Глава тридцать пятая
Элсу разбудил поцелуй. Она медленно открыла глаза. Никогда она так крепко не спала, как этой ночью, и, учитывая обстоятельства, это казалось почти неприличным.
Джек смотрел на нее.
– Мои товарищи уже должны быть внизу.
Элса села, убрала с глаз спутанные волосы.
– А сколько вас?
– По всему штату нас тысячи. Но мы сражаемся на многих фронтах. Наши организаторы есть на каждом поле отсюда до Фресно.
Он еще раз поцеловал ее:
– Увидимся внизу.
Элса встала и подошла – голая – к коробкам с вещами. Порывшись в одной, достала дневник и карандашный огрызок, раздобытый Энтом.
Вернувшись в постель, она открыла чистую страницу дневника и начала писать.
Любовь – это единственное, что остается, когда нет больше ничего. Вот что я должна была сказать детям, когда мы уезжали из Техаса. Вот что я скажу им сегодня. Вряд ли они сейчас это поймут. Как им понять?
Мне сорок лет, и я только сейчас осознала эту истину.
Любовь. В лучшие времена это мечта. В худшие времена – спасение.
Я влюблена. Вот так. Я написала эти слова. Скоро я произнесу их вслух. Ему.
Я влюблена. Как бы безумно, и неправдоподобно, и смешно это ни звучало, я влюблена. И взаимно.
И это – любовь – дает мне смелость, которая нужна мне сегодня.
Четыре ветра принесли нас сюда, людей со всей страны, из всех уголков нашей великой земли, и теперь наконец мы заявляем о своей позиции, сражаемся за то, что, как мы знаем, правильно. Мы сражаемся за нашу американскую мечту, чтобы она снова стала возможной.
Джек говорит, что я воительница, и хотя я не верю этому, но вот что я знаю: воительница верит в цель, которую она не видит, и сражается за нее. Воительница не сдается. Воительница сражается за тех, кто слабее нее.
По-моему, похоже на материнство.
Элса закрыла дневник, оделась и пошла в соседнюю комнату.
Энт прыгал на кровати:
– Глянь-ка на меня, Лореда. Я летаю.
Лореда, не обращая внимания на брата, расхаживала по комнате, грызя ноготь на большом пальце.
Дети замерли, когда Элса вошла в комнату.
– Пора? – спросила Лореда.
Глаза у нее блестели, она выглядела возбужденной.
Сердце у Элсы тревожно сжалось.
– Сегодня будет…
– Опасно, – сказала Лореда. – Мы знаем. Все внизу?
– Я думаю, нам нужно…
– Еще поговорить? – нетерпеливо спросила Лореда. – Мы уже достаточно говорили.
Энт спрыгнул с кровати, босиком прошлепал к сестре, встал рядом.
– Я – Тень! Меня никто не напугает.
– Ладно, – сказала Элса. – Только держитесь вместе, чтобы я вас каждую секунду видела.
Лореда подтолкнула Элсу к двери. Энт уже натягивал ботинки.
– Подождите Тень!
Когда они спустились вниз, в холле почти никого не было, но уже через несколько минут в гостиницу начали стягиваться люди. Члены Союза рабочих собирались группками, раскладывали на столе листовки, пристраивали у стены транспаранты. Встревоженные люди из мигрантских лагерей сбились в молчаливую кучку.
Элса увидела Джеба с детьми, тут же был Айк и еще несколько рабочих из лагеря Уэлти.
Лореда взяла плакат «Справедливая оплата труда» и подошла к Наталье. Та держала плакат «Рабочие, объединяйтесь!».
Джек вышел в центр холла.
– Друзья, товарищи, время пришло. Не забывайте наш план. Мирная забастовка. Мы заходим на поля и садимся. Вот и все. Надеемся, что сегодня утром это произойдет по всему штату, надеемся, что и другие рабочие присоединятся к нам. Пойдемте.
