Глава IX

Шум воды постепенно нарастал по мере приближения к водопаду, из озера вынырнула Анна и протянула к нему руку. Самарин хотел подойти к девушке, но какая-то невиданная сила остановила его на полпути. Неожиданно он почувствовал боль в плече. Рука Самарина инстинктивно искала оружие, однако, когда она прикоснулась к холодной стали, кто-то мертвой хваткой схватил его за запястье.

– Да проснись ты уже!

Самарин разлепил веки и огляделся. Старая масляная лампа с разрисованным плафоном давала немного света, были видны только силуэты в военных мундирах и очертания мебели. Через минуту из полумрака вынырнуло лицо Матушкина.

– Что опять? – буркнул Самарин. – Я только заснул!

– Ты спишь уже пять часов, – язвительным тоном ответил Матушкин. – Ну да ладно. Парень снова имел одно из этих своих видений.

Лишь эта информация эффективно прогнала сонное отупение. Двадцатилетний юнкер Анвельт, самый молодой солдат в подразделении «Омега», единственный мог заглянуть разумом в будущее. Он не мог контролировать свой дар, и большинство «проблесков», как он их называл, не имели большого значения, но иногда случались и другие видения. Одно из них, например, позволило предупредить штаб о немецкой контратаке. С того времени все стали принимать предупреждения Анвельта всерьез.

– Что он увидел?

– Наших солдат, «скошенных, как трава в поле», – процитировал Матушкин. – Чертов поэт.

– Сопляк слегка патетичный, но без привычки преувеличивать.

– К сожалению, да. Что будем делать?

– К Якимову даже идти нечего, – заявил Самарин.

Матушкин придвинул к себе колченогий стул и тяжело сел на него возле кровати друга.

– Кости болят, – буркнул он, массируя поясницу. – А ведь я моложе тебя.

– Ненамного, – оценил Самарин. – Ничего странного, мы гоняемся за немцами уже второй месяц, нет времени даже выспаться, – добавил он серьезным тоном.

– К Якимову? – вернулся к теме Матушкин. – Конечно, нет смысла. Он произнесет очередную патриотическую речь. Ставка? – поколебавшись, спросил он.

– Посмотрим. Пока позови ко мне парня.

Матушкин резким движением открыл двери и позвал юнкера. Раздался топот подкованных сапог, и щуплый парень в очках отдал честь. Несмотря на позднее время, он имел при себе карабин и патронташ. Похоже, только что вернулся из патруля.

– Ну что там? – спросил Самарин. – И перестань дергаться, садись.

Анвельт послушно опустился на край кровати.

– Я видел сцену нападения на Варшаву, – сказал он, закусив губу. – Мы несли огромные потери.

– Тут как раз ничего необычного, поляки приготовились к обороне города. Разведка донесла, что гунны оставили им полные склады оружия.

– Эти люди погибли не под обстрелом, это была магия…

– Уверен?

– Абсолютно.

– Но это невозможно. Нет такого слова силы, которое действовало бы больше чем на парочку, самое большее на десяток людей!

– Я видел сотни убитых. Может, и тысячи, – настойчиво произнес юнкер.

Самарин отослал его энергичным жестом, потом добавил свет лампы.

– Что ты об этом думаешь? – спросил он.

– Даже не знаю. – Матушкин пожал плечами. – Возможно, поляки что-то придумали?

– Варшава никогда не была центром алхимии или магии! Откуда у них такие адепты?

– А Олаф?

– Он обычно не вмешивается в политику.

– Обычно нет, это правда. Но если ты думаешь, что он будет просто смотреть, как мы обстреливаем Варшаву, то у тебя явно что-то с головой. К тому же у него это наследственное.

– В смысле?

– Ты же знаешь, что его отец принимал участие в Восстании тысяча восемьсот шестьдесят третьего?

Самарин молча кивнул.

– Его мать была шведкой из Блекинга. Согласись, бунтовщики и викинги среди предков – это взрывоопасная смесь.

– Что-то в этом есть, – неохотно согласился Самарин. – А откуда информация о матери?

– Попросил материалы из архива. Так, ради любопытства. На господина Рудницкого там толстая папка.

– Ну ладно, что ты предлагаешь?

– Эти видения юнкера только один из вариантов? Значит, то, что он увидел, или сбудется, или нет?

– Без понятия. До сих пор его видения сбывались точно. Немецкое нападение состоялось, но мы были к нему готовы. Но Анвельт не видел тогда нашего поражения, а только наступление немецкой армии. Сейчас совсем другое. Ну и еще Крючков, помнишь?

– Ну да, Крючков… – пробормотал Матушкин.

Один из самых невероятных «проблесков» касался некоего сержанта Крючкова. Анвельт предсказал ему, что тот столкнется с автомобилем и женится на той же неделе. И к тому же его избранница будет богатой и красивой женщиной. Сержант, не слишком симпатичный мужчина, только посмеялся над молодым человеком. Только когда он вернулся из отпуска, то был уже женат на дочери известного в Петербурге купца Филимонова. Они познакомились, когда на тротуар выскочил автомобиль с пьяным водителем. Крючков успел оттолкнуть с дороги машины идущую рядом женщину, хотя сам оказался ранен. А та, как в сказке, наградила его за мужество…

– Ты считаешь, что потерь не получится избежать?

– Нужно с этим считаться, – хмуро ответил Самарин. – Возможно, получится их минимизировать. Ну и прежде всего мы должны сберечь подразделение. Первое, что придет этому идиоту в голову, – это отправить нас в окопы.

Матушкин вздохнул: генерал от инфантерии Якимов, новоиспеченный лейтенант, принимал участие в последней войне с Турцией и изо всех сил пытался произвести впечатление бывалого офицера, но ни для кого не было секретом, что его участие в этой кампании ограничилось сидением в штабе. На поле битвы он проявлял ужасное невежество, а его военная тактика сводилась к лобовой атаке, а если это не срабатывало, он обращался к подразделению «Омега».

– В таком случае ты должен связаться со Ставкой или с Брусиловым, – сказал он. – Только они могут удержать Якимова.

– Прямо сейчас и займусь этим, – пообещал Самарин. – Отправлю шифровку Брусилову.

Офицер наклонился и вытащил из-под кровати сапоги с высокими голенищами, потянулся за чистыми носками. Немного поколебавшись, все же надел пояс и проверил оружие. Хотя Новоминск и находился в трех верстах от линии фронта, лучше было перестраховаться – немецкие диверсанты уже несколько раз нападали на объекты в тылу, а недавно попытались взорвать железнодорожное полотно недалеко от Соколова.

Самарин со вздохом посмотрел на паркет, расчерченный тяжелыми военными сапогами, – штаб разместился во дворце Дерналовичей, – и сел в удобное, хотя и не соответствующее остальным кресло. Пастельная обивка свидетельствовала, что притащили его сюда из дамского будуара. Кресла предназначались исключительно для старших офицеров, молодые довольствовались скромными стульями. Судя по толпе в зале, Якимов пригласил большинство офицеров из командиров батальонов, что само по себе было плохим прогнозом: вероятно, генерал решил атаковать, не уделяя внимания и времени таким мелочам, как разведка сил противника. А они, как выходило из предварительных заключений, были немаловажными.

– Господа офицеры, командующий! – объявил адъютант.

Все поднялись по стойке смирно, встал и Самарин, хотя не спеша, с видимым выражением холодного и расчетливого пренебрежения.

