Согласно современной теории, провинциальная структура государства сельджуков «Рума» была феодальной, иными словами, основывалась на системе икты (iqta), сопоставимой с феодом в концепции средневековой Европы. С одним аспектом этого сходства мы уже встречались в связи с Великими Сельджуками. Затем было показано, что процесс «феодализации», если кому-то хочется использовать это слово, которое в любом случае несколько некорректно, – это так или иначе процесс дезинтеграции, что совершенно не соответствует концепции сельджукского государства в тот период, когда оно пользовалось реальной властью. Кроме того, есть тенденция считать, что режим, существовавший у Сельджукидов Ирана, какой бы ни была его природа, не мог быть автоматически перенесен в Малую Азию. Все это важно для правильного понимания истории сельджуков, но необходимо изучить предмет немного глубже.

И конечно, мы снова сталкиваемся с вопросом терминологии. Историки пытаются воссоздать процесс эволюции, выделяя различные «типы» и «стадии» развития общества, использование которых является универсальной тенденцией, независимо от того, являются они марксистскими или нет. Они применяют термин «феодальный» к любому режиму, расположенному хронологически между рабовладельческой системой древности и современным капитализмом, где труд крестьян, порабощенных в большей или меньшей степени, эксплуатируется в пользу крупных собственников, владеющих землей. Исходя из этого представления, существует определенное число различных «феодальных» режимов, и режим Сельджукидов «Рума» (Римского султаната) является одним из них, по крайней мере до некоторой степени. Несмотря на то что нельзя ни в коем случае недооценивать этот аспект феодального режима, нужно очень четко понимать, что инфраструктуры этого типа, которые кажутся идентичными при очень широком и свободном взгляде, могут сопровождаться настолько разными «суперструктурами» на более высоком уровне социально-политической организации, что было бы ошибочным и опасным объединять их под общим названием. Фактически то, что имеют в виду историки, говорящие о «сельджукском феодализме», это не экономическая особенность системы в плане землепользования, а вопрос отношений между местными держателями земли и государственной властью. В этом смысле государство является феодальным, когда оно оставляет или делегирует значительную часть своей власти в провинциях знатным людям, которые являются их квазивладетелями с правом наследования. Таким образом, существует большая разница между феодальным государством (в таком определении) и сильным централизованным государством, а на практике это разница между государством, которое не способно удержать в руках бразды правления на уровне провинций, и государством, которое в состоянии это сделать. Признавая сильную власть сельджукских султанов, историки, как правило, считают, что они управляли феодальным государством (впрочем, в истории разных стран известны моменты, когда между различными фигурами превалировала гармония, а между различными силами устанавливалось равновесие, и тогда монархии, существовавшие в то время, могут быть описаны и как сильные, и как феодальные). С моей точки зрения, такой вывод ошибочен. Он объясняется повторяющейся раз за разом методологический ошибкой, которую мы снова должны подчеркнуть. Эта ошибка состоит в том, что период сельджуков рассматривается в том же контексте, что и монгольский период, а также в том, что первому приписывается то, что было установлено в отношении второго. Более того, будет показано, что даже в монгольский период этот «феодализм» имел весьма специфический вид. Ошибки возникают также от беспечности в определении точного значения терминов и от того, что выражения считаются идентичными, когда на самом деле они имеют разный смысл. Очень важно не сбиться на путь неправильного определения основных групп, рассматривать Малую Азию период за периодом и не считать феодалом наместника, который может быть отозван, или «принца крови», являющегося держателем удела.

Как будет показано ниже, с этой точки зрения в истории Малой Азии с момента ее завоевания турками до нашествия монголов можно выделить следующие четыре периода:

1. Одновременное установление власти туркменских (турецких) вождей и сельджукского правителя на полуплеменном уровне без какой-либо четко определенной связи между ними, как в плане территории, так и в плане личной зависимости.

2. Постепенное поглощение турецких (туркменских) племенных образований, учреждение уделов.

3. Поглощение уделов и приграничных территорий, прямое управление.

4. Разрушение системы как результат воздействия монгольского протектората.

