Глава 5
Начало конца

9 ноября 1934 г. один дрезденский школьник в сочинении на тему воздушной войны описал, что станет с городом, если враг решит нанести по нему бомбовый удар. Под вой сирен, писал молодой человек, люди устремляются в бомбоубежища. С душераздирающим воем падают бомбы, дома рушатся, в уцелевших вылетают оконные стекла. «Весь Дрезден объят пламенем». Потом на город надвигается вторая волна вражеских самолетов. Они сбрасывают газовые бомбы. Почти все, кто укрылся в бомбоубежищах, погибают от удушья. От города остаются лишь обугленные развалины. Бомбовый удар обернется катастрофой. Однако юноша не удостоился высшего балла за свое сочинение. «Худшего и не придумаешь! — разъяренно черкнул красным карандашом на полях тетради учитель. — Глупость! Чушь! Не так-то просто уничтожить Дрезден! Вы ни словом не упомянули о противовоздушной обороне. Ваше сочинение пестрит ошибками!». Чуть более десятилетия спустя фантазии мальчика стали ужасающей реальностью. Однако и оптимизм учителя не был таким уж и необоснованным. С первых месяцев существования Третьего рейха в 1933 г. нацистский режим приступил к созданию системы ПВО. Оборудовались бомбоубежища, а население городов постоянно привлекали к учениям по гражданской обороне. В армии формировали зенитные части, считая, что именно они сыграют решающую роль в грядущей воздушной войне. Поскольку наиболее эффективным средством считался огонь наземной зенитной артиллерии, было начато строительство позиций для зенитных батарей. Однако до осени 1940 г. строительству бомбоубежищ или защитных бункеров не уделялось большого внимания, да и в дальнейшем такие укрытия не получили распространения из-за дефицита трудовых ресурсов и материалов. Два года спустя строительство бомбоубежищ было свернуто. С началом войны начались воздушные тревоги, очень часто ложные. Поначалу бомбежки не приносили сколько-нибудь значительного ущерба, наводя в основном страх и вызывая житейские неудобства. В мае 1940 г., после ухудшения военной ситуации во Франции, британцы решили нанести авиаудары по отдельным целям восточнее Рейна. Излюбленной мишенью стал морской порт Гамбурга — крупного промышленного и торгового центра, второго по величине города Германии, — легко досягаемый со стороны Северного моря. 17—18 мая 1940 г. Гамбург первым из крупных немецких городов подвергся воздушному нападению. После этой бомбежки и до конца года город выдержал еще 69 налетов и 123 воздушные тревоги. В этот период жители Гамбурга едва ли не все ночи подряд проводили в бомбоубежищах и других укрытиях. Тем не менее урон от бомбежек оказался сравнительно небольшим, всего 125 погибших и 567 раненых. С увеличенными интервалами авианалеты продолжались в 1941 г. и первой половине следующего года. В общей сложности к июлю 1942 г. Гамбург выдержал 137 бомбардировок, при которых погибло 1431 жителей. Количество раненых достигло 4657. В городе с населением около 2 млн человек лишь немногим более 24 000 лишились крыши над головой. В конце концов, городские власти Гамбурга, пусть с некоторым опозданием, укрепили большую часть подвалов. В районах, прилегавших к реке Эльба, где уровень грунтовых вод не позволял строить подземные бомбоубежища, возводились наземные бетонные бункеры. Сходные меры предпринимались в других городах и селениях по всей территории рейха. Однако вскоре британские бомбардировщики серьезно расширили зону своих действий. Ночные налеты на Берлин в 1940—1941 гг. не отличались ни масштабностью, ни разрушительным воздействием. Скорее, они были досадными и настолько приелись жителям города, что те не придавали им особого значения. Любопытно, что населению официально предлагалось спать днем, до начала бомбежки. Ходила даже такая шутка, что если люди входят в бомбоубежище со словами «Доброе утро!» — значит, они уже выспались; если вошедшие говорят «Добрый вечер!» — значит, они еще не спали; если же вошедшие говорят «Хайль Гитлер!» — значит, они всегда спят.

Несмотря на все приготовления, ни правители Третьего рейха, ни их противники в Советском Союзе не уделяли крупномасштабным стратегическим бомбардировкам достаточного внимания. Обе стороны использовали бомбардировщики для решения тактических задач по поддержке действий сухопутных войск или для обработки вражеских позиций перед наступлением. Германские налеты 1940 г. на Лондон и другие города преследовали только одну цель — склонить Британию к переговорам, а позже в силу безуспешности были прекращены. Берлин вовсе не занимала идея разрушения центрального звена вражеской обороны за счет непрерывных, длительных и крупномасштабных бомбардировок. Кампании подобного рода предпринимались только на Восточном фронте, исключительно в целях решения определенных военных задач и лишь на короткий период времени. В 1943—1944 гг. люфтваффе начали стратегическую наступательную операцию по бомбардировке промышленных целей и коммуникаций на советской территории. Это принесло некоторые успехи. Наиболее примечателен факт уничтожения 43 американских бомбардировщиков Б-17 и около 1 млн тонн авиационного горючего на авиаузле под Полтавой в июне 1944 г. Этим налетом была значительно ослаблена угроза со стороны американских бомбардировщиков, выполнявших челночные бомбежки германской территории как с востока, так и с запада. В дальнейшем немцы отказались от таких наступательных операций из-за дефицита топлива и в связи с переходом от производства бомбардировщиков к выпуску истребителей, необходимых для зашиты германских городов от налетов британской и американской авиации. Сходным образом рассуждал и Сталин, считавший удары с воздуха полезными в основном для поддержки передовых линий сухопутных войск. Сталин не обзавелся парком больших стратегических бомбардировщиков, и в последние два года войны по мере продвижения Красной Армии германские города методично разрушали не русские, а британские и американские самолеты. Тем не менее Сталин энергично стремился к тому, чтобы западные союзники помогали Красной Армии, нанося мощные авиаудары по германской территории.

С 30-х гг., после разрушения Герники итальянской и германской авиацией во время гражданской войны в Испании, в Европе широко распространился страх авиационных бомбежек. Однако стратегические бомбардировщики не могли поражать цели с высокой точностью — в т.ч. и потому, что из-за солидной бомбовой нагрузки обладали значительными габаритами, заметно ограничившими маневренность, что приводило к необходимости летать на больших высотах, т.е. вне пределов досягаемости зенитных орудий противника. Полеты нередко проходили над облаками, что еще больше затрудняло идентификацию целей. Производить авиаудары в дневное время было почти невозможно из-за слишком высоких потерь от атак истребителей и огня наземных средств ПВО. В начале войны было предпринято несколько дневных рейдов, но от них быстро отказались. Ночные бомбометания оказались сопряжены с большими трудностями, особенно когда воюющие стороны стали применять светомаскировку, ограничивая или полностью отключая освещение населенных пунктов, что затрудняло ориентировку вражеских бомбардировщиков. Еще одну проблему для экипажей представляла навигация в ночных условиях: бомбардировщикам приходилось преодолевать огромные расстояния до целей, что, естественно, не могло не сказываться на самочувствии экипажей. Небольшие пикирующие бомбардировщики «штукас» обеспечивали высочайшую точность бомбометания в тактических операциях при поддержке сухопутных войск, но несли слишком малую бомбовую нагрузку и потому не могли использоваться для крупномасштабных стратегических бомбежек. Таким образом, поскольку на практике не было никакой возможности обеспечить высокую точность, все массированные бомбардировки производились более или менее неупорядоченно. Поэтому стратегические бомбардировки всегда служили двум неразрывно связанным целям: с одной стороны — разрушению вражеского военно-промышленного потенциала, с другой — подрыву морального духа населения. В 1941 г. во многих авианалетах, весьма скромных по меркам более позднего периода войны, бомбы большей частью ложились в стороне от целей. Практически самолеты, бомбившие ночью и с больших высот, могли поражать только крупные цели — т.е. целые города и села. Именно такую стратегию взяли на вооружение в конце 1941 г. Черчилль и британское руководство. Осуществить задуманное поручили Артуру Харрису, энергичному и решительному офицеру, возглавившему британскую стратегическую авиацию. Харрис принял решение сосредоточиться на крупнейших городах Германии, где его бомбардировщики могли с больших высот уверенно поражать предприятия военной промышленности и разрушать жилые кварталы рабочих и служащих этих предприятий. В 1942 г., когда операции сухопутных войск на континенте и в Северной Африке пошли вопреки намерениям британцев, разрушительные налеты бомбардировщиков Харриса на германские города поднимали боевой дух войск и населения Британии. В то же время, как ни удивительно, лишь немногие британцы считали эти авиаудары адекватной местью за разрушение Ковентри и ночные бомбежки Лондона в период «Битвы за Англию».

