Одновременно с отвоеванием территорий в 1278 году происходила реорганизация системы управления. Но на этот раз она не ограничилась спорадическим получастным вмешательством, характерным для прошлых лет. Реорганизация проводилась открыто самими властями ильханов Хулагукдов. Вместе со своей армией Абага привез визиря, знаменитого Шамс ад-Дина Джувайни, который вместе с компетентными сельджукскими чиновниками рассмотрел меры, в особенности финансовые, которые следовало принять. Эти меры – они будут описаны позже – не сводились к восстановлению существовавшего ранее, а включали в себя внедрение специфических монгольских институтов. Кроме того, сохранив права монгольской казны, Шамс ад-Дину удалось пресечь незаконные поборы со стороны некоторых высокопоставленных монголов. После его отъезда Абага решил, что будет полезно установить контроль за действиями Фахр ад-Дина Али не только как визиря, но и как заместителя ильхана, в то время как друг Фахр ад-Дина был назначен помощником юного Кей-Хосрова III, иными словами, фактически его законным представителем. Но эти назначения, как и назначения на другие высшие должности, в дальнейшем делались самими ильханами. Такое развитие событий было неизбежным и, по-видимому, было полностью реализовано. С того момента, как монголы сломили власть сельджуков, им пришлось взять на себя и большую часть их ответственности. И поскольку после успехов Бейбарса собственная власть монголов, хотя и казалась чрезвычайно сильной, уже не воспринималась как непобедимая, контроль за делами в регионах стал для ильхана более важен.

При втором преемнике Бейбарса Калауне (1279–1290 гг.) армия мамлюков снова стала реальной угрозой, и помощь, которую он получил во время завоевания Рум-Кала от Караманидов, а на Евфрате от армян, показала, что опасность по-прежнему существует. Абага назначил своего брата Мангутимура, которому помогали войска из Анатолии, командовать походом против Сирии, но тот потерпел поражение (1281 г.). Потом они оба скончались (1282 г.). Новым иль-ханом стал Ахмад – мусульманин, непопулярный среди монголов, поскольку, с их точки зрения, его обращение было преждевременным. Однако он, как мусульманин, стремился объединить свои владения, обеспечив мир, ставший достижимым благодаря его обращению в ислам. Но переговоры, в которых участвовали знатные персоны из «Рума», провалились, и в 1283 году армия мамлюков снова стала осуществлять набеги, доходя до ворот Малатьи.

В то же самое время в Малой Азии появился новый источник беспокойства. В Крыму умер бывший султан Изз ад-Дин, и его старший сын Гияс ад-Дин Масуд, прожив какое-то время в Константинополе, теперь провозгласил себя султаном и решил отвоевать трон своего отца. Один из его братьев, который уехал в Синоп, чтобы подготовить ему встречу, был схвачен, но вскоре после этого Масуд сам сошел на берег (летом 1280 г.), заключил мир с князем Кастамону и пошел на Абагу. Оставив султанат Кей-Хосрову, Абага решил, что будет полезно дать Масуду право управлять территорией Караманидов. Однако там уже находился высадившийся вместе с ним племянник Масуда Ала ад-Дин Кей-Кубад. Нет сомнения в том, что, воспользовавшись связями Изз ад-Дина с туркменами, на которые указывала история с Джимри, он обеспечил себе признание в качестве суверена. Потерпев поражение от сил Кей-Хосрова и Фахр ад-Дина Али, он бежал в Киликию, чтобы позже объявиться снова. Есть ли какая-то связь между этими фактами и позицией, занятой ильханом в отношении Масуда? Как бы то ни было, Масуд не поехал на те территории, которые были ему выделены, а Кей-Хосров в свою очередь отправился к Абаге, чтобы положить конец интригам своего кузена и получить подкрепление для борьбы с Караманидами. С помощью монгольских войск ему удалось отбросить туркменов почти до Эрменека и освободить Конью от их угрозы. Все это доказывает, насколько важна была победа в 1278 году. Победа в 1282 году оказалась не менее важной.