Первый период. На нем нет смысла задерживаться. В ходе описание фактов завоевания уже было показано, что различные туркменские вожди устанавливали свою власть таким способом, что нет никаких оснований полагать, будто они считали себя (в общепринятом понимании) вассалами сельджукского султана. Возможно, в отношении вождей в самых западных районах можно теоретически предположить определенную степень зависимости, но уже после 1-го Крестового похода ее значимость для последующей истории несущественна, а после отвоевания Византии она и вовсе исчезла. Реально существовавшая власть по-прежнему, согласно полуплеменному установлению, распространялась на общности людей (даже несмотря на то, что старые племенные образования распались), а не на территории.

Второй период. По мере того как сельджукские завоевания в Малой Азии все больше объединяли ее, новые властители, считая, что предоставление определенной автономии отдельным группам или территориям, которые они завоевывали, в то же время беспокоились о том, чтобы удержать их под властью династии, а возможно, сохраняя верность представлению, что каждый из ее членов имеет право на часть ее наследия, учредили уделы для «принцев крови». Мысль о том, что разделение на такие уделы необходимо, господствовала и среди Данишмендидов, вероятно, со времени Мухаммеда, но в любом случае во время последних царствований старший сын умершего правителя больше не считался главой семьи в широком смысле слова. Эту же идею можно встретить и у Мангуджакидов. Едва ли она могла появиться у первых Сельджукидов, когда существовало только одно удаленное автономное княжество в Малатье, но позже при Масуде появились Анкара и Чанкири, недавние приобретения, расположенные лицом к лицу с византийцами и какое-то время бывшие владениями неизвестного Алп-Арслана, они стали уделом Шаханшаха, брата будущего Кылыч-Арслана II. И наконец, во время царствования последнего, который, по-видимому, на правах наследника какое-то время правил вновь приобретенным регионом, граничившим с Сирией, этот регион до 1173 года был передан его дяде Гог-Арслану, позже смещенному со своего места.

В конце XIII века произошло знаменитое разделение царства Кылыч-Арслана между его одиннадцатью сыновьями и родственниками. Возможно, определенные провинции, как, например, Амасья, уже были назначены каким-то определенным лицам, но без отказа от реальной власти над ними. Согласно установленной процедуре, все они должны были зарегистрироваться в Диване Коньи. А то, что для Кутб ад-Дина был создан удел, состоявший из двух, вероятно, означало, что он предназначен стать сюзереном над своими братьями (он определенно воспринял это именно в таком смысле). Исход мы видели. Но хотя Кей-Хосров тоже назначил Малатью и Токат своим сыновьям Кей-Кавусу и Кей-Кубаду соответственно, Кей-Кавус положил конец последним проявлениям этой системы. В Эрзинджане на момент его завоевания Рукн ад-Дином правила родственная им династия, которую трудно называть вассальной. Мы уже писали, как Кей-Кубад положил этому конец одновременно с еще одной династией, Мангуджакидами. В XII веке нет никаких признаков существования какого-то большого круга людей, состоявших при ком-нибудь, кроме членов семьи султана. Возможно, единственным исключением – подтверждающим правило – была должность атабека при правителе. Без сомнения, можно найти упоминание одного или двух наместников провинции, которые не были членами семьи, как, например, Сулейман в западных приграничных районах при Кылыч-Арслане II. Но нет никаких доказательств того, что они не подлежали снятию, как большинство их сотоварищей в XIII веке. И не похоже, чтобы речь могла идти о каких-то широких властных полномочиях.

Практика показала опасность, которую таила в себе власть держателей уделов. Несмотря на то что их собственной стране не был чужд подобный опыт, иранские чиновники традиционно склонялись к тому, чтобы управление по возможности осуществлялось наместниками, отобранными из правящих классов, которые находились в прямом подчинении у центральной власти, и теперь в Румском султанате появилась возможность подбирать таких людей. Мало сомнений в том, что именно рассуждения в таком направлении привели Сельджукидов в XIII веке к тому, чтобы заменить систему уделов на систему, которая уже применялась в определенных случаях, но которая теперь стала единственной, а именно назначение наместниками чиновников, которых можно было снять. Учитывая, что истина в этом вопросе до настоящего времени не была обнародована в каких-либо опубликованных работах, важно уделить ей должное внимание.

