Глава 8
Немецкое наступление на Дунайце и русское отступление из Польши. Апрель – август 1915 г

Как говорилось в главе 6, 18 марта штабом Северо-Западного фронта были подготовлены приказы, призывающие войска «стойко держаться» по всему фронту. 10, 12, 1, 2 и 5-я армии должны были продолжать укреплять свои позиции, в то же время сосредоточившись на том, чтобы любыми способами ослабить противостоящего противника. Было принято решение оставить Восточную Пруссию в покое. Стратегия, предусматривавшая сочетание оборонительных действий на Северо-Западном фронте и наступательных – на Юго-Западном, рассматривалась большинством офицеров российского Генерального штаба как гарантирующая наибольшие шансы на успех. Было признано, что первые рейды на территорию Восточной Пруссии являлись оправданными, так как они снимали напряжение с фронта во Франции. Но теперь завоевание этой провинции, а также Западной Пруссии потребовало бы больше сил, чем Россия могла выделить на территории Польши и в Карпатах. Далее делался вывод, что даже если предположить, что такое наступление окажется успешным, то все равно потребуются крупные силы для того, чтобы нейтрализовать крепость Кёнигсберг, обеспечить защиту плацдармов в нижнем течении Вислы, в то время как правый фланг русского фронта на Балтике всегда будет открыт для удара противника.

К сожалению, для ведения оборонительных операций СевероЗападного фронта от Ковно до Пилицы весной 1915 г. было задействовано 52 пехотных и не менее 16 кавалерийских дивизий, что составляло примерно половину (причем лучшую) русской армии.

В результате сдачи Перемышля 22 марта высвободилась для активных наступательных действий осаждавшая крепость русская армия; кроме того, была открыта прямая двойная железнодорожная ветка для снабжения 3-й армии на реке Дунаец. В составе сдавшегося гарнизона крепости были 9 генералов, 93 старших и 2500 младших офицеров, а также 117 тыс. рядовых солдат. Существует общепринятое мнение, что при должной организации обороны крепость могла бы выдержать и гораздо более длительную осаду. Несмотря на то что некоторая часть солдат осажденного гарнизона практически голодала, когда русские заняли город, они обнаружили, что евреи спрятали значительные запасы продовольствия.

В феврале XVII и XVIII армейские корпуса, а также штаб 9-й армии перевели с Зависленского участка фронта на край русского левого фланга, в район Станислава.

По причине болезни генерал Рузский оставил пост командующего Северо-Западным фронтом. Его сменил генерал Алексеев, до этого занимавший должность начальника штаба при командующем Юго-Западным фронтом генерале Иванове.

В начале апреля русские решились перейти в наступление через Карпаты в южном направлении. Предусматривалось захватить венгерский участок железной дороги, который проходил южнее и параллельно основной русской ветке. В наступлении приняли участие два левофланговых армейских корпуса 3-й армии (XII и XXIX), а также все корпуса 8-й армии, расположенные справа налево в следующем порядке: VIII, XVII, XXVIII и VII.

Ценой ужасных страданий от холода эти шесть корпусов к середине апреля с боями пробили себе примерно пятую часть пути к намеченной цели. Наступление было остановлено 18 апреля, «чтобы дождаться подхода пополнения и пополнить запасы огнеприпасов». Тогда русские офицеры говорили, что заминка не продлится более двух недель. Любопытно, но действительно ровно через две недели, 2 мая, войска Макензена нанесли удар на центральном участке 3-й армии, что сразу же изменило всю обстановку. Позже признали, что наступление в Карпатах оказалось ошибкой, так как в результате была ослаблена 3-я армия. Еще до его начала правый фланг армии оказался ослабленным после передачи XI армейского корпуса в 9-ю армию на край левого фланга русского фронта. Армия стала еще более слабой в конце апреля, когда в последние дни месяца XXI корпус перебросили с позиции у Тарнова в восточном направлении в район перевала Мезо-Лаборч.

2 мая 145 миль фронта 3-й армии удерживали справа налево следующие корпуса: IX, X, XXIV, XII, XXI и XXIX.

Два правофланговых корпуса, IX и X, больше четырех месяцев просидели в пассивной обороне на Дунайце. Несмотря на то что этого времени им хватило бы на оборудование нескольких последовательных рубежей обороны, были подготовлены два, а на большей части фронта – всего один. Всю зиму войскам Радко-Дмитриева противостояли австро-венгерские войска эрцгерцога Иосифа, в составе которых имелась только одна немецкая дивизия. Большая часть русских артиллерийских батарей, по-видимому, всю зиму занимала одни и те же позиции. Австрийцы стреляли так плохо, что их командирам, должно быть, казалось, что не было причин утруждать себя передислокацией. Тем не менее даже австрийцы сумели засечь позицию каждого орудия и определить дистанцию ведения огня. Австрийцы работали лопатами, окапываясь, и, когда на этот участок прибыли войска Макензена, героя Лодзи, они сразу же оказались будто у себя дома.

Позднее русский Генеральный штаб подготовил документ, где пытался оправдать себя за то отступление. В документе указывалось, что немцы сосредоточили против правого фланга 3-й армии до 1500 орудий, многие из которых были среднего калибра. Они выпустили за четыре часа перед наступлением 700 тыс. снарядов. Было подсчитано, что на каждые полтора метра фронта упало 10 снарядов среднего калибра, и как результат, все русские солдаты, находившиеся в опасной зоне, кто не был убит или ранен, оказались оглушенными и контуженными.

Русским было нечем на это ответить. Оказалось, что во всей 3-й армии имелось всего три артиллерийских батареи среднего калибра.

Немецкий клин преодолел молчащие позиции русских между Горлице и Тучовом и стал накапливаться вдоль железнодорожной ветки в сторону Ржечова и Ярослава.

С X корпусом было покончено. IX армейский корпус у него на правом фланге был опрокинут: понеся тяжелые потери от артобстрела, был вынужден оставить нижний Дунаец и отойти на восток.

Вот теперь-то и сказался просчет Радко-Дмитриева в отношении перспектив на зиму. Если бы в тылу оборудовали новые позиции, на них противника можно было бы сдерживать гораздо более эффективно, чем на передовой позиции, так как перед тем, как наносить здесь удар, немцам пришлось бы подтягивать тяжелую артиллерию, готовить ее к стрельбе.

Во время отступления генерал сделал все, что мог сделать храбрый воин. Сначала он намеревался восстановить положение, бросив в бой III Кавказский корпус, свой единственный резерв, против правого фланга немецкого клина, нанеся контрудар через Ясло. Но корпус оказался слишком слаб, чтобы решить судьбу сражения; он был отброшен с тяжелыми потерями.

Теперь левый фланг 3-й армии, так же как и правый, и вся 8-я армия поспешно отступали в Карпатах, и все территории, завоеванные после апрельского наступления, были потеряны. Практически не поступали снаряды к орудиям, на многих участках из-за плохой организации службы тыла не хватало даже патронов к стрелковому вооружению. Радко-Дмитриев предпринял второе контрнаступление, на этот раз через Кросно, силами XXI корпуса, и снова неудачно. Несущийся поток солдат противника сдержать не удалось, и он, пользуясь значительным превосходством в силах, сбил с переправ на реке Сан войска русского XXIV корпуса.

От Горлице до Ярослава 93 мили. Немецкие войска подошли к Ярославу на четырнадцатый день своего наступления, покрывая в день расстояние в шесть с половиной миль и восстанавливая по мере продвижения вперед железнодорожные пути.

На следующий день они форсировали реку Сан и заняли территории на расстоянии примерно восемь миль по правому берегу и ниже по течению от Ярослава. 17-го числа наступающие войска развивали успех. Они левым крылом дошли до Синявы и продвинулись дальше на восток еще примерно на пять миль. Положение русских войск становилось критическим, поскольку, если наступающие немцы смогли бы вклиниться восточнее, им пришлось бы оставить весь оборонительный рубеж по реке Сан. К счастью, речь шла только о тяжелом клине солдат Макензена. Только им удалось добиться таких впечатляющих успехов.

В Зависленской Польше русская 4-я армия после того, как по соседству от нее отступила 3-я армия, отошла от рубежа по Ниде. Она вышла на новый рубеж, который проходил через Ново-Място – западнее Радома – Илья – Опатов, а затем опрокинула преследовавшие ее войска Войриша и Данкля и после мощного контрудара обратила их в бегство, захватив 4 тыс. пленных. 20 мая немцам пришлось перебросить на левый берег Вислы войска для помощи Данклю. 19-го числа им пришлось усилить группировку на правом берегу, чтобы остановить начавшееся 9 мая наступление русской 9-й армии.

И все же 3-я армия оказалась в незавидном положении. 19 мая капитан Нельсон писал:

«У них (русских) просто колоссальные потери. 16 мая они признались, что потеряли 100 тыс. человек, но думаю, что они потеряли больше. Вот только некоторые подробности, в достоверности которых я уверен:

в одной из дивизий X корпуса осталось 1000 солдат; в другой – всего 900.

В 12-й сибирской дивизии осталось только 2000 солдат».

В коммюнике из Вены от 18 мая говорится, что в первой половине мая было захвачено 170 тыс. пленных, 128 орудий и 368 пулеметов, и нет никаких причин считать, что эти цифры завышены.

Нельсон продолжает в своем письме: «Один из пилотов рассказывал, что в течение трех недель он докладывал о концентрации немецких войск, но никто ему не верил. Агенты подтверждали эти сведения, но все равно не было принято никаких мер… В отступлении Радко сражался за каждый ярд, бросая свои резервы, как свинец в плавильню. Немцы делают работу, потом их место занимают австрийцы, а немцы отправляются на отдых до тех пор, пока снова не понадобится их помощь. Пополнение из числа местного населения превратило армию в запутанный клубок, который невозможно распутать. На передовой они представляют собой жалкое зрелище; при этом никто не руководит ими сверху; подразделения идут вперед и отступают так, как им заблагорассудится… Армия все еще упорно сражается, но ее силы на исходе. Сегодня идет восемнадцатый день непрекращающихся боев в отступлении. Как я полагаю, у солдат практически не осталось еды. До настоящего времени армию портило то, что ее противником были одни лишь австрийцы. Здесь просто не представляли себе, что такое настоящие бои. Лично я боюсь удара на Варшаву с Люблинского направления. Галиция, вне всяких сомнений, обречена».

Штаб 3-й армии располагался теперь в Томашове, а ее фронт проходил от точки в 80 милях от Тарнобжега на Висле через Ниско и по правому берегу реки Сан до Синявы; далее вдоль излучины на восток и снова по реке Сан южнее Станислава и вдоль реки Радымно.

8-я армия занимала рубеж южнее Перемышля и далее – к юго-востоку от Днестровских болот, в восьми милях к северо-востоку от Самбора.

11-я армия (XXII и XVIII армейские корпуса), которой теперь командовал генерал Щербачев, была вынуждена оставить позиции в районе Козиовы, где XXII корпус так долго противостоял яростным ударам противника. Сейчас она удерживает рубеж Дрогобуч – северо-западнее Стрыя – Соколов.

Далее на восток 9-я армия в контрнаступлении переправилась через Прут, но так и не смогла овладеть Коломеей и Черновицами.

У сменившего Алексеева на посту начальника штаба на Юго-Западном фронте под командованием Иванова Владимира Драгомирова случился нервный срыв от переживаний из-за непрекращающегося отступления. Теперь его заменил командир VI Сибирского корпуса Савич. Вряд ли эту замену можно назвать удачной, так как вплоть до этой войны у Савича совсем не было боевого опыта, а вся его прежняя карьера проходила главным образом на тыловых должностях.

