– Меня зовут Джек Вален, – сказал мужчина.

– Лореда Мартинелли.

Он тронулся с места, и они покатили на север. Подвеска у грузовика износилась. Протертое до дыр кожаное сиденье подпрыгивало на каждой колдобине.

Лореда смотрела в окно. В мутном свете фар мимо ползли рекламные щиты, лагеря мигрантов, мелькали бредущие бродяги с заплечными мешками.

Они проехали школу, и больницу, и лагерь у канавы, окутанный непроглядной темнотой.

А потом, миновав город Уэлти, оказались в незнакомых для Лореды местах. Здесь не было ничего, кроме дороги.

– Эй, а у вас-то что за дело в такую поздноту? – спросила Лореда.

Ей вдруг пришло в голову, что она, возможно, сглупила, сев в машину.

Мужчина зажег сигарету, выдохнул голубовато-серый дымок в открытое окно.

– Да такое же, как у тебя, наверное.

– Это вы о чем?

Он повернулся. Лореда разглядела его загорелое, обветренное лицо: острый нос, цепкие черные глаза.

– Ты бежишь от чего-то. Или от кого-то.

– И вы тоже?

– Детка, если человек в наши дни никуда не бежит, значит, не замечает, что творится вокруг. Но нет, я не бегу.

Он улыбнулся, и его лицо показалось Лореде почти красивым.

– Но и застрять здесь я не хочу, – добавил он.

– Мой папа так поступил.

– Как?

– Сбежал посреди ночи. И не вернулся.

– Ну… это ужасно. А мама что?

– А при чем тут мама?

Он свернул на грунтовую дорогу.

Темнота.

Ни огонька, одна лишь тьма. Ни домов, ни фонарей, ни других машин.

– К-куда мы едем?

– Я же сказал, что нужно кой-куда заехать, а потом отвезу тебя на станцию.

– Сюда? Здесь же ничего нет.

Он остановил грузовик и сказал:

– Дай слово, детка, что ты никому не расскажешь об этом месте. И обо мне. И обо всем, что ты здесь увидишь.

Они находились на огромном лугу. Заброшенное ранчо, покосившийся амбар, полуразвалившиеся строения призрачно проступали в лунном свете. Около дюжины легковых автомобилей и грузовиков с выключенными фарами стояли в высокой траве. Тонкие желтые полоски света между досками указывали, что внутри амбара что-то происходит.

– Таких, как я, все равно никто не слушает, – сказала Лореда. Она не смогла заставить себя выговорить ненавистное слово оки.

– Если ты мне не дашь слова, я прямо сейчас повернусь и высажу тебя на большой дороге.

Лореда посмотрела на мужчину. Он был явно раздражен. У него дергался глаз, хотя тон казался спокойным. Ждет, какое решение она примет, но долго ждать он не будет.

Нужно сказать, чтобы разворачивался и ехал к дороге. Что бы ни происходило в этом амбаре в такой час, это явно что-то нехорошее. И взрослые не требуют от детей подобных обещаний.

– Там что-то плохое творится?

– Нет. Хорошее. Но времена сейчас опасные.

Лореда посмотрела в темные глаза мужчины. Он такой… сильный. Может, немного жутковатый, но такой живой, она никогда раньше не видела подобных людей. Этот человек не станет ютиться в грязной палатке, питаться объедками и испытывать благодарность за правительственные подачки. Он не сломлен, как все прочие. Его жизненная сила взывала к ней, напоминала о лучших временах, о мужчине, который когда-то был ее отцом.

– Обещаю.

Он проехал вперед между припаркованными автомобилями. У дверей амбара остановил грузовик и заглушил мотор.

– Посиди тут, – сказал он, открывая дверцу.

– Сколько вы там пробудете?

– Столько, сколько нужно.

Мужчина подошел к амбару и открыл дверь. В ярком прямоугольнике света Лореда вроде бы заметила тени людей. Дверь захлопнулась.

Лореда глядела на темный амбар, на полоски света, просачивающегося в щели. Что там творится?

