В мае долина окончательно просохла под лучами уже жаркого солнца, зацвела, зазеленела. Уэлти сдержал свое слово: обитатели лагеря «Ферм Уэлти» первыми получили вожделенную работу. Элса целыми днями трудилась под палящим солнцем. Почти все обитатели лагеря у канавы, в том числе Джеб с мальчиками, подались за работой на север. Джин с девочками остались в застрявшем грузовике, другого имущества у них не было.

Еще до рассвета у ворот лагеря Уэлти затормозил большой грузовик. Люди принялись запрыгивать в него, не дожидаясь, пока автомобиль остановится. Мужчины и женщины сидели, тесно прижавшись друг к другу, пониже надвинув шляпы, руки у всех были в перчатках, купленных в магазине компании по завышенным ценам.

Лореда смотрела на мать, которую толпа притиснула к деревянной решетке за кабиной. В очереди, ожидавшей грузовик, мать стояла второй.

– Проследи, чтобы Энт сделал домашнее задание! – крикнула Элса.

– А ты мне точно не разрешишь…

– Точно, Лореда. Когда хлопок созреет, будешь собирать, но это все. А теперь иди в школу и чему-нибудь научись, чтобы не кончить, как я. Мне сорок лет, и почти каждый день я чувствую себя на сто. Учиться все равно осталось только неделю.

Водитель поднял борт кузова, и грузовик покатил по дороге к хлопковым полям. Жара еще не опустилась, но в воздухе висело обещание зноя.

Лореда вернулась к себе. В маленьком домике теперь всегда было тепло. Лореда понимала, что вскоре приятное тепло сменится невыносимой духотой, но все равно радовалась ему после промозглой зимы. Она открыла вентиляционную решетку и поставила вариться овсянку на завтрак.

Когда утренний свет проник в домик через открытую дверь, Энт выбрался из кровати и побрел к выходу.

– Я в туалет.

Вернулся он через четверть часа, почесывая промежность.

– Мама получила работу?

– Да.

Он уселся на деревянный ящик у стола с треснувшей столешницей, который им однажды посчастливилось найти возле дороги. После завтрака Лореда проводила Энта в школу.

– Встретимся дома после уроков. И не опаздывай. Сегодня стирка.

– Жарко будет. – Энт скорчил гримасу и исчез в школьном шатре.

Лореда направилась к своему. У входа она услышала, как миссис Шарп объявила:

– Сегодня девочки научатся наносить макияж, а у мальчиков будет лабораторная работа.

Лореда застонала. Наносить макияж.

– Мы все знаем: чтобы найти мужа, нужно быть красивой, – сказала миссис Шарп.

– Нет! – громко сказала Лореда. – Нет.

Мазаться помадой и пудрой – это уже слишком. На прошлой неделе девочки несколько часов просеивали муку и месили тесто, а мальчики «летали» в фанерной модели самолета с нарисованной внутри «кабины» приборной панелью.

Лореда старалась не прогуливать школу, понимала, как мама ценит образование, но порой она с трудом выносила эти тупые занятия. Да и вообще миссис Шарп все равно вечно смотрит на нее косо. Учительнице не нравится, что Лореда постоянно задает вопросы.

Так и не войдя в школьный шатер, Лореда развернулась, вернулась домой, взяла библиотечную книгу и вышла за ворота лагеря.

По дороге она буквально ощущала, как распрямляется у нее спина, как поднимается подбородок. Она шагала в направлении городка, энергично размахивая руками. Ну разве не лучше пойти в библиотеку вместо школы? На этой неделе она прочитала «Манифест Коммунистической партии» и теперь надеялась отыскать не менее занимательное чтение. Миссис Квисдорф упоминала какого-то Гоббса.

На Главной улице царило непривычное оживление. Мужчины в костюмах и женщины в нарядных платьях стекались к кинотеатру, афиша на стене которого сообщала о городском собрании.

Лореда вошла в библиотеку и направилась к стойке выдачи книг.

Она протянула «Манифест» миссис Квисдорф.

– И что же мы узнали из этой книги? – спросила миссис Квисдорф, понизив голос, хотя других посетителей, кажется, не было. Библиотека почти всегда пустовала.