В отличие от немцев и русских англичане и американцы уже в конце 1930-х гг. решили, что тяжелые бомбардировщики — это стратегическое оружие будущего. К 1942 г. Британия широко развернула производство тяжелых бомбардировщиков, а именно — 4-моторного «Ланкастера», совершившего свой первый полет всего годом ранее и разработанного в 1940 г. «Галифакса». С учетом легких моделей — таких как двухмоторный «Веллингтон», стратегическая авиация Британии получила более 11 000 бомбардировщиков. Вначале под командованием Харриса находилось всего 69 тяжелых бомбардировщиков. К концу года их было уже около 2000. Эти машины стали основной силой британских авиарейдов на Германию. Постепенно менее совершенные «Стирлинги» были заменены более чем 7000 бомбардировщиков типа «Ланкастер» и 6000 «Галифаксов». С конца 1942 г. к ним прибавились и американские бомбардировщики, базировавшиеся на аэродромах Соединенного Королевства, в т.ч. знаменитые «летающие крепости» Б-17, которых было выпущено всего более 12 000, а также легкие, скоростные бомбардировщики «Либерей-тор» — более уязвимые, но зато производившиеся в огромном количестве (общий объем выпуска составил 18 000 самолетов). Первой демонстрацией новой тактики массированных бомбежек городских кварталов стал авианалет на Любек в ночь на 29 марта 1942 г. Сам город не имел особого военного или промышленного значения, но его старые кирпичные и деревянные дома хорошо подходили для демонстрации возможных последствий подобной бомбежки. Поскольку Любек оказался практически беззащитен и открыт со стороны моря, 234 бомбардировщика («Ланкастеры», «Веллингтоны» и «Стирлинги») подошли к городу на малых высотах. Вначале британцы сбросили мощные фугасные бомбы, разрушавшие дома, потом в ход пошли зажигательные бомбы. Половина города превратилась в руины. 1425 зданий было разрушено полностью, 10 000 домов получили повреждения, из них примерно 2000 — серьезные. Погибло 320 человек и 785 были ранены. В апреле 1942 г. Харрис продолжал наносить авиаудары по небольшим городам, расположенным на побережье Балтийского моря. Среди целей оказался и средневековый город Росток.

Эти удары спровоцировали Гитлера начать в апреле 1942 г. так называемые рейды устрашения — удары по объектам на британской территории, целью которых было «деморализовать британцев... и, разумеется, отомстить им».

После длительного, почти годичного перерыва в налетах на Британию он приказал силам люфтваффе приступить к серии бомбовых контрударов британских городов, которые окрестили «рейдами по «Бедекеру» — т.е. популярному туристическому путеводителю. Авиаудары производились малым количеством самолетов: в дневное время — 30-ю, а в ночные часы — 130-ю бомбардировщиками, а в качестве целей выбирались небольшие и незащищенные города, имевшие какое-то историческое значение. Налеты едва ли повлияли на действия Британии и оказались совершенно бессмысленными в военном аспекте. Это был чисто эмоциональный жест германской стороны. Что мог противопоставить Гитлер огромным силам, собранным Харрисом? Впрочем, могло показаться, что моральный дух жителей Любека не пострадал, ибо, невзирая на все причиненные городу разрушения, уже на следующий день после налета над многими открывшимися магазинами были развернуты транспаранты «Пока еще живем!»На первый взгляд, авианалеты не вызвали роста ненависти по отношению к англичанам. В своем дневнике Луиза Зольмиц описывала бомбежки совершенно бесстрастно, словно речь шла о стихийных бедствиях или деяниях Господа. 8 сентября 1942 г. она пишет: «Мы больше не властны над судьбой и отдаемся ходу событий, без веры или надежды принимая грядущее». Ее печалило разрушение ганзейского Любека — старинного, выстроенного из красного кирпича северного города, но она помнила и о бомбежках Йорка и Норвича, вызывавших у Луизы жгучую боль от осознания «разрушения культурного наследия германских народов... страданий и гибели, царящих повсюду».

Неожиданной оказалась и незащищенность Любека от атак с воздуха. После ночных авианалетов британской авиации на Рур 1940 г. генералу авиации Йозефу Каммхуберу поручили создать общегерманскую систему ПВО. К концу года была развернута сеть радиолокационных станций, протянувшаяся от Парижа до Дании и обеспечивавшая наведение ночных истребителей Ме.110 с центрального диспетчерского пункта. Действия истребителей поддерживались наземными прожекторными и зенитными установками. В результате за 1941 г. британцы потеряли около 1000 бомбардировщиков. Положение англичан несколько улучшилось в 1942 г. с появлением «Ланкастеров» и внедрением новых радионавигационных приборов, позволявших самолетам следовать сплоченным строем и успешнее преодолевать германскую противовоздушную оборону. Для обнаружения целей Харрис применял самолеты наведения, шедшие впереди бомбардировщиков и помечавшие цели зажигательными бомбами. В 1943 г. бомбардировщики получили бортовые РЛС и приборы радионаведения, облегчавшие полеты в условиях ограниченной видимости. Новую технику продолжали совершенствовать до конца года, Харрис ввел в состав экипажей бомбового наводчика, что обеспечило штурману возможность сосредоточиться на точном следовании курсом до цели и обратно. С середины 1943 г. в качестве контрмеры на случай, если вдруг и немцы оснастят свою тяжелую авиацию аналогичными устройствами, бомбардировщики стали оборудовать устройствами, известными под наименованием «Окно». В их состав входили пакеты с полосками алюминиевой фольги, сбрасываемой из бомболюка для создания помех вражеским радиолокаторам. В качестве меры противодействия люфтваффе разработали собственную бортовую РЛС, обеспечивавшую ночным истребителям возможность летать группами, обнаруживать и сбивать вражеские бомбардировщики. К тому же немцы перебросили значительное количество истребителей на запад, оставив для операций, проводимых против советских ВВС, не более трети всей истребительной авиации. Быстрыми темпами наращивалось количество зенитных батарей: к августу 1944 г. их было уже 39 000, при этом общая численность боевых расчетов достигала миллиона бойцов. Немецкие средства ПВО сбивали значительное количество вражеских бомбардировщиков. В среднем в британской бомбардировочной авиации гибло около 50% личного состава, а общие потери за весь период боевых действий составили более 55 000 человек убитыми. Предпочитая обороне нападение, Гитлер требовал новых бомбежек британской территории, одновременно снижая производство истребителей и урезая число истребителей на боевом дежурстве. В любом случае истребителям требовалось слишком много времени на взлет и атаку бомбардировщиков, следовавших на высотах около 30 000 футов (9 км). Зачастую истребители вступали в бой уже после того, как британские летчики успели сбросить бомбы.

Однако на начальном этапе войны территория Германии не подвергалась сколько-нибудь серьезным бомбовым ударам. Для демонстрации возможностей нанесения массированных ударов по крупным целям 30 мая 1942 г. был осуществлен налет на Кёльн, в котором участвовало около 1000 бомбардировщиков, уничтоживших свыше 3300 зданий и оставивших без крова около 45 тысяч человек. Погибло 474 человека. 5000 жителей получили ранения, многие тяжелые. Авианалет доказал, что такие большие группы бомбардировщиков могут успешно преодолевать ПВО противника и достигать своих целей. Налет 1000 бомбардировщиков на Эссен летом того же года не увенчался серьезным успехом. Тем не менее британцы не решились на нанесение повторного удара: кроме всего прочего, для этой бомбежки привлекались учебные самолеты, экипажи которых набирали из курсантов летных училищ. Затем британские бомбардировщики переключились с ударов по гражданским объектам на разрушение стоянок подводных лодок на атлантическом побережье Франции, сооруженных из бетона, но вследствие их прочности эффект был минимальным. Сам ход войны выдвигал на первый план совершенно новую задачу — обеспечение безопасности морских конвоев в водах Атлантики. Решение о дальнейшем усилении стратегических бомбардировок было принято только в январе 1943 г. на встрече Черчилля и Рузвельта в Касабланке. Оба руководителя согласились, что открытие Второго фронта, на котором настаивал Сталин, будет отложено до 1944 г.; вместо этого союзники должны были начать вторжение в Италию и новую кампанию бомбежек, имевших целью, согласно цитате из приказа Объединенного комитета начальников штабов британским и американским ВВС от 21 января 1943 г., «разрушение и дезорганизацию военной, промышленной и экономической системы Германии, а также подрыв морального духа немецкого народа вплоть до низведения на нет способности германской армии к сопротивлению». Новая кампания бомбежек началась с серии авиаударов по району Рура. 5 марта 1943 г. 362 бомбардировщика атаковали Эссен — город, в котором располагались оружейные заводы Круппа. За первым налетом последовала серия авиаударов, продолжавшихся несколько месяцев. В тот же период британская авиация атаковала такие промышленные и горнодобывающие центры, как Дуйсбург, Бохум, Крефельд, Дюссельдорф, Дортмунд, Вупперталь, Маннхейм, Гельзенкирхен и Кёльн. Сильнее всего бомбили Дортмунд. 800 бомбардировщиков сбросили на город в два раза больше взрывчатки, чем за весь предыдущий год, или при налете тысячи самолетов на Кёльн. Тогда погибло 650 жителей. Огнем была уничтожена городская библиотека, насчитывавшая свыше 200 000 томов, а также уникальный газетный архив. В ходе следующего авиаудара, нанесенного по Кёльну 28-29 июня, погибло около 5000 человек. Всего в результате этой серии бомбовых ударов по промышленным центрам западной части Германии было убито около 15 000 человек. Кроме этого, 16 мая 1943 г. специальная эскадрилья, в задачу которой входило уничтожение дамб, на малой высоте подошла к крупным дамбам на реках Эдер и Мёне и сбросила так называемые «прыгающие бомбы», разрушившие бетонные преграды. Сквозь проломы устремилась огромная масса воды, что привело к затоплению значительной территории Рурской области. В результате бомбежки было серьезно нарушено водо- и электроснабжение промышленных предприятий Рура. Погибло более 1500 человек, в основном иностранных рабочих и военнопленных (в т.ч. около 700 женщин, угнанных из СССР. — Прим, перев.). Среди германского населения ходили слухи о гибели до 30 000 человек. Довершая безрадостную картину, в перерывах между бомбежками над Руром вовсю хозяйничали легкие и скоростные истребители-бомбардировщики «Москито». Имперский министр пропаганды Геббельс был в шоке от разрушений. После бомбежки Дортмунда Геббельс записал в своем дневнике: «Мы оказались в беспомощно-унизительной ситуации и принимаем удары англичан и американцев с упорством и яростью».