К несчастью для Кей-Хосрова, в это время Абага умер. Его преемник Ахмад оказался перед лицом двух мятежей: одного в Хорасане под предводительством его брата Аргуна, другого в Малой Азии под предводительством другого его брата, Кангиртая, который в результате погиб. Кей-Хосров то ли по доброй воле, то ли по принуждению оказался в лагере Кангиртая. Ахмад, который в любом случае собирался изменить политику своего предшественника, решил передать весь султанат Масуду. Фахр ад-Дин смирился с таким решением, которое не имело большой важности, поскольку султан не обладал никакой реальной властью. А Кей-Хосров был предан смерти (Dlu’l-Qa’da 682 (март 1284) г.).

Через несколько месяцев Ахмад, в свою очередь, был свергнут Аргуном, который не был мусульманином и согласился на просьбу о разделении султаната, поданную вдовой Кей-Хосрова от имени двух ее малолетних сыновей. Братья Аргуна Хулагу и Гайхату, бывшие его представителями в «Руме», снова восстановили разделение, которое уже существовало во времена Изз ад-Дина и Рукн ад-Дина, отдав Масуду восточную часть со столицей в Кайсери, а сыновьям Кей-Хосрова западную часть со столицей в Конье. Как только это случилось, вдова решила, что может гарантировать свое положение, только если найдет взаимопонимание с туркменами. Она пожаловала титулы наиба и беклербека соответственно Кунари-Беку, который был новым главой Караманидов, и Сулейман-Беку, главе своих соседей-туркменов Эшрефа – политический шаг, вызвавший возмущение жителей Коньи и Фахр ад-Дина Али. Когда княгиня отправилась к Аргуну, приверженцы Масуда при тайной поддержке визиря и монголов захватили Конью. Оба малолетних правителя были убиты (1285 г.). Сам Масуд не появлялся в городе до 1286 году, когда Гайхату, оставшийся единственным представителем Аргуна в Малой Азии, пошел походом в саму Анатолию.

Что там происходило, проследить достаточно трудно. Караманиды и туркмены Эшрефа не стали оказывать поддержку детям своего бывшего врага Кей-Хосрова, на которую рассчитывала его вдова. В любом случае они, судя по всему, не проявили никакой враждебности к Масуду, сыну Изз ад-Дина, и, следовательно, более приемлемой для них фигуре. С другой стороны, гермияне, которые, как мы видели ранее, обосновались в западной части Малой Азии, чтобы помогать Сельджукидам против туркменов, теперь проявили себя как враги нового султана и лишили внуков Фахр ад-Дина части их наследства. По этой причине кампания, организованная Масудом и Фахр ад-Дином при поддержке монголов, велась в основном на средства Фахр ад-Дина. По сути дела, она была похожа на походы против обычных туркменов. В первый раз объединенную армию застали врасплох в конце 1286 года, но ее удалось переформировать, и она опустошила местность, но не смогла прижать врага, которому удалось ускользнуть. Вскоре после того, как их противник ушел, гермияне вернулись и убили внука Фахр ад-Дина. Старому визирю снова пришлось спешить на помощь. Он смог спасти Карахисар, но не уничтожил гермиян. Чтобы объяснить ситуацию Аргуну, Фахр ад-Дин и Масуд отправились на восток (1287 г.).

Однако Аргун теперь приказал своим вассалам напасть на Караманидов, чтобы помочь армянам из Киликии, которым они угрожали. Ларанда, несколько лет назад занятая Караманидами, была разграблена, но поймать их не удалось. Тем не менее гермияне, со своей стороны, запросили мира, который был заключен, но ничего не решил (1288 г.).

В это же время между представителем монгольской казны Муджир ад-Дином Амиршахом и Фахр ад-Дином Али возник конфликт интересов. Муджир ад-Дин добился отставки своего соперника, но не смог лишить старого визиря личной власти, когда в ноябре 1288 года визирь умер. Его смерть означала исчезновение последней крупной фигуры времен Сельджукидов, чей неоспоримый престиж, возраставший на протяжении его жизни и политической карьеры, дошел до наших дней во множестве подтвержденных записями пожертвований, которые он делал в течение более сорока лет.