Русское Верховное командование спешно перебрасывало на опасные участки любые резервы, которые могло собрать со всех участков фронта. Через Вислу из 4-й армии был переброшен XIV армейский корпус, 12-я армия передала свой XV корпус; из 1-й армии были получены XXIII и II Кавказский корпуса, а также 77-я дивизия; из 2-й армии – 13-я сибирская дивизия.

V Кавказский корпус, который в Одессе тренировали в высадке десантов, готовя к взаимодействию с союзниками в экспедиции в

Дарданеллы и далее – к захвату Босфора, 8 мая был спешно переброшен на реку Сан. 6 июня начальник Генерального штаба в Петрограде заверил меня, что это соединение будет немедленно заменено на другое, но через два дня я писал в донесении: «Следует ясно понимать, что в ближайшем будущем Россия вряд ли окажет нам помощь в проникновении на Черное море. Корпус, который, как говорили, для этого формируется в Одессе, будет выдвинут на западную границу задолго до того, как русские примут решение высадиться на Босфоре… Великому князю понадобится на западной границе каждый, способный держать оружие, до того, как произойдет решительный перелом на Западном театре».

21 мая Нельсон написал еще одно письмо, где писал: «Обстановка разряжается. Настроение в штабах пошло вверх, но на передовой все уже сыты по горло».

Пауза в немецком наступлении, которая и послужила причиной «разрядки обстановки», была явно вызвана перенацеливанием войск Макензена с северо-восточного на юго-восточное направление. По его приказу через Сан были подготовлены не менее 15 переправ, а после того, как 24-го числа его войска стали развивать наступление в юго-восточном направлении, к 28-му числу они стали угрожать железной дороге Перемышль – Лемберг. III Кавказский корпус, наступавший на северном фланге, нанес удар на Синяву, захватив 9 орудий и 6 тыс. пленных, а затем перешел в наступление в южном направлении, по правому берегу реки Сан. Однако в ходе наступления отважный корпус сократился в численности до 4 тыс. человек. На каждое орудие осталось по одному выстрелу, на винтовку – по 75 патронов. Поэтому даже обладавший железной волей командир корпуса Ирманов должен был смириться с тем, что корпус слишком слаб, чтобы продолжать наступление. 8-я армия была выдавлена противником назад, а Перемышль, который остался на изолированном выступе, пришлось оставить ночью 2 июня.

В это время штаб 3-й армии вновь сменил дислокацию, на этот раз он переехал из Томашова в Замостье, впервые начиная с августа 1914 г. возвратившись на русские земли. Генерала Радко-Дмитриева на посту командующего армией сменил командир XII корпуса генерал Леш Л.П. Он сделал себе имя во время Русско-японской войны, когда командовал 1-й сибирской стрелковой бригадой. В дальнейшем он был командиром гвардейской стрелковой бригады, начальником 2-й гвардейской дивизии и командиром II Туркестанского корпуса. После начала войны он оставил корпус в Прикаспийских территориях и заменил генерала Брусилова на должности командира XII армейского корпуса. Перед войной генерал имел репутацию самого крупного в России специалиста по тактике пехоты, а во время боевых действий доказал, что является грамотным командиром корпуса, умелым, хладнокровным и смелым.

После падения Перемышля противник сосредоточил свои усилия в Галиции против 8-й и 11-й армий, а также 3-й армии, которая больше не блокировала прямую дорогу на Лемберг, имея очень малое пространство для маневра. Леш сосредоточил четыре армейских корпуса, XV, IX, X и XIV, в треугольнике Висла – Сан, с общим замыслом перейти в наступление на юг, в окрестностях Жешува, против коммуникаций противника. В тылу IX армейского корпуса находился в готовности IV кавалерийский корпус генерала Гилленшмидта. IX армейский корпус, новым командиром которого стал генерал Абрам Драгомиров, хорошо проявил себя на первом этапе, несколько продвинувшись вперед.

Кавалерийский корпус сразу же пошел в прорыв, но сумел пройти всего пять миль, после чего снова вернулся за боевые порядки пехоты. Наконец по распоряжению командующего Юго-Западным фронтом наступление было полностью остановлено. И это несмотря на то, что нашим войскам противостояли только австрийцы, которые вряд ли превосходили нас в численности.

3-й и 8-й армиям потребовался длительный отдых для того, чтобы восстановить моральный дух солдат. 6 июня Нельсон писал из штаба 3-й армии: «Армия сейчас представляет собой безобидную толпу. Вот, например, численность некоторых соединений, даже с учетом полученного после 14 мая пополнения, когда каждый день прибывало от 2 до 4 тыс. человек: 12-я сибирская дивизия – 18 офицеров и 3 тыс. солдат; X армейский корпус – 14 тыс. солдат во всех трех дивизиях вместе. В XXIX корпусе, самом сильном в армии, сейчас 20 тыс. солдат. XXIII армейский корпус потерял за время наступления более половины личного состава. Потери IX корпуса составили за три дня боев 3500 солдат. У нас очень не хватает артиллерии и огнеприпасов. Все понимают, что с той артиллерией, что есть у противника и у нас, бессмысленно посылать солдат в бой».

В то же время он добавляет: «Немцы несут тяжелые потери. Леш производит очень хорошее впечатление – хладнокровный, решительный, невозмутимый, полностью лишенный желания внешне выделиться. О его приказах говорят: „В пяти строках он может выразить больше, чем Радко-Дмитриев – на пяти страницах"».

Если бы российскому командованию удалось развернуть на поле боя большое количество тяжелой артиллерии, моральный дух пехоты был бы восстановлен. По поводу того, что было на самом деле, Нельсон написал 11 июня: «Все последние наступательные операции были чистым самоубийством, так как мы шли вперед против большого количества полевой артиллерии и орудий большого калибра, не проводя нормальной артиллерийской подготовки».

В том же письме он приводит несколько отрывков из телеграмм, отправленных штабом 3-й армии в штаб фронта в Хелм. 1 июня: «Из-за опасения нехватки боеприпасов артиллерия не может действовать эффективно».

На следующий день: «Поскольку нам приходится беречь снаряды, противник безнаказанно наносит нам потери».

И снова: «Командир XV армейского корпуса в связи с отсутствием у него тяжелой артиллерии, обратился к расположенному по соседству XXXI корпусу 4-й армии с просьбой помочь ему с левого берега Вислы. Перед 4-й стрелковой дивизией противник занял позиции, с которых его легко можно было бы выбить артиллерийским огнем, но, поскольку приходилось беречь снаряды, ничего так и не было сделано».

Подробности состава и расположения корпусов 3-й и 8-й армий в районе 10 июня говорят о том, как лихорадочно командование русскими войсками выхватывало и бросало любые части для того, чтобы заполнить бреши, зияющие в линии фронта.

3-я армия. Штаб: Замостье. Командующий: Леш. Тарнобжег на Висле – Цеханув, северо-восточнее Ярослава.

На левом берегу реки Сан:

XV армейский корпус: 8-я дивизия, 7-й и 8-й заамурские полки, три дружины 54-й бригады ополчения.

IX армейский корпус: 5-я и 42-я дивизии, 21, 25 и 26-я бригады ополчения и четыре дружины 8-й бригады ополчения.

XIV армейский корпус: 18-я и 70-я дивизии и 2 полка 80-й дивизии.

X армейский корпус: 9, 31 и 61-я дивизии; 3-я кавказская казачья кавалерийская дивизия.

На правом берегу реки Сан:

III Кавказский армейский корпус: 21, 52 и 8-я дивизии, 27-я бригада ополчения.

XXIV армейский корпус: 48, 49 и 74-я дивизии.

XXIX армейский корпус: 45-я и 77-я дивизии.

IV кавалерийский корпус: 7-я кавалерийская дивизия, 3-я донская казачья кавалерийская дивизия и 2-я сводная казачья кавалерийская дивизия.

16-я кавалерийская дивизия.

8-я армия. Штаб: Лемберг. Командующий: Брусилов. От Цеханува до Яворова и от Гродекских озер до Днестровских болот южнее Комарно.

II Кавказский армейский корпус: кавказская гренадерская и 51-я дивизии.

XXIII армейский корпус: 3-я гвардейская и 62-я дивизии.

V Кавказский армейский корпус: 3-я кавказская стрелковая дивизия, 1-я и 2-я кубанские казачьи пехотные бригады.

XXI армейский корпус: 3-я стрелковая дивизия, 33-я и 44-я дивизии, 91-й и 140-й полки, 11-я кавалерийская дивизия.

XII армейский корпус: 19-я дивизия, два полка 14-й и два полка 60-й дивизии.

VIII армейский корпус: 13, 15 и 55-я дивизии.

XVII армейский корпус: 3-я дивизия, 4-я стрелковая дивизия, 137-й и 230-й полки.

XXVIII армейский корпус: 23-я дивизия без одного полка, одна бригада 60-й дивизии.

VII армейский корпус: два полка 34-й дивизии, 258-й полк, оренбургская казачья кавалерийская дивизия.

Армейский резерв: 259, 232 и 231-й полки.

Во время первого вторжения в Галицию поляки хорошо принимали русских, но теперь население оказалось настроено по отношению к ним резко враждебно. Оно было раздражено рядом ошибок, допущенных русским гражданским губернатором графом Бобринским, и в особенности политикой прозелитизма по отношению к польскому населению, которую проводил православный архиепископ Львовский. По словам одного русского генерала, деятельность собственной церкви оказалась равноценной появлению у противника еще четырех армейских корпусов.

11-я и 9-я армии с боями отходили к плацдармам на Днестре.

В результате удара войск Макензена в обороне русских возникла гноящаяся рана, отнимавшая жизненные силы. Но теперь серьезного внимания требовала и обстановка на крайнем правом фланге русского фронта, в Курляндии.

В течение первых восьми месяцев войны противник не предпринимал здесь никаких серьезных действий. Но оккупация русскими Мемеля 18 марта привлекла к себе внимание немецкого Верховного командования теми перспективами, которые сулил захват Прибалтийских провинций. Экспедиция русских сил оказалась безнадежным предприятием: 23-го числа русское ополчение снова было выбито из города. Немцы, которые очень нервно реагировали на любую попытку захвата их территории, направили через границу с Россией кавалерийскую дивизию, которая должна была воспрепятствовать попыткам повторного рейда. Тут выяснилось наличие в Курляндии богатых тыловых запасов, в связи с чем немцы начали постепенно наращивать здесь свою группировку, тем самым вынуждая русских отвлекать войска 10, 12 и 1-й армий для противодействия немецкому наступлению. «Неманская» немецкая армия, как ее стали называть, всегда оправдывала свое существование, так как отвлекала на себя превосходящие силы противника, ослабляла и так растянутый русский фронт, угрожала Риге, центру российской сталелитейной промышленности, еще более расстраивала работу российского тыла.

Важность нового немецкого наступления долгое время недооценивалась русской стороной. В начале мая начальник Генерального штаба в Петрограде все еще полагал, что речь идет лишь о грабительском рейде, а генерал-квартирмейстер заявлял, что великий князь «совершенно не беспокоится по данному поводу».

Сначала русские имели на этом направлении лишь слабые части ополчения. Российская кавалерия была разбросана, часть ополченцев находилась на передовой, другие – во втором эшелоне пехоты русских армий. На новый угрожаемый участок были направлены мощные силы ополчения из Петрограда и Москвы, против тылов правого фланга противника была нацелена кавалерия, а из СевероЗападного фронта в район Риги железной дорогой перебросили один из армейских корпусов.