Стремясь полностью ухватить различия в этом вопросе, не следует забывать, что в государстве сельджуков существовало три способа, которыми человек мог получить полномочия правителя. Прежде всего это могла быть икта в полном смысле этого слова, какой она была на закате государства Сельджукидов в Иране и у его преемников. Иными словами, наделение бенефициара такой властью над районом, которую фактически можно считать частным владением с правом наследования. Кроме того, это могла быть концессия различной степени и различной продолжительности по времени, например пожизненная, но без права наследования или связанная с выполнением каких-либо обязанностей и являющаяся формой оплаты, которая заканчивалась вместе с этой службой. Наконец, это могло быть просто делегирование власти знатному человеку, которое не давало никаких личных прав и могло быть отозвано в любой момент.

Главный город каждой провинции был местом размещения воинской части, командир которой, как видно из текстов, назывался по-разному в зависимости от языка (одного из трех, на которых говорили мусульмане в этой стране): subashi на тюркском, serleshker на персидском, эти два слова означают «командующий армией», и shihne на арабском – термин, о котором мы уже говорили в связи с Великими Сельджуками и который применялся чаще всего именно к командующему гарнизоном. Люди называли его проще и более неопределенно: sahib, amir, bek и т. д. Эти должности могли сопровождаться назначением икты, или – более точно – концессией на территории их района, но это назначение ни в коем случае не было автоматическим. Если прямо не указано, что она была назначена, то это вполне вероятно, и, как правило, полномочия были делегированы им на время, но это была не икта. Таким образом, совершенно ошибочно было бы рассматривать таких командующих как свидетельство существования феодализма. Чтобы установить это, достаточно составить точный список всех известных командующих для максимального числа главных городов, чтобы в случае, если природа их власти не определена точно, можно было проследить, сколько времени они ею пользовались, а главное – являлась ли их власть наследственной или нет. Вот что мы попытаемся сделать, попросив у читателя извинения за утомительные подробности, в которые нам придется вдаваться.

Что же это за города, которые были предметом передачи в качестве икты, а не просто назначения обычных наместников? Прежде всего можно оставить в стороне княжество Эрзурум, поскольку при сельджукских правителях в начале века оно было практически независимым, даже несмотря на то, что Рукн ад-Дин, который основал его, имел намерение сделать его вассальным княжеством. Завоеванное Кей-Кубадом, оно тем не менее оставалось внешним владением, отличным от его собственных владений, до тех пор, когда после разорения в войнах, сопутствовавших приближению монголов, он не решил даровать его вместе с обязанностью защищать его безземельным хорезмийцам. Как мы видели, эта попытка провалилась, и в последующие годы Эрзурум был просто аннексирован и стал управляться shihna.

Последние Мангуджакиды из Эрзинджана и Дивриги признали себя вассалами Сельджукидов. Когда Кей-Кубад положил конец их княжеству, один из них, если судить по надписи, возможно, остался в Дивриги, но уже в рамках структуры государства сельджуков. Кроме того, это был город второго ранга. Эрзинджан, напротив, был сначала непосредственно аннексирован, потом на время передан в качестве икты одному из вождей хорезмийцев и, наконец, снова захвачен во время их бегства. Из serleshker, которые были там после этого, нам известен Шараф ад-Дин Масуд, правивший до 1246 года, а потом перване Муин ад-Дин Сулейман. Оба они были назначенцами султана.

