В некоторых вариантах Новый порядок в Европе был не просто экономической идеей, но также охватывал политическую реструктуризацию. Столкнувшись с проблемой управления оккупированными областями Европы, Третий рейх придумал характерную смесь различных мер. В то время как некоторые области, такие как Западная Польша и небольшие части Восточной Франции и Бельгии были включены непосредственно в состав рейха, другие, предназначенные для более позднего поглощения, как Эльзас-Лотарингия, Люксембург или Белосток, были переданы в ведение гаулейтера прилегающих к ним территорий. Третья категория, с несколько неопределенным статусом, включала имперский протекторат Богемии и Моравии и имперские комиссариаты Украина и Остланд (Прибалтика и Белоруссия); они управлялись специально созданной немецкой администрацией, хотя в управлении протекторатом принимали участие и довольно много чехов. В других странах, находящихся под немецкой оккупацией и считавшихся стратегически важными, — таких как Бельгия, Франция или Греция, была учреждена военная администрация; страны, считавшиеся, «германскими», т.е. Норвегия, Дания и Нидерланды, управлялись особым имперским комиссаром, при этом в администрации местные уроженцы были представлены в максимальной степени. Только в Норвегии был назначен фашистский руководитель, хотя в другом, номинально независимом, государстве, вишистской Франции, появился целый режим, который носил отчетливо фашистские черты. Пятая категория состояла из государств-сателлитов, таких как Хорватия или Словакия, где было введено ограниченное немецкое военное присутствие. Наконец, были страны-союзники Германии, в частности, Венгрия, Италия и Румыния, в которых ощущалось немецкое влияние, но не было немецкого присутствия. Ситуация, однако, была нестабильной, она менялась частично в результате смены боевой обстановки, а частично зависела от местных условий; поэтому указанные выше страны иногда перемещались из одной категории в другую.

Экономическая эксплуатация была не единственным приоритетом для оккупационных властей. Новый порядок требовал расовой реструктуризации Европы, а также ее экономического переустройства с выгодой для Германии. Главная цель немецкой администрации в оккупированных странах, а также немецких представителей в странах-марионетках и союзных государствах состояла в том, чтобы осуществить там, так же как и на родине, в Германии, «окончательное решение еврейского вопроса в Европе». Повсюду, где только можно, немецкие администраторы из числа гражданских лиц, вооруженных сил и СС предпринимали оперативные действия, чтобы обеспечить прохождение антисемитских законов, ариизацию еврейской собственности и, наконец, облавы еврейского населения и высылку его в восточные лагеря смерти. Реакция на такую политику широко менялась от страны к стране, в зависимости от рвения самих немцев, антисемитских настроений у местных властей, степени национальной гордости у населения, методов управления и множества других факторов. Почти повсюду первыми жертвами стали еврейские беженцы из других стран. Со стороны властей им предлагали весьма скудную защиту либо вообще никакой; они же, со своей стороны, в такой защите крайне нуждались, спасаясь от преследований в Германии и других странах. Даже исконно еврейские организации отказывались предпринимать что-либо, чтобы помочь этим людям. Однако когда немцы принялись притеснять коренное еврейское население этих стран, ответные действия приобрели более сложный и разделенный характер.

Подобные меры стали предприниматься в 1941—1942 гг., до начала активного движения Сопротивления в оккупированной немцами Западной Европе. Быстрота и масштабы немецких военных побед в 1940 г. повергли большинство жителей Западной Европы в состояние шока и отчаяния. Миллионы беженцев вынуждены были возвращаться домой; физический ущерб, вызванный военными действиями, нужно было восстанавливать и как-то возвращаться к нормальной жизни. Едва ли кто-то в 1940 или 1941 гг. думал, что Великобритания переживет нападение, которое рано или поздно предпримет Гитлер. Большинство людей в оккупированных странах Западной Европы приняло решение ждать, наблюдать за происходящим и тем временем продолжать свою жизнь. Тех, кто предпринимал какую-либо форму сопротивления, оказалось очень немного. До июня 1941 г. длительное существование немецко-советского Пакта о ненападении также мешало коммунистам принимать какие-либо меры. Небольшие группы независимых левых и правых националистов действительно участвовали в различных видах сопротивления, но они не были связаны с насилием и, так или иначе, имели весьма ограниченный эффект. Для подавляющего большинства победы Германии сделали ее страной, достойной восхищения, или, по крайней мере, уважения. Эти победы демонстрировали эффективность диктатуры и слабость демократии. Довоенный политический порядок был дискредитирован. Работа и сотрудничество с оккупационными властями казались неизбежными. А для некоторых поражение их стран дало толчок к национальному возрождению.

С наибольшей очевидностью это проявилось во Франции, где перемирие сопровождалось разделом страны на оккупированную зону на севере и вдоль западного побережья и автономную область на юге и востоке, которой из курортного городка Виши управляло правительство маршала Петена. Технически это было последнее правительство побежденной и дискредитированной Третьей республики, но парламент быстро наделил Петена полномочиями для выработки проекта новой конституции. Пожилой маршал ликвидировал Третью республику, но при этом не создал никакой формальной замены, сосредоточив все функции в своих руках. «Министры подотчетны только мне, — заявил он 10 ноября 1940 г. — История будет судить меня одного». Он развивал культ собственной личности. Его портреты были всюду, и он потребовал, чтобы все государственные служащие принесли ему личную клятву лояльности. В вишистской Франции мэры и другие чиновники назначались, а не избирались, и процессом назначений управлял сам Петен. Общественность расценивала его как спасителя Франции. Его режим принял фашистский оттенок, провозгласив «национальную революцию», которая восстановит французское общество и культуру. Новое движение призвано было мобилизовать и дисциплинировать молодежь на службе своей страны. Виши провозгласил семейные ценности, женщине отводилась традиционная роль жены и матери. Католические ценности были призваны заменить безбожие Третьей республики, а духовенство — оказывать должную поддержку режиму. Но у Виши никогда не хватало времени и слаженности действий, чтобы превратить свой режим в полноценный фашизм. Кроме того, многие аспекты его политики вскоре начали восстанавливать против себя общественное мнение. Нравственная репрессивность вишистского правительства не обрела популярность среди молодежи, а насильственный угон на работы в Германию приводил к тому, что люди стали активно возражать против идеи сотрудничества с рейхом. Заместитель премьер-министра, Пьер Лаваль, которому нравилось считать себя реалистом, расценивал «национальную революцию» со здоровой степенью скептицизма. У них с Петеном возникли разногласия, и в декабре 1940 г. он был отправлен со своего поста в отставку. Но 18 апреля 1942 г. Петен снова попросил его занять правительственный пост, назначив на этот раз премьер-министром. На этом посту Лаваль оставался до конца войны, прибирая к рукам все больше функций от стареющего маршала. Триумф маршала Петена и крайне правых националистов во Франции привел к власти в неоккупированной зоне Франции режим, насквозь пропитанный антисемитизмом. Эта традиция возникла частично на основе военной оппозиции кампании по реабилитации еврейского офицера Альфреда Дрейфуса, который был обвинен в шпионаже в пользу немцев в 1890-е гг., частично на основе антисемитского «налета» ряда печально известных финансовых скандалов в 1930-х гг., частично от подъема европейского антисемитизма при поддержке Адольфа Гитлера. Поляризация французской политики во время прокоммунистического Народного фронта 1936—1937 гг. в период премьерства Леона Блюма, который оказался евреем, добавила огня к антисемитским настроениям правых. А иммиграция во Францию приблизительно 55 000 еврейских беженцев из Центральной Европы, благодаря которой еврейское население страны к 1940 г. выросло до 330 000 человек, по иронии судьбы, сеяла страхи среди военных перед «пятой колонной» агентов, тайно работающих на немцев. Более половины евреев, живущих во Франции, не являлись французскими гражданами, и значительная доля тех, кто имел гражданство, приобрела его после Первой мировой войны. Теперь они стали первой целью государственной дискриминации. Уже 18 ноября 1939 г., задолго до поражения Франции, новый закон предусматривал интернирование всякого, кто мог представлять опасность для французской Родины, и приблизительно 20 000 жителей-иностранцев во Франции, включая многих еврейских иммигрантов из Германии, Австрии и Чехословакии, были помещены в лагеря для военнопленных; многих вскоре выпустили, но как только началось немецкое вторжение, все немецкие граждане, большинство из них евреи, были арестованы еще раз и снова отправлены в лагеря. Евреи из Эльзаса-Лотарингии, Франции и стран Бенилюкса были среди миллионов тех, кто предпринял попытку бегства на юг. В то же время антисемитские участники кампании, такие как Чарльз Моррас и Жак Дорио в своих риторических нападках на евреев пошли еще дальше; они теперь обвиняли их в поражении Франции от немцев, и эту точку зрения разделяли многие ключевые фигуры в политике, равно как и значительная часть французского населения вообще и, не в последнюю очередь, иерархия Католической церкви во Франции. В последующие годы войны другие антисемитские авторы, такие как Луи-Фердинанд Селин, Пьер Дрьё Ла-Рошель и Люсьен Ребате в своем бестселлере «Les Decombre» («Обломки»), эхом повторяли эти взгляды, а в случае Ребате описывали французских евреев как сорняки, которые должны были быть непременно выкорчеваны. После поражения и создания режима Виши в оккупированной зоне страны правительство Петена сначала аннулировало законодательство, запрещающее подстрекательство к расовой или религиозной ненависти, а потом, 3 октября 1940 г., предприняло первую формальную меру против евреев, которых определило как людей с тремя или четырьмя еврейскими бабушками и дедушками или двумя, если они вступили в брак с евреем или еврейкой. Евреям, в частности, запрещалось владение или управление средствами массовой информации. Еврейские профессора, за небольшими исключениями, были смешены со своих должностей. Эти меры признавались законными для всей Франции, включая и оккупированную зону; кроме того, когда немецкие власти в оккупированной части страны предпринимали свои меры против евреев, режим Виши часто поддерживал эту инициативу под предлогом сохранения административного единства Франции. 4 октября 1940 г. еще один закон учредил специальные лагеря для интернированных лиц для всех иностранных евреев в зоне Виши. К концу 1940 г. в них было интернировано 40 000 евреев. Французские евреи и их основные представители заверили режим Виши, что судьба иностранных евреев их не волнует. К ним на тот момент никаких репрессивных мер не применялось. Но продлилось это недолго. Уже в августе 1940 г. немецкое посольство в Париже принялось убеждать военные власти удалить всех евреев из оккупированных областей Франции. Вскоре начались и активные действия в этом направлении.