Ко второй половине мая стало понятно, что силы немцев на данном направлении достигли пяти пехотных и семи с половиной кавалерийских дивизий. Общий рубеж, занятый войсками оккупантов, проходил из точки на побережье севернее Либавы в юго-восточном направлении, далее – западнее Шяуляя, вдоль реки Дубиссы до ее впадения в Неман, на полпути между Ковно и немецкой границей. Либава, которую русские оставили практически без сопротивления, вскоре превратилась в базу противника, которую узкоколейная железная дорога связывала с Мемелем.

В начале июня в Риге царили настроения близкие к панике. Банки были эвакуированы. Был создан комитет по эвакуации гражданского населения и материальных ценностей, которыми мог бы воспользоваться неприятель. Все важнейшие заводы перевели производство на восток, и в связи с отсутствием там нормальных помещений и слабой организации многие из них так и не смогли наладить нормальную работу в течение всей войны. Только теперь стало полностью понятно, что потеря Риги с точки зрения экономики станет более страшным ударом, чем потеря Варшавы. К сожалению, одна только угроза захвата противником Риги сделала большой промышленный город совершенно бесполезным для национальной обороны.

Несмотря на безнадежное положение в Галиции, где был нужен каждый штык для обороны Лемберга, русское командование было вынуждено перебросить две дивизии (12-ю и 13-ю сибирские) из Галиции на север. Генерал Плеве оставил командование 12-й армией и из Ломжи переехал в Митаву, где принял только что сформированную 5-ю армию, которая обороняла участок фронта от Балтийского моря до места слияния Дубиссы и Немана. 10 июня он прибыл в Ригу, где принял под свое начало более четырех армейских корпусов и шесть кавалерийских дивизий. Место Плеве под Ломжей занял генерал Чурин, который вместе со своим штабом прибыл из бывшей 5-й армии из Зависленского района. Корпуса прежней 5-й армии передали во 2-ю армию, которая теперь удерживала рубеж по рекам Равка и Бзура. 4-я армия, как и прежде, развернулась по соседству, на участке от Пилицы до Вислы.

11 июня, после паузы, во время которой войска пополнялись личным составом и боеприпасами, противник возобновил наступление в Галиции. 22-го числа был занят город Лемберг. Русская 8-я армия отошла восточнее, к Западному Бугу и Гнилой Липе, где были оборудованы оборонительные позиции. Район Днестра над Галичем был оставлен.

В это время 3-я армия, которой пришлось защищать левый участок в глубине обороны Зависленских армий, также была вынуждена отойти в северном направлении к железнодорожной ветке Люблин – Хелм. В результате наступления войск Макензена на Жолкив и Раву-Русскую правый фланг 8-й армии оказался опрокинутым, после чего 3-я и 8-я армии должны были отступать по расходящимся направлениям. Часть сил левого фланга 3-й и правого флага 8-й армии, а именно XXIX, V Кавказский, II Кавказский и XXIII армейские корпуса, а также IV кавалерийский корпус получили сложную задачу, маневрируя, добиться сохранения контакта между двумя армиями. Сначала этой группировкой командовал генерал Олохов, командир XXIII армейского корпуса, однако впоследствии из нее была сформирована 13-я армия под командованием генерала Горбатовского В.Н., до этого – командира XIX армейского корпуса.

Главный удар немецкого наступления теперь был направлен на участок Владимир-Волынский – Хелм, то есть против 13-й армии, но любой успех здесь сразу же отразился бы на всем остальном фронте от Пилицы до румынской границы. Поэтому 4, 3, 8, 11 и

9-й армиям пришлось бы волей или неволей тоже отступать со своих позиций. Как и прежде, всю основную работу делали немцы со своей тяжелой артиллерией; австрийцы лишь заполняли разрывы в линии фронта.

На действия русских войск уже начала оказывать влияние близость к великим Припятским болотам. Прогнозировалось, что в этой местности, называемой Полесье, маневр армий будет значительно затруднен и что русские войска при отступлении будут разделены на две группировки. По этой причине 3-ю армию передали из Юго-Западного фронта Северо-Западному.

Сазонов сообщил послу, что, как полагают в Генеральном штабе, в течение ближайших двух месяцев Варшава была в безопасности, но его оптимизм оказался явно преувеличенным. Уже 4 июля я докладывал, что весь оборонительный рубеж по реке Висла будет обязательно оставлен в течение одного месяца.

Несмотря на то что отступление из Варшавы с ее богатством и произведениями искусства, а также с тем значением, которое придают этому городу поляки, было с любой точки зрения печальным фактом, очевидным было и то, что владение этим городом не стало жизненно важным фактором с точки зрения конечной победы русского оружия. Как военному наблюдателю, мне казалось более опасным то, что русское командование станет откладывать принятие непопулярного решения так долго, что за это время сложится риск, что армии в Зависленском районе окажутся отрезанными. Но реальный ход событий показал, что такие опасения оказались беспочвенными.

Было очевидно, что простая оккупация Польши, пока русская армия продолжала существовать, не могла бы поставить русских на колени, и если бы западные союзники смогли бы переоснастить ее, то весной 1916 г. русские снова пошли бы в наступление. Поэтому главной проблемой в ближайшие шесть – восемь месяцев, как мне кажется, станет перевооружение русской армии.

Несмотря на все свои 180 млн населения, русская армия в районе западной границы испытывала недостаток личного состава, за исключением разве что кавалерии. Менее чем ста слабым пехотным дивизиям русских противостояли 66 немецких и 45 с половиной австро-венгерских дивизий. По оценкам Гучкова, до начала июля потери русских составили 3 млн 800 тыс. убитыми, ранеными и пропавшими без вести. Из-за нехватки винтовок призыв контингента 1916 г., который должен был состояться в июне, был отложен.

Командование русских приняло решение сосредоточить основные усилия на том, чтобы парировать наступление клина войск Макензена, который неуклонно двигался на север по дороге Замостье– Красностав – Хелм. Как и во время сражения за Вислу в октябре, наши союзники теперь имеют преимущество в коммуникациях, так как наступающие войска противника оставляют за собой в Польше пустынную местность без дорог, в то время как русская стратегическая железнодорожная ветка позволяет с легкостью осуществлять переброски войск с севера на юг.

Как последний резерв с Северо-Западного фронта были переданы еще три армейских корпуса. Гвардейский корпус прибыл из

12-й армии, дислоцирующейся в районе Ломжи. Он прибыл по прямой двойной ветке, ведущей от Белостока в Брест-Литовск, и 7 июля закончил разгрузку в районе Хелма. Переброска этого корпуса в составе двух с половиной пехотных дивизий и одной кавалерийской бригады заняла 11 дней. Это произошло в основном из-за неразберихи, возникшей в связи с тем, что железная дорога севернее Бреста находится в административном подчинении штаба Северо-Западного фронта, а та, что проходит южнее, подчиняется Юго-Западному фронту.

II Сибирский армейский корпус 1-й армии, дислоцированный в районе Цеханува, прибыл через Малкин и Седлец, а VI Сибирский корпус 2-й армии с Бзуры был доставлен железной дорогой до Ивангорода. Выгрузка обоих корпусов с эшелонов состоялась между Люблином и Хелмом.

8 июля 4-я армия нанесла чувствительный удар австро-венгерской армии под командованием эрцгерцога Иосифа-Фердинанда. Австрийцы наступали от Красника на Люблин, когда генерал Эверт двинул в бой свой резерв из четырех полков, надерганных с разных дивизий. Полки нанесли противнику удар во фланг с северо-запада и несколько километров гнали его назад, взяв при этом 17 тыс. пленных. Этот временный успех задержал наступление войск неприятеля, которые шли вперед лишь под давлением немецких союзников, но успели за это время вклиниться в нашу оборону на фронте от Пилицы до румынской границы на 18 участках.

16 июля я в последний раз покинул Варшаву. Население города, похоже, мало представляло себе реальную обстановку. В моем дневнике от 12 июля имеется запись: «Говорят, что в среду или в четверг (14 или 15 июля) Леш начнет наступление. Лично я считаю, что русские останутся на месте, а наступать будут немцы».

Военный комендант генерал Турбин был, как обычно, весел и полон оптимизма. В разговоре с ним я отметил, что 2-я армия опасно ослаблена, на что генерал ответил, что на фронте перед ней нет никого, кроме «хулиганов с газами». Гражданский губернатор князь Енгаличев пытался убедить меня, что немцы уже ушли из Люблинского губернаторства и намерены начать наступление на другом участке! 15-го числа все мы узнали, что они перешли в наступление на реке Нарев еще 13-го числа, что русские войска отошли на вторую линию обороны между реками Оржич и Лидинья, но даже это не произвело впечатления. Один из моих знакомых сказал тогда, что русские знали о том, что немцы намерены нанести удар именно на Нареве.

И все же я был убежден, что Варшава обречена. Я испытал странное сентиментальное чувство, когда в последний раз прогуливался по садам Лазенки и пытался себе представить, как все это будет выглядеть во время немецкой оккупации.

Ночь на 16 июля я провел в Седлеце в штабе Северо-Западного фронта, где пытался хотя бы в общем узнать о сложившейся обстановке. Начальник штаба генерал Гулевич был явно обеспокоен и взвинчен. По его словам, немцы атаковали повсюду. Они несли тяжелые потери, но и мы тоже очень страдали от огня немецкой тяжелой артиллерии. На Юго-Западном фронте две дивизии были разорваны в клочья. Роты, в которых было даже несколько больше солдат, чем полагалось по штатам военного времени, теперь насчитывали по 20 штыков. Я не сдержался и спросил, было ли уже принято решение оставить Варшаву, на что генерал ответил просто: «Мы сражаемся». Я почувствовал себя лишним, так как все в это время испытывали на себе колоссальную нагрузку, в особенности Гулевич, который как начальник штаба должен был руководить действиями не менее чем семи армий от Балтики до юго-восточной части Польши: 5, 10, 12, 1, 2, 4 и 3-й.

В Седлеце ходили слухи о создании нового Северного фронта, командование которым должен был принять генерал Рузский. В его подчинение передавались три армии, которые должны были обеспечить оборону подступов к Риге и Двинску. Некоторые из офицеров штаба в Седлеце откровенно жалели об отъезде Рузского. Они говорили, что, несмотря на то что Алексеев был прекрасным работником как начальник штаба при Иванове, ему не хватало веры в свои выводы, для того чтобы стать хорошим командиром. Он держал при себе двух пожилых учителей, которые не занимали никаких официальных должностей, но с которыми он советовался по всем вопросам. Речь шла о генерале Палицине, бывшем пять лет назад начальником Генерального штаба, и генерале Борисове, признанном авторитете в вопросах Наполеоновских войн.

17 июля я уехал из Седлеца в Хелм и вместе со штабом гвардейского корпуса поселился в большом здании женской гимназии. Вся дорога от Влодавы до Хелма была заполнена бедными беженцами обоих полов и всех возрастов, которых русские заставили покинуть свои дома до начала немецкого наступления. Было время сбора урожая, но он проходил медленно, так как все мужчины призывного возраста были эвакуированы на восток.

Мы с Нельсоном пообедали в штабе 3-й армии, где я сидел рядом с Лешем. Я спросил его, до которого рубежа он намерен отступать, но он ничего не желал слышать об отступлении и думал только о том, чтобы идти вперед.

