Часть четвертая
Монгольский период

К счастью для Кей-Хосрова, его визирь, в отличие от него самого, не терял головы. Не советуясь с ним, он отправился искать Байджу, который отвез его в Муган (степной район у юго-западного берега Каспия), чтобы он встретился с Джурмагуном (Чормаганом). Со всем необходимым почтением Мухадхаб ад-Дин убедил монгольского военачальника, который, вероятно, и сам уже это понял, что полное завоевание «Рума» было бы слишком большой задачей, к тому же для обеспечения безопасности его теперешних территорий с учетом сложившейся ситуации в этом нет необходимости. В результате был заключен мир с условием, что государство сельджуков станет вассалом и союзником монголов и будет платить ежегодную дань золотом и серебром. Кроме того, хотя у нас нет прямых оснований для такого предположения, однако с учетом того, что известно много подобных случаев, а также уважения, которым позднее пользовался у монголов сын Мухадхаб ад-Дина, возможно, что Мухадхаб ад-Дин стал своего рода подчиненным монголов и согласился быть таким же представителем монголов в Румском султанате, каким был для султана. К этой должности прилагался ярлык и пайцза (табличка с именем), дававшая преимущество перед соперниками и гарантировавшая уважение со стороны любого монгольского военачальника. Впрочем, это скорее Кей-Хосров, который, узнав, что монголы отступили, снова занял Конью, принимал своего визиря со всем возможным радушием и удовлетворением.

Анатолия накануне монгольского завоевания

Однако Джурмагун (Чормаган) не был Великим Ханом, и миссия Мухадхаб ад-Дина считалась не вполне официальной. После своего возвращения визирь отправил официальное посольство если не к самому Великому Хану, то как минимум к Батыю, который был его представителем и предводителем всех монголов Запада. Главным в посольстве был наиб Шамс ад-Дин аль-Исфахани, которого султан назначил заместителем Мухадхаба в его отсутствие. Из степи между Доном и Волгой, где располагались ставка Батыя, посольство привезло ярлык, которым Кей-Хосров назначался его представителем в «Руме». Случилось так, что по возвращении Шамс ад-Дин узнал, что Мухадхаб умер. Султан назначил Шамс ад-Дина его преемником и вдобавок в знак особого благоволения сделал его наместником в Кыршехире. Кей-Хосров планировал отправить к Батыю своего малолетнего сына Рукн ад-Дина. Казалось, что худшего удалось избежать. Государство сельджуков продолжило существовать или возобновило свое существование.

Но среди туркменов по-прежнему царило беспокойство. Если судить по тому, как они вели себя в битве при Кёсе-Даге, легко понять, что некоторые из них должны были попытаться воспользоваться ситуацией, чтобы обрести полную независимость. Ареной беспорядков, о которых пойдет речь, стал теперь Восточный Тавр. Существовала ли какая-то более определенная связь между ними и восстанием Баба Исхака, или это был обычный мятеж? Мог ли кто-то из участников первого, более раннего восстания перебраться в тот регион, где произошло второе, как это описал Шинкари, будущий панегирист семейства Караманидов, которые вскоре создали княжество в той части Тавра и, по легенде, считались потомками участника восстания Баба Исхака? В то время, о котором идет речь, туркмен, известный под именем Ахмад, данным ему Ибн Биби, и несколько непонятным именем Готеринус, данным ему братом Симоном, поднял восстание в горах между Коньей и Аланьей. Поддержанный свидетельством своей матери, он назвался сыном Кей-Кубада и заявил, что только он один достоин власти, поскольку его «брат» Кей-Хосров показал, что не способен пользоваться ею. Чтобы покончить с этим, Кей-Хосрову пришлось обратиться к своему соседу – армянскому князю Константину из Ламброна, который в то время взбунтовался против армянско-киликийского царя Хетума и был не меньше Сельджукидов заинтересован в том, чтобы усмирить туркменов. На основании всего двух имеющихся источников, содержащих хронологически противоречивые записи, невозможно точно сказать, когда это произошло. Но на этом дело не закончилось, и всего через несколько месяцев Ибн Биби пишет о появлении в каком-то неопределенном приграничном районе нового «царя» Вайюза, о котором в дальнейшем ничего не известно.

