Глава пятнадцатая
Тишина.
Ветер не стучит в окна. Пыль не падает с потолка.
Элса осторожно открыла глаза, они все привыкли к этой осторожности. Опустила с носа и рта покрытую коркой грязи бандану, смахнула пыль с век. Пришла в себя. Потом села, и пыль посыпалась на пол.
Первым делом она проверила, что с Энтом. Разбудила сына, убрав противогаз с костлявого личика.
– Привет, малыш. Буря закончилась.
Энт открыл глаза. Элса видела, какого труда ему это стоило. Белки глаз страшно покраснели.
– Я не могу… дышать.
Его грязные, покрытые голубыми сосудиками веки закрылись.
Ему хуже.
– Энт? Малыш? Ты только не засыпай, хорошо?
Он пытался облизнуть губы, прочистить горло.
– Мне… плохо… мама.
Элса смахнула мокрые волосы со лба сына, чувствуя, какой он горячий.
Лихорадка.
Такого раньше не было.
После болезни, которую Элса перенесла в юности, она очень боялась лихорадки.
Элса сняла тряпицу с кувшина у кровати и налила воду в керамический тазик для умывания. Обмакнула ткань в теплую воду, слегка отжала и положила на лоб сына. Вода стекала по вискам мальчика.
Элса налила в стакан немного воды и помогла Энту проглотить две таблетки аспирина.
– Представь, что это бабушкин лимонад. Кисло-сладкий.
Потом дала ему чайную ложку сахара со скипидаром. Она не знала другого лекарства против пыли, которую мальчик вдыхал даже в противогазе.
Энт сделал несколько маленьких глотков воды, с усилием проглотил сахар, а потом закрыл глаза и еще глубже зарылся в подушку.
Элса только облегченно выдохнула, как вдруг Энт изогнулся, по телу его пробежала судорога, пальцы сжались, красные глаза закатились.
Никогда еще Элса не чувствовала себя такой беспомощной. Она ничего не могла поделать, просто сидела и смотрела, как ее дорогой мальчик бьется в судорожном припадке. Казалось, секунды тянутся вечность.
Когда приступ закончился, Элса крепко обняла сына, но она сама была слишком напугана и не могла его успокоить.
– Помоги, мама, – прохрипел он. – Мне жарко.
Ему нужна помощь. Прямо сейчас.
Денег у них нет, но это неважно. Если придется, она будет просить милостыню.
– Я помогу тебе, малыш.
Элса подняла его вместе с одеялом и пронесла через дом. Как будто издалека она слышала, как что-то кричат ей родные. Она не могла остановиться, ничто не имело значения, кроме Энта.
Только на крыльце она вспомнила, что у них нет лошади.
Некого запрячь в фургон. Перед ней тянулась дорога, пустынная и голая.
Ветер превратил землю в твердую корку, он же сорвал с забора колючую проволоку, точно то были пряди волос. Обрывки проволоки торчали на каждом строении, в проволоке запутались сухие колючки.
Элса увидела тележку, почти до колес занесенную песком.
Получится ли у нее? Сможет ли она отвезти его в тележке, ведь до города две мили?
Конечно. Она пройдет столько, сколько потребуется.
Пошатываясь, Элса положила мальчика в ржавую тележку, его худенькие ноги свесились через край. Она осторожно опустила голову сына на одеяло.
– Маама, – просипел Энт, – мне больно… от света.
– Закрой глазки, малыш, – сказала Элса. – Засыпай. Мы поедем к доктору Райнхарту.
Элса ухватилась за грубые деревянные ручки и двинулась вперед. Она слышала, как сзади кричит Роуз, зовет ее по имени, но не останавливалась. Идти, только идти, помочь ему. Она понимала, что это безумие, что она немного не в себе, но что еще ей оставалось делать?
– Элса, давай мы тебе поможем!
Элса упорно двигалась, шаг за шагом. Тележка будто боролась с ней. Каждая выбоина, каждая борозда отдавалась в позвоночнике. Она выбралась на основную дорогу.