В середине июля состав и расположение русских армий было примерно следующим:

Северо-Западный фронт. Штаб: г. Седлец. Командующий – генерал Алексеев. Начальник штаба – генерал Гулевич. Участок фронта: от Балтийского моря до г. Хелм.

5-я армия – генерал Плеве. Начальник штаба – генерал Миллер. Местонахождение штаба: г. Рига. Участок фронта: от Рижского залива до Ковно.

Тукумская группировка.

Формирование ополчения.

Уссурийская кавалерийская бригада.

Учебная кавалерийская бригада.

4-я донская казачья кавалерийская дивизия.

3-я кавалерийская дивизия.

3-я туркестанская дивизия.

12-я и 13-я сибирские дивизии.

5-я стрелковая дивизия.

XIX армейский корпус (в районе Шавли).

III армейский корпус.

5-я и 3-я кавалерийские дивизии.

XXXVII армейский корпус. Одна бригада XIII армейского корпуса.

15-я кавалерийская дивизия.

1-я гвардейская кавалерийская дивизия.

Кубанская казачья кавалерийская дивизия.

10-я армия – генерал Радкевич. Начальник штаба – генерал Попов. Местонахождение штаба: Гродно. Участок фронта: от Ковно до Осовца (исключительно).

III Сибирский корпус.

XXXIV армейский корпус.

II армейский корпус.

XXVI армейский корпус.

XX армейский корпус.

12-я армия – генерал Чурин. Начальник штаба – генерал Сиверс. Местонахождение штаба: Замбров. Участок фронта: от Осовца до реки Оржич.

57-я дивизия (гарнизон крепости Осовец).

I армейский корпус.

V армейский корпус.

IV Сибирский армейский корпус.

1-я армия – генерал Литвинов. Начальник штаба – генерал Одишелидзе. Местонахождение штаба: Яблонна (севернее Варшавы). Участок фронта: от реки Оржич до нижней Вислы.

I Сибирский армейский корпус.

I Туркестанский армейский корпус.

IV армейский корпус.

XXVII армейский корпус.

14, 8 и 6-я кавалерийские дивизии.

2-я армия – генерал Смирнов. Местонахождение штаба: Варшава. Участок фронта: от нижней Вислы до Гуры-Кальварии.

V Сибирский корпус.

XXXV армейский корпус.

XXXVI армейский корпус.

4-я армия – генерал Эверт. Местонахождение штаба: Ивангород. Участок фронта: северо-западнее Ивангорода – Ополье – 10 верст южнее Люблина.

XVI армейский корпус.

Гренадерский корпус.

XXV армейский корпус.

XV армейский корпус.

VI Сибирский армейский копус.

3-я армия – генерал Леш. Начальник штаба – Байов А.К. Местонахождение штаба: Хелм. Участок фронта: южнее Люблина – Войславице – южнее Хелма.

IX армейский корпус.

X армейский корпус.

II Сибирский армейский корпус.

III Кавказский армейский корпус.

XIV армейский корпус.

XXIV армейский корпус.

Кавалерия: 2-я сводная казачья кавалерийская дивизия; 3-я кавказская казачья кавалерийская дивизия.

Резерв: гвардейский армейский корпус.

Юго-Западный фронт – генерал Иванов. Начальник штаба – генерал Савич. Местонахождение штаба: Ровно. Участок фронта: от Войславице до румынской границы.

13-я армия – генерал Горбатовский. Начальник штаба – генерал Беляев. Местонахождение штаба: Ковель. Участок фронта: Войславице – северо-восточнее Сокаля.

II Кавказский корпус.

V Кавказский корпус.

XXIX армейский корпус.

3-я донская казачья кавалерийская дивизия.

16-я кавалерийская дивизия.

2-я гвардейская кавалерийская дивизия.

XXIII армейский корпус.

XXXVIII армейский корпус.

XXXI армейский корпус.

8-я армия – генерал Брусилов. Местонахождение штаба: Броды. Участок фронта: северо-восточнее Сокаля – западнее Золочева.

XVII армейский корпус.

XII армейский корпус.

XXVIII армейский корпус.

VII армейский корпус.

VIII армейский корпус.

11-я армия – генерал Щербачев. Начальник штаба – генерал Головин Н.Н. Местонахождение штаба: Тарнополь. Участок фронта: западнее Золочева – Низнёв.

VI армейский корпус.

XVIII армейский корпус.

XXII армейский корпус.

9-я армия – генерал Лечицкий. Начальник штаба – генерал Санников А.С. Местонахождение штаба: Гусятин. Участок фронта: Низнёв – Хотин.

XI армейский корпус.

XXX армейский корпус.

XXXIII армейский корпус.

II кавалерийский корпус.

III кавалерийский корпус.

XXXII армейский корпус.

В штабе 3-й армии бытовало мнение, что если бы II Сибирский и гвардейский корпуса, которые оба имели численность выше штатов военного времени, были бы немедленно, 9 или 10 июля, брошены против передовых частей армии Макензена, им удалось бы увлечь за собой остальные войска 3-й армии и тем самым добиться общего успеха. Лично я нахожу это сомнительным. Приостановив наступление для того, чтобы подтянуть резервы, противник, естественно, позаботился о том, чтобы закрепиться на позициях. Против русской

3-й армии он имел следующие дивизии (слева направо): 45-я австрийская, 44-я немецкая, 11-я австрийская, 1-я прусская гвардейская, 19-я немецкая, 2-я прусская гвардейская, 20-я немецкая, 22-я немецкая, 119-я немецкая, 39-я австрийская, 43-я немецкая, 12-я австрийская – то есть всего восемь немецких и четыре австро-венгерских дивизии плюс еще одна австро-венгерская дивизия в резерве. Как считали в российском Генеральном штабе, в составе группировки было от 155 до 160 батальонов, то есть ее численность составляла 115–120 штыков. Возможно, эти оценки и преувеличены, но следует помнить, что, несмотря на то что дивизии противника понесли значительные потери, их численность никогда не опускалась до критического уровня, что во время войны стало хроническим явлением в дивизиях русской армии.

Вот что могла противопоставить войскам Макензена 3-я армия:

А также две с половиной дивизии казачьей кавалерии. То есть всего 14 с половиной пехотных дивизий номинально в составе 232 батальонов, но на самом деле насчитывавшие всего 97 тыс. штыков.

Русские части на фронте были истощены до полумертвого состояния, их моральный дух был подорван двумя с половиной месяцами непрерывного отхода. Например, в донесении одного из корпусов от 17 июля отмечалось, что «требовались нечеловеческие усилия для того, чтобы удержать солдат в окопах». Противник имел подавляющее превосходство в количестве артиллерии и снарядов к ней.

Имел ли такой контрудар шанс на успех или нет, высшее командование не желало рисковать всем в том, что оно считало безнадежной авантюрой. Говорят, что генерал-квартирмейстер Данилов считал бесполезным начинать наступление при значительной нехватке снарядов, чтобы сберечь хоть какие-то их запасы. Алексеев пытался на как можно более продолжительное время оставить под своим командованием корпус, переброшенный с северного участка фронта, и торговался за каждую часть. VI Сибирский корпус прежде входил в состав 4-й армии и вел бои на ее левом фланге, обороняя подступы к Люблину.

Леш трижды за один день телеграфировал Алексееву, умоляя того передать ему II Сибирский армейский корпус и гвардейский корпус, но тот отказал.

Во второй половине дня 15-го числа Макензен снова перешел в наступление, а русские окопы вскоре были разрушены огнем тяжелой артиллерии. 16-го X армейский корпус и III Кавказский корпус были выбиты с занимаемых позиций, и Леш наконец получил II Сибирский корпус. Радко-Дмитриев, который командовал корпусом, получил приказ соединиться с Х армейским корпусом и общими силами 17 июля нанести противнику контрудар. Участок, который оборонял III Кавказский корпус, передали гвардейской бригаде.

Войска Радко немного продвинулись вперед, но затем были вынуждены отойти. 18-го числа штаб гвардейского корпуса переехал из Хелма юго-западнее, в Рейовец. Для того чтобы прикрыть брешь, образовавшуюся в районе Красностава, была выделена одна из дивизий.

В Рейовце штаб расположился в уютной польской усадьбе. Работа была налажена плохо. У генерала Безобразова теперь не было полковника Доманевского, которого опасались все офицеры: этот храбрый офицер принял командование одним из полков 14-й кавалерийской дивизии. Граф Ностиц, пусть он и мало работал, в любом случае был умным и тактичным человеком, но получил назначение в Петрограде, где и оставался до конца войны, руководя отделом, который занимался учетом потерь немецкой армии. Сменивший его генерал Антипов был менее умным человеком. Вся его энергия уходила на то, что он вмешивался в чужую работу; кроме того, он не нашел взаимопонимания со своим командиром. Фактически Безобразов теперь не имел советника, обладающего достаточно сильным характером, который мог бы влиять на него, поэтому он ослабил бразды правления, из-за чего среди его подчиненных возникло что-то вроде вольницы. Обожаемый всеми, кто служил под его началом, Безобразов в то же время не мог наладить отношения ни с одним из командующих армий, под чьим началом ему приходилось служить, сначала с Лечицким, потом – с Плеве. Его возмущала сама мысль о том, что он должен подчиняться Лешу, который в мирное время был его подчиненным и командовал одной из гвардейских дивизий его корпуса. 18 июля он по телефону попросил Леша вернуть ему 2-ю гвардейскую пехотную дивизию, которая тогда находилась в армейском резерве, чтобы корпус мог перейти в наступление. Леш отказал, и тот факт, что на тот момент в левофланговых XIV и XXIV армейских корпусах его армии оставалось всего по 10 выстрелов на винтовку и по 70 снарядов на орудие (скорее всего, наоборот – 10 снарядов и 70 патронов. – Пер.), представляется достаточным основанием для этого. Тем не менее этот отказ стал причиной немедленно последовавшей за ним ссоры.

В тот день впервые в своей истории на поле боя встретились русская и прусская гвардия. Русская гвардия сумела отстоять свои позиции, но оборонявшиеся на ее правом и левом флангах III Кавказский и XIV армейские корпуса побежали. В 22.00 был отдан приказ всем русским войскам на этом участке отойти на север на 6—11 километров.

III Кавказский и X армейские корпуса отвели с фронта на переформирование. В течение нескольких следующих дней противник удовлетворился тем, что обрушил на различные участки русской обороны град снарядов тяжелой артиллерии.

В гвардейском корпусе на этот момент было 90 полевых орудий, в том числе 12 4,8-дм (120-мм) гаубиц, восемь 4,2-дм (105-мм) орудий, четыре 6-дм (150-мм) гаубицы и четыре 8-дм орудия Шнейдера. Его артиллерия, как и артиллерия II Сибирского корпуса, имела достаточно снарядов, чего нельзя было сказать о прочих корпусах. Немецкая артиллерия господствовала на поле боя.

22-го числа я сопровождал генерала Безобразова, когда он отправился в полосу обеспечения, чтобы поблагодарить солдат Измайловского полка, а также 3-го и 4-го полков гвардейской стрелковой бригады за службу во время последних боев. Измайловский полк потерял около 30 % личного состава, а два стрелковых полка – до 60 %. Генерал постарался выразить благодарность самыми теплыми словами, на которые был способен. Мы вернулись в штаб поздно, так как остались в войсках на молебен, и генерал пригласил меня на ужин к себе. Во время еды он пожаловался на отказ Леша разрешить ему 18 июля начать наступать. Тут вмешался Энгельгардт, который заметил, что каждый имеет право атаковать противника, вовсе не дожидаясь разрешения на это.