– Все дело в классовой борьбе, правда? Крепостные против землевладельцев на протяжении всей истории. Маркс и Энгельс правы. Если бы существовал только один класс и все работали на общее благо, мир был бы намного лучше. Тогда бы деньги забирала себе не горстка капиталистов, а они распределялись между теми, кто работает. А сейчас богатые богатеют, бедные же беднеют.

От каждого по способностям, каждому по потребностям. Миссис Квисдорф кивнула:

– Это общая идея. Но кто знает, возможно ли такое.

– А что это в кинотеатре происходит? Я думала, он закрыт.

Миссис Квисдорф посмотрела в окно.

– Городское собрание. Вот она, политика, прямо у нас под носом.

– А меня пустят?

– Собрание общедоступное, однако… Знаешь, иногда лучше изучать политику с безопасного расстояния. В исторической перспективе. В реальности она может оказаться довольно-таки безобразной.

– Но как они меня остановят? Я теперь резидент штата.

– Да, но… Только будь осторожна.

– Не сомневайтесь, я буду осторожна, миссис К., – ответила Лореда.

На улице вовсю светило жаркое, почти летнее солнце. Лореда вывернула из переулка на Главную улицу, миновала благотворительную столовую с неизменной очередью и, смешавшись с принаряженной толпой, вошла в кинотеатр.

По бокам сцены занавес из красного бархата. Затейливая резьба на деревянных панелях тускло отсвечивала позолотой. За несколько минут зал заполнился почти до отказа.

Лореда устроилась на ступеньке в проходе рядом с мужчиной в черном костюме и шляпе. От сладковатого дыма сигары у него во рту ее замутило.

На сцену вышел человек, занял место за трибуной.

Гомон стих.

– Спасибо вам, что собрались здесь. Мы все знаем, почему мы тут. В 1933 году учредили Федеральную администрацию по оказанию помощи в чрезвычайных ситуациях, чтобы поддерживать людей, прибывающих в наш штат. Тогда мы не знали, что сюда хлынут огромные толпы мигрантов. Как не знали мы, что многие из них окажутся иждивенцами. Что пожелают жить на пособие. Сейчас президент Рузвельт предпочитает поддерживать предпринимателей, а потому федеральных пособий мигрантам больше не выплачивают, но наш штат продолжает платить тем, кто прожил тут больше года. И, честно говоря, у штата просто нет для этого ресурсов.

Встал мужчина и обратился к залу:

– Говорят, они не хотят работать на сборе урожая. Да и зачем им? Они же отлично живут на пособие. Которое платят из моих налогов!

– Что, если не хватит рабочих рук, чтобы собрать весь наш хлопок?

– А как насчет чертова палаточного лагеря, который федералы строят в Арвине? Это же будет рассадник агитаторов. Им там вроде бы и чертову медицинскую помощь собираются оказывать.

Поднялся еще один человек. Лореда узнала мистера Уэлти. Он обожал расхаживать по лагерю, выставив пузо и свысока поглядывая на арендаторов.

– Эти проклятые пособия избаловали бездельников оки, – сказал Уэлти. – По-моему, в сезон сбора урожая нужно прекратить выплату всех пособий. Что, если они захотят организовать профсоюз? Забастовку мы себе позволить не можем.

Забастовка.

Ведущий поднял руку, успокаивая зашумевший зал.

– Вот почему мы сегодня собрались здесь. Администрация штата Калифорния разделяет ваши опасения. Урожай – а значит, и ваши доходы – не пострадает, мы этого не позволим. Штат знает, как важен урожай для нашей экономики. Однако мы также знаем, как важно справиться с болезнями в лагерях ради безопасности наших детей. Нам нужно построить школу только для мигрантов и больницу только для мигрантов. Пусть держатся отдельно.

– Проклятые коммуняки на прошлой неделе мутили народ в моем хозяйстве. Забастовщиков необходимо извести на корню.

Какой-то человек шел по проходу с такой непринужденной уверенностью, словно кинотеатр принадлежал ему. И его совершенно не смущал запыленный, видавший виды костюм. Лореда выпрямилась.