Есть ли какая-то связь между этими событиями и киликийской кампанией 1245 года, предпринятой Кей-Хосровом при поддержке князя из Ламброна? В любом случае у него была дополнительная личная причина предпринять ее: армяне, жившие в средиземноморских землях, решили стать союзниками монголов, поскольку в борьбе против мусульман монголы опирались на поддержку христианских меньшинств, и, когда после Кёсе-Дага мать Кей-Хосрова бежала в Киликию, царь Хетум выдал ее монголам. К тому же неплохо было показать, что власть Сельджукидов еще существует, по крайней мере, в той мере, в которой это касается ее соседей. Возможно, они получили на это молчаливое согласие монголов, безразличных к таким склокам. Под угрозой потери Тарсуса Хетум отдал крепости в Тавре, таким образом обеспечив султану проход на киликийское плато и в то же время позволив ему более эффективно оттеснить туркменов в горы Исаврии. Однако этот локальный успех не имел продолжения. Вскоре после этого зимой 1245/46 года Кей-Хосров умер. Трудности, с которыми в дальнейшем столкнулось государство сельджуков, и более четкое оформление монгольского протектората над армянами помешали возобновлению подобных предприятий, и в 1247 году армяне вернули себе утраченные территории и вынудили хозяина Ламброна искать убежища у своих турецких друзей.

У Кей-Хосрова остались три малолетних сына: старший, Изз ад-Дин Кей-Кавус, одиннадцати лет, – сын от дочери греческого священника, Рукн ад-Дин Кылыч-Арслан, девяти лет, – сын от турецкой женщины из Коньи, и Ала ад-Дин Кей-Кубад, семи лет, – сын от греческой принцессы. Последнего отец назначил стать его преемником, но, поскольку он был младшим и к тому же слабым ребенком, Шамс ад-Дин, сажая его на трон, сделал его братьев «сидящими по правую и по левую руку от него» в качестве соправителей. Затем он поделил высшие должности между своими друзьями и сделал приготовления к поездке Рукн ад-Дина к Батыю, запланированной ранее, но теперь ставшей куда более важной.

Неудачное стечение обстоятельств, а именно тот факт, что все сыновья Кей-Хосрова были малолетними, еще больше усугубляло проблемы сельджукского государства, а требования монголов, очевидно, вынудили султана уменьшить войско. Соответственно, ему стало труднее удерживать в подчинении султаната крупных эмиров, чье влияние уже не раз было отмечено. Они, в свою очередь, ревностно относились друг к другу, и еще до отъезда Рукн ад-Дина некоторые из них были отстранены от власти или убиты другими, которые, что весьма примечательно, обратились за помощью к народной милиции в лице рунуд и акхи, о которых мы поговорим позже и чье влияние, естественно, возросло, когда центральная власть пришла в упадок. Благодаря искусным маневрам Шамс ад-Дину удалось одержать верх над своими противниками, и, женившись на матери султана, он уверился в том, что верховная власть принадлежит ему. Возможно, так бы оно и было, если бы не различные группировки, которые, как это часто бывает, обратились за помощью к иноземному суверену. Кроме того, монголы автоматически отдавали предпочтение тем правителям, которые лично приезжали к ним, чтобы выразить свое почтение, чем тем, кто этого не делал. Тайные враги Шамс ад-Дина внедрились в посольство Рукна. Впоследствии заговорщики без труда уговорили Батыя отдать Рукн ад-Дину ярлык, согласно которому султанат был пожалован ему. По возвращении в восточную часть владений Сельджукидов под охраной монгольского эскорта этот ярлык обеспечил Рукн ад-Дину признание. Наиб Изз ад-Дина Каратай, хотя он и не был приспешником монголов, рассудил, что нет другого выхода, кроме того, чтобы уступить. Он замыслил убить визиря, и тот был обезглавлен (Dhu’l-Hijja 646 (март 1249) г.).

Однако при попустительстве самих монгольских посланников остался открытым вопрос, исключает ли ярлык братьев Рукн ад-Дина, и если нет, то как следует разделить власть между ними. Чтобы обеспечить единство государства сельджуков, Каратай хотел установить нераздельную власть всех трех братьев. Другие предпочитали разделить Малую Азию между Изз ад-Дином, которому досталась бы западная часть, и Рукн ад-Дином, который получил бы восточную половину. Вопреки неоднозначности текстов, вначале, по-видимому, был принят второй вариант. Но потом, когда два брата в сопровождении своих небольших отрядов встретились в Аксарае, эмиры с обеих сторон, не уверенные в своем собственном будущем в случае разделения, вступили в бой. Отряд Изз ад-Дина одержал победу. Затем, чтобы обеспечить мир, Каратай и его друзья осуществили первый вариант. Правление было реорганизовано, и с этого момента истинным хозяином с присвоением ему титула атабека при Изз ад-Дине стал Каратай (Rabi’I 647 (июнь 1249) г.).