Малатья с момента ее отвоевания в 1201 году, по-видимому, находилась под прямым управлением. В 608 (1211) году Кей-Кавус «отдал» ее ispahsalar Хусам ад-Дину Юсуфу аль-Султани, чье присутствие там четырьмя годами позже подтверждено надписью. Но тот факт, что в это время Кей-Кавус отправил своего брата Кей-Кубада в заточение в том же городе, похоже, подразумевает, что Хусам ад-Дин был правителем, а не muqta. Вся история этого города на протяжении следующих трех десятилетий также предполагает, что султан контролировал его напрямую, а subashi, упоминаемый в 1237 году, по-прежнему наверняка был чиновником султана. То же самое справедливо в отношении Харперта, присоединенного в 1233 году, где тоже сидел subashi и который никогда никому не передавался на других условиях. Судя по всему, то же самое было справедливо и для более поздних завоеваний на границе с Месопотамией, когда закончился период, во время которого в некоторых местах, как, например, в Самосате, правители, изначально находившиеся за пределами владений сельджукского султана, сами присягали ему в верности.

Возможно, иначе складывалась ситуация в Эльбистане – стратегически важной крепости на дороге из Сирии. В 608 (1211) году Кей-Кавус отдал его Абу ль-Изз Мубариз ад-Дину Чавли аль-Султани. Поскольку эта концессия была связана с упомянутой выше концессией в Малатье, предоставленной Хусам ад-Дину, вероятно, что речь шла об обычном управлении. Тем не менее, как, по-видимому, указывает надпись, Мубариз ад-Дин еще оставался правителем Эльбистана в 639 (1241) году, а поскольку, кроме этого, он занимал пост chashnegir, владение городом могло быть связано с его постом, по крайней мере в то время, когда он его занимал. В 1254 году в Эльбистане правил обычный subashi. С другой стороны, уже было показано, что провинции Мараш, расположенной вблизи сирийской границы, в XII веке то ли временно, то ли постоянно был присвоен статус феода, который она сохранила в XIII веке. С 608 (1211–1212) года и по меньшей мере до 630 (1233) года она была в руках malik al-umara Нусрат ад-Дина Хасана ибн Ибрагима. В 1258 году она попала в руки армян, после того как ее хозяин безуспешно пытался уступить ее Кей-Кавусу II, чтобы защитить ее от туркменов.

Расположенные к северу старые города Данишмендидов Токат, Никсар и Амасья находились с некоторыми небольшими различиями под прямым управлением Сельджукидов. Это совершенно точно для Никсара, где в 1240 году сидел chashnegir Шамс ад-Дин Тавташ, который был его subashi и обычным наместником от имени султана. Токат какое-то время был резиденцией сына султана Рукн ад-Дина, а позже на протяжении жизни Кей-Хосрова центром удела Кей-Кубада. Надпись рассказывает, что при Кей-Кавусе некий Зейн ад-Дин Башара аль-Галиби (вероятно, это не тот Зейн ад-Дин Башара, который был amir-akhur) в 612 (1215) году назвал себя сахибом Токита (Токата?). Две другие надписи повествуют о мавзолее, который в 631 (1234) году готовил для себя Абу ль-Касим Али аль-Туси, а в 648 (1250) году о мосте, построенном сыном последнего amir-ispahsalar Сейф ад-Дином Хамидом. Иными словами, в этом городе их семья играла важную роль в тот период, что подтверждено участием сына. Однако отец занимался строительством и в Кайсери, которым он точно не владел. И в Токате до 645 (1247) года тоже появились здания, построенные Наджм ад-Дин Ягибасаном, возможно младшим сыном Данишмендида, и другими. Кроме того, точно известно, что Токат управлялся напрямую Кей-Кубадом, который отправлял туда пленников высокого ранга, и Кей-Хосровом II, который в 1243 году перед лицом монгольской угрозы поместил там в целях сохранности свою сокровищницу и гарем, которые позже среди сельджукского наследства были обнаружены перване Муин ад-Дином Сулейманом. И всего сказанного следует вывод: маловероятно, чтобы Зейн ад-Дин был кем-то большим, чем наместником, и в любом случае точно известно, что после Кей-Кубада Токатом правили только обычные наместники. Наконец, Амасья, где ситуация была более сложной. В 606 (1209) году в качестве помощника некоего Алп ибн Сули там находился эмир Мубариз ад-Дин Бахрамшах, а в 612 (1215) году он продолжал находиться там же, но уже без начальника, и был главой эмиров этой провинции. Он хорошо известен в истории как amir-majlis, хотя в этой должности не имел никаких особых связей с Амасьей, о которых упоминалось бы в хрониках. Он умер в 1228 году. Позже Амасья была отдана в качестве икты вождю хорезмийцев Береке, и это означало, что она оставалась в распоряжении султана, под прямой контроль которого она вернулась в связи с арестом Береке. Во время восстания бабаистов serleshker города Армаханшах погиб. Город напрямую принадлежал султану вплоть до 1243 года, когда там нашел убежище визирь, и во время ссоры султана Изз ад-Дина с его братом Рукн ад-Дином, которого он держал там под надзором. Надписи того периода не содержат никаких ясных указаний. Таким образом, нет оснований полагать, что Мубариз ад-Дин продолжал править Амасьей в качестве наместника, если только это не было связано с должностью amir-majlis.