Запустение. Холмы песка. Покосившиеся сараи, повалившиеся заборы.
Она свернула на Главную дорогу и продолжала идти, тяжело дыша.
Палило солнце. Пот заливал глаза, ручьями бежал по спине, от пота чесалась кожа.
Она налетела на что-то, скрытое песком, едва не упала. Рукоятки вырвались у нее из рук, тележка подпрыгнула. Энт выпал, ударился головой о землю.
– Прости, малыш, – сказала Элса. Она сама не расслышала своих слов, так пересохло у нее горло. Она посмотрела на левую ладонь: кожа содрана, кровь. Ручки тележки потемнели от крови.
Она снова уложила Энта в тележку и, собрав все силы, двинулась вперед, однако не успела сделать и двадцати шагов, как кто-то положил ей руку на плечо.
Это был Тони, а рядом – Роуз и Лореда.
– А теперь ты позволишь нам помочь?
– Необязательно тебе все самой делать, – сказала Роуз.
– Да, мама, – сказала Лореда. – Мы тебе кричали-кричали. Ты что, оглохла?
Элса чуть не расплакалась. Она медленно опустила тележку.
Тони схватился за ручки, поднял тележку и зашагал. Лореда шла рядом, придерживая брата.
– Ты почти милю прошла, – сказала Роуз, нежно убирая мокрые волосы с грязного лба Элсы.
– Я просто…
– Мать.
Роуз взяла Элсу за руки, посмотрела на содранную кожу.
Элса внутренне сжалась. Мать бы отругала ее за то, что она, дура такая, не надела перчатки.
Роуз поцеловала окровавленные ладони Элсы.
– Моему глупому сыну это помогало.
– И мне помогает, – сказала Элса.
Впервые в жизни кто-то поцеловал ее раны.
– Пошли. Мой муж не такой молодой, как он думает. Скоро моя очередь.
Тополиное превратилось в город-призрак.
Тони толкал тележку по Главной улице, мимо заколоченных дверей. Когда-то процветающий магазин кормов для животных теперь отвели под госпиталь Красного Креста.
Одинокого тополя больше не было. Видимо, после того как дерево погибло от засухи, его срубили на дрова.
У госпиталя Тони подхватил Энта на руки. Мальчик стонал и кашлял.
В узком здании царил полумрак. Окна заколотили от пыли и ветра. Когда-то накрахмаленные белые халаты медсестер измялись и посерели. Доктор торопливо переходил от койки к койке: ему хватало времени только на то, чтобы оценить состояние пациента и дать указания медсестрам.
Тони внес Энта в палату.
– Моему внуку нужна помощь.
К ним уже спешила медсестра. Она выглядела такой же замученной и осунувшейся, как и все остальные.
– Сильно он болеет?
– Сильно.
Медсестра тяжело вздохнула:
– Сегодня утром освободилась койка.
Все они знали: значит, кто-то умер.
Медсестра печально взглянула на Элсу:
– Последние дни выдались тяжелые. Пойдемте.
Элса вслед за Тони вошла в палату, полную хрипящих, кашляющих пациентов.
Они положили Энта на койку у высокого окна, забитого досками. Щели в подоконнике были заткнуты тряпками. Слева лежал старик, боровшийся за каждый вдох. Его глаза закрывала маска.
Элса встала на колени рядом с сыном.
Он весь горел. Она потрогала его горячий лоб.
– Я здесь, Энт. Мы все здесь.
Лореда села на край койки.
– Мы с тобой в шашки сыграем. Я тебе поддамся.
Энт зашелся в судорожном кашле.
Вскоре Роуз вернулась с доктором. Она вцепилась в его рукав мертвой хваткой. Конечно же, Роуз отловила бедного доктора и притащила к внуку, в ней еще оставался боевой задор. Элса не понимала, как ей это удается.