Каратай – вольноотпущенник греческого происхождения, возможно, со времени Кей-Кавуса и совершенно точно с начала царствования Кей-Кубада входивший в круг личных приспешников султана и занимавший в свое время должности tashtdar и amir-dawat, был человеком благочестивым, который, судя по всему, пользовался значительным влиянием и не принадлежал ни к каким фракциям даже после того, как стал наибом. Но перед ним стояла трудная задача. Нужно было разгромить Вайюза, и это было сделано. Нужно было задобрить Батыя, с которым интриговали сторонники Шамс ад-Дина. На практике именно им было поручено исполнять обязанности власти, хотя и в новых специфических обстоятельствах. С одной стороны, согласно монгольскому ярлыку, именно они назначались на определенные высшие должности, как будто власти сельджукского султаната было больше недостаточно, чтобы назначать свою собственную администрацию. Одновременно эмиры и знать, к которым монголы не были так благосклонны, поворачивались против тех, кто получал выгоду от монгольского протектората. С другой стороны, если раньше важным сановникам и функционерам платили деньгами и вдобавок в последнее время они получали как минимум небольшую территорию под свое управление, то теперь оказалось, что они делят между собой государственные земли, за счет которых должны покрывать свои издержки и получать плату за свою работу. В то время как новый визирь Баба Туграи и mustawfi оставались в Конье, наместник Малатьи, получив повышение по службе до amir-arid, вернулся в свою провинцию. Наместник Синопа, ставший наибом, вернулся в свою, и то же самое сделали некоторые другие. Последствия этой новой системы будут видны позже.

Эмиры и высшие чиновники продолжали напрямую интриговать с монголами. Мурин ад-Дин Сулейман, сын Мухадхаба и командующий войсками в Эрзинджане, отправился к Байджу, чтобы добиться той же милости, которая когда-то распространялась на его отца. Туграи приказал отправить ему секретное сообщение, но его перехватил и расшифровал Каратай. Вторжение монголов спасло Туграи, но поста визиря он лишился.

Безусловно, необходимо было сохранить добрые отношения с монголами, но Каратай старался под их сюзеренитетом поддерживать сплоченность государства сельджуков и его мусульманский характер перед лицом новых хозяев-немусульман. Что обсуждалось с халифом и кого Каратай отправил к нему посланником в 1251 году, неизвестно, но трудно поверить, что вопрос об интересах ислама в стране, находившейся под властью монголов, не поднимался. Примечательная особенность в том, что на монетах этого периода, как было общепринято, появляется только имя халифа, а не султана или его монгольского сюзерена. С той же точки зрения ничем не примечательны вакуфы, учрежденные Каратаем, которые мы обсудим позже и которые явно подтверждают выгоды для ремесла и для семьи жертвователя и в то же время возлагают на ислам сохранность институтов, подвергавшихся риску из-за разрушения государства.

Помимо этого Каратай старался упорядочить требования монголов. В дополнение к дани, которая, возможно, была фиксированной, сельджукские власти должны были обеспечивать содержание посланцев и войск, которые монголы могли прислать в «Рум». На практике это принимало форму непрекращающихся требований со стороны Байджу и его подчиненных, общую сумму которых невозможно было предсказать и которая выходила за пределы возможностей страны. Посланный к ним amir-dad Фахр ад-Дин Али (который еще появится позднее) должен был попытаться сделать так, чтобы эти обязательства стали фиксированными.

Однако монголы попросили, чтобы, как это раньше было сделано с Рукн ад-Дином, к ним теперь прислали Изз ад-Дина, который достиг возраста 19 лет. Как и в случае с Рукн ад-Дином, это определенно могло оказаться полезным. В то же время отсутствие в «Руме» могло сыграть ему во вред, поскольку этот молодой человек, жертвовавший всем ради удовольствий и осыпавший бесконечными подарками своих фаворитов, не пользовался особой популярностью. Встреча трех султанов была организована в Кайсери. Было решено послать младшего Ала ад-Дина Кей-Кубада к самому Великому Хану, чтобы оправдать отсутствие брата. Двое старших братьев вернулись в Конью (1254 г.).