Совершенно очевидно, что ни Сивас, ни Кайсери никогда не были ничем иным, как городами, напрямую управлявшимися Сельджукидами. Наместники Кайсери известны (и между ними нет родственных связей), они носили титулы hakim, wali, shihna, но чаще subashi, а временами просто amir. С другой стороны, из правителей Сиваса не известен никто, хотя документов об этом городе достаточно много. В надписи 612 (1215) года перечисляются эмиры, участвовавшие в строительстве стен Синопа, в то время как другие, такие как правители городов, фигурируют только как главы городской знати без указания имени, причем трое названы главами Сиваса и «провинций Сиваса». Похоже, этот город имел особый статус – например, как Конья, – который невозможно определить более точно.

В населенных пунктах, расположенных вблизи важной границы с киликийским (Центральным) Тавром, по-видимому, наблюдалось большее разнообразие. Главным из них был Нигде. В 608 (1211) году на таких же неопределенных условиях, что и другие концессии этого года, он был «отдан» amir-akhur Зейн ад-Дину Башара, хотя и без концессии, которая была бы связана с его должностью. При Кей-Кубаде вскоре после 620 (1223) года он был убит, и в дальнейшем Нигде, несомненно, подчинялся напрямую султану, поскольку позже он даровал его в качестве икты одному из вождей хорезмийцев, которого взял к себе на службу, Йилану Нугу. (Это, впрочем, не помешало тому, что регулярной армией этой провинции вскоре стал командовать перване Тадж ад-Дин.) После бегства хорезмийцев Нигде был снова возвращен султану. В начале царствования Изз ад-Дина он должен был стать долей Самсам ад-Дина Каймаза, а потом одного из рабов султана, прежде чем в результате различных превратностей, которые будут описаны по ходу повествования, оказался под протекторатом монголов. Лулуа, который после его завоевания оказался в зависимости от Нигде, всегда был крепостью, принадлежавшей султану. В Эрегли от 612 (1215–1216) года сохранились сведения о сахибе Шуджа ад-Дине Ахмад-беке. Ларанда в 1231 году на какое-то время была передана в качестве икты вождю хорезмийцев Кушлу Санкуму (султан оставался ее владельцем) и позже возвращена под прямой контроль султана, как и другие икты хорезмийцев.

Расположенные дальше к северу Аксарай, Кыршехир и Акшехир были переданы в качестве икты, хотя только на время. В 612 (1215–1216) году в Аксарае, судя по всему, сидел сахиб Сейф ад-Дин Ильдегиз. После захвата Кей-Кубадом княжества Эрзурум он был передан в качестве икты безземельному правителю Рукн ад-Дину в качестве компенсации, но нет сомнений в том, что, начиная с Кей-Хосрова II и до начала XIV века, когда историк Аксарайи, уроженец этого города, наконец заговорил о нем, он принадлежал непосредственно султану. Кыршехир на таких же условиях был отдан Мангуджакиду Музаффар ад-Дину из Эрзинджана. После смерти последнего город был снова возвращен султану Кей-Хосрову II, но вскоре он в форме imara был передан визирю Мухадхаб ад-Дину, а после него другому визирю. Айюбхисар, расположенный между этими двумя, достался Рукн ад-Дину вместе с Аксараем, но позже его передали визирям вместе с Кыршехиром. На тех же самых условиях в качестве икты владелец Колонороса (который стал называться Алаийя) получил Акхешир, а затем, видимо, после его смерти его отдали Мангуджакиду Даудшаху. Потом он, безусловно, также был возвращен султану.