Министр вооружений Альберт Шпеер был крайне озабочен случившимся. Он несколько раз посетил Рур, решая вопросы восстановления производства и организуя срочную переброску рабочей силы в лагеря, из которых в случае разрушения одних предприятий их можно было бы без промедления перебросить на другие, еще действующие. Для восстановления дамб Шпеер распорядился снять 7000 человек со строительных работ по возведению «Западного вала». Германский трудовой фронт, «Организация Тодта» и региональная организация нацистской партии создали специальные команды для расчистки завалов и возобновления работы горнодобывающих и военных заводов. Национал-социалистическая народная благотворительная организация взяла на себя заботу о тех, кто лишился крыши над головой. Вопреки всем усилиям ущерб, нанесенный экономике бомбардировками, был очевиден. Начиная с июня 1942 г. производство вооружений в Германии увеличивалось в среднем на 5,5% в месяц; после бомбежек Рура этот рост прекратился. Производство стали упало во втором квартале 1943 г. на 200 000 тонн, что вызвало сокращение объемов производства боеприпасов. Возник кризис в производстве компонентов для авиационной промышленности. Количество выпускаемых самолетов оставалось постоянным с июля 1943 г. до марта 1944 г.. В результате авианалета американских бомбардировщиков на Швейнфурт 17 августа 1943 г. были серьезно повреждены несколько фабрик по производству шарикоподшипников, что вызвало снижение их выпуска на 38%. Шпеер предупреждал службу снабжения германских ВВС: «Мы приближаемся к точке полного коллапса... нашей обеспечивающей промышленности. Еще немного — и мы лишимся важнейших частей для самолетов, танков и грузовиков». Шпеер предупреждал Гитлера, что в случае продолжения авианалетов на германские промышленные центры производство вооружений неминуемо и полностью остановится.

За бомбежками Рура последовали массированные налеты на Гамбург — крупнейший морской порт Германии и ведущий судостроительный и промышленный центр. При налете англичане впервые применили систему «Окно», доказавшую свою высокую эффективность. В ночь на 25 июля 1943 г. с 42 аэродромов Англии поднялись в воздух машины, взявшие курс на северо-восток. Они направлялись к устью Эльбы. В налете участвовал 791 бомбардировщик. Из-за возникших неисправностей 45 самолетов вернулись назад, предварительно сбросив бомбы в море. Сделав крюк, воздушная армада неожиданно для германской противовоздушной обороны подошла к Гамбургу с северного направления. Самолеты ежеминутно сбрасывали пачки алюминиевой фольги, создававшей помехи наземным радиолокационным станциям противника. Ввиду незначительности сопротивления британцы потеряли всего 12 самолетов. По докладам пилотов, лучи прожекторов беспорядочно метались в небе, не находя целей. Первые самолеты появились в небе над Гамбургом примерно в час ночи. В начале атаки самолеты наведения пометили цели зажигательными бомбами, после чего основные силы сбросили бомбы на центр города. Жители Гамбурга в панике устремились в бомбоубежища. Хотя много бомб упало в малонаселенных пригородах и близлежащих деревнях, центральной части города и верфям был нанесен значительный урон. Пожарные команды и группы по расчистке завалов, действовавшие по заранее составленным планам, приступили к работе еще до окончания налета. Бомбардировка Гамбурга представляла собой авиаоперацию нового типа, состоявшую не из одного, а из серии ударов, имевших целью планомерное уничтожение города. На следующий после этой бомбежки день на Гамбург вылетело еще 109 американских «летающих крепостей», причем американцы действовали в светлое время суток. Такие авиарейды были сопряжены с большой опасностью. От огня зенитной артиллерии пострадало не менее 79 самолетов, которые сбросили бомбы куда попало, нанеся лишь незначительные разрушения пригородам и морскому порту. Той же ночью бомбежку продолжили меньшими силами, а в ночь на 28 июля город атаковало уже 735 британских бомбардировщиков, на сей раз подошедших с востока. Самолеты наведения пометили цели, сосредоточенные юго-восточнее от центра города и, прежде чем лечь на обратный курс, бомбардировщики основных сил сбросили 2326 тонн бомб. В ходе налета было потеряно 17 самолетов с экипажами, однако большинство машин уцелело, поскольку зенитчики имели приказ не вести огонь по целям, находившимся выше 18 000 футов (примерно 5 км) с тем, чтобы дать возможность ночным истребителям атаковать самолеты противника. Но за исключением уже отбомбившихся «Стирлингов», все остальные бомбардировщики шли выше 18 000 футов, куда немецкие ночные истребители уже добраться не могли.

Погода той ночью была необычно жаркая и сухая, а пожарные команды по большей части еще работали в западной части города, ликвидируя очаги пожаров среди руин, оставшихся от прошлых бомбежек. Уже за первые 23 минуты налета бомбардировщики сбросили на сравнительно компактный участок на юго-востоке города такое количество зажигательных и фугасных бомб, что отдельные очаги пламени слились в единый сплошной очаг пожара, который пожирал воздух, превратив территорию площадью в одну квадратную милю в адский костер с температурой в центре до 800 °C. Огненный ураган пронесся еще две мили на юго-восток, следуя за машинами, продолжавшими сбрасывать бомбовый груз. Порожденный пламенем ураган с корнем выворачивал деревья и осыпал все вокруг мириадами искр, превращавших людей в живые факелы. Огненный вихрь высасывал воздух из расположенных в подвалах зданий бомбоубежищ, где находились тысячи людей, в результате чего они погибли от отравления угарным газом или удушья, вызванного нехваткой кислорода. Когда 3 часам утра пожар, уничтожив до 16 000 многоквартирных домов общей протяженностью фасадов около 133 миль (212 км), мало-помалу начал стихать. К 7 утра все было кончено. Как ни удивительно, многим удалось выжить. Пятнадцатилетнюю Трауту Кох мать обмотала мокрыми простынями и, толкнув к выходу из бомбоубежища, приказала: «Беги!»

Там были люди — они уцелели, укрывшись в подвале. Другим повезло куда меньше. Торговец зеленью Йохан Бурмейстер своими глазами видел, как люди прыгали в один из гамбургских каналов, пытаясь затушить горящую одежду. Некоторые кончали с собой. 19-летняя портниха вместе со своей тетей бежали по охваченным огнем улицам. И вдруг застыли как вкопанные: асфальт впереди расплавился. «Посреди дороги оставались люди. Одни уже погибли, другие были еще живы — но намертво увязли ступнями в асфальт... и, пытаясь выбраться, упирались руками. Стоя на коленях, с увязшими в горячем асфальте руками, они беспомощно вопили». В конце концов, девушка решила пробраться мимо горящих деревьев и сбежать вниз по склону. «Я отпустила тетину руку и пошла вперед. Кажется, я упала, споткнувшись о лежавших, но еще живых людей». Сбежав по склону, она подобрала кем-то брошенное одеяло и завернулась в него. Наутро она нашла свою погибшую родственницу. Опознать тело удалось лишь по синему с белым колечку с сапфиром, которое тетя никогда не снимала. Многие трупы обуглились и ссохлись от жара; кое-где огромными комьями громоздились груды тел, слипшихся в растопленном и вновь затвердевшем человеческом жире».