Неуверенные движения и красное лицо Якимова свидетельствовали о том, что генерал, несмотря на раннее время, успел подкрепиться польской водкой. Его грудь, как обычно, украшали два ряда наград, в том числе и медаль «В память о Русско-турецкой войне 1877–1878». Хотя хвастаться тут было нечем, о чем свидетельствовал темно-коричневый цвет безделушки. Такого типа отличия выдавали солдатам и чиновникам, не участвовавшим в боевых действиях. Те, кто принимал участие в боях, получали серебряные или бронзовые медали.

Якимов умостил свой толстый зад за круглым инкрустированным столом и, промыв горло несколькими глотками чая из самовара, начал совещание. В качестве вступления он кинул несколько фраз в отношении «предателей ляхов», которые в очередной раз осмелились бунтовать против империи, после чего начал раздавать указания. Как и ожидалось, приказы ограничились указаниями направления атаки отдельных дивизий Восьмой армии. Адъютант Якимова, капитан Уваров, наносил позиции выбранных полков на карту Варшавской губернии.

«Пятнадцать минут, – уныло подумал Самарин. – Всего пятнадцать минут хватит на то, чтобы отправить на смерть тысячи солдат. В какие времена мы живем? Человечество определенно сошло с ума».

– Господа, кто хочет что-то добавить? – в конце спросил Якимов.

Никто из собравшихся не отозвался, тон генерала ясно говорил, что вопрос был риторический.

– Я, – негромко сказал Самарин.

Пышные, растопыренные усы Якимова зловеще ощетинились, из-за этого генерал напомнил старого моржа, после чего командующий Восьмой армии нетерпеливым жестом отклонил требование.

– Александр Борисович, – произнес он раздражительно. – Опять вы. Но ведь подразделение «Омега» не будет принимать участия в наступлении. Вас пригласили только из вежливости.

– Тем не менее я хотел бы, чтобы вы уделили мне всего лишь пять минут. Из вежливости.

На широком грубом лице Якимова заходили желваки, лоб пробороздили горизонтальные морщины.

– Ну ладно, – неохотно позволил он. – Пять минут, я слежу за временем.

Самарин подошел к карте и, используя записи, обобщил план атаки, обозначая польские позиции.

– Как вы видите, у поляков организованная, прочная линия обороны. Тем временем наш план предусматривает удар в местах, где сопротивление будет самым сильным.

– Это какой-то бред! – закричал Якимов, ударяя кулаком по столешнице. – Откуда эти данные? У поляков нет ничего, кроме стрелкового оружия и небольшого запаса боеприпасов.

– Я отправил разведку.

– Что?! По какому праву?!

– По праву командира подразделения «Омега», – ответил Самарин. – Наш самолет быстро выгнали аэропланы врага, но пилот успел сделать снимок. На фотографии четко видно, что поляки имеют не только артиллерию, но и тяжелые орудия. Мы смогли идентифицировать гаубицы sFH 13.

Кто-то выругался, кто-то вытер пот со лба. Schwere Feldhaubitze 13 была ужасом фронта.

– Они бьют на восемь верст, – пробормотал сухой черноволосый майор со знаками артиллерии на мундире. – А у нас только 76-мм пушки. Нам нужна гаубица Schneidera!

– Ну-ну, только без пессимизма! – с раздражением отозвался Якимов. – Даже если у поляков есть несколько пушек, это не меняет ситуации. Этот сброд не остановит российскую армию. Весь этот Полиш Вермахт появился две недели назад!

– Это правда, – подтвердил Самарин. – Хотя костяк польских сил составляют ветераны, но и плохо обученных новобранцев хватает. Но защищать намного легче, чем атаковать. К сожалению, это еще не все: у юнкера Анвельта было видение, в котором он увидел, как мы несем огромные потери, и не от оружия, а от магии.

– Вы предлагаете остановить нападение из-за бредней слабоумного сосунка? – язвительно спросил Якимов. – Это смешно! А что касается магии, они не ровня нашим магистрам!

– Мы не будем это проверять, – холодно ответил Самарин. – По крайней мере, пока не проведем полную разведку.

– Вы забываетесь, генерал! – рявкнул Якимов, его лицо покраснело. – Здесь я отдаю приказы, и если я так решу, то вы будете атаковать в первой шеренге!

– В отличие от некоторых, я не раз и не два шел в бой в первой шеренге. И подразделение «Омега» подчиняется только Ставке.

– Что вы этим хотите сказать?!

– Вы имеете в виду мое участие в боях или вторую часть реплики?

– Да я вас…

Самарин положил на стол заполненный карандашом бланк.

– Это шифрограмма из штаба, – сухо сказал он. – Решение о выведении подразделения «Омега» из-под вашего руководства. И еще одно: из Петербурга к нам едет эшелон с подкреплением, будет здесь через два дня. Мы получим тяжелые орудия и несколько броневиков, а воздушные силы отправили к нашим позициям три эскадры аэропланов. Ставка решила, что захват Варшавы является приоритетной задачей. И… чуть не забыл! Также приедет генерал Брусилов, который лично проконтролирует наш участок фронта. А сейчас… вынужден попрощаться, и так занял у вас больше чем пять минут.

Самарин вышел из комнаты, слыша за спиной шум голосов и сопение разъяренного Якимова. Матушкин с несколькими солдатами, включая юнкера, ждали его у выхода.

– Как прошло? – спросил Матушкин.

– Я сделал все, что мог, – ответил Самарин. – Передал собранную разведкой информацию и сообщил о приезде Брусилова.

– Думаешь, это остановит нашего непобедимого командующего?

– Разве что склонит его поторопиться. Он уже представляет, как встретит Брусилова на вокзале и доложит о взятии Варшавы. Однако…

– Ну?

– Если он проиграет – а он проиграет! – ему этого не спустят. Ни Ставка, ни солдаты. Одно дело атаковать с марша, не имея информации о враге, иногда такой риск срабатывает, а совсем другое – отправлять людей в самоубийственную атаку на хорошо укрепленные позиции. Через два дня этот кретин уже не будет командующим.

– Но до того как его снимут, погибнет много хороших ребят.

– Этого не избежать, – жестко сказал Самарин. – Это война! А что ты, вообще-то, тут делаешь?

– Я подумал, что будет хорошо, если у тебя будет компания, по крайней мере, до приезда Брусилова. На всякий случай.

– Ты думаешь, что Якимов мог бы…

– Не знаю, но чем черт не шутит. Зная твои дипломатические способности, я уверен, что ты приобрел смертельного врага.

Самарин раздраженно махнул рукой.

– Анвельт! – крикнул полковник.

– Слушаю, ваше высокоблагородие!

– Я освобождаю тебя от всех занятий. Сиди на заднице и медитируй, не показывайся в лагере. Тут у тебя не будет телохранителей, ты должен сам о себе позаботиться. И помни, никаких прогулок под луной!

Парень закатил глаза, но не протестовал. Еще во время тренировок Матушкин поймал его на свидании с местной девушкой, без пропуска и за пределами казарм. А ночь действительно была лунная…

– Так точно!

– Ты хочешь оставить его одного? – спросил Самарин, глядя вслед уходящему парню.

– Ты что! Парочка людей будут следить за ним день и ночь, но Анвельт не должен об этом знать. Еще попытается улизнуть на свидание с местной красоткой. Я думаю, что если Якимов решит как-то отреагировать, то легче всего ему достать сопляка, а не тебя.