При Фахр ад-Дине Казвини, который стал преемником Фахр ад-Дина Али, был сделан еще один шаг к установлению прямого управления Малой Азией. Этот человек не был должностным лицом этой страны, но до этого занимал должность mustawfi в правительстве самого ильхана, и при его назначении с султаном Масудом никто не советовался. Новый визирь был непопулярен у местных чиновников более низкого ранга, поскольку не знал местных обычаев и намеренно насаждал ирано-монгольские правила, а также поскольку он окружил себя чужаками, которые часто оказывались слишком жадными. Впоследствии его власть фактически распространялась не на весь «Рум», поскольку Муджир ад-Дин, опасаясь возможных конфликтов с ним, позаботился о финансовом разделении страны в соответствии с уже существовавшими ранее двумя султанатами. Восточный он взял себе, западный оставил Казвини.

В 1290 году Фахр ад-Дин пал жертвой переворота при дворе Аргуна, и его номинальными преемниками стали местные жители, на самом деле находившиеся под общим контролем монгольского главы «Рума» – того самого Самагара, которого раньше отозвал Муин ад-Дин, но которому быстро нашлось применение в «Руме» у разных «принцев крови» и о котором историк и чиновник Аксарайи (который был у него в долгу) теперь отзывался очень высоко. По его словам, управление «Румом» было вверено «султану и Самагару» – странная формулировка, отчасти подтверждающая, что султан отныне существовал только как креатура ильхана, отчасти указывающая на желание поставить его выше горстки аристократов, монополизировавших власть в последние тридцать лет. Устроенная Аргуном женитьба Масуда на принцессе из рода ильханов, вероятно, подтверждает эту точку зрения. Преемниками Казвини стали два брата. Такое разделение было введено, чтобы утвердить теперь уже неизбежное разделение Малой Азии на две половины и одновременно чтобы сохранить определенную степень единства. Хотя на самом деле это единство обеспечивал контроль со стороны монголов.

С политической точки зрения это, конечно, не означало решения проблем с туркменами, к которым, хоть они и не принадлежали к той же группе, в будущем можно причислить и гермиян. Последним удалось нанести поражение внуку Фахр ад-Дина Али, захватившему Денизли (Ладик), который они какое-то время удерживали. В других местах султан пытался договориться. По-видимому, так он поступил с туркменами Эшрефа, попросив одну из дочерей их вождя в жены для своего брата. Вождь воспользовался ситуацией и при встрече захватил в плен Сиявуша, который, похоже, не нравился этим бывшим сторонникам Джимри. Он был освобожден только после вмешательства Кунари-Бека, с радостью воспользовавшегося случаем продемонстрировать, что он – Караманид, истинная опора династии Сельджукидов. Султан, у которого не было достаточного количества войск, предпринимал в Конье – единственном центре его реальной власти – определенные попытки заручиться помощью акхи. Их яростное недовольство правлением Казвини внесло свою лепту в его падение.

В своей очередной попытке разделаться с туркменами Аргун в конце 1290 года отозвал Самагара и снова отправил в «Рум» своего брата Гайхату, который вошел в Конью во главе внушительного войска. Кунари-Бек отказался приехать и выказать ему почтение, как сделал князь гермиян. В начале 1291 года Гайхату послал султана в прибрежные районы, где все, что он должен был сделать, – это принять дань уважения, что оказалось настолько же простым, насколько и притворным. Но в мае пришла весть о смерти Аргуна. Преемником стал его брат Байду, и Гайхату, взяв с собой всю армию из Анатолии, решил потягаться с ним за трон. Его поход оказался успешным, но очевидно, что все враги сельджукско-монгольской власти решили воспользоваться его отсутствием.