В оккупированной зоне Франции немецкий посол Отто Абец требовал принятия безотлагательных мер против евреев. С явного одобрения Гитлера была запрещена еврейская иммиграция в оккупированную зону и были сделаны приготовления для изгнания всех находящихся там евреев. 27 сентября 1940 г., по соглашению главнокомандующего сухопутными войсками фон Браухичем, евреям, сбежавшим в неоккупированную зону, было запрещено возвращаться обратно, а все люди еврейской национальности вместе со всем своим имуществом подлежали регистрации для подготовки к изгнанию и конфискации. С 21 октября 1940 г. все еврейские магазины также подлежали обязательной регистрации. К этому времени регистрация почти 150 000 евреев в оккупированной зоне была почти завершена. Ариизация еврейских фирм теперь получила мощный толчок вперед, в то время как экономические основы существования евреев все более подрывались рядом постановлений, которые запрещали им заниматься множеством профессий. Евреям запрещалось посещать бары, клиентами которых являлись представители немецких вооруженных сил. Все более активную роль начинала играть служба СС во главе с Теодором Даннекером, офицером, ответственным за «еврейский вопрос» в службе безопасности СС во Франции. 14 мая 1941 г. Даннекер приказал арестовать и интернировать в лагеря 3733 еврейских иммигранта. Режим Виши также приступил к реализации мер по ариизации, конфискуя еврейские активы и фирмы. К началу 1942 г. было официально зарегистрировано приблизительно 140 000 евреев, что давало возможность властям в любой момент найти и арестовать любого их них. Приготовления к депортации начались в октябре-ноябре 1941 г. после ряда встреч в сентябре между Гиммлером и основными фигурами во французской оккупационной администрации, включая того же Абеца.

Многие из еврейских беженцев являлись противниками нацистского режима, и большое их количество было безжалостно выслежено службой гестапо. Одному еврейскому беженцу была уготована особая участь. В июне 1940 г. подразделение гестапо прибыло в Париж, чтобы арестовать и заключить под стражу молодого поляка Гершеля Гриншпана, убийство которым немецкого дипломата послужило предлогом для еврейского погрома 9—10 ноября 1938 г. Французские тюремные власти решили перевезти Гриншпана в Тулузу. В пути он совершил побег — возможно, при попустительстве тюремщиков, или, может быть, просто заблудился, но удивительнее всего то, что он вскоре лично явился в отделение полиции и сдался властям. Гестапо не заставило себя долго ждать. После допроса в печально известных подвалах на Принц-Альбрехт-штрассе в Берлине, не сомневаясь в наличии закулисных, но, как оказалось, абсолютно воображаемых еврейских покровителей, гестаповцы отправили юношу в концентрационный лагерь Заксенхаузен, где он был зарегистрирован 18 января 1941 г. и, по-видимому, получил относительно сносное обращение. В марте 1941 г. он был переведен в Флоссенбург, а в октябре того же года — в тюрьму Моабит в Берлине, где ожидал заседания Народной судебное палаты под председательством Отто Георга Тирака. Тем временем в Париж отправили бригаду юристов, чтобы попытаться отыскать свидетелей обвинения, выдвинутого в 1938 г., и доказать, что парень действовал как орудие еврейского заговора. Но никого так и не смогли найти. Хуже того, к тому времени стало ясно, что человек, в которого он стрелял, фон Рат, был гомосексуалистом, и ходили слухи, что эта парочка была вовлечена в сексуальные отношения. Геббельс решил отбросить идею о проведении какого-либо суда. В сентябре 1942 г. Гриншпан был переведен в тюрьму в Магдебурге, где, по-видимому, и умер в начале 19,45 г. Естественной или насильственной смертью — неизвестно.

Тем временем в Париже и других частях оккупированной зоны Франции нарастало напряжение. Одного из старших воинских чинов в оккупированной зоне, Отто фон Штюльпнагеля, 16 февраля 1942 г. сменил его кузен Карл Генрих фон Штюльпнагель, бескомпромиссный антисемит, приехавший сюда с Восточного фронта. Новый командующий приказал, чтобы последующие репрессии проводились в форме массовых арестов евреев и их высылки на Восток. После нападения на немецких солдат немецкой полицией были арестованы 743 еврея, главным образом французских, и интернированы в управляемый немцами лагерь в Компьене; в марте 1942 г. вместе с другими 369 еврейскими узниками они были, в конечном счете, переправлены в Освенцим. Кроме того, 1 июня 1942 г. в Париж прибыл новый шеф СС и полиции — результат еще одного перевода с Востока, — Карл Оберг. Наконец, в зоне Виши возвращение Пьера Лаваля, возглавившего правительство в апреле 1942 г., свидетельствовало о растущей готовности сотрудничать с немцами и надежде на то, что это может заложить основы французско-немецкого партнерства в построении новой послевоенной Европы. По мере радикализации немецкой политики по отношению к евреям, Лаваль поручил ярому антисемиту, Луи Даркье, управление делами евреев в неоккупированной зоне, назначив ему в ближайшие помощники эффективного и беспринципного начальника полиции, Рене Бу-ске. Именно Буске попросил у Гейдриха во время посещения последним Франции 7 мая 1942 г. разрешения на транспортировку еще 5000 евреев из пересыльного лагеря в Драней на восток. К концу июня 4000 евреев уже были отправлены в Освенцим.

11 июня 1942 г. в Главном управлении имперской безопасности Адольф Эйхман провел совещание с главами еврейских отделов Службы безопасности СС в Париже, Брюсселе и Гааге. Было сообщено, что Гиммлер требует переправки здоровых еврейских мужчин и женщин из Западной Европы для исполнения трудовой повинности вместе со значительным числом евреев, признанных непригодными к работе. В течение лета боевая обстановка не позволяла депортировать из Германии большее число евреев. 100 000 человек предстояло переправить из обеих французских зон (позже это число из практических соображений уменьшили до 40 000), 15 000 должны были прибыть из Нидерландов (впоследствии это количество увеличилось до 40 000, чтобы восполнить «нехватку» из Франции) и 10 000 — из Бельгии. К тому времени ношение еврейской звезды стало в оккупированной зоне обязательным и вызывало сочувствие со стороны французских коммунистов, студентов и католических интеллигентов. 15 июля 1942 г. начались аресты евреев, не имеющих гражданства. Для выявления лиц, подлежащих аресту, французская полиция использовала ранее собранные сведения; всего предстояло арестовать около 27 000 еврейских беженцев в Париже и его окрестностях. Масштабы операции оказались настолько большими, что едва ли она могла держаться в тайне даже на стадии планирования; в результате многим евреям удалось скрыться и уйти на нелегальное положение. К 17 июля 1942 г. было арестовано немногим более 13 000 евреев. После отправки всех не состоящих в браке или бездетных пар в сборный лагерь в Драней полиция загнала 8160 мужчин, женщин и детей на велосипедный стадион «Вел д’Ив». От трех до шести дней нацисты держали их там без воды, туалетов и постельных принадлежностей, при температурах 37 градусов Цельсия или выше, давая одну-две тарелки жидкого супа в день. Вместе еще с 7100 евреями, доставленными из зоны Виши, их в конечном счете через другие перевалочные пункты переправили в Освенцим, где в общей сложности к концу года число доставленных сюда евреев составило 42 500 человек. Среди доставленных была большая группа больных детей и подростков в возрасте от двух до семнадцати лет. Ее отправили в Освенцим 24 августа 1942 г., отдельно от родителей. По прибытии в концлагерь все 553 ребенка и подростка были немедленно отправлены в газовые камеры.