Расположенная на севере провинция Анкара после того, как она при Кей-Хосрове вошла в состав удела Кей-Кубада, была возвращена и стала обычным владением султана. В 1235 году она на правах икты принадлежала перване Тадж ад-Дину, хотя неизвестно, была ли она дарована ему лично или стала вознаграждением за службу. Так или иначе, когда в этом же году она вернулась к султану, казни и заключения в тюрьму по приказу визиря, показывают, что она оставалась владением, находящимся под прямым управлением султана, что подтверждает ее дальнейшая история.

Сложнее сделать какое-нибудь определенное заключение в отношении обширной приграничной провинции Кастамону. В середине XIII века Ибн Саид назвал этот город «столицей турок». В XIV веке он был резиденцией туркменской династии Исфахандияридов, а в конце XIII века он в некоторой степени принадлежал потомкам человека, чье присутствие там было отмечено еще во времена независимости сельджуков. Следовательно, остается всего один шаг до того, чтобы сделать вывод, что эмансипация туркменов происходила там так же, как и в других местах. Однако, возвращаясь к ее истокам в начале века, мы понимаем, что этот шаг было бы сделать гораздо проще, если бы мы с такой же определенностью не знали, что в тот же самый период Кастамону принадлежала султанам, у которых был там свой наместник. А затем при монголах она досталась не туркменским силам, которые, как будет видно позже, разделили между собой фрагменты государства сельджуков. Такова проблема, которую мы должны попытаться прояснить.

Исходной фигурой в этом вопросе является Хусам ад-Дин Чупан (Чобан), вероятно занимавший пост беклербека с 608 (1211) года и до 625 (1228) года. Возможно, в этом качестве, а может быть, будучи одновременно хозяином всей или части провинции и туркменов из Кастамону, он, как обычный беклербек, был назначен Кей-Кубадом руководить военной операцией. В данном случае это был знаменитый Крымский поход. Полвека спустя Ибн Биби рассказывал, что его сын и внук получили весь или часть региона по наследству, и, следовательно, заманчиво предположить, что в качестве исключения в одном лишь этом регионе Кей-Кубад фактически допустил создание автономной туркменской семейной вотчины. Однако нет никаких указаний на то, что эти люди были туркменами, и, несмотря на то что им удалось получить реальную власть в этих районах в последней четверти XIII века, фамильная преемственность и масштабы их власти вызывают множество сомнений. Мы уже говорили о том, что в монгольский период Кастамону и ее провинция благополучно управлялись неким Явташем (и нет никаких указаний на его родство с Чупаном, хотя он, как и Чупан, был беклербеком). Затем управление перешло непосредственно к визирю в счет оплаты его расходов, связанных с исполнением своих обязанностей. Потом оно досталось представителю монголов, как гарантия платежей, а позже другим высшим государственным чиновникам. Единственное, что можно сказать с уверенностью, – это что город Кастамону принадлежал султану. То же самое, безусловно, справедливо для Синопа. Возможно, в расположенной в глубинке Саймаре, где в 612 (1215) и в 615 (1218) годах сидел сахиб, ситуация была другой. В любом случае это всего лишь город второстепенного значения.

На оставшейся части южной границы Анатолии располагались Аланья и Анталья. Эти города не подлежали отчуждению, поскольку являлись зимними резиденциями султана, где часто хранились его сокровищницы. Однако существовала еще приграничная туркменская зона, требовавшая особой бдительности. В связи с этим в южных территориях была создана одна общая армия, которой с 603 (1206) года, постепенно расширяя ее охват, более двадцати лет командовал вольноотпущенник Кей-Хосрова Мубариз ад-Дин Эртокуш. Во внутренних территориях его юрисдикция включала Ыспарту и простиралась почти сам до Бурглу. Похожая ситуация повторилась в монгольский период. В промежутке Кей-Кубад, по-видимому, установил прямой контроль над этой армией или поделил ее, поскольку она больше не упоминалась. Эртокуш никогда не терял расположения султана, но в конце концов его власть стала казаться чрезмерной. Поднявшись до ранга атабека при Кей-Хосрове, он был вынужден бороться с Мангуджакидами и больше не участвовал в делах юга. В Анталье его, вероятно, сменил другой вольноотпущенник Кей-Кубада – Армаганшах.