Несчастья Гамбурга на этом не закончились. Когда ветер развеял дым от дотлевавших руин, британское командование решило организовать третий по счету налет. В ночь с 29 на 30 июля на Гамбург вылетело 786 бомбардировщиков. 45 машин вернулись назад из-за механических поломок, и еще несколько оказались подбиты в пути, но большинство самолетов добралось до Гамбурга, обнаружив цель по зареву над горизонтом. В пригородах и городском центре успели разместить дополнительные прожекторы. Хороший свет обеспечивал зенитным батареям и ночным истребителям хорошую видимость. Вся надежда была теперь на прожекторы — радиолокаторы были по-прежнему «ослеплены» алюминиевой фольгой, пачками сбрасываемой с бомбардировщиков. На этот раз бомбы падали на значительно большей территории: самолеты наведения сбились с курса в результате сильного ветра, и вследствие этого разрушению подверглась не западная, как планировалось, а северо-восточная часть города. Но и теперь Харрис не удовлетворился достигнутым: после короткой паузы, вызванной плохими метеоусловиями, в ночь на 3 августа 1943 г. был устроен четвертый — последний и самый мощный налет на город. Бомбардировщики вылетели двумя группами. Задача первой группы из 498 бомбардировщиков, идущих за 54-мя самолетами наведения, состояла в атаке зажиточного района западнее озера Альстер, расположенного в центре Гамбурга; второй группе, включавшей в себя 245 бомбардировщиков, было приказано уничтожить промышленную зону в южной части города. В этот раз ПВО обеспечила противодействие системе «Окно». Германские ночные истребители летали, ориентируясь визуально или по наведению с земли, откуда непрерывно отслеживали местоположение бомбардировщиков либо использовали собственные бортовые РЛС. С ухудшением метеоусловий британские самолеты оказались в области сильной грозы. От воздействия электрического поля пропеллеры машин искрились, по выражению одного из пилотов, превращаясь в «огромные огненные колеса» и тем самым демаскируя самолеты. Обе волны авианалета рассеялись, многие бомбардировщики сбросили свой груз на небольшие пригородные поселки, деревни и даже на поля — и, не дойдя до Гамбурга, повернули назад. Часть машин, потеряв управление, разбились. Свою роль также сыграли немецкие истребители и огонь зенитной артиллерии. Из рейда не вернулось всего 35 машин, а причиненный городу урон оказался незначительным. Тем не менее в ходе четырех массированных налетов Гамбурга бомбардировщики союзных сил совершили более 2500 боевых вылетов, во время которых на город было сброшено в обшей сложности более 8300 тонн зажигательных и взрывчатых веществ. Истребителями противника было сбито 59 машин, 11 самолетов было подбито огнем подразделений зенитных орудий и еще 17 разбились по другим причинам, в т.ч. — из-за грозы, разразившейся при последнем налете. Разрушения были ошеломляющими. Находившиеся в городе верфи были стерты в порошок, а вместе с ними канули в небытие 20—25 недостроенных подлодок. Как выяснилось позже, промышленное производство в городе восстановилось до 80% от прежнего уровня лишь спустя 5 месяцев после бомбежек. По подсчетам, количество недополученной из-за налета военной продукции было эквивалентно объему двухмесячного выпуска всех предприятий города. Бомбежки имели масштабные последствия. Были разрушены все городские железнодорожные узлы, гавань и реку блокировали затонувшие суда, а речки помельче и каналы были завалены упавшими в них обломками. Городские линии газо-, водо- и электроснабжения были нарушены и возобновили работу только в середине августа. Еще ужаснее были человеческие потери. Случайно и отчасти преднамеренно основная масса бомб упала на жилые кварталы. Так, пожаром были уничтожены рабочие кварталы на юго-востоке города, население которых традиционно занимали позицию, оппозиционную нацистскому режиму. В то же время почти нетронутым остался квартал роскошных вилл на северо-западе, хотя его уничтожение было одной из задач последнего, наименее удачного налета. Всего в Гамбурге было разрушено 56% домов, или около 250 000 жилых помещений, в результате без крова осталось 900 000 человек. Около 40 000 человек погибло. Еще 125 000 человек нуждались в медицинской помощи, в т.ч. в лечении ожогов. На тушение пожаров и ликвидацию последствий разрушений было брошено 14 000 пожарных, 12 000 солдат и 8000 технических специалистов, ночью и днем обеспечивавших город водой и пищей. Уже после первого налета жители стали покидать город. Теперь же, по описанию Матильды Вольф-Монкеберг (цитата из неотправленного письма), всюду царили «паника и хаос... Не ходили ни трамваи, ни подземка, ни пригородные поезда. Жители шли из города пешком, таща с собой тележки, велосипеды и коляски с вещами или взвалив пожитки на спину». Полиция разместила выбравшихся из центра города (около 840 000 человек) на уцелевших станциях железной дороги и речных пристанях. Региональный лидер нацистской партии (гаулейтер) Карл Кауфман организовал эвакуацию жителей в промышленные районы к северу и востоку от города. Около двух миллионов человек перевезли к новым, по большей части временным местам жительства на 635 поездах. Хотя гаулейтер Кауфман настоятельно требовал, чтобы городские начальники продолжали исполнять свои обязанности, многие из них покинули город. Спустя три недели после бомбежек 900 из 2500 городских чиновников, отвечавших за снабжение продовольствием, не присутствовали на своих рабочих местах. Они либо уехали, либо погибли под бомбами. Некоторые местные нацистские партийные руководители по своей инициативе направляли поезда для вывоза жителей из своих районов. Другие захватывали несколько грузовиков либо подвод, чтобы погрузить собственные вещи и вывезти близких из города. Партийная машина нацистов находилась в состоянии коллапса. Привыкнув жить под покровительством Третьего рейха, люди ждали, что помощь в момент кризиса придет как нечто самой собой разумеющееся, — и явная неспособность власти справиться с катастрофой вызывала у людей все большее и большее негодование. Хотя геббельсовская пропаганда изо всех сил старалась возбудить в людях ненависть, народный гнев был направлен не на англичан, устроивших эти «террористические рейды», а на Геринга и его люфтваффе, откровенно неспособных защитить родину, и также против нацистской партии, подставившей Германию под разрушительные удары. По воспоминаниям Матильды Вольф-Монкеберг, «многие члены партии снимали партийные значки... а кое-кто даже предлагал наказать «этого убийцу». Полиция бездействовала».

У Луизы Зольмиц налеты оставили впечатление, которое невозможно передать словами. Оказавшись на улицах города в начале августа 1943 г., она увидела перед собой «только каменные обломки, одни обломки». Оцепенев от ужаса, она смотрела на остывавшие развалины сметенных огнем пожаров зданий:

Несколькими днями ранее, 28 июля 1943 г., солдат и бывший нацистский штурмовик Герхард М., приехавший в Гамбург на велосипеде, обнаружил город совершенно опустевшим. В недоумении он спрашивал себя: «Где люди?» В районе Хаммербрук-штрассе, где жили в основном рабочие, его встретила тишина:

Он спрашивал себя: когда все это восстановят, когда в город вернутся люди? Как бывший коричневорубашечник, он знал только один ответ: «Когда мы выиграем эту войну. Когда сможем без помех заняться мирным трудом. Когда народы других стран прекратят нам завидовать». Утешало одно: Гамбург уже поднимался из руин за сто лет до этого, после Большого пожара 1842 г. Возможно, забывая о том, что разрушения и смерть были вызваны бомбежками английских городов, он представлял, как однажды эту печальную судьбу разделят «беспечные» жители Лондона, продолжавшие радоваться жизни и не ведавшие «истинной силы Германии»: «придет день, когда надменный Лондон ощутит на себе все невзгоды войны, их постигнет истинно ужасная участь — куда более ужасная, чем та, что постигла Гамбург». Впрочем, такая реакция вовсе не была типичной. В бомбоубежищах попытки возбудить ненависть к британцам часто встречали отпор. О таком случае позднее рассказала Луиза Зольмиц; «Смотритель бомбоубежища Золднер сказал, что лондонцам приходилось сидеть в убежищах по 120 часов. «Надеюсь, они там и останутся — потому, что заслуживают этого! — заявил он. Ему возразил женский голос: “Они делают то, чего хочет их правительство. Что им еще остается?”»

Позже Луиза Зольмиц напишет: «Несмотря на пережитое в тех бомбежках, в Гамбурге не ощущали к «врагу» особой ненависти». На самом деле люди испытывали чувство отчаяния. «Утратив мужество, мы впали в состоянии оцепенения и апатии, — писала Матильда Вольф-Монкеберг. — Кажется, что почти все понимали, насколько далеки от реальности вздорно-оптимистические газетные публикации и радиопередачи». По докладам службы безопасности СС, значительное число людей «изолирует себя от пропаганды в ее сегодняшнем виде». Постепенно в Гамбург начали возвращаться жители, и к концу года население города снова выросло примерно с 600 тысяч до более чем миллиона человек. Однако многие беженцы остались в других частях Германии, распространяя «среди населения всей территории рейха» то, что в службе безопасности СС называли «эффектом шока и сильного испуга». «Рассказы эвакуированных о разрушениях, причиненных Гамбургу, усиленно нагнетали страх, и без того витавший в воздухе». Беспокойство в значительной мере подогревалось действиями союзников, сбрасывавших листовки, в которых жителей предупреждали о скором разрушении их городов. Иногда такие листовки содержали зловещие стишки, наподобие следующих: «Пусть Хаген [город в Рурской области] находится в яме, но мы перебьем вас и там». В 1943 г. самолеты союзников сбросили огромное количество фальшивых продовольственных карточек, введя в смятение простых жителей и добавив работы местным начальникам. Разрушения, причиненные Гамбургу в июле-августе 1943 г., сильно подорвали моральный дух населения, без того ослабленный катастрофическим поражением германской армии под Сталинградом. С августа 1943 г. энтузиазм населения по поводу предстоящей победы сменился страхом того, что могло произойти в случае военного поражения Германии. На этом страхе так же успешно играла хорошо скоординированная геббельсовская пропаганда.