Доктор наклонился к Энту, померил температуру. Закончив с осмотром, он вздохнул:
– Ваш мальчик серьезно болен, как вы, конечно, и сами знаете. Высокая температура, силикоз в тяжелой форме. Пыльная пневмония. В пыли прерий полно кремния. Он накапливается в легких и разрывает альвеолярные мешочки.
– И что это значит?
– Человек вдыхает пыль, глотает ее. Наполняется ею. По-другому не скажешь. Но вы правильно сделали, что привезли его сюда. Это лучшее место в городе в пыльную бурю. Обещаю, здесь за ним будет хороший уход.
Доктор посмотрел на койки с хрипящими, кашляющими, обессиленными пациентами и добавил:
– Постарайтесь не волноваться.
– Он умирает? – тихо спросила Элса.
– Пока нет. – Доктор легонько сжал ее плечо. – Ступайте домой, я ему помогу.
Элса так и стояла на коленях у кровати. Она уткнулась лицом в горячую шею сына, прошептала:
– Я здесь, малыш. Я тебя люблю.
Роуз осторожно подняла невестку. Элса изо всех сил старалась не закричать, не потерять над собой контроль. У нее хватило мужества посмотреть в грустные глаза свекрови.
– У нас есть масло, – сказала Роуз сдавленным голосом. – Испечем немного печенья, принесем ему завтра вместе с игрушками и одеждой.
– Я его не оставлю.
Вернулся доктор.
– Тут только дети и старики. Со всеми хотят сидеть родственники. Комнаты для посетителей нет. Идите домой. Поспите. Мы займемся лечением. Побудет здесь неделю. Может, две.
– Нам разрешат его навещать? – спросила Лореда.
– Конечно. И здесь есть другие дети, он сможет с ними играть, когда ему станет лучше.
– Что, если… – начала Элса.
Доктор ее оборвал:
– Этот вопрос все задают. Вот что я вам скажу: увозите мальчика из Техаса, если хотите его спасти. Туда, где он сможет дышать.
Роуз обняла Элсу, та не падала только благодаря поддержке свекрови.
– Пойдем, Элса. Приготовим нашему мальчику чего-нибудь вкусного. Завтра принесем ему гостинцы.
Элса стояла на краю мертвого пшеничного поля. Куда хватало глаз тянулись дюны окаменевшей от зноя коричневой грязи. Уже почти четыре часа, но солнце так и палит. Горячее и безжалостное. Ветряная мельница старалась изо всех сил – крутилась, поскрипывая.
Ей хотелось верить, что дожди вернутся, и семена прорастут, и эта земля снова расцветет, но теперь, когда Энт в лихорадке лежал на больничной койке, выкашливая пыль из легких, она больше не могла позволить себе надежды.
Пыль вызывает пневмонию.
Так говорят, но на самом деле виноваты лишения, и нищета, и человеческие ошибки.
Элса услышала чьи-то шелестящие шаги, при ходьбе теперь люди шуршали песком, будто шептали, боясь побеспокоить землю, которая предала, обратилась против них.
Рядом остановился Тони. Роуз подошла с другой стороны.
– Он здесь умирает, – сказала Элса.
Умирает.
Не только Энт умирал. Умирала земля, животные, растения. Все.
Жгучее солнце обратило все в пыль, и ветер унес эту пыль. Миллионы тонн верхнего слоя почвы.
– Нам нужно уезжать из Техаса, – сказала Элса.
– Да, – ответила Роуз.
– Мы можем продать коров правительству. Хоть какая-то помощь, – сказал Тони. – За двух коров нам дадут тридцать два доллара.
Элса глубоко, мучительно вздохнула, глядя на вымершую землю. Ей страшно было отправляться в неизвестность без работы и почти без денег. Всем было страшно. Никому не хотелось уезжать. Здесь их дом.
Над головой протяжно скрипела мельница, медленно вращались лопасти.
Они вместе пошли к дому, взметая ногами пыль.