– Он не посмеет!

– Очень надеюсь. Нечего тут стоять, возвращаемся.

Они двинулись в сторону центра городка, оба поселились в неприметной каменице недалеко от вокзала. Якимов и его прихвостни выбрали более роскошные здания, главным образом расположенные на периферии, не принимая во внимание, что на войне лучше не афишировать свое звание, ну и следует обеспечить пути отступления.

– Может, передислоцируемся на другой участок фронта? – предложил Матушкин. – Какого дьявола нам быть с Якимовым? И эта Варшава… Не нравится мне все это.

Самарин безрадостно рассмеялся: еще с начала наступления подразделение «Омега» было разделено так, чтобы на каждом участке фронта были отряды «Омега», а он как командир мог перенять контроль над каждым из них. В Восьмую армию его привели жалобы солдат, отправляемых на акции в самых опасных ситуациях.

– Ты думаешь, мне нравится? Я не хочу воевать с Олафом. И Анна будет не в восторге от того, что я принимаю участие в штурме Варшавы.

– Тогда что ты тут все еще делаешь? – рявкнул Матушкин. – Уладил дело с Якимовым, наши в безопасности, поэтому…

– Сам не знаю, – оборвал его Самарин. – У меня какое-то предчувствие. Мне кажется, что я тут нужен, – добавил он с несчастным выражением лица.

– Ты знаешь, что это идиотизм? Руководствоваться какими-то предчувствиями.

– Ох, заткнись!

– Так точно-с!

Самарин пригрозил другу кулаком. Раньше букву «с» в конце использовали, чтобы подчеркнуть уважение к собеседнику, поскольку она заменяла слово «сударь», «господин». Однако сейчас это носило ироничный оттенок.

– Может, потренируемся? – предложил он. – Немного движения тебе не помешает, а то в последнее время только пьешь.

– Почему бы и нет? Давно не задавал тебе жару. А может, сделаем тренировку для всей компании? И ребятам будет чем заняться.

Самарин согласился нечленораздельным бурчанием: лучше потренироваться, чем решать, кто погибнет в организованном Якимовым нападении.

– Потренируемся, – решил он.

Издалека доносился грохот орудий, а время от времени натренированное ухо могло различить треск тяжелых пулеметов. За окном ржали кони, слышались команды и громыхание колес, медицинские службы работали полным ходом, день и ночь эвакуируя раненых. А они прибывали…

Размышления Самарина прервал энергичный стук – в дверях стоял охранник.

– Извините, что мешаю, Ваше превосходительство, майор Милютин хочет с вами увидеться, – доложил он.

– Пусть войдет, – ответил Самарин.

– Майор в госпитале, – неуверенно произнес солдат. – На операции. Пока им не занялись хирурги, он попросил, чтобы вы его навестили.

Самарин тихо выругался и направился к выходу, на бегу схватив пояс с револьвером.

– Где наша машина?!

– Водитель ждет на улице, – быстро ответил охранник.

Генерал сел рядом с водителем, подгоняя его нетерпеливым жестом.

– В госпиталь! – приказал он.

Шофер свернул на боковую улочку.

– Большая толпа, – пояснил он. – Надо ехать по окружной, а перед госпиталем лучше выйти и идти дальше пешком, потому что там страшные беспорядки. С фронта возвращаются санитарки, а в другую сторону едут возы с довольствием.

– Какие новости?

– Ничего нового, но госпиталь переполнен.

Самарин снова выругался: с начала нападения Якимов провел полную информационную блокаду, а самого Самарина не допускали к штабу.

– Стой! – сказал он, видя толпу на перекрестке. – Дальше я сам справлюсь.

Из фургонов с красными крестами доносились стоны раненых, а время от времени покрикивания кучеров, пытающихся как можно скорее доехать до госпиталя. Последний участок пути генерал проделал почти бегом, уворачиваясь от телег и всадников. Похоже, что телефонная связь тоже прервана.

Он забежал в холл, выкрикивая фамилию Милютина. Лишь через две минуты к нему подошел уставший санитар.

– Милютин Платон Олегович? – уточнил он, листая потрепанный журнал.

– Да!

– Второй этаж, девятая палата, – проинформировал он, больше не обращая внимания на офицера.

Самарин стиснул зубы, увидев заставленный койками коридор и суетящийся персонал. Но до того как он успел нажать на дверную ручку, перед ним выросла матрона лет шестидесяти.

– Это послеоперационная палата! – враждебно произнесла она. – Не мешайте больным!

– Уважаемая…

– Маргарита Егоровна, – представилась она.

– Маргарита Егоровна, я обязательно должен поговорить с майором Милютиным, – сказал он. – Он сам меня сюда вызвал.

– Через два дня, не раньше, – ответила она, не задумываясь.

– Маргарита Егоровна, вы действительно хотите, чтобы это продолжалось и дальше? Я должен получить известия с фронта, тогда, возможно, мне удастся что-то с этим сделать.

– Почему вы не морочите голову штабным?

– Я протестовал против нападения, поэтому генерал Якимов запретил мне появляться в штабе.

Женщина окинула его мрачным взглядом, сжав губы.

– Пять минут, – разрешила она. – И пожалуйста, не затягивайте, майор очень слаб. Ампутация.

Самарин вздрогнул, чувствуя, как по спине стекают капли пота. Как и большинство солдат, он боялся инвалидности больше, чем смерти.

– Что с ним?

– Правая рука. Взрыв гранаты почти оторвал ему ладонь. Нечего было спасать.

– Хорошо, пять минут, – пообещал он.

Женщина молча открыла перед ним двери. Заставленная кроватями комната создавала удручающее впечатление, в углу возле столика сидела молодая медсестра. Уставшее лицо девушки свидетельствовало о том, что в госпитале никого не волновал девятнадцатичасовой рабочий день. Заметив Самарина, она приложила палец к губам.

Офицер подошел к ней и шепотом спросил про Милютина.

– Кровать возле окна, – указала она. – Только не утомляйте его, он тяжело перенес операцию.

Генерал кивнул и подошел к окну. Он видел Милютина несколько раз на служебных совещаниях, но теперь едва узнавал майора. На лбу и шее офицера выступили синие вены, через бинты проступили пятна крови. Но больше всего его беспокоил остекленевший взгляд мужчины.

– Майор Милютин, – негромко позвал он, садясь на край кровати. – Вы хотели меня видеть.

Раненый пробормотал что-то непонятное, застонал и прикусил губу.

– Милютин, рапорт!

Офицер мгновенно пришел в себя и посмотрел на Самарина.

– Господин генерал? Хорошо, что вы пришли. Это наступление…

– Да?

– Мы несем ужасные потери, – сказал Милютин, процедив сквозь зубы. – Якимов фальсифицирует статистику, поскольку боится, что Брусилов использует ее, чтобы отстранить его. Вы обязательно должны добыть правдивые данные! На моих глазах тридцать седьмой полк Ванагина был полностью уничтожен, а два других отступили, потеряв почти половину состава.

– Что случилось?

– Сначала поляки заманили нас в ловушку недалеко от Станиславова. Когда мы двинулись дальше, то попали под огонь гаубиц. Ванагин решил обойти позиции поляков, и после нескольких часов марша нам удалось обойти их с фланга. У них мало сил, чтобы удержать линию фронта, – добавил он. – Когда отступила артиллерия, мы преследовали их, продвигаясь в сторону Воломина. Два батальона попали в засаду – польская пехота контратаковала из ближайшего леса, а когда мы подтянули резерв, нас обстрелял немецкий бронепоезд.