В то же время очевидная неготовность режима к «тотальной войне» шла вразрез с усилиями Имперского министерства пропаганды, призвавшего рядовых граждан удвоить усилия. «Они лгут, не стесняясь, — жаловался один младший офицер германской армии, узнав, что его семья лишилась крова при бомбежке Гамбурга. — Случившееся в Гамбурге показало, что «тотальная война» широко распропагандирована, но плохо подготовлена». Согласно донесению Службы безопасности СС, во время последовавших 17 июня 1943 г. налетов на Вупперталь и Дюссельдорф, истерзанное население вело себя «совершенно апатично». Впрочем, отдельные граждане (как осторожно предполагали в СС) осуждали действия режима. В Бремене два штурмовика подошли к женщине, рыдавшей около своего разбитого бомбами дома, в подвале которого остались тела ее сына, невестки и двухгодовалой внучки. Когда они попытались успокоить женщину, та закричала: «Вы, коричневые, одни виноваты в этой войне. Шли бы лучше на фронт, чтобы сюда не явились англичане». В докладе особо отмечалось, что, встречаясь на улице, жители разбомбленных городов говорили друг другу не «Хайль Гитлер!», а обычное «Здравствуйте!». Один подвинутый на статистике член партии доносил, как на другой день после налета на Бремен он обратился к группе из 51 человека с нацистским приветствием — и только двое из них вскинули в ответ правую руку. В докладе упоминался такой анекдот: «Каждому, кто привел в партию пять новых членов, разрешают вступить в нее самому, а каждого, кто привел 10 новых членов, награждают справкой, что он там никогда не состоял». Вот другая популярная шутка, ходившая тогда во многих частях рейха:

В Дюссельдорфе кто-то подвесил на самодельной виселице портрет фюрера. Разочарование Гитлером особенно сильно проявлялось как раз в таких городах: здесь еще до 1933 г. были сильны позиции социал-демократов и коммунистов. Впрочем, те же настроения широко распространились почти во всех крупных городах, включая Гамбург и Берлин. Любое недовольство сразу выходило на поверхность: вера в нацистскую систему еще не успела глубоко внедриться в массы.

Массовая эвакуация жителей происходила не только в Гамбурге, но и в других городах и селениях рейха. Любая серьезная бомбежка неизбежно вызывала исход населения. Однако в каждом случае это происходило строго по плану. Вначале планы эвакуации касались только молодых людей — тех, кто не был прямо связан с военной промышленностью. Была разработана специальная программа перемещения детей в сельские районы (Kinderlandverschickung), в соответствии с которой городских детей старше 10 лет вывозили в лагеря, устроенные в сельской местности Южной Германии, Саксонии, Восточной Пруссии или в ряде случаев — на территории Польши, Дании, Протектората Богемия и Моравия и балтийских государств. До конца 1940 г. в 2000 лагерей успели посетить около 300 000 человек, в основном на две недели. Детей младше 10 лет распределяли по семьям местных жителей. К 1943 г. их начали оставлять на более длительное время, под конец даже на месяц. В 5000 лагерей одновременно находилось более миллиона детей. Кроме прочего, такая схема позволяла организации Гитлерюгенда, действовавшей вместе с Национал-социалистической народной благотворительной организацией, освобождать детей от влияния семьи (а особенно церкви) и давать им суровое нацистское образование. Священникам и пасторам строго запрещалось бывать в таких лагерях, и это вызывало протест епископов, беспокоившихся из-за отсутствия религиозного образования. Руководитель Гитлерюгенда Бальдур фон Ширах считал схему настолько успешной, что его штаб планировал расширить данную практику после победы в войне. Однако схема встречала противодействие враждебно настроенного населения, особенно тех, в чьи семьи распределяли нахальных, непослушных детей и подростков из рабочих районов крупных промышленных центров Германии. Многие наотрез отказывались их принимать, даже несмотря на государственное финансирование. Широкой эвакуации разрушенных школ вместе с учениками и учителями не производилось. Так, даже к концу 1943 г. из Берлина при общей численности учеников около 249 000 было эвакуировано всего 32 000 учеников. В городе осталось 85 000 школьников, а еще 132 000 детей были отправлены в другие части Германии их родителями. Получается, что к этому моменту самопомощь в деле эвакуации детей из германских городов выглядела значительно эффективнее действий государства и нацистской партии.

По мере усиления бомбежек в 1944-м и в начале 1945 г. все больше людей оставалось бездомными. Количество эвакуированных и беженцев превысило 8 миллионов. В их числе были не только дети, но также матери, младенцы и престарелые. 18 ноября 1943 г. Служба безопасности СС суммировала эффект от эвакуации в отчете. Хотя большая часть эвакуированных женщин и детей в целом удовлетворилась судьбой, выпавшей на их долю, меньшинство выражало свое недовольство — особенно это касалось женщин, которых вынудили уехать и оставить мужа. Такое же недовольство высказывали мужчины (особенно выходцы из среды рабочих), чьи семьи были вывезены в сельскую местность. Они чувствовали себя униженными, забытыми и брошенными на произвол судьбы. Один из шахтеров Рура после смены заявил своим товарищам следующее: «Я с ужасом жду наступления вечера. Я не думаю об этом, когда нахожусь на фабрике, но дома меня душит страх. Я тоскую по жене и скучаю, не слыша, как смеются дети». В отчете отмечалось, что после этих слов шахтер прослезился при всех, ничуть не смутившись этим обстоятельством. Возникали трения между выходцами из рабочего класса, эвакуированными в католические районы, и религиозными местными семьями, в которые их определили на постой. После бомбежек Мюнхена и Нюрнберга некоторые баварцы говорили переселенцам с севера: «За эту кару нужно благодарить вас, жителей Гамбурга. Все потому, что вы не ходите в церковь!» Напряжение усиливалось потому, что, как гласил отчет, «большинство женщин и детей разместили в небольших деревнях и промышленных поселках, где они жили в самых примитивных условиях». Ходить за продуктами часто приходилось за несколько километров, «в дождь и ветер, по снегу и льду», оставляя детей без присмотра. Все это вызывало рост недовольства. Зачастую местное и партийное руководство промышленных регионов не могло оказать эвакуированным никакой помощи. Всеобщее негодование вызывал очевидный факт, что дома представителей среднего и высшего класса стояли пустыми, а крестьянам и мастеровым приходилось тесниться, принимая городских беженцев в своих скромных жилищах. В свою очередь, эвакуированных беспокоила судьба оставленного в городе имущества.

Иногда такого рода проблемы заставляли женщин увозить детей назад в город. Стараясь удержать прибывших, местные чиновники обычно использовали аргумент о тем, что в городе их продуктовые карточки будут недействительны. Как результат, в октябре 1943 г. 300 женщин вышли на демонстрацию в промышленном городе Виттен (близ Дортмунда), и для наведения порядка пришлось вызвать полицию. Однако, прибыв на место, полицейские убедились, что женщины имели право протестовать, — и не выполнили поставленную задачу. Похожие, хотя и не столь драматические, события то и дело происходили по всей Рурской области. Отчет с удивлением констатировал: «Оскорбление должностных лиц и руководителей вошло в норму». Одна женщина даже заявила, прозрачно намекая на участь германских евреев: «Почему не отправить нас в Россию или расстрелять — и покончить с вопросом?» Люди хотели, чтобы их дома по возможности быстро восстановили, либо построили новые. Но, учитывая масштабы разрушений, это было невозможно. Некоторые представители власти, например гаулейтер Гамбурга Карл Кауфман, предлагали депортировать евреев, чтобы обеспечить жильем тех, кто потерял свои дома в результате бомбежек. Хотя еврейская община Гамбурга была слишком малочисленна и никогда не составляла более 1% населения, эта мера, не решавшая проблемы в целом, все же была применена Альбертом Шпеером в ходе кампании по размещению его рабочих. Местные руководители разрабатывали чрезвычайные планы по возведению двухэтажных деревянных бараков, но строительство таких домов затруднялось официальным приоритетом объектов военного назначения. 9 сентября 1943 г. Гитлер издал декрет, по которому учреждалась «Германская программа помощи в строительстве домов». Программой руководил Роберт Лей. Государство выделяло средства на возведение сборных домов, причем некоторые строились руками заключенных-евреев из числа узников концлагерей. Впрочем, это строительство не меняло общей картины. К марту 1944 г. официальная оценка числа бездомных составляла 1,9 млн человек, нуждавшихся в 675 000 новых жилищах. К концу июля 1944 г. их было построено всего 53 000. Некоторые предприятия самостоятельно возводили простое жилье для немецких рабочих, их возможности были весьма невелики. Посетив Бохум в декабре 1944 г., Геббельс отметил, что город обеспечивает жильем 100 000 человек, но тут же оговорился: «жилье — это чересчур громко сказано; они обитают в подвалах и норах, вырытых в земле».