Среди них были акхи и рунуд, которые не обязательно составляли какую-то объединенную силу и не считали себя обязанными согласовывать свои действия друг с другом. Тем не менее и те и другие враждебно относились и к монголам, как к чужакам, и к туркменам за тот вред, который они наносили городской экономике. Среди туркменов произошел разрыв между Караманидами и туркменами Эшрефа, и последние, несмотря на недавний инцидент с Сиявушем, теперь, похоже, объединились с властями Коньи против их могучих правителей. Чтобы дать отпор Караманидам, брат султана и его представитель в Конье позвал Масуда, которого Гайхату недавно посадил в Кайсери. Но у Масуда было слишком много проблем с туркменами, обитавшими в том районе, чтобы он мог что-нибудь сделать для Коньи. Тем временем гермияне напали на город и разграбили его весь, но не смогли взять цитадель. Сообщение о приближении монголов заставило их уйти, но, когда монголы не появились, они вернулись, и жители Коньи обратились к внуку Фахр ад-Дина Али, хозяину Денизли (Ладика). Гермиян удалось отбросить, но с Караманидами ничего сделать не получилось, поскольку иначе приграничная зона осталась бы незащищенной.

К тому времени ставший сувереном и хорошо знакомый с Малой Азией Гайхату прибыл во главе более мощной армии, чем те, с которыми встречались туркмены до этого. Его целью было посеять ужас с помощью грабежей и резни, в чем его люди были большие мастера. Районы Эгерли, город Ларанда, хотя туркмены составляли лишь малую часть его жителей, земля Эшрефа, город Денизли (Ладик), недавно утраченный внуком Фахр ад-Дина, и, наконец, область Ментеше – все было безжалостно разорено. Армия ильхана вернулась в Конью, ведя с собой толпы пленников, но даже там она оставила о себе ужасающую память (ноябрь 1291 – февраль 1292 г.). На самом деле результатом всего этого стало разорение, а сами туркмены, которых монголы были не в состоянии истребить, не могли не воспользоваться создавшимся хаосом как материально, так и морально.

Перечисление всех этих событий может показаться утомительным, но оно создает определенное представление о происходящем. Тем временем необходимо было драться с Караманидами, снова захватившими и удерживавшими прибрежную крепость Аланью, которая до этого была захвачена силами франков с Кипра. Также нужно было отобрать у туркменов Эшрефа Кавалу – ключевой пункт для прохода к Конье. Одновременно с этим султану Масуду приходилось сражаться с туркменами из Кастамону, которые чуть было не взяли его в плен. В целом эти туркмены упоминаются реже, чем те, что обитали на юге и юго-западе, возможно, просто потому, что главные города находились достаточно далеко от них и они с монголо-сельджуками доставляли друг другу меньше беспокойства. В таких обстоятельствах война была отчасти вызвана мятежом, поднятым Сиявушем против его брата. Впрочем, хронология тех событий остается достаточно неясной. Они заключили перемирие, как когда-то Изз ад-Дин с Рукн ад-Дином, но только для того, чтобы снова столкнуться два года назад, а потом снова помириться. Такое положение дел постоянно служило для туркменов поводом наращивать свои преимущества и демонстрировать, что теперь они по-настоящему главный фактор общественной жизни в Малой Азии, если не считать те исключительные случаи, когда приходили монголы. Ощущение распада царило повсюду. Оно определенно усиливалось благодаря поведению Гайхату и позже, когда он был свергнут Байду (1294 г.), а Байду свергнут Чазаном (1295 г.). Чтобы одни могли присматривать за другими, Гайхату, как правило, назначал на одну и ту же должность двоих, включая должность Муджир ад-Дина, который отвечал за монгольскую казну. Единственным результатом стали постоянные споры, интриги и беспорядок. Каждый чиновник до такой степени старался напрямую угодить правительству ильханов, что никакого политического единства в Малой Азии не было. Ее административная автономия превратилась в чистую фикцию, и каждый район постепенно трансформировался в свое рода частное владение.