– Эти люди – американцы! – сказал Джек. – Вы совсем стыд потеряли? По-вашему, пусть гнут на вас спину, когда хлопок созреет, а как только соберут все до последней коробочки, вы их попросту вышвырнете, будто они мусор. И вы всегда так поступали с теми, кто собирает для вас урожай. Деньги, деньги, деньги. Вот единственное, что вас волнует.

В зале поднялся крик. Люди вскакивали, орали, потрясали кулаками.

– Мужчина не может прокормить семью, получая один цент с каждого собранного фунта хлопка. Вы это прекрасно знаете, и вы их боитесь. И правильно делаете. Если собаку долго пинать, она начнет кусаться.

По проходу уже спешили двое полицейских. Ухватив Джека за локти, они потащили его от сцены к выходу.

Лореда выбежала вслед за ними и сощурилась от слепящего солнца. На тротуаре она заметила стопку листовок, ветерок уже подхватывал листки и нес их по улице.

Джек лежал на земле, раскинув руки и ноги. Шляпа валялась рядом.

– Джек! – закричала Лореда. Она кинулась к нему, упала на колени.

– Лореда.

Джек с кряхтеньем приподнялся, нахлобучил шляпу и улыбнулся Лореде.

– Моя маленькая ученица-коммунистка. Как поживаешь, черт возьми?

Как он может улыбаться, когда у него весь висок в крови?!

Завыла полицейская сирена.

– Пойдем. – Джек встал, взял девочку за руку. – На этой неделе я провел в тюрьме достаточно времени.

Он сгреб листовки, сунул в карман и повел Лореду через улицу – в закусочную.

Джек сел за стойку, Лореда забралась на табурет рядом с ним. Промокнула кровь на виске Джека салфеткой.

– Ну что, я теперь выгляжу как разбойник?

– Не смешно, – сказала Лореда.

– Да. Не смешно.

– Из-за чего все это?

Джек заказал у бармена для Лореды шоколадный молочный коктейль.

– Цены на хлопок падают. Это плохо для промышленности и плохо для рабочих. Хозяева волнуются.

Лореда так быстро всосала сладкий коктейль, что у нее зашумело в голове.

– И поэтому созвали собрание, поэтому накинулись на вас?

– Накинулись они на меня, потому что не желают ставить вас вровень с собой. Боятся, что вы объединитесь в профсоюзы, потребуете справедливой оплаты. Так называемая блокада против бродяг закончилась, границы штата снова открыты, и мигранты стекаются со всех сторон.

– Они не хотят платить нам столько, сколько просто нужно для жизни.

– Вот именно.

– А как их заставить платить?

– Только бороться.

Джек помолчал, глядя на Лореду, а затем с деланым равнодушием спросил:

– Детка, а как там твоя мама?

После десяти часов работы под палящим солнцем Элса слезла с грузовика. Она так и не сняла рабочие перчатки, в руках она держала чек. Много по нему не получишь, но хоть что-то. Магазин компании брал с жителей лагеря десять процентов за выплату наличных, но больше обналичить чек было негде, и если рабочие хотели получить наличные, вместо того чтобы перевести деньги на кредитный счет, приходилось платить проценты. И как бы мало им ни платили, они получали еще на десять процентов меньше. Элса совсем вымоталась, руки и плечи ломило. Она вошла в магазин, где мелодичное звяканье колокольчика теперь лишь действовало на нервы. Оно напоминало о растущем долге и мучительной правде: выхода нет.

За прилавком стоял незнакомый продавец.

– Дом десять, – сказала Элса.

Новый продавец открыл журнал, посмотрел на квиток и записал сумму, которую она заработала. Подойдя к стеллажу, Элса взяла две банки концентрированного молока. Ей очень не хотелось платить за него по завышенной цене, но Энту и Лореде нужно молоко, чтобы кости были крепкими.

– Запишите на мой счет, – сказала Элса и, не оглядываясь, вышла.

Она заняла очередь в женский туалет. Обычно Элса заводила разговор с соседками, но после десяти часов неустанного труда у нее не было на это сил.

