Историю периода между распадом империи ильханов Хулагуидов и вхождением Малой Азии в Османскую империю на данный момент особенно трудно описать, и эта глава лишь даст некоторые базовые ориентиры и обратит ваше внимание на задачи, которые еще предстоит решить. Нужно повторить, что источники в этом вопросе больше обычного неполны, отрывочны и сомнительны, а современные работы слишком малочисленны и часто неполноценны, благодаря тому, что представляют исключительно османскую точку зрения. Безусловно, ядром, из которого вышла Османская империя, было маленькое туркменское княжество, во всех отношениях похожее на те, что его окружали. Однако благодаря геополитическому положению, которое ему посчастливилось занимать, оно во взаимодействии с балканскими (Болгария, Сербия и др.) и византийскими государствами (Византийская империя и Трапезудское царство) стало довольно быстро развиваться таким образом, что стало сильно отличаться от других княжеств Малой Азии, и тот факт, что в конце концов оно захватило их, нельзя объяснить только тем, что они сами тяготели к такой интеграции. Следовательно, важно изучать Малую Азию, как таковую, и, только наблюдая шаг за шагом развитие реального османского влияния на ее историю, решать, можно ли принять османскую точку зрения. То, что, изучая происхождение Османской империи, следует принимать в расчет Малую Азию, можно опять-таки с определенной осторожностью считать справедливым, но из этого не следует, что Малую Азию следует рассматривать как прелюдию к Османской империи.

Более того, в традиционно используемых источниках Малая Азия в этот период представляется как мозаика мелких взаимосменяемых династий. Из этого могут проистекать две опасности. С одной стороны, рассматривая ее как мозаику, легко перестать видеть общую картину, а при попытке смотреть на нее слишком широким взглядом легко все перепутать. Вместо перечисления всех мельчайших княжеств нам важно увидеть общую историю турецкого народа. Более того, надо сделать это при помощи метода, который дифференцирует и объясняет: Ак-Коюнлу – это не Караманиды, не Айдын и не Османы, Конья – это не Сивас, а Сивас – это не Бурса. Это не исключает того, что их истории присущи черты и взаимовлияния, общие для всех турок, и писать ее нужно с точки зрения взаимосвязей, которые напоминают моток шерсти из разноцветной пряжи.

Как предполагалось выше, когда речь идет о различных государственных образованиях, возникших на развалинах сельджукско-ильханского государства, то, что было Малой Азией сельджуков, разделилось на четыре зоны, границы которых были заведомо неопределенными, но которые тем не менее легко различить по определенным чертам. На юге от исаурийского (Западного) Тавра до ущелий, через которые в армянских горах протекает Евфрат, обитали туркмены Караманиды, позднее Дулгадиры, чьи политические интересы распространялись к югу в направлении государства мамлюков. Самая восточная часть Малой Азии, включая Диярбакыр, была более тесно связана с Северо-Западным Ираном, чем с остальной частью Малой Азии, и более тесно, чем Северо-Западный Иран – с остальной частью Ирана. В центре, вокруг Сиваса, включая некоторую часть Анатолийского нагорья, даже после установления автономии продолжали сохраняться институты монгольского периода. То же самое справедливо и для восточной оконечности страны в XIV веке, когда, что бы там ни говорили, ни у Кара-Коюнлу, ни у Ак-Коюнлу не было никакой реальной государственности. В XV веке, вследствие разорения, оставшегося после вторжения Тимура, последние стали хозяевами, но это произошло в рамках возникновения больших конфедераций туркменов совершенно иного типа, чем мелкие западные княжества. С другой стороны, центральная зона перешла под непосредственный контроль Османов, которые к тому времени были уже не туркменами ранней поры, а фактическими кандидатами на имперское наследство. Мелкие западные княжества сохранились, и здесь, определенно, нужно понимать различия, в особенности между теми, которые располагались на западе на Эгейском море, теми, что были на юге, теми, что находились на севере у Черного моря, и Османами. Но не так важен тот факт, что Османы, в отличие от своих соседей, переправились во Фракию, поскольку проливы тогда не играли большой роли, и образ жизни на обоих берегах был одинаков. Важнее взаимосвязи, которые в дальнейшем возникли между эволюцией Османов и развитием Византии, с одной стороны, и славянских государств – с другой. Это не значит, что Малая Азия больше не играла для Османов никакой роли, но после появления работы П. Виттека нет необходимости еще раз показывать, что своей устойчивостью Османы обязаны именно ей. Однако эту роль Малая Азия играла уже не как страна сама по себе, а как часть более широкого целого, связанного с остальным миром, и, следовательно, ею можно до определенной степени пренебречь.

