя жертвой обстоятельств. Если он добьется передачи курфюршества Максимилиану, то укрепит свою императорскую власть; если же его постигнет неудача, он может снять с себя всякую ответственность и ничего не потерять.

Между тем Фердинанд был готов временно пожертвовать испанскими интересами ради продвижения своих более изощренных планов. Он был Габсбургом по отцовской линии, а по материнской – немцем, и в нем сильна была иллюзия национальной принадлежности. В конечном счете он, как и все его предшественники, видел свой долг в служении интересам династии, но в германском, имперском, а не испанском смысле, и он видел спасение династии не в завоевании голландских Нидерландов, а в реформе империи. Когда к империи вернется ее могущество, ни одна европейская нация, ни один правящий дом не смогут противостоять Габсбургам. Он был готов повременить с неотложными требованиями испанцев, но не ради того, чтобы угодить Баварии, а для того, чтобы послужить более высоким династическим целям.

Лишь немногие из князей, собравшихся в Регенсбурге в январе 1623 года, были настроены поддержать предложение Фердинанда. Чтобы избежать трудного решения, курфюрсты Саксонии и Бранденбурга вовсе не прислали туда своих полномочных представителей; поэтому никакое постановление съезда не стало бы для них юридически обязательным. Да и что толку в этих мелочных пререканиях из-за конституции, когда единственная в Германии вооруженная сила принадлежит герцогу Баварскому и находится в распоряжении императора! Любые действия Фердинанда, законные или незаконные, будут иметь силу, и князьям придется признать их как свершившийся факт.

Съезд в Регенсбурге продлился шесть недель, и князья, равно как и испанский посол, приводили всевозможные доводы против передачи курфюршества. Напрасно в пику требованиям Максимилиана заявляли о правах невинных детей Фридриха – четырех крепких здоровьем сыновей, а также младшего брата Фридриха и князя Нойбургского, католика, состоявшего в более близком родстве с мятежным курфюрстом, чем Максимилиан Баварский. Но Максимилиан и Фердинанд стояли на своем, причем Максимилиан вызывал явное неодобрение, а Фердинанд – жалость собравшихся.

Герцог играл на руку императору. Личные амбиции заставили его закрыть глаза на нарушение германских свобод. Его старый отец, уже почти 30 лет находившийся в отставке, в последний момент попытался предостеречь сына от необдуманных поступков. Но Максимилиан, сам уже поседевший у власти, не прислушался к голосу из прошлого века.

Фердинанд пошел лишь на одну уступку сомневающимся князьям. Курфюршество жаловалось пожизненно, и, таким образом, после смерти Максимилиана его можно будет вернуть детям Фридриха; герцог был уже стар, а его жена миновала детородный возраст. 23 февраля 1623 года Фридриха низложили, а через два дня Максимилиан получил его титулы. Во время инвеституры в зале царила гнетущая пустота, поскольку на церемонию не явились ни представители Саксонии и Бранденбурга, ни испанский посол. Курфюрст Майнцский вел ее с растерянным видом, часто прерывался, чтобы почесать голову, словно подыскивая слова, а благодарственной речи Максимилиана не хватало блеска и уверенности, как будто в этот последний момент, когда отступать было слишком поздно, он вдруг задумался о том, куда же завели его династические амбиции. Он добился личных выгод за счет тех самых свобод, на которых основывал свою власть, как и все германские князья. Завтра он может оказаться на месте Фридриха, ведь он сам вложил в руки императора оружие, которое Фердинанд не побоится применить. Вскоре придет пора, когда он пожалеет о том, что пожертвовал германской конституцией ради Баварии и открыл дорогу для безудержного потока насилия. Человек, больше всех старавшийся не допустить усиления императорской власти, своими руками разрушил конституцию, которую защищал.