Наконец она вошла в темный вонючий туалет.

Потом Элса вымыла руки у уличной колонки и направилась к себе. Какое-то время за ней шел бригадир, но затем отстал, остановившись послушать беседу двух мужчин. Все чаще хозяева направляли шпионов выяснить, какие ведутся разговоры после работы в поле.

У двери Элса остановилась, помедлила, собираясь с духом, и, открыв дверь, с усилием улыбнулась:

– Привет, путеше…

Она не договорила.

На ее кровати сидел Джек и, подавшись вперед, что-то рассказывал Энту, который устроился по-турецки на бетонном полу и выглядел совершенно зачарованным.

– Ма! – воскликнул сын, вскакивая. – Джек рассказывает нам про Голливуд. Он знаком с кучей звезд. Правда, Джек?

Элса увидела горку листовок на стуле рядом с кроватью. Рабочие, объединяйтесь ради перемен!

Джек встал:

– Сегодня я встретил Лореду в городе. Она пригласила меня к вам.

Элса посмотрела на Лореду, которой хватило совести покраснеть.

– Ты была в городе. В учебный день. Как интересно. И она пригласила вас – коммуниста – к нам домой, с вашими листовками. Весьма разумно с ее стороны.

– Я прогуляла школу, пошла в библиотеку, – принялась объяснять Лореда, пока Элса убирала молоко. – Мисс Шарп устроила урок макияжа, мама. Я что хочу сказать… у нас нет денег на книги, мы живем впроголодь, так к чему мне умение мазать глаза тушью?

– Лореда говорит, что в последнее время вы пропадаете целыми днями в поле, – сказал Джек. – В полдень была адская жара.

– И до сих пор жара. А мне повезло, что у меня есть работа, – отрезала Элса.

Джек шагнул к ней почти вплотную, и она прошептала:

– Ваше присутствие для нас опасно.

– Я обещал детям приключение. Энт сказал, что вы организовали Клуб путешественников. Можно мне в него вступить?

– Пожалуйста, мама! – хором воскликнули дети.

– Когда им нужно, у них слух острый, как у шакалов, – вздохнула Элса.

– Пожа-а-алуйста.

– Ладно, ладно. Но сейчас всем надо поесть.

– Нет, – сказал Джек, – сегодня о вас позабочусь я. Встретимся на дороге. Там стоит мой грузовик. Лучше, чтобы вас не видели в моей компании.

– Я уверена, что лучше вообще не находиться в вашей компании, – возразила Элса.

Лореда закрыла за Джеком дверь, медленно повернулась и скорчила гримаску.

– Что касается школы…

Элса слишком устала, чтобы сейчас переживать из-за того, что ее дочь прогуляла школу. Она умылась, причесалась.

– Поговорим об этом завтра.

Она велела Энту отвернуться, сняла рабочую одежду и надела милое хлопковое платье из Армии спасения.

Все трое вышли на дорогу, где Джек припарковал грузовик.

Элса тревожилась, не следят ли за ними, но никого из обитателей лагеря поблизости не было.

Они забрались в кабину старого грузовика. Сына Элса пристроила у себя на коленях.

– Поехали! – закричал Энт, когда Джек вырулил с обочины.

Вскоре они свернули с шоссе на узкую дорогу, ведущую к заброшенному отелю.

– Подождите здесь.

Джек выпрыгнул из грузовика и скрылся в мексиканской забегаловке, довольно оживленной. Столиков внутри не было, посетители расправлялись с едой стоя. Вскоре Джек вернулся, он нес корзину, которую поставил в кузов. После чего занял свое место водителя.

Довольно далеко от города они свернули еще раз – на дорогу, о существовании которой Элса не знала. Узкая лента петляла, карабкаясь на холмы.

Внезапно глазам открылся большой луг, по краю которого стояло с десяток разномастных автомобилей. Элса увидела также рощицу молодых деревьев, где прогуливались люди, по лугу носились дети с собаками. Невдалеке поблескивали три маленьких озерца. По одному скользили лодки, в другом купались. Неожиданно раздалась музыка – в рощице биг-бэнд заиграл мелодию Джимми Роджерса. У берега стояли палатки. В воздухе плыли запахи карамели и попкорна.