Таким образом, в центре страны сельджукско-монгольский режим продолжал сохраняться в наибольшей степени. Бывший чиновник Тимурташа Эретна захватил власть над территорией, куда входили Кайсери, Сивас и старые города-крепости Данишмендидов, в частности Токат, и со временем расширил ее на восток, включив туда Эрзинджан и даже Эрзурум, и на запад до Аксарая и Анкары. Тем или иным образом его наследники удерживали эту территорию в течение полувека. Потом они были вытеснены, хотя и без каких-либо изменений в структуре правления, Бурхан ад-Дином, который, помимо того что был кадием и поэтом, оказался еще и искусным политиком, сумевшим хорошо использовать свое родство с Сельджукидами (по материнской линии). Его вхождение во власть само по себе указывает, что определенные силы продолжали сохранять свои позиции в обществе с прошлого века. В действительности на этой территории были и туркмены, и монголы, и ее правитель в итоге выигрывал от их соперничества. Но управляли ею Эретна или Бурхан ад-Дин, использовавшие административную систему, унаследованную от их предшественников, и туркмены являлись частью этой структуры не более, чем это было в более ранних государствах. В культурном плане, хотя Бурхан ад-Дин иногда писал на турецком (и на арабском), он, конечно, оставался прежде всего персидским писателем, как и его биограф Азиз ибн Ардашир (из Астрабада [Горгана] на северо-востоке Ирана). Эти два автора демонстрируют культурные достижения, которым нет равных в других частях Малой Азии. Когда незадолго до вторжения Тимура хитросплетения политической игры привели к исчезновению Бурхан ад-Дина, то до появления Османа Баязида I это была по-прежнему полусельджукская-полуильханидская страна, и мы знаем, какую роль сыграла эта провинция в трудном деле воссоздания единства Османов после победы Тимура над Баязидом близ Анкары в 1402 году.

Если верить более поздним историкам, во второй половине XIV века Ак-Коюнлу уже стали местными правителями, хотя их территорию было бы очень трудно определить. На самом деле, если, несмотря на свои распри, Кара-Коюнлу еще раньше могли начать становиться правителями такого же рода, в особенности на восточной границе Малой Азии, в Месопотамии и в Иране, то Ак-Коюнлу сделали это только позже и с помощью разрушительного нашествия Тимура. Реконструировать первую фазу их истории чрезвычайно сложно. В истории Эретнидов и Бурхан ад-Дина они едва ли появлялись. Однако на границе с Трапезундом их роль была настолько значительной, что басилевсы в середине века для установления связей с ними использовали брачные союзы, и в истории этой империи они играли роль, сравнимую с ролью Айдына и первых Османов в истории Константинополя. Значительно усложняет ситуацию тот факт, что главный историк Трабзона (Трапезунда) Панаретос, который был современником тех событий, называет их амидиотами, иными словами, выходцами из Амида в Диярбакыре, тогда как мусульманские источники (хотя известно, что в XV веке Амид был одной из резиденций их князей) не содержат информации об их действиях в этом секторе. Надо признаться, что это с трудом сочетается с тем, что известно об общей истории этого региона. Очевидно, можно согласиться с тем, что ведущей группой Ак-Коюнлу были выходцы из района Амида, но, безусловно, не нарушая жизни во внутренних частях нагорья, они могли обеспечить себе какую-то территорию только в горах на южных границах с территорией Трапезунда, даже не создавая какого-то четко определенного княжества.

