Глава 4
Император Фердинанд и курфюрст Максимилиан. 1621-1625

Центр внимания сместился с Влтавы на Рейн, а в Чехии Фердинанд, не сдерживаемый иностранной интервенцией, закладывал фундамент деспотической власти. Все четыре провинции подчинились, к Силезии и Лаузицу (Лужицам) курфюрст Саксонский отнесся весьма великодушно, а Моравия и Богемия безоговорочно сдались на милость герцога Баварского. Максимилиан формально обещал вступиться за жизнь и имущество мятежников. Но данное слово заботило его так мало, что он открыто просил Фердинанда не обращать на это внимания. Позднее он отправил в Вену монаха-капуцина, который, по рассказам, с жаром боговдохновенного пророка вещал о мщении, которого Господь требует для чехов.

«Ты поразишь их жезлом железным; сокрушишь их, как сосуд горшечника» – такой стих выбрал один из венских проповедников, услышав новость о капитуляции чехов, и сам Фердинанд не мог бы выбрать более подходящего текста. После ухода Максимилиана он назначил губернатором Праги Карла фон Лихтенштейна. Лихтенштейн был ничем не выдающимся деятелем, робким, осторожным, умеренно непорядочным и довольно прозорливым; пожалуй, его ум и милосердие принесли бы больше пользы чехам, если бы он не был простым орудием в руках императора. Не прошло и пяти недель после падения Праги, как туда вернулись иезуиты, изгнанные католические чиновники вновь сели на свои места, народ разоружили, печать взяли под надзор, изъяли монеты, которые чеканил узурпатор, и закрыли границы для повстанцев. Фердинанд твердо решил провести реформы на отвоеванных землях, но не уменьшать их населения; и в Моравии, и в Чехии были приняты жесткие меры по предотвращению эмиграции протестантов.

В ночь на 29 февраля 1621 года в Праге арестовали тридцать из главных мятежников. Турн бежал вместе с королем и находился в безопасности за границей, но злосчастный Шлик, всегда надеявшийся на умеренность и амнистию, промедлил в Силезии; саксонские солдаты схватили его во Фридланде и доставили к соотечественникам в пражские казематы.

Вскоре после этого Фердинанд вынес свой суд над несчастной страной. Выборная монархия упраздняется, корона становится наследственной в династии Габсбургов. «Грамоту его величества» – хартию религиозных свобод – взяли во время разграбления Праги и отправили в Вену, где, по слухам, Фердинанд самолично разорвал ее в клочки. Слухи, конечно, все преувеличили, ведь, чтобы сделать грамоту недействительной, достаточно было сорвать с нее печать императора, и в этом поруганном состоянии она надолго пережила свою цель. Ереси кальвинистов и утраквистов (чашников) одинаково подлежали искоренению, а лютеранская церковь избежала запрета только в исполнение обещания, данного курфюрсту Саксонскому. В своей политике Фердинанд руководствовался тремя соображениями. Он хотел политически и экономически уничтожить всех, кто участвовал в восстании, ликвидировать национальные привилегии и истребить протестантство. Горячие протесты Лихтенштейна, призывавшего к милосердию или хотя бы к осторожности, остались без ответа. Наказание Чехии ознаменовало начало нового политического курса, направленного на объединение земель Габсбургов в одно государство с единой религией и центром в Вене, что было необходимой предпосылкой для восстановления католической Европы.

Первым делом необходимо было каленым железом выжечь клеймо Фердинанда на поверженной стране. Арестованные вожди повстанцев предстали перед судом особой комиссии, решение которой не подлежало апелляции, и более сорока человек приговорили к тюремному заключению и казни. Главным среди них был Андреас Шлик, который своей твердостью духа придавал силы товарищам по несчастью в их предсмертные часы. Это было последнее и, пожалуй, самое возвышенное благодеяние, которое он оказал тем, кто так упорно игнорировал его советы. Кто бы ни вышел победителем, великодушие и сдержанность, к которым он призывал, были одинаково невозможны для обеих сторон; жизнь давно потеряла для него свою сладость.

В последнюю неделю мая 1621 года приговоры прибыли в Вену на подпись Фердинанду. Он считал их подписание своим долгом и понимал, что в его интересах проявить жесткость, но, когда дело дошло до осуждения стольких людей на смерть, даже Фердинанда это задело за живое, так что он вскочил из-за стола совета и выбежал вон, вытирая пот со лба. Утром, после беседы с духовником, к нему вернулось спокойствие, и он без лишних проволочек подписал двадцать смертных приговоров и отдал приказ немедленно привести их в исполнение.

Мятежники встретили свой конец в Праге 21 июня 1621 года на большой площади перед ратушей, в то время как семьсот саксонских всадников патрулировали город. Однако, вопреки опасениям Лихтенштейна, не было ни протестов, ни попыток освободить осужденных. В основном они умирали молча, лишь один крикнул: «Скажите вашему императору, что его суд неправеден! Напомните ему о суде Божьем!» – но его слова потонули в грохоте барабанов. Двенадцать голов и правую руку графа Шлика выставили на Карловом мосту мрачным напоминанием о крахе восстания, и там они находились десять лет.

Прага, сжав зубы, уступила, ее богатства растаяли, торговля замерла, люди не знали покоя от страха, вожди перевелись. За пределами Праги и Чехии протестантские публицисты громко негодовали; поминали герцога Альбу и «Кровавый совет», который полвека назад побудил Нидерланды свергнуть тирана. Но у голландцев был защитник за границей, который вернулся по зову народа. Для Чехии не нашлось ни одного избавителя. Ее лучшие люди погибли на Белой горе и на городской площади от меча и топора. За границей у нее оставались только беглый король да изгнанники, а внутри страны – только победители, трусы, равнодушные да вдовы и дети убитых.