Рядом с грузовиком с пыхтением остановился еще один автомобиль. Выключились фары.

Из машины вышла пара. Хорошо одетые, все в черном, курят сигареты. Это точно не мигранты и не фермеры.

Лореда внезапно приняла решение. Она вылезла из грузовика и вслед за парой скользнула к амбару.

Дверь отворилась.

Лореда прошмыгнула внутрь и прижалась к стене из неструганых досок.

Она не знала, что ожидала увидеть, – может, думала, что взрослые здесь пьют самогон и танцуют линди-хоп, – но только не это. Мужчины в костюмах, женщины, и многие из женщин в брюках. В брюках. И все говорили одновременно, размахивали руками – судя по всему, спорили. Амбар бурлил, как улей. Сигаретный дым висел густым облаком, у Лореды защипало в глазах.

Отморгавшись, она увидела, что в амбаре расставлено с десяток столов, на каждом – лампа: островки света среди сумрака и дыма. На столах также стояли пишущие машинки и еще какие-то аппараты, высились груды бумаг. За столами сидели женщины – у каждой сигарета в зубах, каждая барабанит по клавишам. В воздухе стоял странный запах – что-то непонятное, мешающееся с запахом дыма. Время от времени раздавался резкий стук – это каретка пишущей машинки отщелкивалась в исходное положение.

Неожиданно вперед вышел Джек, и все вдруг затихли, повернулись к нему. Он взял со стола газету, взобрался на несколько ступенек по лестнице, ведущей на амбарный чердак, взглянул на собравшихся. Поднял газету. Огромный заголовок: «Лос-Анджелес объявляет войну мигрантам».

– Начальник полиции Джеймс Дэвис по прозвищу «Два пистолета» только что закрыл границу Калифорнии для мигрантов при поддержке крупных сельскохозяйственных производителей, железнодорожных компаний, государственных агентств по оказанию помощи бедствующим и прочих толстосумов штата.

Джек бросил газету на покрытый соломой пол и продолжал:

– Вы только подумайте об этом. Отчаявшихся людей, порядочных людей, американцев останавливают на границе и под дулом пистолета заставляют повернуть назад. И куда им деваться? Дома их ждет голод, а то и смерть от пылевой пневмонии. Если они отказываются уезжать, то копы швыряют их в тюрьму за бродяжничество, а судьи приговаривают к каторжным работам.

Лореду эти слова не удивили. Она-то знала, что это такое – приехать в Калифорнию с надеждой на лучшее и стать здесь грязью.

– Сволочи! – закричал кто-то.

– По всему штату Калифорния капиталисты эксплуатируют рабочих. Изголодавшиеся люди согласны на любую оплату, лишь бы не дать умереть от голода своим семьям. Между этим полем и Бейкерсфилдом больше семидесяти тысяч бездомных. В лагерях от недоедания и болезней умирает по два ребенка в день. Так не должно быть. Мы же в Америке. И пусть нам не рассказывают о Великой депрессии. Хватит с нас. Мы должны им помочь. Мы должны убедить мигрантов вступить в Союз рабочих и бороться за свои права.

Толпа одобрительно загудела.

Лореда кивнула. Его слова задели ее за живое, заставили задуматься. Мы можем не соглашаться на такую жизнь.

– Время пришло, товарищи. Правительство этим людям помогать не намерено. Так что это наше дело. Мы должны убедить рабочих подняться. Восстать. Использовать все доступные нам средства, чтобы помешать капиталистам эксплуатировать рабочих. Мы должны все вместе бороться с несправедливостью. Мы будем бороться за рабочих-мигрантов здесь и в Центральной долине, мы поможем им объединиться в профсоюзы и потребовать более справедливой оплаты труда. Время не ждет!

– Да! – закричала Лореда. – Да!

Прежде чем Джек спрыгнул со ступеньки чердачной лестницы, Лореда поймала его взгляд.

Он легко пробрался через толпу к ней. Его глаза буравили Лореду, она чувствовала себя мышью, которую вот-вот схватит ястреб.