Они словно вернулись в прошлое. Элса вспомнила Дни пионеров, как накануне они с Роуз весь день готовили, как Тони играл на скрипке и все танцевали.

– Так похоже на дом, – сказала Лореда.

Элса взяла дочь за руку, сжала и отпустила.

Дети побежали к озеру.

– Какая красота, – вздохнула Элса.

Джек достал корзину из грузовика.

– Управление общественными работами обустроило эту зону отдыха на деньги, выделенные Рузвельтом. У людей появилась работа за хорошую зарплату. Сегодня открытие.

– А я думала, что вы, коммунисты, все в Америке ненавидите.

– Вовсе нет, – серьезно ответил Джек. – Мы поддерживаем Новый курс. Мы верим в справедливость, и справедливую оплату труда, и равные возможности для всех, не только для богатых. Коммунизм – действительно новый американизм. Это не мои слова – по-моему, первым это сказал кинорежиссер Джон Форд на одном из собраний Голливудской антинацистской лиги.

– Вы очень серьезно относитесь к своему делу, – заметила Элса.

– Дело и правда серьезное. Но только не сегодня.

Он взял ее под руку и повел в рощицу.

Элсе казалось, что все таращатся на нее, осуждают ее поношенную одежду, ее ноги без чулок, туфли не по размеру.

Мимо прошла высокая женщина в голубом креповом платье, крепко сжимая руками в перчатках сумочку. Она слегка наморщила нос и отвернулась.

Элса вся сжалась.

– У этой старой кошелки нет никакого права судить вас. Просто испепелите ее взглядом, – сказал Джек и повел ее дальше.

Дедушка сказал бы то же самое. Элса невольно улыбнулась.

Они вышли на берег, расположились на заросшем мягкой травой участке. Энт и Лореда плескались по колено в воде. Элса и Джек разулись, шляпу Джек положил рядом на траву.

– Вы похожи на мою маму, – сказал он.

– Маму? Я что, выгляжу старой?

– Это комплимент, Элса. Поверьте. Она была очень энергичной женщиной.

Элса улыбнулась.

– Я совсем не энергичная, но сейчас меня порадует любой комплимент.

– Я часто спрашивал себя, как мама выжила в этой стране. Женщина без мужа, почти не знающая английского, да еще с ребенком. Другие женщины и хозяин обращались с ней отвратительно, и меня это просто бесило. Не знаю, почему я вам это рассказываю.

– Вы наверняка думаете, что она была одинока, переживаете, что у нее, кроме вас, не на кого было опереться. Поверьте, я знаю, что такое одиночество, и уверена, именно вы ее от одиночества и спасли.

Джек надолго замолчал, изучающе глядя на Элсу.

– Я так давно о ней не говорил.

Элса ждала.

– Я помню смех матери. Много лет я спрашивал себя, где она находила повод и силы для смеха… Но вот теперь встретил вас, вижу, как вы любите ваших детей, и, кажется, лучше понимаю ее.

Элса чувствовала, что Джек неотрывно смотрит на нее, будто чего-то ищет, будто хочет узнать ее суть.

– Иди к нам, мама! – Энт замахал ей рукой.

Элса, обрадовавшись вмешательству сына, оглянулась и махнула в ответ.

– Вы же знаете, что я не умею плавать.

Джек встал и помог Элсе подняться. Они стояли так близко, что она чувствовала его дыхание на своем лице.

– Нет, правда. Я не умею плавать.

– Доверьтесь мне.

Он потянул ее к воде. Она бы стала сопротивляться, но на них и так все смотрели.

У самой кромки воды Джек подхватил ее на руки и шагнул в озеро.

Холодная вода лизнула спину, и Элса вдруг погрузилась в озеро, и его руки продолжали держать ее, а сверху раскинулось синее-синее небо.

Она чувствовала себя невесомой, весь мир свелся к жаркому солнцу, прохладной воде и его рукам. На один чудесный миг все вокруг куда-то исчезло и она оказалась где-то в другом месте, то ли в прошлом, то ли в далеком будущем, и больше не было ни голода, ни усталости, ни страха, ни гнева. Она просто жила. Элса закрыла глаза и впервые за долгие годы ощутила умиротворение. Она в безопасности.