Все вышли из отеля. Их было не больше пятидесяти человек. Наталья села на водительское место грузовика Джека и завела мотор. Джек, забравшись в кузов, оглядел немногочисленных собравшихся.
– Небольшая группа смелых людей может изменить весь мир. Сегодня мы боремся от имени тех, кто боится. Мы сражаемся за прожиточный минимум. Справедливая оплата труда!
Лореда подняла свой плакат и подхватила:
– Справедливая оплата труда! Справедливая оплата труда!
Грузовик медленно тронулся с места, забастовщики двинулись за ним. Джек взял мегафон, и его голос разносился далеко:
– Справедливая оплата труда! Справедливая оплата труда!
Элса с детьми и другими забастовщиками шагала за грузовиком.
Они прошли мимо рекламного щита сигарет «Лаки Страйк». Несколько человек, что жили в палатке прямо под щитом, присоединились к процессии. Еще через четверть мили в колонну влились несколько человек, похожих на проповедников, все держали в руках плакаты «Прожиточный минимум рабочим!». У каждого перекрестка, у каждого лагеря к шествию присоединялись все новые и новые люди. Дружное скандирование оглашало окрестности.
Справедливая оплата труда! Справедливая оплата труда!
Их становилось все больше и больше.
Элса оглянулась и поразилась размерам колонны. Человек шестьсот, не меньше, и все настроены решительно.
Она кивком показала Лореде, чтобы та тоже оглянулась. Дочь посмотрела назад, расплылась в улыбке и с удвоенной силой завопила:
– Справедливая оплата труда! Справедливая оплата труда!
Джек прав. Если землевладельцы хотят, чтобы хлопок успели собрать до первых дождей, то придется платить по справедливости. И неважно, что Джек коммунист, возмутитель спокойствия. Это борьба за права всех американцев.
Когда впереди показался съезд к воротам «Ферм Уэлти», уже около тысячи человек скандировали и размахивали плакатами. Перед ними прямой линией тянулась дорога, с обеих сторон огороженные хлопковые поля. Посреди дороги стоял человек.
Уэлти.
Наталья резко затормозила прямо перед ним. Джек обратился к забастовщикам:
– Друзья, настал ваш день! Ваш миг. Хозяева услышат вас. Они не могут делать вид, что ничего не происходит, если так много людей требует: «Хватит!»
– Хватит! – пронзительно закричала Лореда. – Хватит!
К ней присоединился дружный хор, все в колонне выкрикивали одно-единственное слово, потрясали транспарантами.
– Наша забастовка мирная, но мы будем стоять на своем! – прокричал Джек в мегафон. – Хватит вами помыкать и морить вас голодом. Вы заслуживаете справедливой оплаты за свой труд.
Элса услышала гул моторов. Она знала, что и остальные его услышали. Скандирование стихло.
– Идите в поле! – крикнул Джек. – Садитесь! Если нужно, сломайте ворота.
Элса повернулась и увидела, что за колонной появился грузовик, набитый людьми. Водитель сигналил, чтобы его пропустили.
– Это штрейкбрехеры. Они хотят занять ваши рабочие места, – сказал Джек. – Не пускайте их!
Толпа развернулась, люди перекрыли грузовику проезд к воротам.
– Никто не работает! Требуем справедливой оплаты труда! – кричал Джек.
Уэлти обогнул грузовик Джека, встал спиной к кузову.
– Сегодня я плачу по семьдесят пять центов. Кто хочет накормить свою семью и переехать в один из моих домиков? Кто хочет зимой получить кредит в магазине компании и матрас?
– Черт возьми, нет! – закричал Джек.
Толпа заревела, выражая свое согласие.
По дороге с другой стороны подъехал еще один грузовик, из кабины выскочил человек, за плечом торчала винтовка. Он быстро прошел к воротам, распахнул их.