Расположенная дальше к востоку провинция Эрменек, увеличившаяся за счет новых завоеваний, была отдана Кей-Кубадом некоему Камар ад-Дину, который, должно быть, управлял этим вновь созданным образованием в течение долгого времени, поскольку страна сохранила его имя. Однако о самом этом человеке ничего не известно.

На юго-западе Малой Азии главной опорой власти Сельжукидов долгое время с момента завоевания оставался Бурглу. Несмотря на то что его в какой-то степени заменили, с одной стороны, Анталья, с другой – Денизли, присоединенные позже, он продолжал иметь важное значение. Тот факт, что за его стенами содержались государственные преступники, отправленные туда по приказу султанов, доказывает, что он находился в их непосредственном владении. Денизли вместе с Хунасом, когда-то бывшие владением Маврозомов, в 612 (1215) году управлялись неким Асад ад-Дином Айаз аль-Галиби (возможно, он также звался Рашид ад-Дин Айаз ибн Абд Алла аль-Шихаби), про которого известно, что он оставался там до 627 (1230) года. Мы не знаем, было ли это частичным отчуждением, но после этого он вновь оказался в руках султана, который, возможно, передал управление им Каратаю и его брату Карасонкиру, продлившееся до начала монгольского периода, после чего он был на время возвращен грекам и, в конце концов, снова оккупирован туркменами. В Кютахье в 634 (1236) и 641 (1243) годах был один и тот же наместник, эмир ispahsalar Имад ад-Дин Хезардинари, о котором в дальнейшем ничего не известно. Правителями Карахисара, вероятно, были Сабик ад-Дин Абуль-Вафа Ильяс ибн Огуз до 606 (1209) года, а затем его сын ispahsalar Бадр ад-Дин Абу Хамид Хаджи Мухаммед (один из его братьев в 607 (1210) году правил в Караджавиране). И следовательно, город оставался во владении султана. В начале монгольского периода он был передан семье визиря Фахр ад-Дина Али. Понимание его истории, о которой почти ничего не известно, осложняется тем, что его могли путать с одноименными городами в Тавре и в горах Трапезунда.

Таким образом, несмотря на сомнения, которые могут возникать в определенных случаях, не похоже, чтобы общее впечатление можно было оспорить. Сельджукиды управляли своим государством с помощью чиновников, которые могли в течение длительного времени обладать полномочиями и иметь в своем распоряжении войска, но тем не менее могли быть их лишены и, за исключением каких-то особых случаев, действительно снимались или переводились в другие места. До монгольского нашествия султаны были достаточно сильны, чтобы это делать, и, следовательно, их строй в этом отношении был далек от того, чтобы называться феодальным. Напротив, он был подчеркнуто антифеодальным.

Действительно, существует одно важное исключение, которое ошибочно принимают за обычную практику, тогда как дело обстоит прямо противоположным образом. Я имею в виду хорезмийцев. Следует помнить, что после смерти их предводителя Джелал ад-Дина Мангуберди большая часть безземельных хорезмийцев поступила на службу к Кей-Кубаду, который был рад с их помощью устранять возможных соперников и в конечном счете использовать их боевые качества против монгольской угрозы. После некоторых колебаний этот великий сельджукский султан даровал им в качестве икты провинции Эрзинджан, Амасья и Ларанда-Нигде, расположенные на незащищенных границах, на стратегически важных путях и за пределами западной половины его царства. Тем не менее нам неизвестно, какая степень власти была предоставлена хорезмийцам в их иктах (казалось бы, не было никакой необходимости предоставлять им всю полноту власти). Кроме того, обстоятельства были исключительными, и, какие бы предположения ни строились по поводу возможности превращения этой ситуации в норму, они останутся тщетными, поскольку после смерти Кей-Кубада непосредственная опасность уменьшилась, а новые хозяева, возможно, лучше осознали ставшие очевидными недостатки. В результате побежденные хорезмийцы бежали, и система перестала существовать.