С середины XIV века Азербайджан стал центром государства Джаларидов, самой сильной из династий, поделивших наследие ильханов. Как и ильханы, Джалариды были монголами. То немногое, что известно об их действиях в отношении Малой Азии, позволяет предположить, что их влияние не простиралось дальше Эрзурума и самого верхнего течения двух Евфратов. Однако Кийа Мазандарани (Мазендарами), примерно в 1360 году написавший для них налоговый трактат, некоторые сведения из которого были представлены в предыдущих главах, приводит список территорий, плативших им налоги, или дань. Этот список включает почти всю Малую Азию, поделенную на внутренние и пограничные территории, включая даже Османов. На самом деле он состоит из перечня налоговых позиций, применявшихся в предыдущем 1351 году. Но это навряд ли что-то меняет, поскольку в 1351, как и в 1360 году, государство ильханов не существовало уже больше десяти лет. Общая история этого периода в Малой Азии и в других местах не оставляет возможности считать, что туркменские или какие-то другие правители в целом продолжали следовать в отношении Джаларидов политике демонстративной преданности или даже платили им дань, как они временами делали в отношении ильханов. На самом деле тщательное изучение списка Мазандарани показывает, что никаких реальных платежей не было, если не считать самых восточных границ. Затем там приводится сумма единовременного платежа от Западной Армении, хотя мы не знаем, была ли она действительно выплачена. Остальное – это просто список расплывчатых требований, которые не следует забывать, но которые относятся к прошлому и не проливают света на свое собственное время, и тем более на оставшуюся часть века. Таким образом, если не считать востока, этот текст можно не принимать во внимание.

До усиления Османов целый ряд текстов называют самым сильным на западе княжество Гермиян. С учетом его изначальных связей с сельджукско-монгольским режимом и его центрального расположения относительно эмиратов, возникших на территориях бывших византийских провинций, окаймлявших Анатолию, такое представление кажется вполне резонным. Однако его реальная роль, по-видимому, была меньше. Препятствием мог служить национальный элемент, который был недостаточно туркменским (являясь в большей или меньшей степени курдским). Безусловно, только два туркменских княжества на какое-то мгновение обрели определенное могущество – это Айдын, благодаря своей экспансии на море во второй четверти XIV века во время подъема Османов, которые, в конце концов, сокрушили его, и княжество Караманидов, которое оказалось более долговечным.

Вероятно, в будущем станет возможным написать историю Караманидов, но сейчас для этого еще слишком рано. Они оккупировали весь Западный Тавр, включая Исаврию и выход к морю в этой же провинции, и, завладев Коньей, обеспечили себе широкий плацдарм на нагорье. Старая столица больше не доминировала над гористым приграничьем. Теперь силы, занимавшие горные районы, делили нагорье между собой, и каждая из них господствовала в ближайшем к ней секторе. Караманиды, политически опиравшиеся на мамлюков и по-прежнему соседствовавшие на нагорье с монголами, являлись потомственным воплощением «тюрк-скости», противостоящей монголам как политически, так и культурно, поскольку в основном (хотя и не исключительно) именно в их среде развивались турецкий язык и турецкая литература.

Однако подобная «тюркскость» не должна быть истолкована неверно. Своеобразная гибридная культура, которая в XIII веке развивалась в городах Малой Азии, продолжала существовать, как и сами города. Ислам в его специфических формах тоже продолжал там существовать бок о бок с исламом туркменов. Поскольку вожди туркменов постепенно становились хозяевами городов, они в определенной степени эволюционировали в соответствующем направлении. В свою очередь, хотя и в более скромном масштабе, чем прежние султаны, они давали деньги на строительство мечетей и других сооружений в тех местах, которые теперь стали главными городами. Привнося в города турецкую («тюркскую») атмосферу, туркмены одновременно с этим впитывали исламско-иранскую атмосферу городов. Различия начали становиться меньше, и рождалась культура, которая была не столько соседством, сколько переплетением культур, где турецкий язык фигурировал наряду с персидским и арабским, не вытесняя их. И хотя пока крупных достижений на его счету было немного, уже было видно общее направление, в котором он развивался. Некоторые авторы, в дальнейшем известные как османские писатели, начинали свою работу именно в этих туркменских княжествах незадолго до их исчезновения – захвата Османами.