Ведущие представители французской еврейской общины мало что сделали, чтобы как-то противодействовать высылкам иностранных евреев и, тем более, попытаться предотвратить их. Только когда большинство евреев уже было выслано и немцы начали обращать внимание на французских евреев, их отношение начало меняться. Подобное развитие имело место и в подходе католической церкви во Франции. На встрече 21 июля 1942 г. французские кардиналы и архиепископы решили не предпринимать ничего, чтобы предотвратить депортацию иностранных евреев к местам предстоящей гибели. Те же, кто выступал против, особенно коммунисты, отметили они, являлись противниками христианства. Было бы неправильно действовать с ними сообща. В письме, которое они направили маршалу Петену 22 июля 1942 г., содержалась легкая критика на плохое обращение с интернированными, особенно в «Вел д’Иве». Некоторые прелаты не были такими сладкоречивыми и неискренними. 30 августа 1942 г. архиепископ Тулузский Жюль Жерар Сальеж опубликовал пастырское письмо, резко и недвусмысленно заявив, что французские и иностранные евреи являются людьми и не должны перевозиться в товарных вагонах, как скот. Другие поощряли негласные попытки спасения, особенно если речь шла о еврейских детях. Но католическая церковь во Франции, как институт, традиционно придерживалась весьма консервативных, даже монархистских настроений; и она терпимо относилась к идеям, на которые опирался режим Виши. Только когда режим под давлением Германии был вынужден классифицировать всех натурализованных с 1927 г. французских евреев, кардиналы и архиепископы заявили о своей оппозиции. Было ясно также, что эта политика столкнется со значительной критикой общественности, и Петен с Лавалем отклонили предложение в августе 1943 г. Их нежелание, без сомнения, усугублялось осознанием того, что Германия к этому времени уже встала на путь проигрыша в войне.

11 ноября 1942 г., символически отметив годовщину перемирия, завершившего Первую мировую войну, немецкие войска пересекли границу оккупированной зоны и вошли на территорию, которой управляло правительство Виши. Режим Виши оказался не в состоянии предотвратить вторжение союзников на территории, которые он контролировал в Северной Африке, особенно в Алжире, и его малоэффективные военные силы, которые Гитлер теперь приказал расформировать, в перспективе не представляли никакой защиты против нападения союзников на южнофранцузское побережье через Средиземноморье. В дальнейшем это предвещало резкое ухудшение ситуации для оставшегося еврейского населения Франции. 10 декабря 1942 г. Гиммлер отметил, что на встрече с Гитлером они договорились о том, чтобы покончить с 600-700 тыс. евреев во Франции. Это было вдвое больше фактического еврейского населения во Франции. Однако в тот же день Гиммлер заявил своим подчиненным: «Фюрер отдал приказ о том, чтобы евреи и другие враги рейха во Франции были арестованы и удалены оттуда». В феврале 1943 г. депортации возобновились. Но усилия немецких властей по аресту и депортации французских евреев сталкивались с растущими трудностями. Все больше гражданских лиц проявляло готовность защитить или укрыть евреев от репрессий, а кроме того, около 30 000 евреев обрели относительную безопасность в оккупированной итальянцами юго-восточной части Франции. Летом 1943 г. исполненный решимости истребить французских евреев Адольф Эйхман направил Алоиза Бруннера, занимавшегося аналогичной работой в Салониках, со штатом из 25 офицеров СС, на смену французским чиновникам, отвечающим за пересыльный лагерь в Драней. За последующие несколько месяцев гестапо арестовало большинство лидеров французской еврейской общины и выслало их в Освенцим и Терезиенштадт; последний эшелон отправился в Освенцим 22 августа 1944 г. В целом было убито приблизительно 80 000 из 350 000 французских евреев, т.е. почти четверть; это соотношение было выше, чем в других странах Западной Европе, с гораздо большей долей автономии, — таких как Дания или Италия.

Немецкая оккупация ранее незанятой области Франции предвещала скорый закат режима Виши. Петен теперь стал лишь номинальным начальником для Лаваля, чьи радикально правые взгляды открывали полную свободу действий. Он шокировал немало своих соотечественников, открыто заявив, что искренне желает победы Германии в войне. Но чтобы навязывать свои взгляды, он вынужден был все чаше и чаще полагаться на репрессии. В январе 1943 г. он учредил новый вид полиции — французскую милицию (Milicefrancaise), которую возглавил Жозеф Дарнан, чьи фашистствующие военизированные легионеры и сформировали ее активное радикальное ядро. Имея в составе почти 30 000 человек, связанных кодексом чести, который обязывал противоборствовать демократии, коммунизму, индивидуализму и «еврейской проказе», новоявленная милиция имела больше чем мимолетное сходство с Легионом Архангела Михаила, основанным Корнелиу Кодряну в Румынии и более известным как «Железная гвардия». Дарнан вступил в СС, и в награду организация Гиммлера начала снабжать его деньгами и оружием. В декабре 1943 г. французской милиции было разрешено работать по всей Франции. Эти события углубили непопулярность режима Виши. Растущие экономические проблемы, быстро падающий уровень жизни и все более навязчивые вербовки на работы еще более подорвали к нему доверие. Переправки через Ла-Манш в Лондоне ожидало Свободное французское движение во главе с полковником Шарлем де Голлем. К 1943 г. режим Виши потерял большую часть своей власти, а идея национальной регенерации, на которой базировался его призыв к французскому народу, потеряла смысл после оккупации немцами южной части страны.

В Бельгии немецкое вторжение сопровождалось таким хаосом, что большинство людей было просто обеспокоено, удастся ли вообще восстановить хоть какое-то подобие нормальной жизни. Два миллиона бельгийцев, одна пятая всего населения, бежали на юг, во Францию. Несмотря на относительно непродолжительные боевые действия на территории страны, ущерб от вторжения немецких войск был значительным. В самой Бельгии ситуация выглядела совсем иначе, нежели с противоположной стороны Ла-Манша. Король Леопольд III, поспешная сдача которого вызвала такой гнев в Лондоне, в глазах бельгийцев являлся фигурой объединяющей, и его присутствие в Брюсселе во время войны, пусть и под стражей, стало своеобразным толчком к национальному единству. Правительство, сбежавшее в Лондон, было наряду с парламентом обвинено в пораженчестве. Довоенный порядок был непопулярен даже среди мелких групп как правого, так и левого толка, которые пытались, правда, без большого успеха, сопротивляться немецкой оккупации. Учитывая важность бельгийского побережья как плацдарма для возможного вторжения в Великобританию в 1940 г. или чуть позже, Гитлер решил оставить здесь значительные силы, поскольку немцы уже и так проникли на территорию французских департаментов Норд и Па-де-Кале. Это привело к другой и, до некоторой степени, более умеренной форме оккупации, чем в случае чисто гражданского начальника. С немецкой точки зрения, бельгийская тяжелая промышленность имела существенное значение для военной экономики Третьего рейха, поэтому было жизненно важно не настраивать против себя работающее население. В результате бельгийские влиятельные круги, сотрудники государственной службы, адвокаты, промышленники, церковь и те политические лидеры, которые не отправились в изгнание, работали с немецкой военной администрацией, чтобы попытаться сохранить мир, успокоить народ и поддержать существующий общественный порядок. Огромное большинство простых бельгийцев не видело для себя больше никакой альтернативы, кроме как согласиться с ними, идя на любые компромиссы с оккупирующими державами, которые те считали необходимыми.