В семь часов того же вечера Безобразову пришла телеграмма от Леша, где командующий писал, что он «рад выполнить просьбу генерала» и тот может наносить удар в час ночи 23-го числа.

Однако Безобразов рассудил, что момент для наступления упущен, что корпус уже успел потерять значительное количество своих солдат. Он направил командующему армией возмущенное письмо, где назвал приказ атаковать ночью «абсурдным», заявляя, что его выполнение приведет к бессмысленным потерям солдатских жизней. До половины первого ночи он не отдавал никаких распоряжений, а затем, вероятно обладавший таким же нерешительным характером, один из дивизионных начальников спросил командира, действительно ли он должен атаковать или только «сделать вид». Результат был таким, как и следовало ожидать. IX и II Сибирский армейские корпуса справа от гвардейского корпуса продвинулись на несколько миль и захватили у противника 14 орудий, но в конце концов были вынуждены отойти обратно с большими потерями. XIV и XXIV армейские корпуса на левом фланге получили приказ ждать развития наступления гвардейского корпуса, и поскольку развивать было нечего, они так и не двинулись с места.

Такое невыполнение приказа перед лицом противника не мог себе позволить даже командир гвардейского корпуса, и Безобразов был отстранен от должности, уступив ее генералу Олохову, прежде командовавшему XXIII армейском корпусом. Утром 25-го числа бывший командир выехал из Рейовца, оставляя за собой пребывавших в нервозности офицеров раздутого штаба. Все переживали, не урежут ли их вольности, но надеялись, что Олохов, который «сам служил в гвардии и должен понимать что к чему», оставит все как есть и их вольная жизнь продолжится.

Генерал Олохов прибыл в штаб 28-го числа и мудро решил в первое время не трогать штаб.

30 июля, прежде чем новый командир сумел оценить некомпетентность начальника штаба, немцы начали артиллерийский обстрел позиций 5-й сибирской дивизии, соседа справа, северо-западнее Красностава. Обстрел продолжался с двух часов ночи до одиннадцати утра, и гвардия не сделала никаких попыток помочь соседу. В час дня начальник штаба заявил, что сибиряки все еще держатся. На самом же деле в тот момент они уже вовсю отступали. Примерно в 14.30 капитан Нельсон, проезжая по шоссе из Люблина, попал под плотный шрапнельный огонь и увидел, что Х корпус, который отправили на помощь сибирякам, в беспорядке отступал со своих позиций. Даже значительно позже, во второй половине дня в штабе армии ничего не знали о немецком вклинении. Гвардейская казачья бригада, которая занимала окопы слева от сибирской дивизии, обеспокоилась отсутствием оттуда вестей. Только в 17.30 в штаб поступила телеграмма Радко-Дмитриева о том, что «несмотря на героическое сопротивление, 5-я сибирская дивизия была вынуждена отступить». Но и тогда генерал Антипов не сумел понять всю серьезность обстановки и продолжал составлять рабочий график для офицеров штаба. В шесть часов вечера он получил из штаба армии информацию о том, что немцы форсировали Вепрж. Они вклинились севернее через Травник, перерезав железную дорогу и шоссе Хелм– Люблин. Удар противника севернее примерно в три часа дня парировал Х армейский корпус, имевший в своем составе всего два слабых сводных полка. А еще через несколько часов немецкое наступление в восточном направлении, в результате которого противник мог бы обойти гвардейский корпус с флангов, был остановлен силами семи батальонов резерва гвардейского корпуса.

Тем не менее положение продолжало оставаться серьезным, поскольку на стойкость Х корпуса при данных обстоятельствах трудно было полагаться. Антипова обвинили в отсутствии связи с войсками, а также в неумении своевременно наладить взаимодействие с сибиряками и нанести удар по правому флангу преследовавших наши войска немцев. Он совершенно не волновался по этому поводу, продолжая сохранять спокойствие некомпетентного чиновника. Даже подпоручики давали ему советы, к которым он, впрочем, не прислушивался. Наконец, в 1.30 ночи 31-го числа из штаба армии пришел приказ о начале в три часа ночи отступления всех войск армии на 15 верст в северном направлении.

Вместе с тремя другими офицерами я занимал комнату на верхнем этаже и стелил постель, когда вошел Родзянко и заметил, что ложиться не было смысла. Он буквально кипел от гнева и откровенно ругал начальника штаба, повторяя, что то, что произошло со штабом гвардейского корпуса, является позором для всей русской армии. Мой второй постоянный компаньон старый полковник Л., отставной гвардеец-кавалерист, выходец из Прибалтийской провинции, на отличном французском с легким немецким акцентом призывал браться за сабли, восклицая, что гвардия должна умирать на месте, что она никогда не может отступить. Когда мы остались наедине, полковник разразился гневной тирадой против русских, «которым никогда нельзя верить». Он утверждал, что во время волнений 1905 г. русские сами подстрекали латышей-арендаторов поджечь его усадьбу.

Большая часть штаба в три часа утра уехала на автомобиле в штаб армии для того, чтобы восстановить контакт с соседними корпусами, не дожидаясь, пока к месту нашего нового места дислокации протянут телефонную связь. Я оставался на месте до шести часов, чтобы понаблюдать за ходом отступления. Войска отходили назад, сохраняя порядок, немцы их не преследовали. О захваченном воздушном шаре все почти забыли, но о нем вовремя, почти в последний момент вспомнил один из молодых офицеров. Многие из офицеров выражали сочувствие нашему бедному хозяину-землевладельцу. Тот решил было остаться в усадьбе, но комендант штаба полковник Лялин в жесткой форме поговорил с ним и объяснил, что, если тот останется, это будет означать, что он сторонник противника. Но хитрый поляк все равно остался в своем доме: для него это был единственный способ сохранить свою собственность. Почти все местные жители, не имевшие ценного имущества, ушли вместе с русскими солдатами. Нам предстали почти душераздирающие картины: целые семьи со всем своим небогатым скарбом, сложенным на телегах; две связанные друг с другом телеги, которые тащит одна-единственная лошадь; семья, которая ведет за собой корову; бедная семейная пара с навьюченными на спину огромными тюками нехитрого скарба. Я сфотографировал трех евреев, которые, когда их попросили остановиться, решили было, что пришел их последний час.

Почти повсюду я становился свидетелем неграмотного управления или даже полного его отсутствия. Жандармы без команды офицера почти было решили поджечь запасы сухой соломы, но в конце концов оставили ее запасы нетронутыми. Шесть огромных груд запасных частей из меди от оборудования местной фабрики, собранные с большим трудом, были оставлены противнику, поскольку никто так и не решил, кому заниматься их вывозом. Я слышал пару взрывов на железной дороге, но рельсы и даже телеграфные столбы там, где я переезжал пути, так и оставались нетронутыми, и вряд ли кто-то взял на себя труд взорвать их и после этого.

Я нагнал молодого офицера-артиллериста, и дальше мы верхом на лошадях отправились вместе; проголодавшись, мы остановились в небольшой деревне, чтобы поискать что-нибудь из еды. В небольшом домике нам принесли слабо заваренный чай, хлеб и яйца. Хозяйки, три пожилые сестры и дочь одной из них, все время плакали, напуганные скорым приходом немцев.

Потери в двух с половиной гвардейских дивизиях в боях с 18-го по 28-е число (включительно) составили:

1 августа в гвардейском корпусе все еще оставалось по 150 снарядов на полевое орудие, по 500 – на каждое 4,2-дм орудие, по 500 – на 6-дм гаубицу и по 800 – на 6-дм пушку. Остальные корпуса русской армии находились в гораздо худшем положении. Иногда и им доставались «подарки» в виде снарядов, но никто не получал их так регулярно и в таком количестве, как гвардейский корпус, шефом которого был сам инспектор артиллерии. 30 июля фланг гвардейского корпуса оказался опрокинут из-за того, что отступил его сосед, II Сибирский корпус. Командование корпуса стремилось избежать повтора подобной ситуации в будущем, поэтому в 13.00 1 августа в штаб армии была отправлена телеграмма о том, что в Х корпусе (еще одном соседе на фланге) не хватает патронов, а у артиллеристов осталось всего по два выстрела на каждое тяжелое орудие. Корпус обязательно будет опрокинут, если подвергнется атаке противника. Леш ответил в семь часов вечера телеграммой, адресованной командирам гвардейского и Х армейских корпусов: «Я вынужден просить командиров корпусов прекратить беспокоить друг друга докладами панического содержания. Ни при каких обстоятельствах корпуса не отойдут ни на пядь с занимаемых ими в настоящий момент позиций».

Тем не менее не прошло и трех часов, как в 22.00 поступил приказ уже всей 3-й армии в час ночи 2 августа начать общий отход, так как противник вклинился на правом фланге 13-й армии между позициями II и V Кавказского корпусов.

Поскольку движение войск должно было начаться в час ночи, начальник штаба приказал офицерам паковать вещи и в назначенное время быть готовыми сняться с насиженного места. Когда все мы собрались, один сообразительный молодой подпоручик заявил, что никто ничего не выиграет, если штаб выдвинется ночью. Тот согласился, и мы снова разобрали вещи и спокойно проспали до семи часов утра, после чего верхом отправились в северном направлении, в Ганск.

Та ложная тревога оказалась несчастьем для моего кавалериста-ординарца, стройного гвардейца-кирасира, который прошел со мной большую часть войны.

Значительную часть дохода польские землевладельцы получали от торговли спиртным, сырьем для которого служил картофель. Во всех местах, где во время отхода нам приходилось останавливаться, мы уничтожали запасы алкоголя, которые являлись слишком большим искушением для отступающих солдат. В Хилине, где мы побывали 1 августа, спирт рекой тек в близлежащее болото; при этом процесс охраняли два часовых, вооруженные винтовками с примкнутыми штыками под жадные взгляды алчущих солдат. Как обычно, часовых расставили не очень грамотно, и некоторые особо предприимчивые наши воины сумели найти дыру в стене по другую сторону импровизированного «завода», проникнуть туда и выпить какое-то количество сырого спирта, который налили в свои фляги. Одним из таких «счастливчиков» оказался и мой ординарец. Около полуночи его обнаружили мертвецки пьяным на конюшне и безуспешно пытались разбудить. На следующий день он объяснял происшествие тем, что выпил слишком много «крепкого чая». Наверное, голова бедняги ужасно болела, поэтому я решил его не наказывать.

Ночью 31 июля части 4-й армии оставили Люблин, 1 августа 3-я армия ушла из Хелма. Штабы армий переехали соответственно в Радин и Влодаву. Выдвинутый вперед левый фланг русских войск, куда входили 4-я, 3-я и 13-я армии, теперь совершал великий отход на восток, готовясь полностью очистить Польский выступ. Этот маневр был запланирован заранее, и для того, чтобы во время отступления с участка фронта за Вислой задержать противника, было оборудовано несколько оборонительных рубежей. Окопы рыли местные жители и пленные. Но, к сожалению, хотя укрепления и были выполнены лучше, чем это было обычно принято в России, работы постоянно не успевали закончить вовремя, чтобы войска могли занять окопы. Русская армия оказалась недостаточно организованной для того, чтобы заранее рассчитать имеющееся время и обеспечить достаточное количество людей и инструментов для проведения работ. Я спросил начальника инженерной службы корпуса генерала Подимова, почему мы не можем использовать сотни водителей грузовых автомобилей и других солдат приданных корпусу частей и подразделений, на что он ответил: «Это все равно что предлагать мне маленький кусок ткани, чтобы залатать в клочья изорванные брюки».