– Немцы снюхались с поляками?!

– Думаю, нет, – задумчиво ответил Милютин. – Я вспомнил, что на поезде были польские знаки. Еще одно: не все из той пехоты были обычными солдатами.

– Я не понимаю.

– Поляков было всего три сотни, однако они разбили в пух и прах два батальона. Я сам видел, как один из них был окружен толпой наших, но именно он и выжил… Его скосила только пулеметная очередь. Когда мы осмотрели труп, на его предплечье была татуировка в форме кинжала, объятого пламенем.

– Было что-то странное в этой татуировке? – быстро спросил Самарин.

– Да. Она двигалась. Словно пламя облизывало лезвие.

– Как вы оцениваете ситуацию?

– До сегодняшнего утра мы продвинулись на десять, может, двенадцать верст. И сопротивление поляков усиливается. У них есть даже аэропланы, я сам видел три «альбатроса».

– Как вы думаете, мы захватим Варшаву?

– Я некомпетентен в таких вещах, я только…

– Это я решаю, кто компетентен, – отрезал Самарин. – Слушаю.

– Думаю, да. Когда-нибудь. Если не появятся новые обстоятельства.

– То есть?

– Я имею в виду польских магов, а возможно, и адептов. До сих пор мы не сталкивались с таким, но это не означает, что так будет и дальше. Да и задача Восьмой армии не в том, чтобы осадить Варшаву, а чтобы преследовать немцев. А если мы ослабнем, то нужно подкрепление, а до того как мы его подтянем, пройдет неделя, может, и больше, тем временем немцы организуют оборону.

– Вы думаете, что Якимов использует Восьмую армию против поляков?

– Не всю армию. Сейчас у нас шесть дивизий пехоты и две – кавалерии, остальные преследуют немцев по пятам. Но если наши атаки и дальше будут безрезультатными, он подтянет остальные подразделения, что неизбежно ослабит натиск на немцев.

– Они на это и надеялись, не просто так они оставили полякам столько боеприпасов, – с горечью произнес генерал.

– К сожалению, – согласился с ним Милютин, кривясь от боли. – Сейчас у нас численное преимущество, но я сомневаюсь, что Варшаву защищает больше чем пятьдесят тысяч солдат. Однако если они мобилизуют резервы, то могут и удвоить эту цифру. Поскольку им хватает оружия.

– Хватает. Немцы об этом позаботились.

– Это точно. Поэтому я считаю, что…

Его прервал скрип приоткрывающейся двери: на пороге стояла Маргарита Егоровна, показывая ему на часы.

– Я должен идти, – сказал Самарин. – Если вам что-то нужно, пожалуйста, не стесняйтесь.

– Обезболивающие, – пробормотал офицер. – Никто не предвидел такого количества раненых, и нужно экономить. Если вам что-то удастся сделать, я был бы благодарен. И не только я…

Эшелон включал два локомотива, следом за ними тянулась вереница вагонов, загруженных военной техникой, а замыкал его салон. Брусилов прибыл в Новоминск. И не с пустыми руками, Самарин заметил нацеленные в небо дула гаубиц Schneidera. «Наконец-то будет чем воевать против немецких sFH 13», – подумал он.

Якимов выскочил на перрон, который еще помнил начало Варшавско-Тереспольской железной дороги, махнул рукой, и военный оркестр заиграл марш. Визг тормозов заглушил музыку, из-под колес полетели искры, и поезд остановился идеально напротив группы офицеров. Брусилов вышел в сопровождении только адъютанта, принял рапорт Якимова, после чего гневно указал на оркестр. Музыка оборвалась, как отсеченная ножом.

Самарин выступил вперед, но в этот самый момент Матушкин схватил его за рукав.

– Что такое?! – рявкнул генерал.

– Есть кто-то, с кем ты должен поздороваться до разговора с Брусиловым, – сказал он шепотом.

Друг молча показал на салон: из вагона вышла Анна. С недавних пор графиня Самарина.

Офицер, не жалея локтей, пробрался через толпу, окружавшую Якимова, и остановился перед женой.

– Ты с ума сошла?! – со злостью рявкнул он. – Что тебе стукнуло в голову приехать на фронт?!

– Я тоже тебя люблю, – ответила она, не растерявшись. – Хотела тебя увидеть, это так странно? Ну и у меня был эскорт.

– Какой, к чертям, эскорт?! И кто позволил тебе путешествовать в военном эшелоне?

Самарин развернулся, услышав осторожное покашливание. Опираясь на саблю, Брусилов наблюдал за ним с веселыми искорками в глазах.

– Я боюсь, что это моя вина, – сказал он. – Я не мог отказать в просьбе вашей жене.

– Тут и моя вина, Алексей Алексеевич, – сказала Анна с улыбкой. – Идея была моя.

– Анна Павловна убедила меня собрать медикаменты. Учитывая ваш рапорт, они пригодятся. – Брусилов вопросительно приподнял брови.

– Это точно! – хмуро согласился Самарин. – Особенно обезболивающие.

– Я жду вас в штабе, принимая во внимание обстоятельства. – Он поклонился Анне. – Через час.

– Слушаюсь, Ваше высокопревосходительство!

Самарин схватил жену за руку и направился к машине, водитель без приказа двинулся в сторону квартиры генерала. Из-за шофера они сидели молча, хотя Анна без смущения прижималась к мужу.

Солдат остановился перед каменицей на Вокзальной, выскочил из автомобиля, чтобы открыть пассажирам двери.

– Будь на месте через полчаса, – приказал Самарин.

– Слушаюсь, – ответил водитель с широкой улыбкой.

– Распустились, – буркнул генерал.

– Довольно скромное жилье, – заметила Анна. – Я думала, высокие чины живут во дворцах.

– Только глупые высокие чины.

Он притянул жену к себе и прижался лицом к ее волосам.

– Анна, – прошептал он. – Анна…

Она обняла его, но через минуту высвободилась из его объятий.

– Я приехала сюда не за несколькими пустыми поцелуями, – сурово заявила она. – Снимай с себя этот мундир!

Самарин ответил на салют охранника и постучал. Брусилов проигнорировал зал заседаний и занял одно из более скромных помещений. Выражение лица Якимова, встреченного в коридоре, свидетельствовало о том, что командующий Восьмой армии не в восторге от поведения представителя Ставки. «Ну что ж, это только начало твоей дороги в ад», – хмуро подумал Самарин. Согласно собранной информации, в течение двух дней погибло восемь тысяч солдат и в три раза больше было ранено.

– Войдите!

– Ваше высокопревосходительство…

– Ну-ну, не надо, – по-дружески упрекнул его Брусилов. – И прошу обращаться ко мне по имени-отчеству, как ваша жена делает. Перед тем как мы займемся другими проблемами, я хотел бы поздравить вас и выразить признательность от императора и Ставки. Подразделение «Омега» не только оправдало наши надежды, но и превысило их.

– Спасибо, Алексей Алексеевич.

– Прошу, садитесь. А теперь к делу: командование недовольно генералом Якимовым, поэтому отныне все его действия будут согласовываться со мной. Это касается и атаки на Варшаву.

– Это правда разумно? В свете того, что видел Анвельт… – Самарин замолчал, остановленный жестом собеседника.