Немецкие оккупанты также были склонны рассматривать фламандских жителей Бельгии в расовом отношении как скандинавов, и тех же взглядов придерживались в отношении огромного большинства жителей Нидерландов. В долгосрочной перспективе Голландия действительно была запланирована к включению в состав рейха. Поэтому немецкая администрация шла на уступки и заботилась о том, чтобы не слишком отчуждать от себя население. Но в любом случае, как и в Бельгии, население винило в поражении довоенный порядок, и лишь немногие голландцы усматривали для себя и своей страны хоть какие-то альтернативы в сотрудничестве с оккупантами. Лучше всего было бы достичь какого-то временного соглашения с немцами и подождать, что произойдет дальше. Королева Вильгельмина и правительство бежали в Лондон, а страной правила гражданская администрация во главе с австрийским политическим деятелем Артуром Зейсс-Инквартом, который потом назначил соотечественников-австрийцев на все главные гражданские посты, кроме одного. В дополнение ко всему глава СС и немецкой полиции в Голландии Ганс Ройтер был еще и австрийцем. Военная администрация, которой управлял генерал авиации, была относительно слабой. Таким образом, у назначенцев нацистской партии и СС было гораздо больше пространства, чтобы навязать политику чрезвычайных мер, чем у их коллег в Бельгии. В отсутствии голландского правительства Зейсс-Инкварт издал ряд указов и судебных запретов и установил всесторонний контроль над администрацией. Последствия этих шагов должны были проявиться очень скоро.

Когда немецкие войска вторглись в Голландию в 1940 г., там жило 140 000 евреев, из которых 20 000 были иностранными беженцами. Натурализованные голландские евреи принадлежали к одной из старейших обшин в Европе, и до немецкой оккупации масштабы антисемитизма были относительно невелики. Но сильное положение нацистов и особенно руководства СС в отсутствие голландского правительства, а также антисемитские взгляды оккупационной администрации, составленной почти целиком из австрийцев,, привели к тому, что до полномасштабного преследования евреев в стране оставался всего один шаг. Кроме того, раз уж Гитлер и ведущие нацисты расценивали голландцев как нацию, наиболее близкую к арийской, потребность удалить евреев из голландского общества казалась особенно неотложной. Немецкая администрация почти незамедлительно предприняла различные меры антисемитского характера, ограничив, а затем, в ноябре 1940 г., прекратив прием евреев на государственную службу. Еврейские магазины подлежали обязательной регистрации, а с 10 января 1941 г. — также и все евреи. С неизбежным появлением голландской нацистской партии обстановка в стране накалилась, а когда еврейские владельцы кафе-мороженого в Амстердаме напали на пару немецких полицейских, ошибочно приняв тех за голландских нацистов, немецкие войска окружили еврейский квартал города и арестовали 389 молодых людей, которые были отправлены в Бухенвальд, а позднее — в Маутхаузен. Выжил из них только один. Многочисленные протесты против антисемитской политики оккупантов поступали от голландских академиков и протестантских церквей (кроме лютеранских). Голландская коммунистическая партия объявила всеобщую забастовку, которая 25 февраля 1941 г. парализовала весь Амстердам. Немецкие оккупационные власти ответили массированными репрессиями, в результате которых были убиты многие протестующие, а забастовка быстро завершилась. Было найдено еще 200 молодых евреев, на этот раз беженцев из Германии; они были арестованы и отправлены в Маутхаузен после того, как маленький отряд сопротивления предпринял смелую, но бессмысленную атаку на узел связи немецких ВВС 3 июня 1941 г.

Положение голландских евреев сделалось поистине катастрофическим после совещания у Эйхмана 11 июня 1942 г. Уже 7 января 1942 г., действуя согласно немецким приказам, юденрат Амстердама, ответственный за «еврейский вопрос» во всей стране с октября прошлого года, начал выдавать безработным евреям предписания в специальные трудовые лагеря в Амерсфоорте и других местах. Управляемые, главным образом, голландскими нацистами, эти лагеря быстро приобрели известность мест издевательств. Другой лагерь, в Вестерборке, где содержались немецко-еврейские беженцы, стал главным центром пересылки неголландских депортированных на Восток, в то время как голландские евреи перед погрузкой в составы, следующие в Освенцим, Собибор, Берген-Бельзен и Терезиенштадт, собирались в Амстердаме. После принятия нового антисемитского законодательства, включая голландскую версию Нюрнбергских законов, и, в начале мая 1942 г., обязательного ношения еврейской звезды, евреев в Голландии стало опознавать намного проще. Задача выслеживания, интернирования и высылки евреев была поручена голландской полиции, которая взялась за него охотно и, при поддержке 2000 добровольцев, принятых на работу в мае 1942 г., отличалась большой жестокостью. Как обычно, немецкая тайная полиция в Амстердаме, насчитывающая приблизительно 200 членов, вынудила юденрат сотрудничать в процессе высылки евреев, в частности, позволив определить те категории евреев, которые подлежат освобождению. Коррупция и фаворитизм распространялись с удивительной быстротой, по мере того как голландские евреи в отчаянии использовали любые доступные средства, чтобы заполучить желанную печать на удостоверениях личности, предоставляющую им иммунитет. Такой иммунитет был недоступен для неголландских евреев, главным образом беженцев из Германии, многие из которых поэтому начали скрываться. Среди них была немецко-еврейская семья по фамилии Франк, в которой юная дочь Анна вела дневник, опубликованный после войны и ставший широко известным.

Два члена юденрата сумели уничтожить папки с делами до тысячи еврейских детей — главным образом, из рабочих семей — и потом переправили детей в надежные места. Но помощь от массы голландского населения не была открытой и повсеместной. Государственная служба и полиция привыкли работать с немецкими оккупантами и придерживались строгого соблюдения полученных приказов. 11 июля 1942 г. лидеры протестантской и католической церквей направили коллективный протест Зейсс-Инкварту, возражая не только против убийства еврейских новообращенных в христианство, но также против убийства некрещеных евреев, которых было подавляющее большинство. Когда католический епископ Утрехтский Ян де Йонг отказался прореагировать на угрозы немецких властей, гестапо арестовало столько еврейских католиков, сколько смогло. Девяносто два человека из них были отправлены в Освенцим. Однако, несмотря на вышеупомянутое столкновение, ни церковь, ни голландское правительство в изгнании не предприняли ничего, чтобы пробудить у населения протест против высылок. Сообщения о концлагерях, отправленные в Голландию как голландскими волонтерами СС, так и двумя голландскими политическими заключенными, которые были выпущены из Освенцима, не произвели эффекта. В период с июля 1942 г. по февраль 1943 г. Вестербок покинули 53 состава, которые в общей сложности доставили в Освенцим почти 47 000 евреев: 266 из них удалось пережить войну... В последующие месяцы еще 35 000 евреев было доставлено в Собибор, из которых выжили девятнадцать человек. Каждый вторник, неделю за неделей, в течение всего этого периода пересыльный лагерь в Вестербоке покидали 1000 евреев; к концу войны общее количество евреев, переправленных отсюда к местам своей гибели, составило более 100 000 человек. Нацистская администрация в Голландии в своем антисемитизме пошла даже дальше, чем в других странах Западной Европы; не в последнюю очередь здесь сказывалось сильное австрийское присутствие в руководстве страны. Зейсс-Инкварт даже проводил стерилизацию еврейских партнеров в 600 т.н. смешанных браках, зарегистрированных в Нидерландах; в самой Германии такая политика обсуждалась, но так и не была введена в действие.

Контраст с соседней Бельгией был поразительным. В Бельгии в начале войны проживало от 65 000 до 75 000 евреев; все они, за исключением 6 процентов, были иммигрантами и беженцами. 28 октября 1940 г. немецкая военная администрация издала указ, обязывающий этих людей зарегистрироваться у местных властей, и скоро натурализованных евреев начали увольнять с государственной службы, из системы юридических учреждений и средств массовой информации, а в это время уже полным ходом шли регистрация и германизация всех еврейских активов. В апреле 1941 г., после показа антисемитского фильма, члены Фламандского националистического движения подожгли синагоги в Антверпене. Однако немецкая военная администрация сообщила, что среди обычных бельгийцев мало кто понимает суть еврейского вопроса и, ввиду опасности враждебной реакции, натурализованных бельгийских евреев следует изолировать. Казалось, большинство бельгийцев тоже считает их бельгийцами. Гиммлер готов был согласиться на отсрочку их депортации в лагеря смерти, и, когда первый состав отправился в Освенцим 4 августа 1942 г., в нем перевозились только иностранные евреи. К ноябрю 1942 г. было выслано около 15 000 человек. К этому времени, однако, недавно основанная еврейская подпольная организация вступила в контакт с бельгийским Сопротивлением, в коммунистическом крыле которого уже было много иностранных евреев, и по всей стране начались широкомасштабные акции по спасению оставшихся евреев; многие местные католические учреждения также сыграли важную роль в сокрытии еврейских детей. В Голландии, с другой стороны, руководство еврейской общины менее активно помогало евреям уходить в подполье. Весьма возможно также, что тот факт, что в Бельгии сохранились монархия, правительство и государственные службы, а также полиция, они обеспечили некий буфер против ярого геноцида нацистских оккупантов; свою роль сыграл и эффективный контроль Бельгии со стороны вермахта, в отличие от господства в Голландии нацистского спецуполномоченного Зейсс-Инкварта и службы СС. Конечно, бельгийские полицейские не горели желанием помогать выслеживать евреев, как это делали их коллеги в Нидерландах. Как следствие, из Бельгии в газовые камеры Освенцима было отправлено всего 25 000 евреев; еще 25 000 смогли скрыться от преследования. Всего нацистами было убито 40% бельгийских евреев; в Нидерландах этот показатель достиг 73% процентов, или 102 000 из 140 000.