В связи с бомбежками становилась все более значительной роль самого Геббельса, особенно после того, как в январе 1943 г. Гитлер назначил его председателем межминистерского комитета по ликвидации ущерба от бомбежек. Назначение давало Геббельсу широкие полномочия по оказанию экстренной помощи городам, подвергшимся авиаударам, — вплоть до конфискации армейских лагерей для временного размещения оставшихся без крова жителей. Когда 22 октября 1943 г. во время авианалета на Кассель огромный пожар уничтожил сразу 63% домов, Геббельс направил в город группу, которая вскоре доложила о неспособности местного гаулейтера Карла Вейнриха справиться с ситуацией. По требованию Геббельса Вейнриха вскоре отправили в отставку. Полученный опыт навел Геббельса на мысль убедить Гитлера в необходимости учреждения инспекции рейха по делам мирного населения. Инспекция во главе с самим Геббельсом была создана 10 декабря 1943 г. Все это обеспечило Геббельсу возможность критиковать некоторых партийных функционеров, действуя в обход них или даже смещая их с постов. Разумеется, Геббельс не добился полного контроля над этой сферой, но в отдельных вопросах поднялся выше других крупных фигур, например — Геринга, отвечавшего за гражданскую оборону, и Гиммлера, который возглавлял полицию и службу пожаротушения. Неразорвавшим ися бомбами, которых было множество, занималось министерство юстиции. Следуя приказу Гитлера, изданному в октябре 1940 г., Имперское министерство юстиции использовало при разминировании заключенных, взятых из тюрем рейха. По докладу, представленному Гитлеру, к июлю 1942 г. силами министерства было обезврежено более 3000 бомб, и после начала интенсивных бомбежек это число резко возросло. Смертность среди заключенных, занятых на разминировании, составляла примерно 50%. Для тех, кому удавалось выжить, обещание о пересмотре приговора так и не стало явью. Некоторые виды помощи обеспечивала Национал-социалистическая народная благотворительная организация, к примеру кормившая людей из полевых кухонь. Обстановка заставляла эту организацию участвовать в операциях по спасению, бороться с последствиями тотальной войны, размещать эвакуированных, присматривать за стариками, искать дома для размещения сирот, заниматься потерявшимися детьми и многими другими делами. К 1944 г. в работе этой организации и в тесно связанной с ней организации Красного Креста участвовало более миллиона добровольцев. Такая конкуренция существенно облегчала работу церковных благотворительных групп. В оказании помощи столь же активно участвовал Национал-социалистический женский союз, помогавший семьям с детьми. Гаулейтерам давалось право увеличивать размеры пайков, оказывать дополнительную продовольственную помощь и выдавать продовольственные карточки взамен утраченных при бомбежке. Но запасы продовольствия были, как правило, ограничены, а потребность в домашней утвари не могла удовлетворяться ввиду приоритета военной промышленности. Хотя пострадавшим от бомбежек выплачивалась финансовая помощь (согласно двум декретам декабря 1940 г.), размеры этой помощи были строго ограничены.

Не хватало также возможностей для усиления средств защиты от новых бомбежек. Несмотря на частые проверки, которые устраивали нацистские руководители — например, гаулейтер Гамбурга Карл Кауфман (в январе 1945 г. во время инспекционной поездки в Дрезден Кауфман критиковал местные власти за отсутствие бомбоубежищ), мало что делалось для улучшения ситуации. Вначале Гитлер запланировал построить до 2000 бомбоубежищ к концу 1940 г., но к августу 1943-го их соорудили всего 1700. В Берлине на момент пика строительства в середине 1941 г. на работах по возведению убежищ было занято более 22 000 рабочих, в основном — насильно пригнанных из-за границы. Но даже 2000 убежищ явно не могли защитить население крупных немецких городов. Бетон требовался для строительства баз подводных лодок, трудовые ресурсы поглощались военной промышленностью и «Западным валом», транспорт был занят перевозкой вооружений, а деньги уходили на постройку самолетов и танков. Поэтому бомбоубежища, строительство которых довели до конца, имели недостаточно толстые стены либо представляли собой надземные сооружения. Во время налетов в убежищах скапливалось огромное количество людей — например, в начале 1945 г. в Гамбурге в убежище района Харбург, рассчитанном на 1200 человек, укрывалось до 5000 жителей. Как и в крупных центрах, убежища в маленьких городках вмещали лишь незначительную часть населения — в городе Люденшейд бомбоубежище принимало 1200 человек из 38 000 жителей, а в Зосте могло укрыться 4000 человек при населении 25 100. Уже с 1943 г. люди начали сетовать на то, что убежища не строили в начале войны, когда необходимые средства, люди и материалы имелись в наличии. Вскоре начали ходить слухи, будто партийные боссы выстроили себе личные бункеры, например, что саперы СС построили лично для гаулейтера Саксонии Мартина Мучмана бомбоубежище — единственное укрытие на весь город. Разумеется, наибольшее впечатление производил огромный бункер самого Гитлера, находившийся под Имперской канцелярией в Берлине. На этом месте с 1936 г. существовало бомбоубежище, но в самом начале 1943-го на этом сооружении начали грандиозную программу расширения. Бункер включал два этажа, расположенные на 40 футов (12 м) ниже поверхности земли и прикрытые армированным бетоном толщиной около 12 футов (3,6 м). В бункере имелся собственный дизельный генератор, вырабатывавший электричество и обеспечивавший подачу тепла, воды и циркуляцию воздуха. На возведение этого бункера (его строила компания «Хохтиф» из Эссена) вместе с бункером управления полевой штаб-квартиры Гитлера и подземным комплексом новой ставки фюрера близ Ордурфа в Тюрингии ушло больше бетона и трудовых ресурсов (в общей сложности — 28 000 рабочих), чем на всю программу строительства бомбоубежищ по всей территории Германии за 1941 — 1944 гг?.

Как отмечал Геббельс в комментарии относительно Бохума, всю вторую половину войны жители германских городов проводили в укрытиях, бомбоубежищах и подвалах. Вой сирен заставлял людей спешить в бомбоубежище и днем, и ночью. Так, в Мюнстере в 1943 г. сирены прозвучали 209 раз, в 1944 г. — 329 раз (дневные тревоги объявлялись не менее 231 раза). При этом уже за первые 3 месяца 1945 г. сигнал о воздушном нападении противника был выдан 293 раза — больше, чем за весь 1943 г. В других городах происходило то же самое. Тревоги выбивали из привычного жизненного ритма, лишали сна, разрушали экономику и вызывали у людей чрезмерное, иногда невыносимое напряжение. Некоторые пытались освободиться от напряжения, рассказывая анекдоты: «Кому сказать спасибо за ночные истребители? — Герману Герингу. — Кого благодарить за всю авиацию? — Германа Геринга. — Чьи приказы выполнял Герман Геринг? — Приказы фюрера! — Где бы мы были, если бы не Герман Геринг и фюрер? — В своих постелях!». В 1944—1945 гг. по мере движения армий противника через оккупированную Европу германские радиолокационные станции одна за другой прекращали работу, а перерывы между авиарейдами становились все короче. Люди начали впадать в панику. В бомбоубежищах нередко возникала давка, когда людей просто затаптывали. Так, в январе 1944 г. в берлинском бомбоубежище Германплац в давке погибло 30 человек; в ноябре того же года 35 человек лишились жизни при сходных обстоятельствах в городе Ванн-Эйкель.

Жители, остававшиеся в домах, для борьбы с огнем запасали мешки с песком и бадьи с водой. Они хорошо знали, что в случае прямого попадания шансов не будет. При попадании бомбы в дом оставалось спасаться только через проломы, заранее сделанные в подвальных стенах. Один из жителей описал в дневнике ночь, проведенную в подвале:

Хотя вход и поведение в общественных бомбоубежищах строго регламентировались и за этим следили назначенные служащие, на последнем этапе войны правилами все чаще пренебрегали. Предполагалось, что укрытия предназначены для тех, кто не может переждать налет в подвале своего дома, а евреям и цыганам и вовсе запрещалось входить в убежища. В 1944 г. Геббельс распорядился отдавать приоритет рабочим жизненно важных военных производств. При входе в общественное убежище следовало показать карточку разрешения допуска. Но ко второй половине 1943 г. на такие правила почти никогда не обращали внимания. Население массой набивалось в бомбоубежища, вентиляция которых не могла справиться с таким наплывом, в результате чего атмосфера быстро сгущалась, люди начинали страдать от удушья, инфекций, чесотки и других неприятностей, что приводило к снижению норм поведения. Как отмечал один санитарный офицер из Хамма в январе 1945 г.: «Они захватывают чужие места, они не уважают ни женщин, ни детей, перестают соблюдать порядок и чистоту. Люди, в обычных условиях следящие за собой, перестают умываться и сутками даже не причесываются... Они в туалет и то не выходят, а предпочитают справить нужду где-нибудь в уголке».

А наверху полиция вела борьбу за соблюдение порядка на местах бомбежек. Вокруг опасных развалин выставляли ограждения, собирали тела погибших, организовывали опознание, после чего хоронили в общих могилах, иногда просто обернув труп бумагой. Хотя Гитлер запрещал такую практику, иного выхода просто не было: количество погибших превышало возможности кладбищ, а крематориев просто не было, поскольку в свое время их не строили по религиозным соображениям. Жители разрушенных домов писали мелом на руинах сообщения пропавшим родственникам в надежде, что те еще живы. Повсюду среди руин валялись вещи: кровати, мебель, кастрюли и сковородки, одежда, банки и жестянки с припасами и все прочее, что только можно представить. По развалинам ходили специальные подразделения, в задачу которых входили сбор и складирование вещей в специальных хранилищах на случай, если хозяева живы и смогут востребовать свое имущество. В одном только Кёльне было 150 таких хранилищ, большую часть которых разбомбили в следующих налетах. В ситуации, когда по улицам бродят сплошь отчаявшиеся и обездоленные люди, очень сильным было искушение облегчить свою участь, подобрав среди руин хоть что-то пригодное. Но наказание для тех, кого за этим поймали, было весьма суровым. Декретом от 5 сентября 1939 г. о «вредителях нации» предусматривалась смертная казнь за воровство во время затемнения, действовавшего при авианалетах. Как отмечалось в гамбургской газете 19 августа 1943 г., вскоре после массированных бомбежек города:

Самый малый, незначительный эпизод мародерства мог повлечь за собой тюремное заключение сроком на 1—2 года. Повторное же или совершенное в более крупных размерах воровство наказывалось куда строже — смертной казнью (в особенности если обвиняемый служил в подразделении, занимавшемся сбором вещей).