К сожалению, лето выдалось необычно сухим, и большинство болот стали проходимы для пахоты.

4 августа штаб провел расчеты, из которых следовало, что противник сосредоточил против нашей 3-й армии 14 немецких и 4 австро-венгерских дивизий, в то время как численность 3-й армии по количеству штыков была равна примерно семи с половиной дивизий. Потери русских в людях были очень тяжелыми, и корпуса постоянно отводили в тыл для пополнения, после чего возвращали обратно на передовую. Чувствовалась нехватка действительно грамотных офицеров, которые могли бы командовать солдатами в окопах. Мы не сумели сдержать немецкое наступление в основном из-за отсутствия снарядов, но следует признать, что шансы на это уменьшились и из-за отсутствия грамотного взаимодействия между командирами корпусов.

В то же время Макензену потребовалось 17 дней на то, чтобы пройти 25 миль на север и северо-восток от Красностава, и ему удавалось продвигаться вперед только при значительном перерасходе снарядов. Немецкие пленные жаловались на предельную усталость, и они действительно выглядели измотанными.

Несмотря на то что плачевное состояние нашего вооружения делало невозможной длительную оборону, было похоже, что, с другой стороны, противник вряд ли планирует на этом участке крупный прорыв, который мог бы помешать вывести русские войска из Польши. Поэтому я попросил разрешения убыть в штаб 1-й армии, которое было мне дано.

5 августа, в последний день своего пребывания в гвардейском корпусе, я обедал с командиром Преображенского полка графом Игнатьевым. Обед проходил в столовой батальона тыла в лесу, примерно в тысяче ярдов от передовой. Этот прекрасный полк сумел сохранить боевой дух и дисциплину. Мы ели за раскладным столом, покрытым чистой скатертью, и никто не демонстрировал ничего похожего на состояние подавленности.

Мне говорили, что уже потеряны Митава и Ломжа, но русские выглядели вполне довольными.

Они заявляли: «Мы можем отступать хоть до Урала, и когда это случится, получится так, что от преследующих нас армий противника останется по одному немцу и одному австрийцу; при этом австриец, как обычно, сдастся в плен, а немца мы убьем». Первая часть этого заявления оказалась на удивление пророческой. Честные солдаты верили в русские бесконечные просторы, они не могли даже представить себе, что вскоре произойдет крушение страны изнутри.

В штабе 3-й армии во Влодаве, куда я прибыл 6 августа, мне сказали, что ночью 4-го числа была оставлена Варшава; из Ивангорода наши войска ушли 5-го числа. 2-я армия получила приказ ночью 6 августа выдвигаться на рубеж Радимин – Новый Минск – Гарволин. 4-я армия становилась соседом 3-й армии на правом фланге.

7 августа я выехал в штаб 1-й армии, разместившийся в Соколове. По дороге я сделал остановку в Радине, где отобедал с офицерами штаба 4-й армии. Штаб размещался в огромном польском поместье. Офицеры находились в настолько угнетенном состоянии духа, какого я не видел нигде больше у русских. Когда я вошел в огромный обеденный зал, там царило мертвое молчание. Я почувствовал, что ко мне здесь относятся явно враждебно, отчасти оттого, что я был иностранцем и видел, в каком трудном положении оказалась русская армия. Второй причиной было то, что я представлял западных союзников, которые, как полагали многие русские, своей пассивностью показали, что не желают помочь своим друзьям на востоке, как это сделали войска по команде великого князя годом ранее. Командующий армией генерал Эверт был прекрасным солдатом. Он напомнил мне, что мы встречались в районе Келец во время ноябрьского наступления, как он сам выразился, «в более счастливые времена». Потом он добавил: «Все из-за снарядов. Имея равную оснащенность в вооружении, русский корпус всегда побьет немецкий корпус».

Когда я проезжал мимо, штаб 2-й армии прибывал из Нового Минска в Седлец. Вокзалы в обоих городах прошлой ночью подверглись бомбежке неприятельского цеппелина. При этом потери понес штабной поезд Северо-Западного фронта, который как раз отправлялся из Седлеца в Волковыск.

Штаб 1-й армии находился около завода в Соколове, там я впервые встретился с командующим армией генералом Литвиновым, который прежде командовал V армейским корпусом, а в ноябре получил назначение на место Ренненкампфа. Генерал обладал слабым здоровьем, и ходила молва, что принятие всех решений он доверяет начальнику своего штаба. Впрочем, как оказалось, это было не совсем так. Командующий был полностью информирован о том, что происходит в его армии, и ничего здесь не делалось без его санкции. Начальником штаба был генерал Одишелидзе, генерал-квартирмейстером – Рычков, который по происхождению был наполовину армянином. Они были близкими друзьями, и я встречался с обоими в Туркестане еще в 1913 г. Во время тех маневров Рычков был начальником штаба бригады. Я тогда обедал с Одишелидзе, который занимал пост губернатора Самарканда, где в самом центре города у него имелся сад площадью 10 акров. Генерал являлся близким другом Самсонова, который высоко его ценил. Это был человек исключительного ума, который осуществлял реальное руководство всеми боевыми операциями, но русские офицеры недолюбливали его, считая «пронырой и хитрецом».

С начала марта 1-я армия со штабом в Яблонне, севернее Варшавы, удерживала участок фронта от Еднорожца на реке Оржич до нижней Вислы. Штаб именно этой армии в марте руководил наступлением в районе Прасныша, самой блистательной операцией русской армии в этой войне на настоящий момент. С тех пор численность армии сильно сократилась. II Кавказский и XXIII армейский корпуса отправили на южное направление, в 3-ю армию, еще в июне. А в июле, примерно за десять дней до начала немецкого наступления, туда же передали и II Сибирский армейский корпус.

Еще до того, как в результате этих перебросок армия была значительно ослаблена, Литвинов просил у командования разрешения перейти в наступление. Но ему на это ответили, что он лучше послужит русскому делу, если останется на месте и станет экономить снаряды.

В начале июля 1-я армия заняла рубеж от района северо-восточнее Прасныша до точки севернее Цеханува и территории в 10 верстах южнее Дробина в сторону Вислы. Примерно в 20 верстах к юго-востоку находился Плоцк. Войска расположились справа налево в следующем порядке:

I Сибирский корпус (Плешков): 1-я и 2-я сибирские дивизии.

I Туркестанский корпус (Шейдеман): 1-я и 2-я туркестанские стрелковые бригады; 11-я сибирская дивизия.

XXVII армейский корпус (Баланин): 2-я и 76-я дивизии; 1-я стрелковая бригада.

I кавалерийский корпус (Орановский): 6, 8 и 14-я кавалерийские дивизии.

Войска окопались на новом рубеже. Некоторые части расположились вдоль реки Висла во втором эшелоне на левом фланге.

Ждали немецкое наступление, так как была получена информация о том, что приграничные железнодорожные станции Виленберг, Сольдау и Нейденбург работают с увеличенной нагрузкой.

Обозначив ложное наступление вдоль Вислы, 12 июля немцы, как они обычно поступают, начиная новое наступление, обрушили ураганный огонь на передний край нашей обороны севернее Прасныша и Цеханува. Они не испытывали трудностей со снарядами, так как их подвоз осуществлялся длинными колоннами автомобилей, а в связи с сухой погодой дороги были в отличном состоянии. Тяжелая артиллерия 1-й армии была безнадежно слаба. Например, развернутый севернее Цеханува I Туркестанский армейский корпус против 42 немецких орудий большого калибра имел всего два. В результате 11-я сибирская дивизия была практически разгромлена. Противник значительно превосходил наши войска по численности, сосредоточив против рубежа Прасныш – Цеханув восемь дивизий.

Немецкое подавляющее превосходство в тяжелой артиллерии породило что-то похожее на панику. Немецкое наступление началось 13 июля, и в ту же ночь русские войска отступили со своих позиций. Они даже не попытались оборонять вторую линию, подготовленную севернее Прасныша и Цеханува на рубеже от Плонска до Червинска. Во время отхода неприятельская кавалерия прорвала нашу оборону восточнее Цеханува и обрушилась на русскую транспортную колонну.

16 июля неприятель вышел на рубеж Маков – Насельск – Новогеоргиевск. Из Варшавы стали прибывать части IV армейского корпуса, которые бросались в бой сразу же после разгрузки из эшелонов. Несмотря на то что рубеж готовился к обороне заблаговременно, 18-го числа русские войска были вынуждены отойти к Нареву. Справа от 1-й армии точно так же отступили и части 12-й армии. V корпус вел бои севернее Новогрода, IV Сибирский корпус – в районе плацдарма у Остроленки. XXI армейский корпус, который после разгрома на реке Сан находился на переформировании в тылу, был переброшен железной дорогой для обеспечения обороны плацдарма в районе Рожан. I Сибирский армейский корпус развернулся левее, а IV корпус вместе с остатками I Туркестанского корпуса оборонял плацдарм у Пултуска и подступы к Сероцку.

Весной на подготовку этих укреплений были затрачены огромные силы. Особенно хорошо был укреплен Рожанский плацдарм. В радиусе трех с половиной миль от переправы были оборудованы три долговременные оборонительные позиции с окопами полного профиля, соединенные между собой ходами сообщения. В трех верстах перед ними оборудовали передовую линию обороны.

Наступление противника удалось задержать блестящим ударом 8-й и 14-й кавалерийских дивизий, которые отправились в обход с левого фланга и перешли вброд реку Нарев между Рожанами и Пултуском, после чего заставили отступить три неприятельские колонны, которые некоторое время бежали в беспорядке.

Противник сначала преодолел переправу южнее Пултуска и стал наступать на укрепления Сероцка в месте слияния Буга и Нарева. Его тяжелая артиллерия шестью залпами вынудила сдаться Дембе, небольшую крепость на реке между Сероцком и Новогеоргиевском, которую русские считали очень хорошо укрепленной. Продвижение противника было остановлено после прибытия XXVII армейского корпуса, который Литвинов после сокращения линии фронта смог перебросить железной дорогой через Варшаву. Корпус несколько дней успешно оборонял Вишков, важный дорожный узел на реке Буг.

В то же время, с точки зрения противника, взятие плацдармов у Остроленки и Рожан стало более важной задачей, так как от обоих вела прекрасная шоссейная дорога к Острову. После того как будет взят Остров, наступала очередь так называемого рубежа Червони-Бор, линии лесистых высот, оборона которых планировалась еще в мирное время, а также рубежа по реке Буг, что являлось необходимым условием для дальнейшего наступления немцев на восток.

Оборонительные укрепления Рожан были быстро сметены немецкой тяжелой артиллерией, после чего XXI армейский корпус отошел на южный берег реки, понеся во время дальнейшего отступления значительные потери от огня немецкой полевой артиллерии, которая сразу же была выведена на господствующий на местности правый берег реки.

Нарев форсирован противником, но его наступление на этом фланге, которое оказалось успешным, по словам начальника штаба Северо-Западного фронта Гулевича, было лишь косвенной, но не прямой причиной, по которой наши войска оставили Варшаву.