– Стрелять они не осмелятся. Мы ничего дурного не сделали! – закричал Айк. – Держитесь!
Человек с винтовкой поднялся на вышку и направил оружие на забастовщиков.
– Он не может просто так выстрелить в нас! – кричал Айк. – Мы все-таки в Америке.
Подъехало еще несколько грузовиков с мигрантами, готовыми собирать хлопок за семьдесят пять центов, машины отчаянно гудели, требуя, чтобы их пропустили.
– Не пускайте их! – надрывался Джек.
Сирены.
Вдалеке показались патрульные автомобили и еще грузовики, в воздухе повисло облако пыли. Одна за другой машины останавливались, заблокировав грузовик Джека.
На землю спрыгнули мужчины в масках, вооруженные дубинками, битами и ружьями.
Человек десять.
Из патрульных автомобилей вылезли полицейские, тоже вооруженные.
Головорезы в масках медленно двинулись на толпу. Забастовщики попятились, никто больше не скандировал.
– Эти люди в масках, потому что им стыдно! – крикнул Джек. – Они стыдятся того, что делают!
Элса смотрела на мужчин в масках, медленно, но неумолимо подступавших к ней и ее детям. Прижав к себе Энта и Лореду, она попятилась.
– Мама, нет! – закричала Лореда.
– Тише, – прошептала Элса, не отпуская дочь.
– Не отступайте. Не бойтесь! – Джек смотрел прямо на Элсу.
Трое головорезов запрыгнули в грузовик Джека. Мощный удар битой по спине – Джек уронил мегафон и пошатнулся. Головорезы схватили Джека за волосы и выволокли из грузовика. После очередного удара, теперь уже по голове прикладом, Джек упал на колени.
– За работу! – заорал Уэлти. – Забастовка окончена.
Вооруженные мужчины окружили Джека и принялись избивать ногами.
Забастовщики шарахнулись в стороны, некоторые устремились к хлопковому полю. Грузовики штрейкбрехеров продолжали беспрерывно сигналить.
– Элса! – крикнул Джек и получил еще один удар по голове.
Элса поняла, чего он от нее хочет.
Тебя они послушают.
Она быстро забралась в кузов грузовика, схватила мегафон и оглядела забастовщиков. Руки у нее тряслись.
– Стойте! – выкрикнула она.
Рабочие замерли, все смотрели на нее.
Элса тяжело дышала. И что теперь?
Думай.
Она знала этих людей, по-настоящему знала их. Это ее люди. Люди вашего сорта, как с насмешкой говорили калифорнийцы, но это был комплимент.
Они такие же, как она. И сегодня они стали другими, они возвысили свой голос, они потребовали: «Хватит». Встали до рассвета, голодные, чтобы заявить о своих правах, и сейчас она, Элса, должна показать всем, и в первую очередь своим детям, чему когда-то научил ее дедушка. Она обхватила пальцами и крепко сжала бархатный мешочек на груди.
Святой Иуда Фаддей, покровитель отчаявшихся и обездоленных, помоги мне.
– Что скажешь? – закричал кто-то.
– Надежда, – начала Элса.
Мегафон превратил ее шепот в рев, и толпа притихла.
– Надежда у меня всегда с собой – это одноцентовая монетка. Мне ее подарила мать мужчины, которого я полюбила. Иногда мне казалось… что я продолжаю свой путь только благодаря этой монетке, символу надежды. Я приехала на Запад… в поисках лучшей жизни… но нищета и невзгоды разрушили мою американскую мечту. – Элса посмотрела на Уэлти: – И жадность. За последние годы люди столького лишились. Работы. Дома. Еды. Наша любимая земля обратилась против нас, сломала нас всех, даже упрямых стариков, которые годами радовались урожаям пшеницы. «Без борьбы мужчине здесь на жизнь не заработать», – говорили они друг другу.
Элса оглядела толпу. Сколько же здесь женщин и детей! Она видела в их глазах свою жизнь, в их сгорбленных спинах – свою боль.