В преследовании заявленной Гитлером цели избавить Европу от евреев педантичный Генрих Гиммлер обращал свое внимание и на Скандинавию, где число евреев было столь небольшим, что фактически не имело никакой политической или экономической важности, и существующие там антисемитские настроения не были так распространены, как в других западноевропейских странах. Гиммлер даже посетил Хельсинки в июле 1942 г., чтобы попытаться убедить правительство, являющееся союзником Третьего рейха, передать Германии около 200 иностранных евреев, проживающих в Финляндии. Когда финская полиция начала составлять списки, новости о предстоящих арестах вызвали массовые протесты как в самом правительстве, так и за его пределами. В конечном счете это количество было сведено к восьми (четыре немца и эстонец вместе с семьями), которых 6 ноября 1942 г. депортировали в Освенцим. Все, за исключением одного, были убиты. Около 2000 натурализованных финских евреев никто не тронул, и после того как финское правительство уверило Гиммлера, что в стране не существует никакого «еврейского вопроса», он оставил всякие попытки обеспечить их поставку в лагеря СС.

В Норвегии, в условиях прямой немецкой оккупации, задача Гиммлера оказалась проще. Король и правительство, выбранное до войны, отправились в изгнание в Великобританию, откуда регулярно выступали по радио с воззваниями к народу. Сопротивление немецкому вторжению было сильным, и марионеточное правительство во главе с фашистом Видкуном Квислингом оказалось не в состоянии организовать массовую общественную поддержку для сотрудничества с немецкими оккупантами, которую обещал ее лидер. Нехватка продовольствия и сырья, как и повсюду в Западной Европе, мало в чем могли убедить население страны. Большинство норвежцев оставалось настроенными против немецкой оккупации, однако на тот момент они мало что могли предпринять. Страной негласно управлял нацистский имперский комиссар Йозеф Тербовен, региональный лидер нацистской партии в Эссене. В Норвегии находилось приблизительно 2000 евреев, и в июле 1941 г. правительство Квислинга отстранило их от государственной службы и связанных с ней профессий. В октябре 1941 г. их собственность была германизирована. Вскоре после этого, в январе 1942 г., правительство Квислинга распорядилось провести регистрацию евреев согласно определению Нюрнбергских законов. Однако в апреле 1942 г., признавая невозможность для Квислинга заручиться общественной поддержкой, немцы распустили его правительство, и Тербовен начал непосредственно управлять страной. В октябре 1942 г. немецкие власти приказывали провести депортацию евреев из Норвегии. 26 октября 1942 г. норвежская полиция приступила к арестам еврейских мужчин, а 25 ноября — женщин и детей. 26 ноября 532 еврея были отправлены в Штеттин, за ними последовали другие; всего было выслано 770 норвежских евреев, из которых 700 отправлены в газовые камеры Освенцима. 930 человек, однако, смогли скрыться в Швеции, остальные скрылись другими способами. Как только начались депортации евреев из Норвегии, шведское правительство решило предоставлять убежище любым евреям, прибывающим в страну из других частей Европы. Нейтральная Швеция теперь взяла на себя значительную роль среди тех, кто пытался остановить геноцид. Шведское правительство, конечно, было хорошо информировано об этом. 9 августа 1942 г. шведский консул в Штеттине, Карл Ингве Вендель, работавший на шведскую секретную службу и имевший хорошие контакты с членами немецкого военного Сопротивления нацистам, предоставил подробный отчет, из которого было ясно, что евреи в больших количествах отправлялись в газовые камеры лагерей смерти. Власти продолжали предоставлять убежище евреям, которые пересекли шведскую границу, но отказались проявить любую инициативу, чтобы остановить их убийства за ее пределами.

Датчан Гитлер рассматривал, точно так же как шведов и норвежцев, в качестве арийцев; в отличие от норвежцев, они не оказали значительного сопротивления немецкому вторжению в 1940 г. Было также важно сохранять спокойное положение в Дании, чтобы товары первой необходимости могли без помех проходить между Германией, с одной стороны, и Норвегией и Швецией — с другой. Дания располагала протяженным побережьем напротив самой Англии, что имело для немцев стратегическое значение. По всем указанным причинам датское правительство и администрацию почти не тревожили до сентября 1942 г., когда король Христиан X вызвал раздражение Гитлера, ответив на его поздравления с днем рождения чересчур лаконично, что нельзя было счесть иначе, как невежливостью. И без того раздосадованный степенью автономии, предоставленной датскому правительству, Гитлер немедленно заменил немецкого военачальника в стране, проинструктировав его преемника проводить более жесткую линию. Более того, 26 октября 1942 г. он назначил группенфюрера СС Вернера Беста полномочным представителем рейха.

К тому времени, однако, Гитлер уже успокоился, а Бест прекрасно понимал, что не стоит оскорблять датчан, их правительство и монарха чрезмерно суровыми мерами. Поэтому он несколько неожиданно для многих начал проводить гибкую и сдержанную политику. В течение нескольких месяцев он даже подчеркивал осторожность в политике по отношению к датским евреям, которых насчитывалось около 8000, и по отношению к ним была предпринята лишь незначительная дискриминация, против которой лидеры еврейской общины не возражали.

Но поскольку военные успехи Германии пошли на убыль, в Дании активизировались бойцы движения Сопротивления. К лету 1943 г. в стране участились саботаж, забастовки и прочие волнения. Гитлер приказал ввести военное положение; так вскоре и произошло — после прекращения официального сотрудничества с датским правительством. Возможности для формирования другой, более сговорчивой администрации не было, хотя именно такой курс провозгласил немецкий министр иностранных дел Риббентроп. Бест теперь принял всю полноту власти на себя, использовав датскую государственную службу для утверждения своего собственного личного правления. Для этого он нуждался в резком расширении полицейских полномочий, и средства для достижения этого представлялись для него очевидными: выполнение давно назревшей депортации датских евреев. 17 сентября 1943 г. Гитлер дал «добро», подтвердив приказ на депортацию 22 сентября 1943 г. По его мнению, во всплеске датского Сопротивления в любом случае виноваты евреи, и их удаление крайне важно для того, чтобы положить этому конец. При этом жизненно важно застать их врасплох. Но новости о грядущих арестах начали все-таки просачиваться. Шведское правительство, которому сообщил дату его посол в Копенгагене, выступило с открытым предложением предоставить убежище всем датским евреям, которые начали скрываться от преследования. В стране со слабым коллаборационизмом и почти при отсутствии антисемитизма полицейские меры, по мнению Беста, оказались бы контрпродуктивны. Полицейские зачистки, по-видимому, займут несколько недель и вызовут общественный гнев. Бест пытался заставить Берлин отменить запланированные действия, но безрезультатно. Таким образом, он сам поспособствовал тому, что запланированная дата операции, 2 октября 1943 г., просочилась наружу настолько широко, насколько только возможно. 1 октября 1943 г., после тщательной и секретной подготовки, датчане в результате совместных и слаженных действий переправили через проливы на территорию Швеции около 7000 евреев. На следующий день в результате проведения нацистами своей операции было арестовано всего 485 евреев. Бест лично вмешался в ситуацию, и это помогло почти всех арестованных отправить не в Освенцим, а в Терезиенштадт, где значительной части их удалось пережить войну.