– Я верю вашему подчиненному, – серьезно произнес Брусилов. – Однако бунт поляков нам сейчас совсем не на руку.

– Мы не можем позволить себе тратить силы и средства, – выпалил Самарин. – Особенно в такой момент.

– И да, и нет, – со вздохом ответил Брусилов. – Наши резервы почти исчерпаны, хотя солдаты и полны энтузиазма, но они устали. Линии коммуникаций растянулись на тысячи километров. Если немцы пойдут в контрнаступление, мы этого не выдержим. На юге мы добрались до Карпат, Ставка хочет остановить наступление по линии Вислы. Это конечный пункт нашей атаки, следующая будет в следующем году. К сожалению, господа поляки влезли, как всегда, не в самый благоприятный для нас момент.

– Что вы предлагаете?

– У нас есть неделя, чтобы захватить Варшаву. Потом мы начнем укреплять позиции, чтобы сдержать предполагаемое контрнаступление кайзера. Если в течение пары дней мы не добьемся перелома, нам придется пойти на переговоры с поляками. Поэтому мы организуем массовую атаку на Варшаву, используя ваших людей и тяжелую технику.

– Ну что ж, в таком случае приготовим план действий. Я сам возглавлю…

– Исключено! – прервал его Брусилов. – То, что касается организационных вопросов, – это полная ваша свобода, но нет и речи о том, чтобы вы рисковали собой на передовой.

– Почему это? До этого времени, если я и не воевал вместе со своими солдатами, то всегда был вблизи подразделения.

– Как и каждый хороший командир, – согласился с ним Брусилов. – Но не в этот раз. Как я уже говорил, я верю в видения вашего Анвельта. Поэтому возможны два варианта: или мы несем большие потери, но это не изменит ситуацию, или преимущество врага будет настолько очевидным, что мы прекратим военные действия. И во втором случае вы будете вести переговоры с поляками.

– Но я не дипломат.

– Зато вы родственник Олафа Рудницкого. Это ваш кузен, правда?

– А при чем тут он? Он никогда не принимал участия в политике.

– Он и сейчас не принимает в ней участия. По крайней мере, официально. Но я знаю из достоверного источника, что он несколько раз встречался с правительством Варшавской Республики.

– Может, они спрашивали его мнение? – неуверенно произнес Самарин. – Олаф – известный маг и алхимик.

– Возможно. Только это ничего не меняет, не важно, сотрудничает ли ваш родственник с ними как консультант или принимает активное участие в работе Временного правительства, так или иначе он поддерживает с ними контакт, и его заслуги перед империей не имеют значения. Если дойдет до переговоров с поляками, нашим дипломатам легче будет разговаривать с кем-то, кто доказал, что заслуживает доверия, ну и не проявит излишней русофобии. И я не думаю, что поляки будут иметь что-то против, если мы попросим, чтобы он вошел в состав делегации. Из того, что нам известно, он пользуется всеобщим уважением. Но оставим этот вопрос, сейчас у нас другие важные темы. У вас есть какие-то замечания по поводу наступления?

Самарин положил на стол толстую картонную папку.

– Конечно.

Судя по поведению Брусилова и вежливому, но безапелляционному отказу, не было смысла настаивать на участии в штурме.

– Прежде всего, мы понесли огромные потери.

– Генерал Якимов заверил меня, что мы потеряли самое большее полторы тысячи солдат убитыми и три тысячи ранеными.

– Согласно очень приблизительным подсчетам, господин генерал в несколько раз занизил эти данные, – проинформировал с холодной злостью Самарин. – Мой заместитель, полковник Матушкин, посетил близлежащие госпитали. Вот результаты, – он пододвинул папку.

Брусилов прищурился – похоже, очки он не признавал – и углубился в изучение.

– Это не могло не повлиять на настроения солдат, – сказал он через минуту.

– Повлияло, – заверил Самарин. – Госпитали переполнены, не хватает лекарств, а особенно обезболивающего. Боевой дух солдат упал.

– Ваша жена убедила меня собрать запас медикаментов, я сейчас же отдам приказ, чтобы их разделили между госпиталями и пунктами «Скорой помощи». Откуда у нее такие познания в этом?

– Какое-то время она работала медсестрой. Ее наградили орденом Святой великомученицы Екатерины, – с гордостью ответил Самарин.

– Она полька, да?

– Да.

– Это хорошо. Дополнительный фактор, который вызовет доверие к вам в глазах поляков. Если что, – добавил он. – Хотя будем надеяться, что до этого не дойдет. Это все?

– Нет. Есть еще одна проблема: Кинжальщики. Это тайная организация, фракция ПСП. В свое время им удалось покушение на генерала Скалона. Они не маги и тем более не адепты, однако владеют определенными… способностями. Прежде всего, огромными боевыми способностями. Один Кинжальщик справится с десятью солдатами, и это не метафора, – предупредил Самарин.

– И сколько их?

– Трудно сказать, не меньше чем несколько десятков, но не больше нескольких сотен. К сожалению, в этом вопросе у нас точной информации нет, это довольно секретная организация.

Брусилов кивал и крутил в пальцах перо.

– Проблема, – сказал он. – И как вы оцениваете вооружение поляков?

– Действия до этого времени доказывают, что у них достаточно артиллерии, не исключая тяжелых гаубиц. Несколько самолетов и бронепоезд.

– Что?!

– Тяжелый немецкий Panzerzug.

– Этого нам только не хватало, – буркнул под нос Брусилов. – А немцы, как вы думаете, будут поддерживать поляков?

– По информации, добытой агентурой нашей разведки, между поляками и немцами не существует никаких конкретных договоренностей, – осторожно ответил Самарин. – Мне кажется, немцы оставили в Варшаве боеприпасы, которые и так было трудно эвакуировать, в надежде, что город будет защищаться. Ну и позволили создать Полиш Вермахт.

– Бронепоезд было тяжело эвакуировать?

– Бронепоезд – это загадка, – признал Самарин. – Не исключено, что немцы будут поддерживать поляков боеприпасами и в будущем, даже если и не планировали этого. Для них это идеальная ситуация – Варшава оттягивает на себя часть наших войск. Им тоже мешает независимость Польши, но они все равно потеряли эти территории.

– Ну да, – протянул Брусилов. – Ни в коем случае мы не можем допустить, чтобы поляки поддерживали кайзера. Если мы не сломим польскую оборону в течение недели, нужно будет пойти на уступки и принять статус Варшавской Республики как независимого государства, настаивая на том, чтобы они сохраняли нейтралитет к обеим воюющим сторонам. Вы понимаете, генерал, что это крайне невыгодная для нас позиция?

– Конечно, нужно будет скорректировать план укреплений на линии Вислы.

– Черт с ним! – махнул рукой Брусилов. – Это тактическая проблема. Хуже то, что Польша снова станет субъектом международной политики. Последствия этого будут непредсказуемы! Правда, не только для нас, но и для немцев. Поскольку трудно допустить, что поляки воспылают любовью к странам, которые отобрали их земли, поработили их и попытались национализировать.

Самарин дипломатично кашлянул.

– Это довольно радикальный подход, – заметил он. – Не то чтобы я не был согласен с вашим анализом, однако боюсь, что большинство видит это по-другому.