– Разве только мужчине! Всегда говорят только о мужчинах. Будто готовить, убирать, рожать детей и работать в огороде ничего не значит. Но и мы, женщины Великих равнин, не знали отдыха от рассвета до заката, мы трудились на пшеничных полях, пока не иссохли так же, как наша земля. Иногда, закрывая глаза, я готова поклясться, что все еще чувствую вкус пыли…
Элса замолчала. Удивительно, как громко и сильно звучал ее голос. Она все смотрела на рабочих и впервые понимала, что потрепанная одежда и осунувшиеся лица говорят прежде всего о стойкости, о способности выживать. О том, что они не сдались.
– Мы приехали сюда за лучшей жизнью, чтобы прокормить наших детей. Мы не лодыри, мы не бродяги. Мы не хотим жить так, как мы живем. Пришло время сказать: «Хватит». Хватит магазину компании нас обманывать и держать нас в кабале. Хватит урезать нам зарплату. Хватит использовать нас, хватит плевать на нас, хватит настраивать нас друг против друга. Мы заслуживаем лучшего. Хватит!
– Хватит! – закричал Айк.
– Хватит! – заорала Лореда.
На какой-то миг повисла тишина, а потом начавшая было рассеиваться колонна снова выстроилась, перекрывая дорогу штрейкбрехерам, и мощный хор голосов подхватил:
– Хватит! Хватит! Хватит!
Люди больше не обращали внимания ни на вооруженного охранника на вышке, ни на полицейских, наставивших на них пистолеты, ни на головорезов в масках.
Их решительность потрясла Элсу, придала ей сил.
– Справедливая оплата труда! – надрывалась что есть мочи Элса в мегафон.
– Справедливая оплата труда! – кричали сборщики, потрясая плакатами.
Внезапно Элса услышала тонкий свист, а потом что-то металлическое ударилось о кузов у ее ног. Через секунду весь мир накрыло одеялом дыма.
В глазах отчаянно защипало. Забастовщики, ничего не видя вокруг, попятились от грузовика, в панике натыкались друг на друга.
Пронзительный крик:
– Газовые гранаты!
Гранаты со слезоточивыми газом падали в толпу, уже со всех сторон валил дым.
Элса подняла мегафон.
– Бегите в поле, а не с поля! – проорала она и зашлась в надсадном кашле.
Она отчаянно терла глаза, но лучше не становилось.
– Не сдавайтесь! – прохрипела она в мегафон.
Но рабочие уже бросились врассыпную, натыкаясь друг на друга. Из-за едкого дыма почти ничего не было видно.
Выстрел прозвучал громко даже в этой суматохе.
Элса пошатнулась и схватилась за бок.
Что-то мокрое, горячее.
Кровь.
Элса услышала крик дочери: «Мама!» – и хотела ответить: «Все в порядке», но ее пронзила боль.
Боль.
Элса выронила мегафон. Через едкую дымку она видела, как Лореда, вопя, прорывается сквозь толпу, как вцепившийся в сестру Энт старается не отстать.
Элсе так хотелось, чтобы они добрались до нее, только бы не потерять сознание, только бы сказать им, как она их любит, но боль уже завладела ею, стиснула так, что невозможно было дышать. «Детки мои», – подумала она, протягивая к ним руки.
Мир будто изменился, замедлился. Выстрел, мама, пошатнувшись, оседает, ее платье окрашивается красным. Джек раскидывает в сторону типов в масках.
Лореда закричала, схватила Энта за руку и начала проталкиваться через толпу, охваченную паникой. Она увидела, как Джек ударил одного из головорезов его же битой, другого свалил ударом кулака.
– Убили! – раздался крик.
Головорезы в масках попятились от грузовика.
Джек запрыгнул в кузов, подхватил Элсу.
– Она жива? – закричала Лореда.