Так, 4 марта 1943 г. особый суд Бремена приговорил к 15 годам тюрьмы человека, обвиненного в 15 случаях воровства одежды, провизии, радиоприемников и других вещей из разбомбленных домов и продажи всего этого скупщику краденого. Суд отметил, что обвиняемый уже совершал преступления, и признал его опасным рецидивистом. Тем не менее прокурор счел приговор излишне мягким и призвал суд ужесточить наказание вплоть до смертной казни через обезглавливание. За день до оглашения приговора обвиняемый покончил с собой. В другом подобном деле, рассматривавшемся 23 января 1945 г. чернорабочий, ранее совершивший два преступления, был осужден за ограбление тел погибших при бомбежке в июле 1944 г. Его улов состоял из наручных часов, трубки, жестянки табака, кисточки для бритья, связки ключей, маникюрных ножниц, пары зажигалок и портсигара. Приговоренного казнили 15 марта 1945 г.. Подобные дела рассматривались судом все чаше и чаше. В 1941 г. 22 из 52 смертных приговоров, вынесенных особыми судами в Дортмунде, Эссене и Билефельде, были вынесены за преступления против собственности. В 1943 г. за такие преступления было вынесено четверть всех смертных приговоров в Германии, причем в абсолютном большинстве случаев — за мародерство после бомбежки. Впрочем, эта борьба не могла увенчаться победой. Разрушение немецких городов постепенно сказываться на германском обществе. С 1943 г. Германия начала превращаться из «народного общества» в общество руин. В 1945 г. это закончилось почти абсолютным разложением.

Успешные бомбардировочные операции союзников, проведенные весной и летом 1943 г., были серьезным обвинением противовоздушным силам Геринга. Это не только затрагивало его позиции в нацистском руководстве, но и мало-помалу подрывало его репутацию среди широких слоев населения. Очень скоро о Геринге начали рассказывать самые разные анекдоты. Поскольку однажды Геринг хвастливо заявил, что возьмет фамилию Майер, если на «Фатерланд» упадет хоть одна вражеская бомба, то его стали привычно называть «герр Майер». Но, как впоследствии отмечал Шпеер, рейхсмаршал лишь прятал голову в песок. Когда инспектор истребительной авиации генерал Адольф Галланд доложил тревожную информацию о том, что американские истребители, оборудованные дополнительными топливными баками, могли сопровождать бомбардировщики врага до самого Ахена, Геринг отмахнулся от доклада. Он сам был старым пилотом истребителя и хорошо знал, что такое невозможно. Вероятно, самолеты просто сбились с курса. Но Галланд стоял на своем, утверждая, что несколько истребителей были сбиты и идентифицированы на земле. Геринг вышел из себя и закричал: «Я вам официально приказываю: их там не было!» Галланд, с длинной сигарой в зубах, не скрывал иронии. «Приказ есть приказ, рейхсмаршал», — ответил Галланд, по выражению Шпеера, «с незабываемой улыбкой». Бомбежки оказались настолько серьезным испытанием, что ввергли в состояние глубочайшей депрессии даже начальника штаба люфтваффе Ганса Ешоннека. 18 августа 1943 г. он покончил с собой, оставив записку, в которой писал, что не хочет, чтобы Геринг присутствовал на его похоронах. Понятно, что рейхсмаршал не мог выполнить этого требования и возложил на могилу венок от имени Гитлера. Но это самоубийство, случившееся через два года после самоубийства Эрнста Удета, было новым свидетельством того, до какого отчаяния доводило подчиненных Геринга беспредельное самодурство их шефа.

Однако в 1943 г. вместо продолжения авианалетов на Рур союзники переключили внимание на Берлин. Город не только выполнял роль столицы Третьего рейха, но также был крупнейшим промышленным центром Германии. Но Берлин находился дальше от аэродромов Англии, чем Гамбург или Рур, и бомбардировщикам требовалось преодолевать до цели и обратно значительно большее расстояние. Это обеспечивало германской ПВО время для обнаружения противника. Кроме того, находясь за горизонтом (в силу кривизны земной поверхности), Берлин оставался вне зоны действия наиболее эффективных навигационных систем того времени. В ночь с 22 на 23 ноября 1943 г. более 700 бомбардировщиков храбро вошли в воздушное пространство над Берлином, и, ведомые радаром, сбросили бомбы сквозь плотный слой облаков. Многие бомбы упали мимо целей, но все же авианалет уничтожил большое число известных достопримечательностей, в т.ч. — большинство вокзалов и, по какой-то злой иронии, здания британского и французского посольств. Альберту Шпееру, наблюдавшему за налетом с зенитной башни, открылась впечатляющая картина спускавшихся на парашютах осветительных ракет (берлинцы называли их «рождественскими елками»), за которыми следовали вспышки разрывов в облаках дыма, лучи бесчисленных прожекторов и ощущение восторга, когда на месте самолета, попавшего в их перекрестие и пытавшегося выйти из конуса яркого света, возникал факел. К рассвету город был окутан густыми облаками дыма и пыли, поднимавшейся до высоты 20 000 футов (6000 м).

В следующие несколько месяцев бомбардировщики еще 18 раз атаковали столицу Германии. Всего в результате бомбежек погибло более 9000, и еще 812 000 лишились своих жилищ. Но и союзникам пришлось заплатить за это. Погибли более 3300 пилотов и членов экипажей, около 1000 попали в плен. Во время налета 24 марта 1944 г. 10% бомбардировщиков были подбиты или уничтожены. Это был последний авианалет британской авиации. В начале марта американцы перешли к дневным бомбежкам, продолжавшимся в апреле и мае 1944 г.. К этому времени американцы смогли уменьшить потери за счет использования истребителей сопровождения, боровшихся со средствами германской противовоздушной обороны. Однако малый радиус действия вынуждал пилотов разворачиваться назад вблизи границы Германии. 14 октября 1943 г. группа приблизительно из 30 самолетов Б-17С вошла в пространство германского рейха в районе Ахена. Как только эскорт из американских истребителей лег на обратный курс, появился целый рой истребителей люфтваффе, обрушивших на бомбардировщики пушечный и ракетный огонь. Рассеяв боевой строй американцев, немецкие летчики принялись добивать самолеты противника поодиночке. Прорвавшись до Швейнфурта, 220 американских бомбардировщиков продолжили бомбежки подшипниковых заводов. Безвозвратные потери нападавших составили 60 самолетов и еще 138 получили повреждения. Нечто подобное произошло во время налета на Нюрнберг 30 марта 1944 г., когда 795 бомбардировщиков, вылетевших на бомбежку лунной ночью, были обнаружены по инверсионному следу еще на подходах к границе, и в течение всего долгого пути до целей их атаковали эскадрильи германских ночных истребителей. В результате было уничтожено 95 машин, или 11% всей группы, вылетевшей на задание. Харрис предупреждал командование о недопустимости таких потерь.

Бомбардировщики явно нуждались в истребителях сопровождения, способных взять на себя противодействие немецким ночным истребителям. Американские истребители Р-38 «Лайтнинг» и Р-47 «Тандерболт» оснащались дополнительными топливными баками, располагавшимися под крылом. Но куда большими возможностями обладали истребители Р-51 «Мустанг», построенные с использованием американского планера и английских двигателей «Роллс-Ройс Мерлин». С дополнительными топливными баками эти истребители могли пролететь до 1800 миль, что позволяло долететь с бомбардировщиками до Берлина и вернуться назад. Вскоре тысячи этих самолетов начали сходить с производственных линий. Их дебют в Германии состоялся во время рейда на Киль в декабре 1943 г., и вскоре все бомбардировочные операции производились в сопровождении истребителей, даже с запасом топлива оказавшихся достаточно скоростными и маневренными, чтобы успешно противостоять немецким истребителям. Благодаря применению новой тактики уже в ноябре 1943 г. потери истребительной авиации Германии существенно выросли. В декабре люфтваффе потеряло почти четверть наличного парка истребительной авиации. Выпуск новых истребителей не поспевал за их скорой убылью (к весне 1944 г. ежемесячно терялось до половины общей численности). Авиазаводы также подвергались бомбежкам, и выпуск самолетов упал с 873 машин в июле до 663 в декабре 1943 г. Переброска истребителей на запад оголяла германский Восточный фронт, где люфтваффе в апреле 1944 г. располагали всего пятью сотнями боевых машин, противостоявших более чем 13 тысячам советских самолетов. Министерство авиации нацистской Германии полагало, что выпуск 5000 самолетов в месяц даст хороший шанс одержать верх над противником. Но бомбежками союзников были уничтожены не только авиационные, но также нефтеперегонные заводы и оборудование для выработки топлива. С июня 1944 г. действия люфтваффе начали зависеть от сделанных ранее запасов топлива.