Бест выставил эту ситуацию как триумф немецкой политики. «Дания, — сообщил он в немецкое министерство иностранных дел, — освобождена от евреев, поскольку здесь больше работающих и законно проживающих евреев, которые подпадают под соответствующие указы». Его действия были мотивированы вовсе не каким-то нравственными соображениями, а политическим расчетом, в рамках злобного и кровавого антисемитизма, осуществляемого организацией, в которой он сам состоял, — СС. Было уже ясно, что военное положение скоро закончится, и когда это произошло, Бест установил режим, который можно было бы назвать закулисным террором; через него Бест публично провозгласил продолжение гибкого подхода, но действовал по приказам Гитлера, чтобы наверстать потерянное. Он применял тайные вооруженные группы, в которые включались переодетые в гражданское офицеры СС; они убивали тех, которые, по его мнению, были виновны в растущем саботаже против немецких военных и экономических установок. Его политика не имела особого успеха; 19 апреля 1944 г. был убит его собственный шофер. Поскольку ситуация грозила перерасти в неограниченную гражданскую войну, а Копенгаген — превратиться в европейский вариант Чикаго 1920-х гг., Бест пошел на попятную еще раз. Проигнорировав приказы Гитлера и Гиммлера по поводу показных массовых казней подозреваемых, он провел несколько индивидуальных расстрелов, но после обширной забастовки в Копенгагене отказался осуществлять политику массового контртеррора. С точки зрения тех же датчан, любая политика Беста воспринималась в штыки. Как заметил 10 июля 1944 г. Ульрих фон Хассель после встречи с приятелем, служившим в одной из немецких частей, дислоцированных в Дании, Бест — «чересчур сентиментальный человек»: «Убийство немецких солдат или дружественных нам датчан не влечет за собой наказания или расстрел заложников. Вместо этого проводится политика убийств из мести, когда расстреливают ни в чем не повинных датчан. Гитлер хотел соотношения 5:1; Бест сократил его до 2:1. И повсюду ненависть, ненависть». Эффект оказался тот же. С некоторыми оговорками нормальная жизнь в Дании продолжалась в условиях гражданской администрации, но власть и влияние немецких оккупантов в стране пошатнулись. И хотя Бест вернулся к «еврейской политике», цепляясь за остатки былого сотрудничества и вынашивая планы по введению режима неприкрытого террора, его все же предстояло вводить в других странах, где он и возымел свой страшный эффект.

В то же самое время одержимое преследование еврейского населения на всей территории оккупированной Европы продолжалось, независимо от экономических или иных последствий от их истребления. Очевидным примером послужила Греция, где проживала значительная еврейская община — 55 000 человек в немецкой оккупационной зоне, 13 000 в области, управляемой итальянцами, нежелание которых сотрудничать в области проведения антисемитских мер расстроило планы Главного управления имперской безопасности. Однако в 1942 г. немецкая армия начала задействовать еврейских мужчин на принудительных работах, а в феврале 1943 г. стало обязательным ношение еврейской звезды. Значительную часть еврейского населения северного города Салоник согнали в полуразрушенный район города и стали готовить к депортации. Тем временем старшие офицеры из отдела Эйхмана, в т.ч. и Алоис Бруннер, прибыли в Салоники, чтобы подготовить операцию. 15 марта 1943 г. отправился первый эшелон с 2800 евреев; за ним последовали другие. Так продолжалось в течение нескольких недель, пока 45 000 из 50 000 еврейских жителей города не были переправлены в Освенцим, где большинство было немедленно уничтожено сразу по прибытии. Захваченные врасплох и плохо информированные (а иногда и понятия не имеющие) о том, что же на самом деле происходит в Освенциме, они не оказывали сопротивления; и при этом не нашлось ни одной греческой организации, которая бы предложила им помощь. Лидер религиозного общества в Салониках, раввин Цви Корец, попытался всего лишь успокоить членов своей диаспоры. На возражения представителя Красного Креста в Афинах, Рене Буркхардта, немцы ответили запросом в штаб организации и требованием возвратить его в Швейцарию. Вмешался итальянский консул в Салониках, Гуэльфо Замбони, при поддержке посла в Афинах, пытаясь заполучить побольше льгот, однако смог спасти лишь 320 евреев в Салониках. Тем временем немцы сносили еврейские кладбища и использовали могильные камни для прокладки новых дорог.

Прошло несколько месяцев, прежде чем депортации коснулись и столицы страны, поскольку список членов еврейской общины был уничтожен. Однако 23 марта 1944 г. 800 евреев, собравшихся в главной синагоге после обещания немецких властей устроить раздачу пасхального хлеба, были арестованы и переправлены в Освенцим; в июле 1944 г. немцы устроили облавы в крошечных еврейских общинах на греческих островах; было схвачено 96 человек на Косе и 1750 — на Родосе; всех их отправили на материк, а потом — в Освенцим. Как и в случае с Финляндией, одержимость, с которой СС при помощи местных немецких гражданских и военных властей преследовало евреев до самого момента расправы с ними, независимо от военной или экономической рациональности, являлось абсолютным доказательством первичности антисемитского мышления в идеологии Третьего рейха.

Положение еврейского населения стран, являющихся союзниками нацистской Германии, было сложным и менялось в зависимости от военной обстановки. В некоторых таких странах местный антисемитизм был силен, а в случае Румынии, как мы смогли убедиться, привел к массовым погромам и убийствам. Однако к середине 1942 г. румынский диктатор Ион Антонеску начал задумываться, стоит ли истреблять румынских евреев, составлявших значительную часть специалистов в стране. Вмешательство США, Красного Креста, турецкого правительства, румынской королевы-матери и папского посланника — все это оказывало влияние на диктатора. Есть также свидетельство о том, что богатые румынские евреи подкупили Антонеску и ряд его чиновников, чтобы тот отложил депортацию. Более того, румынские интеллигенты, профессора, школьные учителя и другие круги негласно напомнили Антонеску, что Румыния — единственная европейской страна, кроме Германии, которая осуществляла крупномасштабное истребление евреев по собственной инициативе. Когда война закончится и немцы, по мнению многих румын, потерпят поражение, это подвергнет опасности румынские притязания на Северную Трансильванию, поскольку в декабре 1942 г. Черчилль с Рузвельтом объявили о наказании стран, которые преследуют евреев. Первоначально Антонеску удовлетворил немецкую просьбу разрешить депортацию в оккупированную Польшу не только румынских евреев, живущих в Германии или на занятой немцами территории Европы, но также и 300 000 евреев, оставшихся в самой Румынии. Но он был раздражен неоднократными попытками немцев заставить его пойти на уступки и передать не кого-нибудь, а румынских граждан. Предупрежденный немецким Министерством иностранных дел о том, что евреи представляют собой серьезную угрозу, он все еще пребывал в нерешительности. Протянув немного времени, Антонеску сначала остановил депортацию евреев в Транснист-рию, а потом, в конце 1943 г., принялся репатриировать выживших обратно в Румынию. Гитлер не оставлял попыток убедить того возобновить геноцид, предупредив 5 августа 1944 г., что, если Румыния потерпит поражение, то от евреев здесь помощи ждать нечего; кроме того, они наверняка что-нибудь натворят — например, приведут к власти коммунистический режим. Но Антонеску больше не желал ничего слушать.

Опасения по поводу суверенитета оказали решающее влияние и в Болгарии, где после широких протестов народных масс король Борис отказался передавать местных евреев немецкой службе СС. В стране еще действовал парламент, ограничивающий свободу авторитарного монарха, и депутаты высказали серьезные возражения против депортации болгарских граждан, несмотря на то, что ранее уступили давлению немцев, введя антисемитское законодательство. 11 000 евреев в оккупированных Фракии и Македонии были лишены гражданства, схвачены и переданы немцам для последующей расправы в лагерях смерти. Все же антисемитизм Болгарии был не свойственен — из-за крайне незначительной численности местной еврейской общины. Когда в результате решения одного чрезмерно фанатичного чиновника-антисемита 6000 евреев были внесены в перечень лиц, подлежащих депортации наряду с другими, это вызвало волну возмущения. В защиту евреев выступила Православная церковь, заявив, что Болгария с позором будет вспоминать эту войну, если эти люди будут высланы. Во время визита в Германию 2 апреля 1943 г. король Борис объяснил министру иностранных дел Риббентропу, что оставшиеся 25 000 евреев в Болгарии будут помешены в концентрационные лагеря, а не отправлены немцам. Риббентроп настаивал, «что, по его мнению... правильнее всего было бы принять радикальное решение». Но он был вынужден признать, что больше предпринять ничего нельзя.