К несчастью для Малой Азии, усиление монгольского контроля произошло в то время, когда в монгольском государстве стали проявляться изъяны, которые вынуждали суверенов усиливать наблюдение за своими владениями. И поскольку монгольские силы в Малой Азии становились все внушительнее, они начинали играть все большую роль во внутренних делах государства ильханов. По ходу рассказа мы уже упоминали неудачный мятеж Кангиртая и успешный переворот Гайхату. Мы видели, что султан и другие значимые фигуры неизбежно оказывались втянутыми в них. Хроники последних лет века и начала следующего, которые, к сожалению, обнаруживают все большую неполноту, описывают Малую Азию в основном с точки зрения мятежей монгольских лидеров, находившихся в этой стране, не уделяя достаточно внимания тому, что происходило среди самих жителей. Отчасти это объясняется пробелами в документах, но еще и тем, что в результате монгольских дрязг неоспоримым фактом стало дальнейшее обособление туркменов, с которыми некоторые монгольские лидеры временами вступали в союзы. Раскрепощение монгольского правителя не всегда означало ущерб, поскольку, если ему удавалось укрепить свое положение, он имел возможность скорректировать злоупотребления, возникавшие при эксплуатации страны в интересах иностранной державы. Однако попытки добиться полного освобождения раз за разом терпели неудачу, и Малая Азия смогла добиться его только после падения империи ильханов Хулагуидов и ее распада на отдельные княжества.

Чазан едва успел взять власть, когда монгольский правитель «Рума» Тугачар, бывший сторонник Байду, при содействии потомков Муин ад-Дина попытался стать независимым. Столкнувшись с не слишком активным противодействием со стороны Араба, сына Самагара, и более энергичным отпором со стороны Балту, сына другого бывшего монгольского правителя Рума, он потерпел поражение в 694 (1295) году. Но Балту, в свою очередь, тоже взбунтовался и поднял мятеж, в котором одно время ему помогали Караманиды и в который был вовлечен не имевший реальной власти султан Масуд. Потерпев поражение от Сулемиша, внука Байджу, он бежал к армянам в Киликию. Опасаясь вызвать гнев своего монгольского суверена, они выдали его, и он был обезглавлен в 696 (1297) году. Несмотря на то что султану Масуду даровали личное прощение, его заставили удалиться в Тебриз, а на его место в «Руме» был посажен его давний соперник и племянник Ала ад-Дин Кей-Кубад, о судьбе которого ничего не известно с того момента, когда он бежал в Киликию, поэтому, возможно, его «рекомендовали» армяне. Все пошло как раньше, и теперь в 698 (1299) году взбунтовался Сулемиш, получивший помощь от Караманидов. Он был разбит армией Ильханидов вблизи Сиваса, выступившего против него, и нашел убежище в Сирии. К счастью, сведения о нем, имеющиеся в мамлюкских летописях, отличаются больше полнотой по сравнению с более ранними. На следующий год он вернулся, но был схвачен и казнен. Все эти люди изначально не были настроены бунтовать, но, становясь хозяевами страны в результате победы над предыдущим мятежником, они получали власть, которую ильханы стремились поставить под контроль, а этого им как раз хотелось избежать, и сделать это они могли только с помощью мятежа. Кроме того, как можно заметить, большей частью это были люди, отцы или деды которых тоже были правителями в «Руме», что означает их определенную привязанность к местам, где у них уже имелись земли.

Естественно, каждый очередной победитель избавлялся от подчиненных своего предшественника, и султаны не были исключением. Ала ад-Дин Кей-Хосров со своей стороны тоже стал печально известен своими актами мщения. Но когда он поехал, чтобы выказать свое почтение Газану, тот избавился и от него. Он был предан смерти, а Масуд возвращен на трон, который больше не обеспечивал ему даже достойных условий жизни, и он, как никогда, был отрешен от реальной власти в 702 (1303) году. Власть перешла к Сутаю, а затем к Чупану (Чобану), одному из главных монгольских военачальников, который одержал победу над Сулемишем, а потом по приказу нового ильхана Олджейту примерно в 705 (1306) году взял верх над «принцем крови» Эрендженом. Примерно в это же время султанат исчез при таких неясных обстоятельствах, что современники даже не упоминают их, а более поздние авторы, пытающиеся описать их, расходятся и в датах, и в фактах. Была ли это смерть султана или провал попытки заменить его, уже не имеет никакого значения. Некоторые потомки Сельджукидов выжили, в частности несколько женщин, и дальше будет видно, что кое-кто из знати воспользовался этим родством. Но политически эта эпоха закончилась, хотя, пожалуй, это произошло двумя или более десятилетиями раньше.