Когда она открыла глаза, Джек смотрел на нее, склонившись так близко, что Элса подумала, что он сейчас ее поцелует, но он прошептал:

– Знаете, какая вы красивая?

Он явно шутил, и она бы рассмеялась, но не могла выдавить ни звука под его пристальным взглядом. Молчание сделалось неловким. Но Элса понятия не имела, что ей следует сказать.

Он вынес ее на берег, бережно опустил на траву и ушел. Элсу сотрясала внутренняя дрожь – и от собственной неловкости, и от его слов, и от чувств, которые внезапно на нее нахлынули.

Джек вернулся с яркой мексиканской шалью, набросил ее на плечи Элсе.

Затем открыл корзину и позвал детей, которые с готовностью примчались, мокрые – хоть отжимай.

Энт плюхнулся на траву рядом с Элсой. Она втащила сына под шаль.

Джек достал из корзины бутылки с кока-колой и тамале с фасолью, сыром и свининой в пряном соусе.

Это был лучший день за долгие годы, лучший с тех пор, как начались пыльные бури, и засуха, и Великая депрессия.

– Вызывает воспоминания, правда? – сказала Лореда позже, когда рощица и луг опустели, небо потемнело и замерцали первые звезды.

– О чем?

– О доме. Я словно слышу шум нашей ветряной мельницы.

Но это только вода ритмично билась о берег.

– Я скучаю по дому, – сказал Энт.

– Бабушка с дедушкой тоже по нам скучают, – отозвалась Элса. – Завтра мы им напишем, расскажем об этом чудесном дне. – Она посмотрела на Джека и добавила: – Спасибо.

Этот разговор казался до странности интимным, а может, все дело в том, как он смотрел на нее, в том, как она себя почувствовала под этим его взглядом. «Вы меня пугаете», – хотелось сказать Элсе, но это же смешно, да и какая разница? Это всего лишь один день, выходной.

– А теперь…

Ей не пришлось заканчивать предложение. Джек встал. Энт и Лореда тоже. Джек подсадил детей в кузов и открыл дверь кабины для Элсы.

Возвращаемся в лагерь. К реальной жизни.

Дорога домой длинная, пустая, петляющая. Элса мысленно снова и снова заводила разговор с Джеком, подбирала слова, но так и просидела всю дорогу молча, слишком растерянная для того, чтобы говорить. Нынешний день выдался какой-то… особенный, но что она об этом знает? Она боялась унизить себя, нафантазировав то, чего на самом деле нет.

У поворота в лагерь Уэлти Джек съехал на обочину. В желтом свете фар Элса смотрела, как он обходит машину, чтобы открыть ей дверцу.

Она спрыгнула из кабины, опершись о его руку.

– Я скоро поеду в Салинас. Буду убеждать рабочих организоваться в профсоюз. Может, доберусь до консервных заводов. Некоторое время меня здесь не будет. Так что…

– Почему вы мне это рассказываете?

– Я не хочу, чтобы вы подумали, будто я просто… сбежал. Я бы с вами так не поступил.

– Странно говорить такое женщине, которую вы едва знаете.

– Если вы заметили, я пытаюсь изменить это, Элса. Я хочу получше узнать вас. Если вы только дадите мне шанс.

– Вы меня пугаете.

– Я знаю, – ответил он, все еще держа ее за руку. – Землевладельцы боятся, жители города боятся, штат теряет огромные деньги, и люди в отчаянии. Ситуация нестабильная. Что-то назревает. В последний раз, когда разразился конфликт, погибли три организатора профсоюзов. Я не хочу навлечь и на вас угрозу.

Элса совсем не то имела в виду. Она боялась этого мужчину, боялась чувства, что пробудилось в ней, когда он смотрел на нее.

– А вы разве не организатор профсоюзов?

– Он самый.

И только тут она осознала, какой опасности он себя подвергает.

– Значит, не только мне нужно быть осторожной, правда?