Изложенное выше мнение, сформировавшееся на основании непосредственного изучения событий, предшествовавших монгольскому протекторату, косвенно подтверждается событиями, произошедшими в монгольский период. Будет четко показано, что, поскольку личная власть султана исчезла почти полностью, реальная власть под контролем монголов стала принадлежать определенным высокопоставленным чиновникам, которые под предлогом обеспечения доходов, необходимых для выполнения их обязанностей, разделили провинции между собой, превратив их, таким образом, в своего рода фамильные феоды. Совершенно очевидно, что любое подобное действие было бы невозможно, если бы феодальная власть над провинциями существовала до этого, и этим чиновникам было бы трудно подчинить их силой теперь, когда государство сельджуков утратило свою власть. В более общем смысле, невозможно было бы объяснить, почему за трагедией при Кёсе-Даге не последовало никаких восстаний или объявления локальной независимости (не считая живших на границе туркменов), если бы до этого существовали какие-то крупные феодалы. Монголы навряд ли отнеслись бы к этому равнодушно, но в любом случае нет ни единого текста, указывающего, что они боролись с какими-нибудь мятежниками подобного сорта, чтобы поддержать или сменить Сельджукидов. Со временем несколько мятежей все-таки дали о себе знать, но неизбежный вывод состоит в том, что накануне 1243 года ничего подобного не было.

Безусловно, есть одна исключительная категория, которая, хотя и являлась совершенно особенной, не играла существенной роли внутри государства, – это туркмены. В целом, если не считать трагического и показательного эпизода с Баба Исхаком, в первой половине XIII века туркмены находились под строгим контролем Сельджукидов. Однако верно и то, что в местах, где они жили, они пользовались достаточно широкой автономией. Возможно, в определенных случаях эти территории передавались им по закону в качестве икты. Тем не менее этот термин не совсем корректно отражает характер установленного для них режима. Во-первых, нужно отметить, что они в большинстве своем жили у границ или, по меньшей мере, у тех границ, где для них был установлен их собственный особый режим. Вместо слов «у границ» так и хочется сказать «на границах», то есть на той земле, которая в административном смысле никому не принадлежала и где их автономия вытекала из того, что они фактически не были ответственны перед какой-либо властью, будь то Сельджукиды, армяне, или Византия, и в случае агрессии со стороны одной из них могли найти убежище под защитой другой. Административная терминология и практика очень четко отражают различия между истинно государственными территориями и этим типом земель и людей с uj (буквально с «границы»). Монголы, намеренно жертвовавшие такими территориями, еще больше увеличили это различие. Однако сельджукская администрация раз за разом пыталась внедриться на те территории, где независимость туркменов могла представлять определенную опасность, и в любом случае не стоит думать, что жившие там люди были для нее вне досягаемости. В результате агенты центральной власти постепенно обосновались во всех наиболее важных городах. В других случаях на завоеванных регулярной армией Сельджукидов территориях, как, например, Западный Тавр, туркменов селили в районах, где администрация Сельджукидов появилась еще до них или одновременно с ними. Вследствие одного или другого процесса совершенно точно – и этот пункт заслуживает серьезного размышления, – что во времена господства Сельджукидов не было ни одной провинции на территории государства, даже если там существовали туркменские группировки, пользовавшиеся автономией, свободой передвижения и действий, во главе которой не стояла бы какая-нибудь власть, действовавшая от имени султана. Позже держателям туркменских княжеств захотелось, чтобы все считали, что они получили от султана настоящие права на владение провинциями, и более поздние авторы, писавшие под влиянием этих идей и путаницы, связанной с изменившимися обстоятельствами, почти уверились в этом. В данном случае нужна осторожность, и судить можно только на основании фактов, относящихся строго к рассматриваемому периоду.