Вскоре между ними возникли разногласия. Не будем забывать, что мать Изз ад-Дина была гречанкой и при нем состояли несколько дядьев по материнской линии, чьим влиянием некоторые были недовольны. Возможно, он был женат на дочери императора Никеи Ватаца и в будущем при необходимости всегда искал помощи и убежища у греков. Однако вместе с Каратаем он представлял сторону тех, кто надеялся спасти какую-то часть традиционного режима, в противоположность Рукн ад-Дину, который стоял за безусловное подчинение монголам. Вероятно, какая-то группа эмиров, объединившись, организовала бегство Рукн ад-Дина, который в Кайсери был провозглашен единственным султаном и признан большей частью глав городов на востоке страны. В ответ сторонники Изз ад-Дина, собрав армию, двинули ее против мятежников, которые после тщетной попытки вступить в переговоры были побеждены. Рукн ад-Дин попал в руки брата, который организовал церемонию публичного примирения с ним. Тем не менее Рукн ад-Дин был сослан в Бурглу на западной границе сельджукских территорий, куда не добралась монгольская интервенция (конец 1254 г.?). Примерно в это же время был возобновлен союз Изз ад-Дина с Теодором Ласкарисом из Никеи.

Заметим, что на протяжении всего этого эпизода имя Каратая больше не упоминается. Тексты расходятся в отношении времени его смерти: одни указывают дату до мятежа, другие после него. Возможно, он был болен и не принимал участия в делах еще до своей смерти. В любом случае его смерть не привела к немедленной смене всего правительства, и лица, занимавшие высшие должности, остались прежними. Фахр ад-Дин вернулся и привез ярлык, который, как они надеялись, фиксировал их финансовые обязательства. Усилия по усмирению туркменов продолжились. Владетель Мараша предложил город нескольким своим соседям, и, в конце концов, его захватили армяне (1258 г.). Однако эти старания были прерваны страшными новостями, дошедшими до Изз ад-Дина и его сторонников в 1256 году.

Им сообщили, что Байджу во главе всей своей армии без предупреждения вторгся в Малую Азию. Однако причину следовало искать не в ситуации в самой стране, а скорее в эволюции Монгольской империи. Чтобы завершить завоевания на Западе, Великий Хан назначил своего брата Хулагу правителем Ирана и передал ему ответственность за протекторат над сельджуками, который до этого был в ведении Батыя, контролировавшего русскую степь. В начале 1256 года Хулагу обосновался в Иране, приведя с собой большое войско, которому требовались пастбища. Байджу получил приказ оставить Муган и переместить свои стада на равнины Малой Азии. Это означало либо пренебречь, либо сделать вид, что он не помнит концессии, предоставленной монгольским ханом Сельджукидам, которых никогда не просили размещать на своей территории такое количество самих монголов. Нам нужно понять, что означали слова Байджу, сказанные им Фахр ад-Дину.

Строго говоря, у Байджу не было намерения воевать. Он заявил, что его войска будут размещены в Малой Азии на постоянной основе, вот, в принципе, и все. Но с точки зрения утраты ресурсов, которые государство Сельджукидов считало своими, влияние, которое предводители монголов получали за счет лидеров сельджукского государства, а также их неизбежное вмешательство в их внутренние распри могли оказаться очень существенными. Их колебания отсрочили так долго готовившийся отъезд Ала ад-Дина к Великому Хану. Прибытие Байджу вовлекло за собой новые спорные вопросы, поскольку посланнику Изз ад-Дина он заявил, что хочет получить официальную должность в управлении «Румом» для своего друга Муин ад-Дина Сулеймана. Узнав о продвижении монгольского войска, Ала ад-Дин написал братьям письмо с требованием подчиниться во что бы то ни стало. Но тщетно, в Конье преобладали сторонники вооруженного сопротивления. В их число входили правоверные мусульмане, призывавшие к джихаду («священной войне»), личные рабы султанов, опасавшиеся утратить свои привилегии, и, вероятно, даже греки из окружения Изз ад-Дина, уверенные в силе туркменов и альянсе с Никеей. Среди них был будущий император Михаил Палеолог, недавно перебежавший туда от Ватаца. Фактически это было объединенное войско туркменов и христиан, последние под командованием Палеолога. Байджу быстро наступал. При первых признаках резни все большие города на востоке Малой Азии открывали ему ворота. К югу от Аксарая, неподалеку от караван-сарая Ала ад-Дина противники сошлись. Страх, как всегда, повлек за собой дезертирство. Визирь был убит, а Палеолог бежал к своим туркменским союзникам в Кастамону. Царь Хетум, возвращаясь из Каракорума, стал свидетелем триумфа в лагере Байджу. Конье удалось избежать разграбления только благодаря очень быстрому назначению Муин ад-Дина на должности amir-hajib и перване, которые на практике делали его единственным официальным представителем султана. Второй титул так и остался в более поздней истории связанным с его именем.