– Не сомневаюсь! – сказал Брусилов. – Для них история начинается с последнего раздела Польши, а поляки – это бунтовщики, неизвестно почему ненавидящие нашу империю. Только это заблуждение. Опасное заблуждение, которое ни я, ни вы не можем себе позволить, – подчеркнул он. – Но довольно об этом, надеюсь, что это только академический вопрос и через пару дней мы организуем парад победы в Варшаве. Тогда и подумаем, как умаслить поляков. Не буду больше отнимать ваше время, – закончил он.

Возвращаясь к себе в квартиру, Самарин ощущал облегчение, смешанное с разочарованием. Подразделение «Омега» будет воевать без него: вроде бы ничего нового, в конце концов, офицеры его ранга редко воюют в окопах, однако у генерала было странное предчувствие, что в этот раз им грозит особая опасность, и необходимость наблюдать за битвой издалека вызывала беспокойство. С другой стороны, штурм города должен придушить очередную инициативу независимости поляков, которую он воспринимал со смешанными чувствами из-за жены. Ну и с другой стороны баррикады – хоть и формально! – находились Олаф и Анастасия. Если бы не видения Анвельта, он был бы рад, что пропустил штурм Варшавы. К этому добавились страхи Брусилова – поляки всегда были ему симпатичны, однако мысль, что в случае неудачи империи он вынужден будет вести переговоры со своими подданными, его раздражала.

– Черт возьми! – выругался он под нос. – Надо выпить.

Зазвенели стекла. Самарин схватил стоящий на краю стола стакан, спасая его от падения. Анна долила ему чай, подсунула кусочек собственноручно испеченного пирога. Он поблагодарил, но выражение его лица говорило о том, что он мыслями далеко отсюда.

– Вкуснотища! – заявил Матушкин, нервно выглядывая в окно.

Хотя улица была совершенно пустой – жители Новоминска остались в домах, если не попрятались в подвалах, – но грохот пушек ознаменовал начало штурма. Размещенные на окраине батареи гаубицы обстреливали польские позиции.

– Может, мы уже перестанем притворяться, что ничего не происходит? – иронично спросила Анна. – Вы оба сидите как на иголках.

– Мы беспокоимся о наших людях, – пояснил Матушкин. – Ты слышала про видения юнкера?

Анна кивнула.

– Сашку пригласили в штаб Брусилова, у них там телеграф и радиосвязь с фронтом, но из-за тебя… – Он не закончил.

Девушка посмотрела на мужа, который всматривался в пространство, и поцеловала его в лоб.

– Идите! – решилась она.

– Я не могу оставить тебя в такую минуту, – ответил Самарин. – Я знаю, что ты чувствуешь.

– Да, это нелегко, – тихо признала она. – Но сидение тут ничего не изменит. Идите!

– А если мы выиграем?

– И что?

– Разве ты…

Матушкин выругался и вышел.

– Я подожду на улице, – крикнул он из-за дверей.

– Что я?

– Разве ты меня не возненавидишь?

– Уже не смогла бы, – сказала она, опуская взгляд. – Ты же знаешь. А ты? Что если Варшава выстоит?

Самарин встал на колени возле стула жены и поцеловал ее руку.

– Никогда! – заверил он. – Ты лучшее, что случилось со мной в жизни. А после окончания наступления я подам рапорт об отставке из армии. Обещаю! Пусть другие воюют, с меня хватит.

– Беги! – сказала она с бледной улыбкой.

Он поцеловал ее еще раз и поспешно сбежал по ступеням. Перед воротами каменицы стояло около десятка солдат под командованием юнкера Анвельта.

– Что это такое? – спросил Самарин, нахмурив брови.

– Страховка, – нетерпеливо ответил Матушкин. – На всякий случай. Садись!

– На какой случай? – буркнул генерал, садясь рядом с водителем.

– Если кто-то вспомнит, что твоя жена – полька, балда. А парень и так не принимает участие в штурме. Ничего с ней не случится! – добавил он, видя мину Самарина. – Анвельт – это единоличная армия.

Генерал недовольно скривился и через минуту дал сигнал к отъезду. Анвельт попал в подразделение «Омега» не из-за видений, эта способность проявилась у него довольно недавно; парень был, как это говорится в правилах, пиромагом. Проще говоря, он мог использовать символ огня. Когда-то на глазах всей армии он поджег австрийский склад боеприпасов на расстоянии целой версты. А во время немецкой контратаки почти в одиночку ликвидировал штурмовой отряд. Самарину до сих пор снились кошмары с запахом паленого человеческого мяса. Нет, что бы ни случилось, с Анвельтом Анна в безопасности.

Охранники перед зданием штаба два раза проверили их документы, хотя и знали генерала в лицо. Самарин сомневался, что Брусилов занимался бы такими мелочами, как несение караульной службы, но солдаты чувствовали, что командование перенял кто-то, кто не допустит даже малейших нарушений. Утверждение, что представитель Ставки должен был только консультировать планы Якимова, было лишь проявлением вежливости.

В заставленном оборудованием бальном зале царило почти осязаемое напряжение, большинство офицеров собрались вокруг большого стола. Самарин подошел ближе: Брусилов лично наносил пометки на карту Варшавы и окрестностей.

– Как ситуация? – шепотом спросил он.

– Все идет согласно плану, – ответил Брусилов не оборачиваясь. – Сопротивление поляков растет согласно моим предположениям. Но мы медленно зажимаем их в тиски.

Самарин огляделся: на лицах присутствующих было видно замешательство, похоже, не все разделяли оптимизм командующего.

– Меня беспокоит только одно, – продолжил Брусилов.

– Что?

– Нигде не видно аэропланов противника, а наш атакует их линию обороны. Атакует удачно, – добавил он задумчиво. – Нужно подождать. Может, выпьем чаю?

– С удовольствием, – удивленно пробормотал Самарин.

Через минуту в зал внесли самовары, офицеры сели за столики, хотя нервные взгляды постоянно обращались в сторону телеграфистов, что свидетельствовало о том, что про чай они думали в последнюю очередь.

– Поляки – хорошие солдаты, это не вызывает сомнений, – заявил Брусилов. – Жаль только, что наши политики не смогли это использовать. Возможно, когда мы захватим Варшаву, несколько жестов доброй воли изменят ситуацию.

– Прошу прощения, Ваше высокопревосходительство, но уступки для бунтовщиков? – отозвался усатый офицер с погонами майора.

– Политика – это искусство компромисса, – пояснил Брусилов. – Бывает, что на войне нужно пойти на определенные уступки. В конечном итоге в расчет берется только результат.

– Ваше высокопревосходительство! – закричал один из телефонистов. – Началось!

– Докладывай! – приказал Брусилов холодным, абсолютно другим, чем перед этим, тоном.

– На участке полковника Скарышева полегли два батальона. Буквально несколько сотен ребят свалились на землю за долю секунды. Также Либицкий и Князев докладывают о магах, которые одним словом убивают целые подразделения!

– Под Радзымином провалилась атака Нахимовского полка! – выкрикнул второй.

– Приказ штурмовым группам подразделения «Омега».

Все взгляды сосредоточились на Самарине.

– Может, вы познакомите коллег со своим планом? – предложил Брусилов. – И объясните, почему мы готовы к такому повороту событий.

Самарин помешал чай, смочил сухой язык, сглотнул, обжигая горло.