После смерти Олджейту (1313 г.), обстоятельства которой не до конца известны, Чобан, бывший настоящим хозяином империи, появился в «Руме», чтобы взять правление на себя, хотя Эренджена не сразу удалось устранить. Однако Чобан не мог там оставаться, и реальная власть перешла к его сыну Тимурташу. Не ясно, почему в 722 (1321) году Тимурташ тоже взбунтовался. Этот мятеж носил не только политический характер, как у его предшественников, но еще и религиозный, поскольку он объявил себя mahdi, иными словами, мессией, которого ждали большинство мусульман, в особенности шииты. Чобану, еще сохранявшему всю полноту власти, было позволено самому поехать и усмирить его. Чобан, возложив всю ответственность на сообщников сына, которых он приказал казнить, привез Тимурташа к ильхану Абу Саиду и испросил для него не только прощение, но даже повторное назначение правителем «Рума». Аксарайи, закончивший свою летопись после возвращения Тимурташа в качестве его протеже, обходит мятеж молчанием и обвиняет Эренджена, который, по его словам, сам взбунтовался против Тимурташа и, в конце концов, был казнен. Этот эпизод, вероятно, имел место после возвращения Тимурташа, но факт остается фактом: мятеж Тимурташа покрыт мраком, но есть некоторые основания полагать, что его причины крылись не в Малой Азии, а в государстве ильханов. В 727 (1326) году после падения Чобана Тимурташ оказался втянут во второй мятеж. Несмотря на сопротивление в Сивасе, на этот раз ему, как и его предшественнику Сулемишу, пришлось бежать в Египет. Но к тому времени международное положение изменилось. Мамлюки заключили мир с Абу Саидом. По этой или другой причине на Тимурташа пало подозрение в организации заговора, и он был казнен в 728 (1327) году.

Один из последних членов этого семейства, Хасан, известный как Кучук (маленький), чтобы отличать его от его соперника Хасана Великого, тоже отметился в истории. Пока шли споры между претендентами на то, чтобы стать преемником Абу Саида, умершего в 1335 году, он поднял мятеж, опираясь на приверженцев своего отца, которых ему удалось собрать в «Руме». Военные действия происходили за пределами «Рума», и те провинции, которые еще оставались неподвластными туркменам, признали Эретну, бывшего наместника Тимурташа, ставшего теперь независимым. Как на самом деле Эретна отреагировал на попытку Хасана, неизвестно. В конце концов Хасан Великий одержал победу в жизненно важных секторах ильханского государства Хулагундов, где основал династию, известную как Джалариды. Однако в действительности эти факты не имели дальнейших последствий для Малой Азии.

Повествование можно продолжать без пробелов вплоть до падения Тимурташа, поскольку в целом все известные факты принадлежат к одному периоду и не демонстрируют никаких существенных изменений. Однако можно с легкостью заметить, что рассказ, содержащий достаточное количество деталей, если брать его целиком, приобретает упрощенные и расплывчатые очертания. Причина в том, что с конца XIII века привычные авторы этого рассказа уходят один за другим: Ибн Биби, в 1282 году, анонимный автор из Коньи – в 1294-м и, наконец, Аксарайи, в основном закончивший свою летопись около 1300 года, но для себя делавший короткие приписки к ней вплоть до 1325 года. В результате нам приходится складывать мозаику из отдельных эпизодов, разрозненных и заведомо неполных. В отношении поведения монгольских правителей можно пытаться найти информацию в источниках государства ильханов, а также в сирийско-египетских в той степени, в которой государство мамлюков имело отношение к происходящему в «Руме». Но читатель заметит, что, как правило, поле деятельности этих правителей больше не выходило за пределы Центральной Анатолии. На самом деле прочтение других источников показывает, что остальная часть страны, конечно, еще существовала, и часто жизненно важные события происходили именно там.

Несмотря на гнев монголов, туркмены никуда не исчезли, скорее даже наоборот. И, просто оставаясь там, где они находились, оккупируя городские поселения, они начали создавать настоящие мелкие княжества. В силу отсутствия научно подтвержденной хронологии, установить которую не представляется возможным, ниже будет сделана попытка описать эти княжества, какими они были в начале XIV века.