Собрав все свои богатства и отправив их в Анталью, Изз ад-Дин, естественно, тоже бежал. Сначала он отправился к туркменам в приграничный Ладик, а потом, поняв, что его будут преследовать, пересек границу с Византией, где у его дядьев были свои связи. Тем временем Рукн ад-Дина забрали из заточения в Бурглу, и, вероятно, после попытки помириться с братом он был провозглашен единственным султаном – в то самое время, когда другой его брат нашел убежище у греков. Но к тому времени укрепления столицы Сельджукидов уже были разрушены Байджу.

Муин ад-Дин, очевидно, решил безоговорочно подчиниться монголам, но нельзя сказать, что его не волновал вопрос сохранения сельджукского государства. Он просто считал, что другого способа добиться этого не существует. На время его задачу облегчил отъезд Байджу, которого Хулагу призвал для участия в иракской кампании. В конце концов она состоялась, и в ходе нее, среди прочего, в 1258 году был уничтожен просуществовавший пятьсот лет Аббасидский халифат. Не чувствуя себя в безопасности в Конье, Рукн ад-Дин уехал в более лояльные Кайсери и Токат, где находился Муин ад-Дин. Однако ему дали понять, что он должен ехать, чтобы выразить свое почтение Хулагу. Это открывало путь Изз ад-Дину, получившему у византийцев подкрепление в обмен на передачу им Ладика (который, кстати, вскоре снова захватили туркмены). Он вошел в Конью в мае 1257 года. Тем временем в восточные провинции съезжались и были созваны все возможные противники монголов. Туркмены из Кастамону атаковали Токат, в то время как туркмены, арабы и в особенности курды (одним из которых, возможно, был сын Шейха Ади – великого святого езидов) напали на монгольские отряды в Восточном Тавре и на границах с Месопотамией, а также на христиан, подозреваемых в том, что они были в союзе с монголами и поддерживали Рукн ад-Дина. Этот и без того запутанный клубок вражды еще больше запутался, поскольку Айюбид из Маяфарикина и Артукид из Мардина воспользовались этим и напали на Амид, который пал. Рукн ад-Дин и Муин ад-Дин с помощью монголов начали контратаку и освобождение Токата, когда благодаря возвращению посольства из Каракорума в общую неразбериху вмешался еще один элемент.

Это действительно была сложная история. Когда совместно с Батыем был взят Баба Туграи, который тщетно пытался убедить монгольского военачальника назначить его на место бывших товарищей сельджукского князя, Батый разрешил ему только присоединиться к ним. В один прекрасный день Ала ад-Дин был найден мертвым, и ни одного свидетеля не нашлось. Он был слаб здоровьем, но во всем обвинили Туграи. Тем не менее посольство продолжило свой путь к Великому Хану, который сразу же приказал провести расследование. Сторонники Изз ад-Дина начали убеждать хана принять выгодные условия и вассальные обязательства от их господина, когда пришли новости о его разрыве с Байджу. Великий Хан был возмущен, но, поскольку его больше всего беспокоил мир, необходимый, чтобы обеспечить взаимодействие Хулагу с его вассалами в багдадской кампании, он, в конце концов, счел, что нужно вернуться к решению о разделении султаната между Изз ад-Дином и Рукн ад-Дином. В результате посольство вернулось в Малую Азию, где все склонились перед решением высшего суверена. Было заключено соглашение, согласно которому восточные провинции, включая Кайсери и Синоп, доставались Рукн ад-Дину, а все остальное – Изз ад-Дину. Монеты и записи подтверждают это разделение (1257 г.?). Впрочем, до определенной степени это разделение осталось только теоретическим, поскольку оба правителя признавали своим единственным визирем Туграи. В то же самое время из Никеи исчез Феодор II Ласкарис. Михаилу Палеологу удалось вернуться туда и впоследствии получить трон. И все же позже, в 1261 году, он вышел оттуда, чтобы отвоевать Константинополь у латинян.