– У одного из моих людей бывают видения, – спокойно произнес он. – Эти его… предчувствия всегда исполняются, поэтому, когда он рассказал, что увидел, как наших солдат убивают польские маги, мы сразу же начали разрабатывать способ их ликвидации. В этом нет ничего удивительного, все время мы встречались на фронте с такими случаями, только в меньшей степени. Возможно, поляки открыли новое слово силы или усовершенствовали старое. Это не имеет большого значения, принцип действия остается прежним: до того как адепт использует способности, он должен увидеть цель. А чтобы поразить десятки или сотни врагов, необходимо занять определенное положение. Также следует помнить, что использование любого символа забирает у мага много сил и утомляет, поэтому тот, кто может убить группу людей, точно не будет в состоянии делать это слишком часто. Из этого следует, что он попытается охватить одним взглядом как можно бо́льшую группу противника.

– То есть он должен занять положение на определенной высоте? – отозвался кто-то из офицеров.

– Именно. Дерево, холм, башня костела, что-то такое. Как я сказал, использование магии на фронте не редкость, поэтому еще раньше мы отработали определенные процедуры.

– Снайперы? – догадался кто-то.

– Или штурмовая группа. Иногда маг так хорошо прячется, что нет возможности его обнаружить.

– Штурмовая группа? Ну это же очевидно, что они будут защищать своих магов!

– Специфическая штурмовая группа, – заверил Самарин. – Магия против магии. Извините, господа, но я не буду вдаваться в детали. Мои люди в состоянии определить, где использовалось слово силы – это все равно что зажечь фонарь в темноте, а остальное – вопрос опыта, ну и немного военной удачи, – добавил он, пожимая плечами.

– Пришла шифровка из двенадцатой кавалерийской: поляки контратакуют на участке Яблона – Воломин! – крикнул с побледневшим лицом пожилой, седой телеграфист. – Генерал Крейтер докладывает, что потери достигли сорока процентов состава! Белгородский уланский полк больше не существует!

– Немедленно отправить туда подкрепление! – приказал с каменным лицом Брусилов. – Таубе! – он обратился к своему адъютанту. – Кто у нас ближе всего?

– Вторая бригада Двенадцатой пехотной дивизии, Украинский и Одесские полки, – доложил болезненно худой полковник с моноклем в глазу.

– Отлично, пусть к ним присоединится еще артиллерийско-минометный дивизион.

– Слушаюсь, Ваше высокопревосходительство!

Самарин вытащил портсигар, покрутил его в руках. Зал наполнился шумом приглушенных разговоров: офицеры обсуждали операцию, пытаясь не мешать телеграфистам.

– Мы должны ждать, – снова произнес Брусилов.

Генерал проверил несколько деталей на карте, после чего подошел к Самарину.

– Можно? – спросил он.

– Конечно, ваше… Алексей Алексеевич! Сигарету?

– Пожалуй.

До того как Самарин вытащил зажигалку, огонь подал кто-то из молодых офицеров. Через минуту к столу подошли и остальные.

– Моя мать была полькой, – просто сказал Брусилов. – Ваша жена мне ее напоминает: такой же темперамент и преданность близким. Во время поездки она напомнила нам, москалям, все грехи со времен Екатерины Великой, – с добродушной улыбкой добавил он.

Раздались нервные смешки, но, к удивлению Самарина, никто из офицеров не выглядел оскорбленным.

– Нас было больше десятка, но Анне Петровне было плевать на то, что она в меньшинстве, и накинулась на нас, прошу простить мне это сравнение, как маленький отважный фокстерьер на свору собак.

– Это на нее похоже, – с меланхолией признал Самарин.

– Рапорт из Сорок Девятой дивизии! Докладывают о ликвидации двух польских магов!

– Магов или адептов? – быстро спросил Брусилов.

– К сожалению, только магов, – подтвердил телефонист.

– Это лишь начало, – махнул рукой Брусилов. – Я верю в людей генерала Самарина.

– Надеюсь, что эта тактика сработает и под Варшавой, – буркнул лысый как колено офицер в мундире артиллериста. – На первый взгляд выглядит так, что в магии поляки нас опережают.

– Ох, не будь таким ворчуном, Драценко, – сказал Брусилов. – Ты везде видишь только трудности. Хотя в этом случае все может быть, – признал он.

Самарин посмотрел на артиллериста с любопытством: генерал Драценко прославился дерзкими артиллерийскими контратаками во время отступления после проигранной битвы под Мукденом, которые замедлили японское наступление и позволили отступить остаткам армии Куропаткина.

– Но я не компетентен в этой теме, – продолжил Брусилов. – Пусть лучше это объяснит командир «Омеги».

– Все возможно, – сказал Самарин, гася сигарету. – Ну что вы хотите, господа? Это война! И среди поляков хватает талантливых магов и алхимиков.

– Извините, Ваше превосходительство, – отозвался молодой капитан. – Вы имеете в виду Олафа Рудницкого? Он сейчас в Варшаве, да?

– И его тоже, – вздохнул Самарин.

– Но человек, который рисковал жизнью, чтобы спасти цесаревича, не будет поддерживать бунтовщиков?

– Еще как будет! – заверил Драценко. – В этом плане все поляки сумасшедшие! Крикни таким: «Отчизна зовет!» – и они сразу же схватятся за сабли. Поверьте мне, я знаю, что говорю, моя жена – полька. Во время турецкой кампании я заболел брюшным тифом, а это, сами знаете, неприятная штука. Эльвира, – его голос смягчился, – находилась в лагере вместе с другими женами офицеров. Когда она узнала о моей болезни, проехала двести верст на крестьянской телеге без эскорта только затем, чтобы ухаживать за мной. Она вышвырнула ординарца за двери и сидела со мной день и ночь, пока я не выздоровел. Одним словом, идеал. Но как-то я сказал что-то нелепое про бунт тысяча восемьсот тридцатого, и она кинула в меня супницей! Понимаете? Вот так, молча!

– И что? Попала? – с любопытством спросил Брусилов.

– Слава богу, нет.

Офицеры засмеялись.

– И что вы сделали, Ваше превосходительство? – спросил кто-то из молодых офицеров.

– Как что? Убежал. В ее распоряжении было еще блюдо с выпечкой.

Еще один взрыв смеха был прерван замешательством среди телефонистов, Брусилов остановил веселье взмахом руки.

– Докладывайте! – кинул он коротко.

– Генералы Шаховский и Каганов докладывают о ликвидации двух польских адептов, а группа «Омега» присоединилась к Сорок Четвертому Камчатскому полку и информируют о ликвидации третьего, хотя не уверены в этом на сто процентов.

– Прекрасно! Передать всем приказ к наступлению!

В зале были долго слышны возбужденные голоса телеграфистов и стук телеграфа.

Самарин задумчиво кивал головой.

– Это подходящий момент, – согласился он. – Не думаю, что у поляков больше десятка магов такого уровня. Однако трудно утверждать, что мы убили всех.

– Даже если у них остались один или два адепта, они не смогут слишком долго защищаться. Не с таким дисбалансом сил. Нам остается только ждать, – в который раз повторил Брусилов.

Самарин глянул на большие настенные часы: почти половина шестого вечера. Атмосфера в штабе была далека от энтузиазма: поляки отбили все атаки, к тому же добыли батарею тяжелых гаубиц, которые неопытный офицер разместил слишком близко к позициям врага. Они, несомненно, ощутили потерю магов, их адепты проявляли себя редко и осторожно, немедленно меняя место укрытия, но потери от применения слова силы исчислялись тысячами.