– Я же велел тебе оставаться в грузовике.

– Я хочу вступить в группу. Я хочу помогать.

– Вот как?

Он был даже выше мамы, Лореде пришлось задирать голову. Она прерывисто вздохнула.

– Иди домой, детка. Ты до этого еще не доросла.

– Я рабочая-мигрантка.

Джек зажег сигарету и изучающе посмотрел на нее.

– Мы живем в лагере у канавы возле Саттер-роуд. Этой осенью я, вместо того чтобы ходить в школу, собирала хлопок. Иначе мы бы умерли с голоду. Мы живем в палатке. Мы так хотели найти работу в полях, что иногда спали на обочине, чтобы оказаться первыми в очереди. Хозяину, этой жирной свинье Уэлти, плевать, хватает ли нам денег на еду.

– Ага, Уэлти? Мы пытаемся создать профсоюзы в лагерях мигрантов. Но столкнулись с сопротивлением. Оки упрямые и гордые.

– Не называйте нас так, – сказала Лореда. – Мы просто хотим работать. Мои бабушка с дедушкой и мама… они не верят в правительственные подачки. Они хотят сами справиться, но…

– Что «но»?

– Но ничего не получится, правда? Мы приехали сюда за лучшей жизнью, а на самом деле она нас не ждет?

– Без борьбы – да, ничего не получится.

– Я хочу бороться! – выпалила Лореда и вдруг поняла, что этот привычный зуд в ее душе – именно от жажды борьбы. Вот почему она убежала – чтобы бороться, а не искать своего малодушного отца. Вот что за страсть ее уже давно сжигает.

– Сколько тебе на самом деле лет?

– Тринадцать.

– И твой папаша сбежал из семьи, когда потерял работу в… Сент-Луисе.

– В Техасе.

– Детка, да подобные мужики гроша ломаного не стоят. И ты слишком юная, чтобы бродить по дорогам одна. Как ты добралась до Калифорнии?

– Нас мама привезла.

– Без мужа? Сильная женщина.

– Я ее сегодня трусливой назвала.

Он понимающе смотрел на нее.

– Мама будет волноваться?

Лореда кивнула.

– Они с братом, наверное, уже бросилась меня искать. Что, если они уехали?

Ее затопила тоска по дому – не по месту, а по людям. Ее людям. Маме и Энту. Бабушке и дедушке. По людям, которые любят ее.

– Детка, людей, которые тебя любят, не бросают. Ты уже это знаешь. Найди маму и скажи ей, что ты повела себя как последняя дурочка. И пусть она тебя обнимет покрепче.

У Лореды защипало в глазах.

Раздался вой полицейской сирены.

– Черт!

Джек сгреб девочку и потащил через толпу, охваченную паникой. Он подсадил ее на лестницу, запихнул на чердак и сказал:

– В тебе есть искра, детка. Не позволяй этим ублюдкам загасить ее. И не вылезай отсюда до утра, а то окажешься в каталажке.

Он сбросил лестницу на пол.

Двери амбара распахнулись. В проеме показались копы с пистолетами и дубинками. За спиной у них мигали красные огни. Копы хлынули в амбар, принялись скидывать со столов бумаги, печатные машинки и непонятные аппараты.

Лореда видела, как полицейский ударил Джека дубинкой по голове. Джек пошатнулся, но не упал. Слегка покачнувшись, усмехнулся в лицо полицейскому:

– И это все?

Полицейский помрачнел.

– Ты покойник, Вален. Конец один.

Он снова ударил Джека, посильнее. Кровь брызнула на форму.

– Берите их всех, ребята. Нам красные в городе не нужны.

Коммунисты.

Под анемичной луной Элса вошла в городок Уэлти. В этот час улицы пустовали.

Вот оно, отделение полиции, совсем рядом с библиотекой.

Она не верила, что власти помогут ей или хотя бы выслушают ее, но что еще делать, Элса не знала.

На парковке лишь несколько полицейских машин и старенький грузовик. В свете фонаря Элса увидела, что рядом с грузовиком курит бродяга. Она отвела взгляд, но чувствовала, что бродяга наблюдает за ней.