Точно так же и венгерское правительство, которое национализировало земли евреев и приступило к обсуждению с немцами вопроса о высылке венгерских евреев, тоже принялось искать оправдания за срыв попытки сотрудничества с все более и более настойчивыми требованиями немецкого министерства иностранных дел. В октябре 1942 г. венгерский Регент и фактический глава государства Миклош Хорти и его премьер-министр Миклош Каллаи отклонили немецкую просьбу о введении обязательства на ношение еврейской звезды для местных евреев. В то время как Гитлер не хотел оскорбить Румынию или Болгарию, он все более раздражался отказом Венгрии передать еврейское население этой страны (около 800 000 человек) для истребления и конфискации имущества. Кроме того, Хорти теперь потихоньку выводил венгерские части из возглавляемой немцами армии на Восточном фронте, поняв, что Германия находится на пути к поражению в войне. Поэтому 16 и 17 апреля 1943 г. Гитлер встретился с Хорти в окрестностях Зальцбурга, чтобы в присутствии министра иностранных дел Риббентропа оказать некоторое давление по обеим вышеуказанным проблемам. Помимо прочего, Хорти во время первого дня переговоров разъяснил, что любое венгерское решение «еврейского вопроса» должно принимать во внимание характерные для Венгрии обстоятельства. Потрясенные его нежеланием пойти навстречу, Гитлер с Риббентропом вернулись к этой теме на второй день. На этот раз обе стороны опустили дипломатическую многоречивость. Согласно протоколу переводчика, Риббентроп заявил Хорти, «что евреев нужно либо уничтожить, либо отправить в концентрационные лагеря. Никакого другого пути нет». Гитлер вмешался в спор, приведя более весомые, с его точки зрения, аргументы:

Но Хорти не поддался этим увещеваниям. И вскоре заплатил за свою непримиримость.

Небольшое и преимущественно аграрное католическое государство Словакия получило автономию после Мюнхенского соглашения 1938 г. С марта 1939 г., когда оно стало номинально независимым, его возглавили католический священник Йозеф Ти-со в качестве президента, а также профессор права крайне националистического толка Войтех Тука — в качестве премьер-министра. Радикальное крыло националистического движения, которое возглавлял Тука, переместилось еще ближе в стан национал-социализма и было в состоянии положиться на военизированные отряды Глинковской гвардии, названной так в честь священника Андрея Глинки, который долгое время поощрял рост словацкого национализма. На встрече с Гитлером 28 июля 1940 г. Тисо, Тука и министр внутренних дел Мах получили указание откорректировать свое законодательство так, чтобы разобраться с маленькой еврейской общиной Словакии, насчитывавшей 80 000 человек, что составляло 3,3% от общего населения страны. Они согласились на назначение немецкого офицера СС Дитера Вислицени в качестве официального советника по еврейским вопросам, и вскоре после его прибытия в столицу Словакии Братиславу правительство предприняло всеобъемлющую программу по экспроприации имущества еврейского населения, изгнания их из экономической жизни страны, лишения гражданских прав и привлечения к принудительным трудовым схемам. Словацкие евреи были вынуждены носить еврейскую звезду, как только она была введена в рейхе. В течение нескольких месяцев еврейское население страны было в значительной степени доведено до состояния нищеты. Отвечая в начале 1942 г. на запрос немецкого правительства по поводу 20 000 словацких рабочих для немецкой военной промышленности, правительство предложило вместо них 20 000 еврейских рабочих. Вопрос, таким образом, перешел в руки Эйхмана, который решил, что этих людей можно использовать для строительства лагеря смерти в Освенциме-Бжезинке. Он также предложил забирать и их семьи или, иными словами, обеспечить способ, ставший общепринятым и заключавшийся в том, что люди, способные работать, по прибытии в лагерь отправляются на принудительные работы, а всякий, кто работать не способен, — следует прямиком в газовую камеру. 26 марта 1942 г. 999 молодых словацких еврейских женщин пинками и руганью были загнаны в вагоны для перевозки скота и отправлены в Освенцим. За ними вскоре последовали другие мужчины, женщины и дети. Словацкое правительство платило немецким властям по 500 рейхсмарок за каждого «непродуктивного» еврея в качестве покрытия транспортных расходов и как компенсацию за то, чтобы ему разрешено было удержать все его имущество. Эйхман заверил словаков, что ни один из депортированных никогда не вернется на родину. И действительно: к концу июня 1942 г. было депортировано около 52 000 словацких евреев, т.е. более половины всего еврейского населения страны; подавляющее большинство из них отправилось в Освенцим; даже те, которых пощадили ради завершения строительных работ в Бжезинке, прожили недолго.

К этому времени, однако, депортации, предпринимаемые непосредственно по инициативе словацкого правительства, шли не очень гладко. Сцены горя и насилия на железнодорожных станциях, когда депортируемых евреев избивали члены Глинковской гвардии, вызывали нарастающий гнев словацкого населения, высказанного, кроме того, некоторыми высокопоставленными представителями церкви, такими как епископ Павол Янтауш, который потребовал гуманного отношения к евреям. Формальная позиция словацкой католической церкви являлась несколько противоречивой, так как соединяла в себе требования о соблюдении и уважении гражданских прав евреев с обвинениями в их предполагаемой виновности за смерть Иисуса на кресте. В Ватикан дважды вызывали словацкого посла, чтобы конфиденциально выяснить, что происходит в стране; это вмешательство, несмотря на всю его умеренность, заставило Тисо, который и сам все еще являлся священником, серьезно задуматься о целесообразности проводимых акций. Более важной, пожалуй, была инициатива группы все еще богатых руководителей местных еврейских общин, которые систематически подкупали ключевых чиновников ради получения сертификатов об освобождении. 26 июня 1942 г. немецкий посол в Братиславе пожаловался, что выдано 35 000 таких сертификатов, в результате чего здесь фактически не осталось евреев, подлежащих депортации. В немецком министерстве иностранных дел Эрнст фон Вайцзекер отреагировал на это так: он посоветовал послу напомнить Тисо, что «сотрудничество Словакии в еврейском вопросе до сих пор очень ценилось» и что приостановка еврейских депортаций вызывает недоумение. Однако после кратковременного возобновления в сентябре 1942 г. словацкие депортации были окончательно завершены. В апреле 1943 г., когда Тука пригрозил возобновить их, он был вынужден уступить протестам общественности, особенно со стороны церкви, которая к тому времени уже лишилась иллюзий по поводу ужасной судьбы, ожидавшей депортированных. Давление немцев, в т.ч. и прямая конфронтация между Гитлером и Тисо 22 апреля 1943 г., ни к чему не привели. Однако в 1944 г. члены словацкого движения Сопротивления, которое к тому времени значительно окрепло, предприняло пагубную попытку свергнуть Тисо и было жестоко подавлено Глинковской гвардией при поддержке немецких войск. После этого Тисо распорядился о депортации оставшихся евреев, некоторых из которых отправили в Заксенхаузен и Терезиенштадт, но большинство — в Освенцим.

На всей территории оккупированной Европы движение Сопротивления набрало ход к 1943 г., а в некоторых странах — намного раньше. Во Франции принудительные трудовые мобилизации привели к возникновению маки, групп Сопротивления, названных так потому, что они первоначально появились в одноименном подлеске острова Корсика. Иногда партизан консультировали, обучали и снабжали британские агенты Руководителя Специальных операций. Они распространяли пропагандистские листовки, призывали население к отказу от сотрудничества с оккупантами, вплоть до организации забастовок. Они нападали на немецких солдат или местных, сотрудничающих с немцами, включая полицию, и все чаще участвовали в диверсиях и прочей подрывной деятельности. В начале 1944 г. Жозеф Дарнан, глава милиции Вишистского режима, сменил Рене Буске на посту начальника полиции, в то время как Филипп Анрио, известный правый экстремист, взял на себя управление пропагандой. Анрио принялся выпускать различную антисемитскую литературу, заклеймив быстро растущее французское Сопротивление как еврейский заговор против Франции. В то же время полиция Дарнана замучила в своих застенках и убила многих видных евреев и бойцов Сопротивления. Сопротивление ответило в июне 1944 г. покушением на Анрио. Немецкие военные власти во Франции активно проводили политику репрессий, арестовывая и расстреливая «заложников». В начале июня 1944 г. военные приказали усилить репрессии, которые возложили на 2-ю танковую дивизию СС. Именно она проводила в жизнь ту политику, которая долгое время являлась стандартной на Востоке. 10 июня 1944 г. части этой дивизии вошли в деревню Орадур-сюр-Глан. Мужчин расстреляли, а женщин и детей загнали в церковь, в которой сожгли всех заживо. Всего в этой резне погибло 642 сельских жителя. Под лозунгом возмездия за нападения на немецкие войска эта акция произошла в общине, которая была фактически никак не связана с Сопротивлением. И вызвала лишь волну отвращения, прокатившуюся через всю Францию, и дальнейшее отчуждение населения от оккупантов.