Мама открыла красные, слезящиеся глаза и посмотрела на Джека.
– У нас не получилось, – прошептала она.
Джек вынес маму из грузовика и встал перед забастовщиками, держа Элсу на руках. Ее кровь капала на землю, просачиваясь между его пальцами. Едкий дым стелился вокруг.
– Забастовка… веди их… – И Лореда поняла свою маму.
– Арестовать их! – заорал Уэлти, но полицейские отступили от человека, держащего на руках окровавленную женщину.
Головорезы в масках медленно пятились к своему грузовику. Некоторые побросали оружие. Машины со штрейкбрехерами больше не сигналили.
Внезапно прямо у своих ног Лореда увидела винтовку. Она подняла ее, приблизилась к Уэлти, который пытался помешать забастовщикам пройти к воротам, и прицелилась ему в грудь.
Уэлти вскинул руки.
– Ты не посмеешь…
– Ты так думаешь? Если ты не уберешься, я тебя убью. Не сомневайся.
– Это все без толку. Я вашу чертову забастовку прекращу.
Лореда взвела курок.
– Но не сегодня.
Уэлти медленно отступил.
Вперед, растолкав толпу, выдвинулся Айк. Прошел мимо Джека в поле. Следом и Джеб с детьми… и Бобби Рэнд с отцом.
Рабочие молча, но как-то торжественно прошли в ворота и заняли ряды, чтобы сегодня уж точно никто не мог собирать хлопок.
Элса, по-прежнему на руках у Джека, приподняла голову, посмотрела на забастовщиков. Улыбнулась и прошептала: «Хватит».
И, несмотря на страх, несмотря на потрясение, Лореда никогда еще никем так не восхищалась.
Джек ударом ноги открыл дверь в больницу.
– Моей жене нужна помощь.
Женщина за стойкой регистратуры в ужасе привстала на своем удобном стуле.
– Вы не имеете права…
– Мать вашу, я резидент Калифорнии! – прорычал Джек. – Зовите доктора.
– Но…
– Немедленно! – сказал Джек таким голосом, что даже Лореда испугалась.
Регистраторша быстро убежала по коридору.
Кровь капала на чистый пол. Они ждали. Глядя на красные капли, Энт расплакался. Лореда прижала его к себе.
К ним торопливо направлялся мужчина в белом, рядом семенила медсестра в накрахмаленной форме.
– Пулевое ранение в живот, – сказал Джек.
Голос у него сорвался, и Лореда поняла, что он в ужасе. От этого ей сделалось еще страшнее.
Доктор позвал санитаров, и через минуту маму увезли на каталке.
Джек притянул Энта к себе, обнял. Лореда шагнула к ним. Джек и ее обхватил рукой.
Лореда могла думать только о том, как ужасно она обращалась с мамой. Годами. Столько нужно ей сказать, столько исправить. Сказать, как сильно она ее любит, как восхищается ею, как хочет стать такой же, как она. Почему она не сказала всего этого раньше?
Лореда вытерла слезы, но они не утихали. Даже ради Энта у нее не получается быть сильной. Впервые за несколько лет она стала молиться.
Прошу тебя, Господи, спаси ее.
Я не могу жить без мамы.
Белый свет.
Слишком яркий.
Режет.
Боль.
Она лежала на кровати.
Элса медленно повернула голову. Каждый вдох причинял боль.
Джек сидел на стуле рядом с ней, на коленях у него пристроился Энт. Глаза у сына были красные, веснушчатое лицо мокрое от слез.
– Элса, – тихо позвал Джек.
– Она проснулась! – всхлипнул Энт.
Лореда бросилась к кровати, едва не оттолкнула Джека с братом.
– Мамочка.
Мамочка.
Одно это слово вернуло все: как Элса укачивала ее перед сном, как читала сказки, как учила готовить феттуччине, как шептала на ухо: «Будь смелой».