После того как всю 4-ю армию отвели на правый берег Вислы, войска противника успешно форсировали реку между Гурой-Кальварией и Ивангородом. Сначала через реку переправилась одна дивизия, и наша 2-я армия поставила одному из своих левофланговых корпусов, а именно XXXVI, задачу не допустить переправы противника в районе Гуры-Кальварии, для чего корпус был переправлен на другой берег Вислы. Силы противника на правом берегу тем временем достигли трех дивизий, и тогда XXXV корпус последовал за XXXVI. XXXVI армейский корпус завершил переправу к 31 июля, а XXXV – к 3 августа. По словам Гулевича, окончательное решение об эвакуации Варшавы приняли только после того, как на правом берегу Вислы было сосредоточено четыре полнокровных дивизии противника. Момент был действительно критическим, так как во 2-й армии на левом берегу остался всего один армейский корпус – V Сибирский, который занимал оборонительные позиции примерно в четырех милях на подступах к городу. Ночью 4 августа корпус отошел на правый берег, а в три часа утра 5-го числа были взорваны мосты через Вислу. Немецкие разведывательные подразделения вышли на левый берег в шесть часов утра. Три корпуса 2-й армии практически не понесли потерь.

Ивангород оставили следующей ночью. 4-я армия уничтожила мосты и даже, как мне сказали, вновь выровняла землю там, где были вырыты окопы. Штаб армии переехал из Ново-Александрии в Радин только 21 июля.

Штаб 1-й армии передислоцировался из Яблонны в Лохов. 4 августа он снова переехал еще дальше на юго-восток, в Соколов, куда я и прибыл 7 августа.

На тот момент сложилась следующая обстановка: 12-я армия со штабом в Замброве удерживала фронт на рубеже Осовец – севернее Ломжи – юго-восточнее Новогрода – восточнее Остроленки – восточнее Рожан силами I, V, IV Сибирского и XXI армейских корпусов. 1-я армия со штабом в Соколове занимала оборонительный рубеж вдоль Буга до района западнее Вишкова силами IV, I Сибирского и XXVIII армейских корпусов. I Туркестанский армейский корпус оставался позади, в дефиле между Бугом и Наревом, севернее Зегржа, с целью прикрыть последние тыловые коммуникации Новогеоргиевска. Левый фланг нависал над Вислой – здесь расположился I кавалерийский корпус Орановского.

Штаб 2-й армии находился на пути в Седлец, а ее V Сибирский, XXXV и XXXVI армейские корпуса удерживали рубеж Радимин – Новый Минск – Гарволин.

4-я армия со штабом в Радине продолжала оборонительный рубеж до района юго-восточнее Любатова силами своих XVI, гренадерского, XXV, XV и VI Сибирского армейских корпусов.

Еще южнее развернулась 3-я армия со штабом во Влодаве. Рубеж обороны армии, в состав которой входили IX, XXIV, X, II Сибирский, гвардейский, XIV и III Кавказский корпуса, шел далее на юго-восток.

Таким образом, на фронте менее 200 миль от Ломжи до Влодавы русские имели 23 армейских корпуса, однако при этом средняя численность каждого корпуса не превышала 12 тыс. штыков, а средний запас снарядов на каждую батарею, парк и резерв составлял 150–200 выстрелов.

В 12-й армии IV Сибирский и XXI армейские корпуса понесли жестокие потери в боях у Остроленки и Рожан. XXI корпус был переброшен на фронт, не успев подготовить новобранцев взамен солдат, потерянных в Галиции, а его командир Скинский пользовался дурной репутацией.

В 1-й армии XXVII армейский корпус имел в своем составе 27 тыс. солдат и офицеров, но, как сообщил мне начальник его штаба, средняя численность в других корпусах составляла всего 5 тыс. штыков. После недавних боев пополнение не прибывало, в то время как корпуса противника успели уже пополниться три раза. Армейский запас снарядов сократился до 60 фугасов. В батареях в среднем было по 200 выстрелов на орудие, однако были и такие, которые приходилось отводить с занимаемых позиций из-за отсутствия огнеприпасов.

2-я армия в последнее время не принимала активного участия в боях. Из корпусов 4-й армии больше всего пострадали XVI и гренадерский.

Ночью 7-го числа начал отход Туркестанский корпус. В Новогеоргиевске номинально оставался гарнизон из четырех дивизий при шести артиллерийских дивизионах и других подразделений технического обеспечения крепости. Пехота состояла из двух дивизий второй линии, 58-й и 63-й, а также из ополчения. 63-я дивизия успела заслужить себе плохую репутацию. Из-за того, что в феврале она не сумела продержаться в районе Прасныша на несколько часов дольше, немцы понесли значительно меньшие потери. После этого дивизия была переформирована, но все равно буквально растерзана в клочья войсками Макензена на Дунайце в начале мая.

В Новогеоргиевске были накоплены запасы на полгода, но, разумеется, снарядов долго не хватило бы на этот период. В штабе 1-й армии не думали, что город продержится дольше десяти дней.

Для меня всегда было тайной, почему перед войной Новогеоргиевск был укреплен и теперь считался крепостью, поэтому его продолжали удерживать, а Ивангород оставили. Как-то вечером, когда в гвардейском корпусе разговор зашел о крепостях, я спросил, что думает об этом генерал Безобразов. Тот заявил, что не знает всей правды точно, но полагает, что с Германией заключили секретное соглашение, по условиям которого Россия должна была в течение десяти лет после завершения Русско-японской войны срыть все свои крепости на территории Польши!

До утра 9 августа все пять армий, 12, 1, 2, 4 и 3-я, отступили к общему оборонительному рубежу Ломжа – Остров – Венгров – Любатов – Влодава. Слева от участка обороны 1-й армии занял рубеж Туркестанский корпус. Штабы были отведены в тыл: при этом штаб 12-й армии развернулся близ Белостока, а штаб 1-й армии – в районе Бельска, 2-й армии – в Клещели, 4-й армии – в Биеле.

В тот день немцы ударом с юго-запада захватили Ломжу, и I корпус стал отходить на восток. Основные усилия противник сосредоточил на стыке русских 12-й и 1-й армий в районе Острова. Немцы проломили наш передний край и одним ударом опрокинули оборону наших войск в районе Червони-Бор и в среднем течении реки Буг. Отходя на восток, XXI армейский корпус оставил брешь между своим правым флангом и левым флангом IV Сибирского корпуса, и для того чтобы заполнить ее, на северное направление был направлен XXVII армейский корпус.

Теперь единственным соединением 12-й армии, сохранившим хоть какую-то боевую ценность, оставался V армейский корпус. 1-й армии пришлось растянуть свой правый фланг к северу для того, чтобы ослабить давление на соседа, и к утру 11 августа она занимала оборонительный рубеж от Замброва до района в десяти верстах севернее Соколова. Соответственно отошли назад 2-я и 4-я армии.

Противник ничего не выигрывал, вторгнувшись в клин между Бобром и Наревом, поэтому он перебросил свои войска с участка перед 12-й армией к 1-й армии, нанося основной удар на Белосток через Мазовецк.

12 августа вместе с бароном Будбергом, прикомандированным к штабу армии, я посетил XXVII армейский корпус и 76-ю дивизию и обнаружил, что оба штаба пребывают в обычном для них благодушном настроении. За обедом генерал Баланин непрерывно говорил. В качестве сувенира он вручил мне копию приказа, которую подготовил в прошлом месяце, а также дневник своего сына, который служил в гвардейском корпусе и погиб под Ломжей.

В приказе, которым генерал очень гордился, содержалось следующее:

«ПРИКАЗ XXVII

армейскому корпусу № 295.

Противник подошел к нам совсем близко.

Сейчас у нас есть возможность нанести ему мощный удар в духе храброй русской армии.

В этот судьбоносный момент я обращаюсь к вам, славные части моего корпуса, с сердечным приветом и горячим напутствием стоять твердо на защите интересов нашего любимого Отечества и порадовать сердце нашего обожаемого императора и главнокомандующего своей силой, стойкостью и самоотверженной храбростью.

Битва, которую нам придется вести, станет решающей.

Мы должны победить, чего бы это ни стоило. Этого требует от нас Его Величество император во имя нашей страны.

Своими солдатскими подвигами вы обеспечите счастье своей родной земли. Мы будем сражаться до последней капли крови, чтобы победить смелого и коварного врага, вторгшегося на нашу территорию. Мы отдадим все свои силы для того, чтобы выполнить святой долг и показать всему миру, из какого материала сделан храбрый, самоотверженный русский солдат, поднявшийся на защиту родной земли.

Да хранит нас Бог, и мы, помня о словах «Веруй в Бога, но держи порох сухим», должны сделать все, что велит нам наша совесть и требует присяга для победы в нашем священном правом деле.

Я верю, что вы сделаете это!

Я надеюсь, что части XXVII корпуса вновь увенчают славой свои знамена, что они честно и не думая о сохранении своих жизней ударят по врагу ради счастья нашего любимого Отечества.

Да здравствует император!

Да хранит нас Бог!

(Подпись) Командир корпуса генерал от инфантерии Баланин».

Ночью 12-го числа русские 12, 1 и 2-я армии отошли в среднем на 15 миль к общему рубежу Визна – Соколы – Цехановец – Дрогичин – Лосицы. Это не дало ожидаемой передышки, и уже на следующий день 1-я армия снова вела ожесточенные бои по всему фронту.

В следующие дни положение стало критическим. За девять дней с 5 по 13 августа 1-я армия отступила на 73 мили от Вислы к Бугу. Наши пять корпусов хронически страдали от неукомплектованности личным составом. В частности, в одной из дивизий в ее 16 батальонах осталось всего 89 штыков. Войска же противника на нашем участке, в общей сложности 14 дивизий, пополнялись уже четыре раза. Солдаты устали каждую ночь отступать, а утром рыть новые окопы, и все это только для того, чтобы к полудню попасть под вражеские снаряды, на которые нечем было ответить. В официальном бюллетене за 14-е число сообщается о том, что противник нанес удар на участке 76-й дивизии, севернее железнодорожной ветки Варшава – Белосток: «К настоящему моменту атака противника отражена, однако наша артиллерия из-за нехватки снарядов не может вести огонь достаточной интенсивности».

В том же документе сообщается о событиях на участке VI армейского корпуса: «Из-за нехватки снарядов наша артиллерия не в состоянии остановить непрекращающиеся атаки противника».

12 августа XXI армейский корпус (33, 44 и 78-я дивизии, одна бригада 41-й дивизии, одна бригада 6-й сибирской дивизии и два туркестанских стрелковых полка, номинально – 68 батальонов) фактически насчитывал в своем составе всего 6 тыс. солдат; артиллерия имела по 31 снаряду на орудие.

15 августа в корпусе возникла паника, однако «к шести часам вечера удалось остановить беспорядочно отступавшие части». В одном из корпусов в тот день закончились огнеприпасы даже для орудий на переднем крае, и батареи были вынуждены замолчать. С трудом удалось вымолить в 12-й армии 2 тыс. снарядов. В Туркестанском корпусе во время отражения атаки противника закончились патроны.

Отсутствие огнеприпасов начинало катастрофически сказываться на моральном духе войск. Любая армия со временем будет деморализована, если ей приходится постоянно совершать короткие рывки назад, имея на плечах войска противника, которого никак не удается стряхнуть. Если бы это удалось, то дела пошли бы гораздо лучше: ведь значительно удобнее совершать отход на большее расстояние на заблаговременно подготовленные позиции. Тем не менее работа штабов во время отступления была организована эффективно; прорывы противника своевременно парировались, а «лишние» транспорт и орудия, к которым отсутствовали снаряды, отходили в тыл в первую очередь, что позволяло избегать заторов на дорогах.