По мере расширения масштабов Сопротивления, оно вступало во все более тесное сотрудничество с регулярными силами союзников. В то же время движения Сопротивления почти всюду были глубоко разделены. Поручение Сталина коммунистам сформировать партизанские группы в июле 1941 г. ускорило начало их действий, но в то же самое время возникли соперничающие, националистические и порой правые партизанские движения, которые зачастую проявляли лояльность правительствам, находящимся в изгнании в Лондоне. А нацистский антисемитизм, иногда демонстрируемый партизанами-националистами, побудил евреев в некоторых местах сформировать свои собственные партизанские части. Возникла ситуация сложной, комплексной борьбы, в которой для многих партизан немцы были далеко не единственным противником. Возможно, наиболее серьезная разобщенность между движениями Сопротивления возникла в юго-восточной Европе. В Греции коммунистическое Сопротивление организовало ряд успешных нападений на немецкие узлы связи и к середине 1944 г. доминировало на значительной части гористой и малодоступной области страны. В августе 1943 г. серьезная борьба вспыхнула между основными силами движения и его конкурентом правого крыла во главе с честолюбивым Наполеоном Зервасом, получившим поддержку британцев в противовес коммунистам. Конфликт грозил в конечном счете разгореться в гражданскую войну. Аналогичная ситуация возникла в бывшей Югославии, где партизаны-коммунисты во главе с Тито заручились британской поддержкой, поскольку вели себя активнее, чем сербские националисты под началом Четника. К 1943 г. войска Тито насчитывали приблизительно 20 000 человек. Как в Греции, коммунистам удалось вопреки свирепым репрессиям со стороны немцев занять значительные части страны. Но все же эти два движения Сопротивления провели в борьбе друг с другом не меньше времени, чем в боях против немцев. Тито даже провел переговоры с немцами, предлагая собственные услуги в уничтожении четников, если немецкие войска согласятся приостановить свои операции против партизан; и какое-то время немцы действительно помогали Тито, пока лично не вмешался Гитлер и не запретил эту сделку.

За границами Восточного фронта немецкое правление затрещало по швам в течение года после вторжения в Советский Союз. Уже к весне 1942 г. в некоторых частях Польши ситуация начала выходить из-под контроля. Согласно записям в дневнике главного врача больницы Зыгмунта Клюковского грабежи следовали один за другим; партизаны, как отмечал он, повсюду, они забирают продовольствие и убивают людей, работающих на немецкую администрацию. «Выяснить, кто они, практически невозможно, — писал он, — поляки, русские, даже немецкие дезертиры или просто бандиты». Полиция практически сложила руки, оставив попытки вмешаться.

Многие партизанские группы были хорошо вооружены и организованы, а ряд польских офицеров даже сформировал регулярные части так называемой Армии Крайовой (т. е. Армии страны). Их ряды пополнили исполненные жажды мести сельские жители, которых выселили из домов и предоставили этническим немцам. Они часто возвращались в свои деревни, чтобы сжечь собственные дома дотла прежде, чем немцы успеют занять их. Армия Крайова (АК) сотрудничала с польским правительством в изгнании, хотя редко учитывала его совет набраться терпения. С января 1943 г. Клюковский посвятил немало страниц своего дневника описанию актов сопротивления и саботажа АК. Некоторые железнодорожные ветки были сделаны совершенно непригодными для транспортного сообщения в результате постоянных подрывов и засад. Деревни с немецкими поселенцами подверглись нападениям, домашний скот угонялся, а любого, кто оказывал сопротивление, избивали либо расстреливали. Местные партизанские лидеры стали народными героями; Клюковский встретился с одним из них и согласился обеспечивать движение медикаментами. После этого его контакты с АК стали более частыми. Под псевдонимом «Подвинский» он снабжал бойцов деньгами, записывал отчеты о событиях в данном районе и действовал в качестве почтальона. Он также оказывал помощь раненым, игнорируя требования немцев о том, чтобы сообщать полиции о любых случаях огнестрельных ранений. Клюковский вел себя предельно осторожно: когда к нему пришли командиры партизанский частей, он заставил их раздеться, «чтобы в случае внезапного появления немцев все выглядело бы как обычное медицинское обследование».

Активизировались также и противоборствующие партизанские группы, особенно те, которые были организованы русскими. Некоторые из них насчитывали до нескольких сотен человек. Партизанское движение вызвало яростную реакцию немецких оккупационных сил, которые брали заложников из числа местных жителей и угрожали публично убивать по десять или двадцать человек за каждого застреленного немецкого солдата. Эту угрозу они неоднократно выполняли, усугубляя общую атмосферу террора и мрачных предчувствий у местного населения. Немецкая и польская вспомогательная полиция оказывались все менее и менее способны как к проведению эффективных операций против отрядов Сопротивления, так и бороться с нарастающим потоком насилия, грабежей и беспорядков. Жестокость правления в Восточной Европе с самого начала восстановила против немцев большинство населения. Аргумент, выдвинутый Альфредом Розенбергом среди других о том, что это является главной причиной распространения партизанского Сопротивления, не оказало должного влияния ни на Гиммлера, ни на армейские чины. Партизанская деятельность еще больше усиливала антисемитизм гражданских администраторов. Один чиновник в Белоруссии в октябре 1942 г. написал, что у евреев, на его взгляд, «очень высокая степень участия в кампании по саботажу и разрушению... В одной из операций среди 223 убитых бандитов выявлено 80 вооруженных евреев». «Я счастлив, — добавил он, — видеть, что из 25 000 евреев, первоначально находящихся на этой территории, осталось всего 500». В партизанских операциях погибло около 345 000 человек, т.е. примерно 5% всего населения Белоруссии. Согласно некоторым оценкам, за весь период немецкой оккупации участие в партизанском движении в Белоруссии приняли около 283 000 человек. Аналогичные потери были вызваны нацистскими репрессиями в других частях Восточной Европы.

Еврейские партизанские отряды, состоящие из мужчин и женщин, укрывшихся в густых лесах Восточной Европы, спасаясь от пулеметов оперативных частей СС, начали появляться в начале 1942 г. Многие отдельные евреи бежали в леса самостоятельно, но оказались не в состоянии соединиться с партизанами. Часто они подвергались нападению грабителей, оставались без теплой одежды, многие голодали. Их участь была настолько ужасна, что, как писал Зыгмунт Клюковский, «часто случалось так, что евреи сами приходили в полицию и просили, чтобы их застрелили. Сельские жители, сообщал он, часто проявляли враждебность к еврейским партизанам. «Есть много людей, которые видят в евреях не людей, а животных, которые нужно уничтожить». Однако доля еврейского населения в партизанском движении была высокой. Первая еврейская группа Сопротивления в Восточной Европе была создана двадцатитрехлетним представителем еврейской интеллигенции Аббой Ковнером в Вильно 31 декабря 1941 г. На встрече 150 представителей молодежи, замаскированной под вечеринку в канун Нового года, Ковнер зачитал манифест, в котором, с учетом массовых расстрелов и убийств с лета предыдущего года, он заявил: «Гитлер планирует уничтожить всех евреев Европы... Мы не позволим вести себя, словно стадо овец, на бойню». К началу 1942 г. еще одна группа была создана четырьмя братьями Бельски, сельскими жителями Белоруссии, родители которых были убиты немцами в декабре 1941 г. Устроив партизанский лагерь глубоко в лесу, братья наладили сложную систему поставок оружия; в отряд вступили и другие евреи; к концу войны численность партизанского отряда достигла 1500. Многие евреи в индивидуальном порядке вступали в местные партизанские части, во главе которых стояли коммунисты.

Новый порядок в Европе начинал трещать по швам. Его первоначальная цель в создании широкой сферы экономического и политического сотрудничества постепенно поблекла на фоне мрачных реальностей войны. Немецкое правление повсюду ужесточилось. Казни, массовые расстрелы, убежденность в том, что террор — единственный способ борьбы с Сопротивлением, — все это постепенно вытеснило неофициальные механизмы сотрудничества с местным населением. Режимы, дружественные к Третьему рейху, от Виши до Венгрии, дистанцировались от Германии либо потеряли автономию и следовали тому же образцу репрессий, который подрывал немецкий контроль в непосредственно оккупированных Германией странах. Ненасытные требования немецкой военной экономики относительно трудовых и материальных ресурсов и безжалостная эксплуатации подчиненных экономических систем приводили к тому, что все больше молодежи вступало в движение Сопротивления. Усилия и призывы подпольных организаций к неподчинению, саботажу, забастовкам и убийствам оккупантов встречали еще более суровые репрессии, порождая в свою очередь дальнейшее отчуждение населения оккупированных стран и дальнейший подъем движения Сопротивления. И все же такой цикл насилия являлся также отражением в целом ухудшающегося военного положения Германии, которое начало ощущаться с 1943 г. Первоначальная вера в то, что не существует никакой альтернативы доминирующей роли фашистской Германии в Европе, начинала таять. В основе готовности европейцев к сопротивлению лежало стойкое ощущение того, что Гитлер может, в конце концов, проиграть войну. Поворотным пунктом в таком восприятии послужило одно единственное сражение, которое больше, чем любое другое, показало, что немецкие вооруженные силы все-таки могут быть побеждены: битва за СТАЛИНГРАД.