– Где…
Джек погладил ее по щеке.
– Ты в больнице.
– Что, я?..
Ответ она прочла в глазах любимого. Они все уже горевали.
– Они ничего не смогли сделать, – сказал Джек. – Сильное внутреннее кровотечение, и твое сердце… говорят, с ним что-то не так. Не справляется, что-то в этом роде. Тебе дали обезболивающее… больше ничего сделать не могут.
– Но они ошибаются! – яростно сказала Лореда. – Все всегда ошибались на твой счет, мама. Правда же? Как я. – Лореда заплакала. – Ты поправишься. Ты сильная.
Элса знала, что умирает. Она чувствовала, как отказывает ее тело.
Но только не сердце. Ее сердце не могло вместить всю ту любовь, что она чувствовала, глядя на этих троих, показавших ей весь мир. Она-то думала, что у нее есть целая жизнь, чтобы показать им свою любовь.
Время.
Ее время прошло так быстро. Она ведь только открыла саму себя.
Собиралась научить детей всему тому, что знает сама, но время кончилось. И все же она дала им самое главное: она любит их, и они знают это. Все прочее – чепуха.
Любовь остается.
– Энт, – прошептала она, протягивая руку.
Энт проворной обезьянкой перебрался с коленей Джека под бок к матери. Элсу пронзила острая боль, когда он прижался к ней. Она поцеловала сына в мокрую щеку.
– Не умирай, мам.
Слова больнее выстрела.
– Я буду… хранить тебя… всю твою жизнь. Как Тень. Ночью… пока ты спишь.
– А как я это пойму?
– Ты будешь… вспоминать меня.
Энт снова заплакал.
– Я не хочу, чтобы ты умирала.
– Я знаю, маленький мой.
Она вытерла ему слезы, чувствуя, что не выдержит и сама вот-вот расплачется.
Джек, поняв, что ей больно, осторожно привлек Энта к себе. У Элсы сжалось сердце, когда она увидела, как он обнимает ее сына. Вспышка… отблеск того будущего, которое она теряла. Вот какой семьей они могли стать.
Она посмотрела на Джека:
– Господи, как хорошо мы могли бы жить.
Он наклонился к ней, не отпуская Энта, и поцеловал в губы – долгим-долгим поцелуем, она ощутила солоноватость его слез.
Элса с трудом подняла руку, прижала ладонь к его щеке, чтобы он в последний раз ощутил ее прикосновение.
– Отвези их домой ради меня, – прошептала она ему в губы.
Он отстранился, кивнул.
– Элса… Господи, я люблю тебя…
Лореда протиснулась к кровати, и Джек отошел в сторону, успокаивая Энта, поглаживая его по спине.
– Привет, мама, – сказала Лореда тонким голосом.
Элса посмотрела на свою красавицу-дочь.
– Я хотела увидеть, как ты завоюешь весь мир, милая моя.
– Без тебя у меня не получится.
– Получится… обязательно.
– Это несправедливо. Никто никогда не будет любить меня так, как ты.
Элса с трудом дышала. Ей казалось, будто она тонет. Каждое движение причиняло страдание. Она с усилием развязала шнурок на шее и трясущимися руками вложила бархатный мешочек в ладонь дочери.
– Верь… в нас.
Элса перевела дыхание. С каждой секундой боль усиливалась.
Лореда зажала мешочек в руке, по щекам ее текли слезы.
– Что мне без тебя делать?
Элса попыталась улыбнуться, но не сумела. Слишком она устала. Слишком ослабла.
– Просто живи, Лореда, – прошептала она. – И знай… каждую секунду знай… как сильно я тебя любила.
Найди свой голос и говори… не упускай счастливый случай… не сдавайся.
Элса больше не могла держать глаза открытыми. Столько еще нужно сказать, передать детям любовь, одарить их советами, но время утекало…
Будь смелой.
Может быть, она произнесла это, а может, только подумала.