– Седьмой корпус начал атаку на Радзымин, – доложил полковник Таубе.

Брусилов принял информацию одобряющим кивком, в этот раз воздержавшись от комментариев. Молчали и остальные, никто не хотел дискутировать или шутить. Пятнадцать минут назад подали легкий перекус, но только несколько офицеров решили воспользоваться угощением, зато почти все курили: воздух в зале потемнел от табачного дыма. Офицеры всматривались в огромную, висящую на стене карту, представляющую линию фронта, однако красные флажки, отмечающие польские позиции, упорно застряли на месте.

– Эх, если бы нам хотя бы один «Муромец», – вздохнул Драценко. – Я когда-то видел это чудовище в действии, он действительно производит впечатление.

Шум одобрения подтвердил, что и другие хотели бы усилить Восьмую армию, затягивающийся пат начинал тревожить.

– А к этому еще оркестр и балет из Санкт-Петербурга, – с иронией добавил Брусилов. – Так не получится, господа. Или наши расчеты верны, и тогда мы выиграем без дополнительной помощи, или нужно отступить от Варшавы, потому что, если поляки победят, первое, что они сделают, – это укрепят свои позиции и увеличат армию. И тогда даже эскадра «Муромцев» не изменит ситуацию.

– Ваше высокопревосходительство! Генерал Эллис докладывает, что группа «Омега» убила еще одного адепта, а часть Тринадцатой дивизии вступила в Радзымин!

– Детали! – выкрикнул Брусилов, впервые теряя хладнокровие. – Кто вступил?!

– Виленский пехотный полк! – доложил второй телеграфист.

– Это отличные солдаты. Кто там командир? Васильев-Чечель? Ну, этот не позволит выгнать себя из города. Возвращайтесь к работе, – сказал командующий уже спокойней. – И передать всем частям, что мы продолжаем наступление на поляков.

– Слушаюсь, Ваше высокопревосходительство!

Брусилов подошел к карте и с выражением удовлетворения передвинул красный флажок.

– Началось, – заявил он. – Думаю, что мы пересекли критическую точку, сейчас поляков может спасти только чудо.

Тишина взорвалась, офицеры начали перекрикивать друг друга, комментируя ход операции. Самарин решил выйти размяться, лишь сейчас ощущая, как болят мышцы от перенапряжения. В коридоре он сделал несколько приседаний, после чего потянулся за сигаретой. Заметив жадные взгляды охранников, подсунул им портсигар.

– Давно при штабе? – спросил он.

– Никак нет! – бодро ответил коренастый мужчина с подкрученными усами. – Около месяца. Раньше воевал в Двенадцатом Гусарском, а Ванька, – он кивнул на товарища, – в Семьдесят Четвертом Ставропольском.

– Седьмой корпус, – буркнул генерал. – Сейчас ваши бьются за Радзымин.

– Я служил с поляками, – вздохнул названный Ванькой мужчина. – Хорошие солдаты и товарищи. А сейчас мы с ними воюем.

– Так нужно! – ответил ему усатый. – Этого бы не было, если бы они не взбунтовались! Правда, Ваше превосходительство?

До того как Самарин успел ответить, в дверях появился Брусилов. Охранники замерли с сигаретами в руках, но генерал даже не взглянул на них.

– Александр Борисович, – сказал он, – у меня для вас плохая новость.

– Мы потеряли Радзымин?

– Нет, с этим все в порядке, город полностью в наших руках, мы переломили фронт и преследуем поляков. Речь идет о вашей жене…

Самарин согнулся пополам, словно его ударили в живот, какая-то холодная стальная лапа сжала его сердце.

– Что с Анной? – выдавил он.

– Минуту назад звонил юнкер Анвельт. Атаковали вашу квартиру. К счастью, охрана отразила нападение, но Анна Петровна была ранена. Я уже отправил аварийный взвод, но…

Самарин не стал ждать, пока генерал закончит, и кинулся бежать. Он слышал за спиной топот тяжелых солдатских сапог, похоже, Брусилов отправил кого-то за ним. Он выскочил на улицу и беспомощно выругался – машина исчезла вместе с водителем.

– Подождите! Через минуту тут будут казаки, на коне будет быстрей, чем на автомобиле.

Самарин оглянулся: Таубе.

– Я сдеру с него шкуру! – прошипел он. – Он должен был ждать меня перед дворцом!

Полковник положил ему руку на плечо.

– Ничего серьезного, я имею в виду ранение вашей жены, – сказал он. – Анвельт повторил это несколько раз. Он…

Внезапный топот ознаменовал прибытие казаков, командир соскочил с коня на полном ходу, словно цирковой артист.

– Есаул Воронченко, – коротко представился он.

– Коня! – закричал Самарин.

Воронченко махнул рукой – и один солдат подвел к нему черного скакуна и придержал стремя.

– За мной! – рявкнул генерал.

Они кинулись вперед, к счастью, улицы были почти пустыми, одинокие прохожие отскакивали в сторону, кто-то кричал, кто-то захлопывал ставни.

Окрестности вокзала были окружены солдатами, но, завидев Самарина, они сразу же расступались. Генерал спрыгнул с коня, словно ему было двадцать, остановился на секунду и удивленно заморгал. Фасад здания был закопченным, исчезли окна, а мостовую покрывали хлопья сажи.

Из ворот вышел Матушкин, поддерживая хромающего Анвельта. На лице юнкера были видны только глаза, а остальное закрывали бинты.

– Что тут, к чертям, случилось?!

– Магия, что же еще? – хмуро ответил Матушкин. – Чертовая…

– Дорогой!

Внезапно на улицу выбежала Анна и кинулась к мужу. На правой щеке и шее у нее были ожоги, офицер ощутил запах мази.

– Как ты? – неистово бормотал он.

– Мелочи, господин Анвельт спас меня.

– Он отпихнул ее и закрыл собой, – пояснил Матушкин. – Ему хорошо досталось.

Лишь сейчас Самарин заметил, что у парня не только лицо в бинтах, но и от мундира остались обгоревшие лохмотья.

– Поляки? – процедил он сквозь зубы.

– А я знаю? Сам посмотри. – Матушкин указал на лежащие на тротуаре трупы.

Самарин подошел ближе, Анна отвернулась, но не отпустила руку мужа.

– Не смотри на это, – нежно произнес он.

– Не смотрю!

Трупы были сожжены, словно их вытащили из погребального костра, но на груди одного из убитых можно было разглядеть: DVN.

– Dominus vitae necisque?

– А ты как думаешь? – буркнул Матушкин.

– Ну что же, когда возьмем Варшаву, надо будет поговорить кое с кем на эту тему, – враждебно произнес Самарин. – А особенно с одним алхимиком.

– Ты спятил?!

– Ох, я знаю, что Олаф этого не делал, но он точно будет знать, откуда ветер дует. Он всегда слишком много знает.

– Жаль, что парень не сдержался, теперь нечего осматривать.

Самарин посмотрел на юнкера, потом перевел взгляд на трупы. Некоторые были настолько обуглены, что распадались на глазах.

– Думаю, нам известно достаточно, – буркнул он. – Хорошая работа, юнкер Анвельт! А остальное мы узнаем в Варшаве.

Матушкин кивнул в ответ.

– Уже скоро, – сказал он.

Порыв ветра принес шум канонады, унося с улицы смрад паленого мяса.

– Скоро, – повторил генерал.