Однако Сельджукидам еще предстояло заключить мир с Хулагу. Оба правителя поехали к нему вместе с Туграи и Муин ад-Дином. Монгольскому хану не составило труда утвердить это разделение, добавив к нему возвращение Амида, который только что был передан ему. Багдад пал, но теперь Хулагу готовился покорить Верхнюю Месопотамию и Сирию и нуждался в мире на своем северном фланге. По его приказу Изз ад-Дин и Рукн ад-Дин приняли участие в сирийском походе, захвате Алеппо и Дамаска и вместе с тем тщетно пытались обеспечить мирное подчинение монголам со стороны правителей Маяфарикина и Мардина. Тем временем они вместе с Туграи взяли у монголов в долг, выплата которого вместе с тщательно посчитанной данью должна была стать тяжким бременем для бюджета на грядущие годы. Уехав из Сирии, Хулагу позволил обоим князьям вернуться в Малую Азию и вынудил Изз ад-Дина передать Рукн ад-Дину ярлык и пайцзу, пожалованные ему Великим Ханом. Примерно в то же время умер Туграи (1260 г.).

Эти два события ознаменовали начало нового витка напряженности между Изз ад-Дином и Рукн ад-Дином. Сохранить положение, когда у правителей был один общий визирь, не удалось. Изз ад-Дин выбрал Фахр ад-Дина Али, а Рукн ад-Дин добавил должность визиря к другим, которые уже занимал Муин ад-Дин. На самом деле две половины сельджукского султаната находились отнюдь не в равных отношениях со своим покровителем. Рукн ад-Дин находился под гораздо более непосредственным контролем. Монголы отправили агентов с особой миссией следить за выплатой по долгам, и Изз ад-Дин, который ничего не платил, был сразу же обвинен в недобросовестности и подготовке мятежа при поддержке со стороны туркменов и Египта, хотя в то время оказался втянут в тяжелый поход против Мехмед-бека – предводителя туркменов, обитавших на границе вблизи Денизли (Ладика). Не нужно забывать, что в самом конце 1260 года мамлюки из Египта только что нанесли первое поражение монголам в Сирии при Айн-Джалуте и пытались отвоевать эту страну. Во главе со своим новым султаном Бейбарсом, очень способным и энергичным лидером, мамлюки стали главной надеждой всех врагов монголов. Изз ад-Дину было просто вступить с ними в сношения через Анталью. Он тщетно пытался лично вступить в переговоры со своим братом. С востока на Конью наступала новая монгольская армия. Муин ад-Дин предложил Фахр ад-Дину стать визирем на всей объединенной территории сельджуков при условии, что тот оставит Изз ад-Дина. Считая, что любое сопротивление бесполезно, Фахр ад-Дин позволил взять над собой верх. Изз ад-Дин бежал через Анталью в Константинополь, который его старый друг Михаил Палеолог отвоевал у латинян. 13 августа 1261 года Рукн ад-Дин вошел в Конью.

В Константинополе Изз ад-Дина ждало жестокое разочарование. Теперь Михаил Палеолог проводил политику союза с монголами из Ирана против Руси, с которой он только что порвал. Он даже перестал обращать внимание на границу в Малой Азии, которая теперь не имела для него такого значения, чтобы не рисковать оказаться втянутым в какие-нибудь столкновения с туркменами и не поставить под удар свою политику в Европе, а также иметь возможность получить от них помощь на случай вероятного разрыва с монголами. По этой причине Изз ад-Дин, в конце концов, стал для него лишним препятствием, а возможно, его друзья стали позволять себе слишком откровенную критику. Оказавшись в заключении на территории Византии, Изз ад-Дин был освобожден монголами и прожил до 1279–1280 годов в Крыму. Именно оттуда позже его сыновья приехали в Малую Азию, чтобы попытаться получить свое состояние. И именно их потомками считаются турки, до сих пор живущие в Добрудже, а их название «гагаузы», возможно, является реминисценцией имени одного из них – Кей-Кавуса.