Элса машинально распрямилась и прошла в отделение мимо бродяги. Обстановка внутри была аскетичная: голая стена да ряд стульев вдоль нее. Стол с черным телефоном, за столом человек в форме, куривший самокрутку.

Попытавшись принять уверенный вид, Элса пересекла плиточный пол, остановилась перед полицейским.

Высокий, худой, с зачесанными назад волосами, он наморщил нос над тонкими усиками, оглядел плохо одетую посетительницу.

– Сэр, я хочу заявить о пропаже девочки.

Элса напряглась, ожидая ответа: На таких, как вы, нам плевать.

– Угу?

– Моей дочери. Ей тринадцать. У вас дети есть?

Он так долго молчал, что она чуть не повернула к выходу.

– Да. Ей двенадцать, кстати. Это из-за нее я лысею.

В другой ситуации Элса бы улыбнулась.

– Мы поссорились. Я сказала… В общем, она сбежала.

– Есть предположения куда? В каком направлении?

Элса покачала головой.

– Ее… отец оставил нас некоторое время назад. Она скучает по нему, винит меня, но мы понятия не имеем, где он.

– Сейчас такое случается. На прошлой неделе один мужик убил всю свою семью, а потом покончил с собой. Тяжелые времена.

Элса ждала, что он еще скажет.

Полицейский разглядывал ее.

– Вы ее не найдете, – вяло сказала Элса. – Да?

– Я буду поглядывать. Обычно они возвращаются.

Элса пыталась сдержаться, но от его участия ей стало даже хуже, чем от черствости, которой она ждала.

– У нее черные волосы и голубые глаза. Даже почти фиолетовые, но она говорит, что только я это вижу. Зовут ее Лореда Мартинелли.

– Красивое имя.

Полицейский записал.

Элса кивнула, еще немного постояла.

– Советую вам идти домой, мэм. Ждите. Готов поспорить, она вернется. Вы ее явно любите. Иногда наши дети не видят того, что у них прямо перед глазами.

Элса пошла к выходу, не в силах даже поблагодарить полицейского за доброту.

На улице она оглядела парковку. Где же ты?

У нее вдруг ослабли ноги. Она пошатнулась, чуть не упала.

Кто-то поддержал ее.

– Вам плохо?

Она дернулась и освободилась.

Мужчина отошел в сторону, поднял руки:

– Эй, я вам ничего дурного не сделаю.

– Я… я в порядке.

– Я бы сказал, что еще никогда не видел человека настолько не в порядке.

Это был тот самый бродяга, которого она заметила возле грузовика, перед тем как войти в участок. На щеке темнел уродливый синяк. На воротнике запеклась кровь. Черные волосы слишком длинные, неровно подстрижены, виски седые.

– Все в порядке.

– Вид у вас измученный. Давайте я вас домой отвезу.

– Я что, по-вашему, дура?

– Я не опасный.

– Говорит окровавленный человек у полицейского участка в час ночи.

Он улыбнулся:

– Хорошая взбучка идет на пользу.

– Что вы натворили?

– Натворил? Вы что, думаете, полицейские избивают только тех, кто совершил преступление? Просто таких, как я, сейчас не любят. За радикальные идеи. Позвольте отвезти вас домой. Вам со мной ничто не угрожает. – Он улыбнулся, приложил руку к сердцу: – Клянусь честью рецидивиста.

– Нет, спасибо.

Элсе не нравилось, как он на нее смотрит. Он напомнил ей голодных мужчин, что держатся в тени, караулят, когда удастся стащить что-нибудь. Резкие черты лица, глубоко посаженные черные глаза, острый нос, выступающий подбородок. И ему не мешало бы побриться.

– Что вы смотрите?

– Вы мне кого-то напоминаете, вот и все. Воина.

– Да. Я и есть воин.

Элса пошла прочь. Выйдя из города на дорогу, повернула налево, к лагерю. Ничего другого ей в голову не пришло.

Там Энт.

Ждать и надеяться.