Я был поражен разговором, который состоялся 15 августа с одним из молодых пилотов в парке города Вельска. Как это часто происходило, он начал с того, что попытался завести беседу о том, что, должно быть, западные союзники недовольны Россией за ее неудачи. Продолжая, он заявил, что уверен в том, что русские никогда не смогут снова отвоевать Польшу военным путем, что русские солдаты не желают воевать, что они представляют собой в лучшем случае сырой материал, что офицеры, призванные из резерва, безнадежно неграмотны и не могут даже читать карту, что недостаточно иметь кадровых офицеров, как это имеет место сейчас, на должностях командиров батальонов, так как офицеры резерва не годятся и для командования ротами.

Среди других русских офицеров было сильно чувство недовольства «бездействием» союзников. Как-то, когда к нам целых две недели не приходила почта, я спросил одного из офицеров, у которого была газета, что делают союзники на Западном театре. Он рассмеялся и воскликнул: «Делают? Они замерли в восхищении перед русской армией, проявляющей чудеса храбрости».

Воевая ценность корпусов и дивизий сейчас как никогда зависит от качества командования. Люди с сильной волей, такие как командир IV армейского корпуса Алиев, IX корпуса Абрам Драгомиров, III Кавказского корпуса Ирманов, твердо держали остатки своих поредевших корпусов в руках и продолжали умело управлять ими.

Кадровые офицеры русской армии и лучшие из офицеров военного времени, которые пережили со своими солдатами те горькие времена большого отступления, с боями метр за метром прокладывая себе дорогу, никогда сами не теряли присутствия духа и не давали впадать в отчаяние своим подчиненным. Такими гражданами могла бы гордиться любая держава! И как жестоко их отблагодарили за службу!

Во время отступления многие офицеры считали своим долгом внушать мне оптимистичный взгляд на происходящее и попытаться убедить меня в том, что все было намного лучше, чем происходило в действительности. Только спустя месяцы артиллерийские офицеры говорили о том ужасно подавленном состоянии, в котором они пребывали из-за своего бессилия помочь пехоте.

Командиру одного артиллерийского дивизиона XXI армейского корпуса во время отхода русской 1-й армии от Нарева выдавалось в день всего 50 снарядов на 18 орудий. Его предупредили, что в случае превышения этого количества он поплатится своей карьерой. Дивизион этого офицера действовал в районе между Рожаном и Островом. В это время в пехотные части поступили 1800 солдат пополнения. Все они прибыли безоружными, и их разместили в окопах второй линии ждать, пока не освободятся винтовки выбывающих из строя товарищей. Тогда немцы обрушились на правый фланг русских войск, и мой собеседник сам видел, как примерно 1600 солдат из той партии пополнения огнем неприятельских орудий «были размазаны в кашу».

Другой офицер, командир батареи в гвардейской стрелковой бригаде, рассказывал, как во время отступления к нему подходили один за другим пехотные офицеры, умоляя «сделать хотя бы один-два выстрела», чтобы помочь им в трудном положении, в которое они попали. Но тот был вынужден отказываться. Когда его спрашивали, правда ли, что у него совсем не осталось снарядов, он был вынужден лгать, что снаряды есть, но он бережет их на тот момент, когда ситуация станет совсем безвыходной.

Но те были настойчивы: «Хорошо, но что же считать критической ситуацией, если не то, что происходит сейчас?»

Когда мы прибыли в Бельск, мне сообщили, что мы, возможно, останемся там примерно на три месяца. Я решил предположить, что это будет три недели. Как оказалось, мы пробыли там восемь дней. Утром 16 августа штаб спешно стал передислоцироваться дальше в тыл, в Берестовицу, так как немецкий кавалерийский полк накануне вечером прорвал нашу оборону и вклинился в наши тылы на глубину расположения штабов корпусов.

16 и 17 августа 12, 1 и 2-я армии отступили к общему рубежу по рекам Бобр и Нарев и по железнодорожной ветке Белосток – Брест-Литовск.

17 августа эта ветка прекратила работу.

В том, что мы оставили Польский выступ, было одно-единственное преимущество: теперь общая линия фронта сократилась. В то же время сложившееся опасное положение на краю правого фланга, в районе Двины, требовало переброски туда дополнительных войск. Ночью 15 августа были получены приказы на перегруппировку. Штабу 12-й армии поручили передать подчиненные войска 1-й армии, а самому следовать в Петроград. Там генералам Чурину и Сиверсу со своим штабом предстояло возглавить пока еще существующую только в воображении 6-ю армию. С полуночи 19 августа контроль участка фронта, ранее закрепленного за 12-й армией, перешел к штабу 1-й армии.

Генерал Горбатовский и штаб 13-й армии переехали из Ковеля в Ригу, чтобы возглавить новую 12-ю армию. Часть соединений 13-й армии были переданы занимавшим позиции по ее флангам 3-й и 8-й армиям, а остальные железной дорогой отправили на север.

18 августа пала крепость Ковно. На следующий день пал Новогеоргиевск. Новогеоргиевск был полностью блокирован 9-го числа; таким образом, удивительно точно сбылись прогнозы офицеров 1-й армии, которые предрекали, что крепость продержится не более 10 дней. В последней полученной из Новогеоргиевска телеграмме говорилось о взрыве в цитадели. Русские заявляли, что штурм укреплений стоил немцам огромных потерь. Как обычно, пошли слухи о «предательстве». Некоторые шептались, что два крепостных инженера уехали в сторону неприятельских позиций, где были взяты в плен. Они будто бы имели при себе подробный план крепости. Позже я узнал, на чем был основан этот слух. Примерно за две недели до начала осады два инженера отправились на автомобиле осмотреть позиции на фронте, и их действительно захватили вместе с планами крепости. Однако не было никаких оснований обвинять этих людей в измене. Просто они оказались чрезмерно активны и очень глупы. Нет сомнений и в том, что еще до инцидента осады немцы уже располагали подробными планами.

В своих воспоминаниях Людендорф говорит о том, что крепостные укрепления были построены некачественно; он вообще удивляется, что великий князь оставил гарнизон оборонять крепость. Мы же можем только догадываться, что его просто дезинформировали, заверив, что крепость можно удерживать в течение нескольких месяцев, как это было с Перемышлем. Короткое время осады никак не отразилось на общих темпах немецкого наступления.

С военной точки зрения падение Ковно было более ощутимым ударом, чем уход с рубежа по Висле. Теперь перед лицом непосредственной угрозы оказался город Вильно, а после того, как немцы окончательно закрепились на железной дороге за Неманом, отступление из района Бобра и Нарева стало неизбежным.

В дальнейшем ночью 22 августа был оставлен Осовец. Под прикрытием тумана побывал на этом участке обороны за несколько часов до того, как его разгромили. Огонь немецкой артиллерии не был настолько губительным, как мы все считали, поверив многочисленным донесениям об этом. Насколько можно было судить, если бы общее положение позволяло продолжать обороняться, то крепость можно было бы удерживать в течение еще нескольких месяцев. Мы пообедали с комендантом генералом Бржозовским, который отвел войска в казармы в восьми милях к югу.

По словам Бржозовского, за шесть с половиной месяцев обороны его артиллерия выпустила примерно 55 тыс. снарядов всех калибров до шести дюймов. По его же оценкам, немцы выпустили от 200 тыс. до 230 тыс. снарядов калибром до 16,5 дюйма. Когда я повторил это заявление Одишелидзе, тот заявил, что, зная Бржозовского, он бы оценил действительный расход снарядов немецкой артиллерии цифрой примерно 30 тыс., и, судя по состоянию фортов крепости, он, наверное, был прав. В то же время в российской прессе писали, что «на героическую крепость» враг обрушил свыше 2 млн снарядов.

22 августа во второй половине дня в Осовце оставалось всего 22 полевых и три устаревших крепостных орудия. 57 полевых орудий передали в качестве подвижной артиллерии в 57-ю и 111-ю дивизии, оборонявшие крепость, из которых теперь формировался сводный корпус под командованием Бржозовского в составе 1-й армии.

К 23.00 три старых орудия и участок, который они прикрывали, были взорваны. В качестве взрывчатки использовали до 92 тонн дымного и бездымного пороха и динамита.

Как крепость Осовец не играл большой роли. Просто ее прежний комендант Шульман решил еще в октябре 1914 г., что не будет вреда, пусть это и потребует затрат времени, если гарнизон займется укреплением так называемой позиции «Сосна», ряда окопов на правом берегу реки Бобр примерно семь верст длиной, расположенных за две версты впереди крепости. Эти позиции не давали немецким артиллеристам лично наблюдать за результатами огня тяжелой артиллерии, тем самым спасая форты.

Поразительной, вызывающей горячее сочувствие чертой того наступления были огромные массы беженцев, заполнявшие все дороги по мере отступления русских войск. Казалось, все польские крестьяне уходят из районов восточнее Вислы. По заявлениям русских, они не заставляли их сниматься с насиженных мест, разве что их деревни могли стать полем грядущих боев. Тем не менее у тех, кто оставался, приказывали реквизировать весь скот, включая лошадей, запасы мяса, чая и табака. А лишенные средств выживания не смогли бы оставаться в своих домах. К сожалению, гражданские службы всегда эвакуировались первыми, и выполнение реквизиций ложилось на плечи службы военных интендантов. Тем, за неимением специального контингента, приходилось выполнять эту работу грубыми и грязными методами. Тыловые власти были поставлены перед лицом всеобщего массового движения людей, напоминавшего национальную миграцию. Даже при наличии поездов последние были бесполезны для крестьян, которым приходилось перевозить с собой огромные массы грузов. Они передвигались на своих длинных польских телегах, в которые обычно запрягались по две лошади. Отец семейства управлял движением, мать сидела поверх груды семейного имущества в окружении целого роя детей младшего возраста. Старшие сыновья и дочери гнали по дороге коров или стайки гусей или свиней.

В районе Вельска мне пришлось проехать около двадцати миль мимо сплошного потока беженцев.

Некоторые из них пришли от самого Плоцка (Полоцка), и эта дорога заняла у них целый месяц. Я спросил, почему они уехали, оставив свои дома, на что крестьяне отвечали, что если бы они остались, то им пришлось бы голодать, так как «немцы заберут все, а русские в любом случае не дадут нам голодать». Если же их спрашивали, куда они направляются, они отвечали, что сами не знают.

Польское крестьянство – одно из лучших в мире: скромные во всем, непьющие, работящие и религиозные люди. Самообладание, с которым эти бедняги встречали свои беды, заставляло сердце каждого переживать за них. Женщины часто тихо плакали, на многих лицах было написано бесконечное отчаяние, но никто не жаловался и не срывался. Я видел, как один крестьянин вел повозку, на которой сверху на пожитках лежало тело его жены, которая умерла от дорожных лишений. Их дети лежали вокруг нее на подстилках. Так они и ехали, пока не прибыли на католическое кладбище. Красный Крест открыл пункты питания по дороге, где путникам бесплатно давали чай и хлеб. Русские солдаты относились к беженцам с настоящей теплотой. Интендантские службы получили указания покупать у них скот по честным ценам. И все же никто так никогда и не узнает, как много этих бедных людей погибло во время своего вынужденного паломничества. На следующий год мне довелось снова побывать на той дороге: через каждые несколько сот метров стояли грубо сколоченные кресты, обозначавшие общие могилы, где хоронили жертв холеры. Некоторые польские беженцы добрались даже за Урал. Еще через четыре года в районе Омска в землянках жили поляки.

Вечером 25 августа я покинул штаб 1-й армии в Гродно и отправился в Петроград.