На самом деле к этому времени германские ВВС перестали господствовать в небе, открыв свое воздушное пространство для дальнейшего наращивания крупномасштабных бомбардировочных операций. Но, конечно, даже после сокращения до минимума угрозы со стороны истребителей люфтваффе эскадрильям бомбардировщиков приходилось иметь дело с большим количеством наземных зенитных батарей, и полеты над германской территорией оставались опасным, часто — смертельно опасным делом. Впрочем, потери союзников снизились, и командующие союзной авиацией полагали, что цифры приемлемы — особенно с учетом стремительно нараставшего выпуска самолетов в Британии и Америке. К марту 1945 г. в операциях участвовало более 7000 американских бомбардировщиков и истребителей, плюс 1700 тяжелых бомбардировщиков Британии, осуществлявших налеты по всей территории Германии. Всего в ходе войны на Германию было сброшено 1,42 миллиона тонн бомб, причем не менее 1,18 млн тонн пришлось на короткий период с конца апреля 1944 г. по начало мая 1945-го, когда война наконец закончилась. Но дело было не только в количестве. Слабость германской обороны позволяла использовать в операциях истребители-бомбардировщики, способные бомбить цели с куда большей точностью, чем это делали «Ланкастеры» или «Летающие крепости». Поэтому начиная со второй половины 1944 г. особое внимание уделялось бомбежке транспортных путей, вокзалов и железнодорожных узлов. В результате бомбежек к концу года объем грузоперевозок по железным дорогам Германии упал вдвое. Еще более ожесточенным ударам подвергались военные заводы. В конце января 1945 г. министерство Шпеера подсчитало, что промышленность выпустила танков на 25% меньше запланированного, на 31% меньше самолетов и на 42% меньше грузовиков — и все это из-за ущерба от бомбежек. Но, даже выполняя намеченные планы, военная промышленность Германии не могла ничего противопоставить ошеломляющему размаху военной индустрии Соединенных Штатов, даже без учета военных заводов Великобритании и Советского Союза. К тому же противодействие бомбежкам требовало от Германии все больше и больше ресурсов. Так, к 1944 г. около трети объемов артиллерийской продукции уходило на нужды зенитчиков, а всего в противовоздушной обороне и на разборке завалов было занято около 2 млн человек. Германия утратила превосходство в воздухе на Восточном фронте, где попросту не оставалось достаточного количества истребителей и бомбардировщиков. В результате сухопутные войска лишились поддержки авиации, сыгравшей ключевую роль на начальных этапах войны. В 1944 г. бомбардировщики союзников уничтожили дороги, мосты и железнодорожные линии за пляжами Нормандии, сделав невозможной переброску подкреплений для германской армии. Высадка союзников могла оказаться не столь успешной, будь немецкая авиация способной вернуть себе господство в воздухе.

Высказывалось также мнение, что поскольку бомбежки ослабляли сопротивление германской армии, то они приближали окончание войны — и тем способствовали сохранению человеческих жизней, а конкретно, жизней военнослужащих союзников. В то же время на территории Германии от бомбежек погибло от 400 000 до полумиллиона человек, причем в основном пострадало гражданское население. Из этого количества примерно 11 000 человек погибло до конца 1942 г. и, вероятно, около 100 000 в течение 1943-го. В 1944 г. бомбежки унесли 200 000 жизней, а в 1945-м, в последние месяцы войны погибло от 50 до 100 тысяч человек. Примерно 10% погибших — это иностранные рабочие и военнопленные. Хотя цифры весьма приблизительные, распределение потерь по военным годам не подлежит сомнению. Со стороны союзников погибло около 80 000 участников авиарейдов. Кроме этого, в ходе германских воздушных налетов на Британию погибло около 60 000 гражданских лиц и, вероятно, примерно такое же количество жертв среди населения вызвали авианалеты люфтваффе на Варшаву, Роттердам, Белград, Ленинград, Сталинград и другие города Европы. В городах и других населенных пунктах Германии было уничтожено около 40% жилищ, а вместе с ними — примерно 20 000 их обитателей. В некоторых городах, таких как Гамбург и Кёльн, степень уничтожения достигала 70%, а в ряде небольших городков вроде Падерборна или Гиссена в результате ковровых бомбежек не осталось ни домов, ни жителей. Ущерб был огромен, и на восстановление разрушенного потребовались годы.

Вопреки фразе, пущенной в оборот много лет спустя и далеко от Германии, немцы, погибшие под бомбами, представляли вовсе не «сопутствующие потери». Несомненно, что наряду с местью немцам и Германии одной из целей кампании стратегических бомбардировок был подрыв морального духа гражданского населения — несмотря на то, что вести боевые действия против мирных жителей всегда считалось преступлением. Даже несогласный с мнением о бессмысленности ковровых бомбежек должен признать, что такие бомбежки продолжались дольше необходимого (особенно в последний год войны) и с неоправданным размахом. Споры по этому болезненному вопросу не утихают и поныне. Все же нельзя отрицать, что бомбежки действительно сильно повлияли на моральный дух населения. Но надежды кое-кого из британцев, полагавших, что авианалеты вдохновят рядовых немцев, и те начнут борьбу против нацистов, устроят переворот и тут же закончат войну, оказались нереалистичными. Немцам было не до революций. Большинство пострадавших от бомбежек жили среди руин, восстанавливали свои разбитые дома и разрушенные жизни и старались хотя бы не умереть. Отвечая после войны на вопрос о том, что было самым трудным, 91% из опрошенных граждан Германии сказали, что труднее всего было выдержать бомбежки. Более трети опрошенных отмечали падение морали, в т.ч. и собственной. Бомбежки подействовали сильнее, чем поражения под Сталинградом и в Северной Африке, а результатом стало всеобщее разочарование в нацистской партии. В этом смысле одним из нетипичных примеров был Мартин Поппер, в то время служивший в одном из подразделений, противостоявших высадившимся в Нормандии частям союзников. В 1944 г. он получал все более и более тяжелые письма от жены, находившейся дома, в Германии. Она уже перестала понимать и поддерживать нацистов. «Что они сделали с нашей прекрасной, цветущей Германией? — спрашивала она. — От этого хочется плакать». Бомбы союзников уничтожали все без разбора, и было понятно, что войну пора заканчивать. «Почему наших солдат посылают умирать ни за что, почему вся Германия в руинах, почему вокруг столько горя, почему?»

Геббельсовское министерство пропаганды изливало потоки желчи на экипажи бомбардировщиков и на политических лидеров союзных сил. Американцев называли преступниками, а экипажи самолетов — отпетыми бандитами, выпущенными из тюрем. По утверждению германской прессы, британские летчики были в основном изнеженными аристократами. Впрочем, по мнению нацистской прессы, как американцы, так и англичане находились на службе тайного еврейского заговора, манипулировавшего Рузвельтом и Черчиллем и имевшего целью полное уничтожение Германии. Пропаганда действительно имела эффект. В 1943 г. распространилось мнение, что скоро начнутся ответные бомбежки Лондона. Впрочем, за этим крылось не столько желание немцев отомстить, сколько их надежда на прекращение дальнейших бомбежек Германии и даже на прекращение войны в целом. В отчетах службы безопасности СС говорилось: «Можно опять и опять услышать, что «если мы ничего не предпримем сейчас, то потом нас уже ничто не спасет», или «нельзя больше смотреть, как все наше достояние разлетается в пыль».

В 1944 г. народный гнев нередко обрушивался на пилотов и экипажи англо-американских бомбардировщиков, что вполне объяснимо, принимая во внимание сильнейший психологический стресс вследствие постоянных бомбежек, а также давление пропагандистской машины Геббельса, выпивавшийся в акты насилия над пилотами подбитых самолетов союзников, сдававшимися в плен. Так, 26 августа 1944 г. были забиты до смерти семеро американцев, выбросившихся с парашютом над Рюссельхей-мом, а 24 марта 1945 г. немецкий солдат напал на пилота английских ВВС, опустившегося на парашюте на поле близ Бохума, ударив его прикладом винтовки. Англичанин упал, и толпа людей принялась избивать его. Его уже хотели пристрелить, но затвор заело, и англичанина волочили по земле до тех пор, пока кто-то не убил его ударами молотка. Трое других пилотов-англичан, также приземлившихся на парашюте в этом районе, попали в руки гестапо, где их сначала пытали, а затем расстреляли. Один из местных пожарных, выступивший против этих убийств, также был арестован и расстрелян гестаповцами. Полиция не только не предотвращала самосуд, но и не арестовывала тех, кто пытался это сделать якобы «за нарушение запрета на «контакты с военнопленными». В приказе гаулейтера Южной Вестфалии от 25 февраля 1945 г. черным по белому было написано, что «не следует ограждать пилотов сбитых самолетов от проявления народного гнева». В обшей сложности за последние два года войны в результате самосуда погибло не менее 350 военнослужащих союзной авиации, и еще примерно 60 получили увечья. Трагический случай произошел 24 марта 1944 г., когда 58 английских летчиков совершили побег из лагеря для военнопленных близ Сагана в Нижней Саксонии и те, кого удалось поймать, были расстреляны по личному приказу Генриха Гиммлера. Подобные случаи не прекращались и в дальнейшем. Хотя в целом число пилотов и членов экипажей союзников, забитых до смерти или расстрелянных гестапо, не превышало 1% от общего количества попавших в плен. Ненависть, толкавшая людей к подобным действиям, проявилась на последнем этапе бомбежек, хотя, согласно отчетам службы безопасности СС, ничего подобного до 1944 г. не наблюдалось. Сотрудники службы безопасности отмечали, что призывы «испепелить» англичан или отравить их ядовитыми газами, то и дело раздававшиеся среди населения (особенно среди той его части, которая лишилась домов в ходе бомбежек), выражали скорее отчаяние и неверие людей в возможность спасения... «Нельзя сказать, что ненависть к англичанам была всеобщей». Те же сотрудники приводили слова женщины, дом которой был уничтожен во время одного из налетов: «Мне больно думать, что я потеряла все нажитое. Но это война виновата. Нет, во мне нет ненависти к англичанам».