«Социализм» в идеологии нацистов начала 1920-х годов включал серьезный элемент враждебности к крупному бизнесу, как правило, приправленный изрядной долей антисемитизма. В последние годы Веймарской республики Гитлер сделал все, что было в его силах, чтобы уменьшить значение этих факторов. Вполне предсказуемо, что в результате этого осталась постоянная ненависть к роли евреев в немецкой экономике, которую нацисты всячески преувеличивали, исходя из своих целей. Экономическая история Третьего рейха на самом деле неотделима от истории конфискации режимом собственности евреев, масштабной кампании разграбления с некоторыми аналогами в современной истории. В соответствии с такими идеологическими императивами одной из главных целей нацистской пропаганды до 1933 года стали универсальные магазины (Warenhaus), где с конца XIX века люди могли покупать недорогие, массово производимые товары всех видов. Многие из основателей таких магазинов были евреями, что, вероятно, отражало существовавшую долю евреев в сфере галантерейной и сходных областях розничной торговли.

Самое знаменитое из этих предприятий было основано членами семьи Вертхейм после 1875 года, когда Ида и Абрахам Вертхейм открыли в Штральзунде небольшой магазин по продаже одежды и фабричных товаров. Вскоре к ним присоединились их пятеро сыновей, которые предложили новую схему розничной торговли, основными принципами которой стали более высокий товарооборот, низкая прибыль, фиксированные цены, широкий выбор ассортимента, право возврата или обмена товаров и оплата строго наличными деньгами. Фирма быстро росла и в 1893–1894 годах построила себе большое новое здание на Ораниенштрассе в берлинском районе Кройцберг, за которым последовало еще три магазина в столице. Вертхейм предложил новую концепцию магазина, со светлыми, просторными и грамотно спроектированными помещениями, с внимательными продавцами-консультантами и смесью из дешевых и дорогих товаров, которая стимулировала незапланированные покупки. Компания также демонстрировала современный взгляд на трудовые отношения и благосостояние сотрудников, она стала первой фирмой в Германии, которая сделала воскресенье нерабочим днем для всех своих сотрудников. Вертхеймы были не единственной еврейской семьей, которая основала сеть универмагов. Например, в 1882 году Герман Тип со своим племянником Оскаром открыли небольшой магазин в Гере, работавший на тех же принципах. Он также процветал, и к 1930 году семья Тиц владела 58 универмагами, включая знаменитый KdW (Kaufhaus des Westens — Западный универмаг) в Берлине. По сравнению с годовыми продажами в магазинах Тиц, которые составляли 490 миллионов рейхсмарок в 1928 году, и огромным штатом из более чем 31 450 сотрудников, сеть Вертхеймов, имевшая всего семь магазинов и 10 450 сотрудников и продажи в размере 128 миллионов рейхсмарок, была относительно средним предприятием.

Несмотря на свою популярность, доля этих универсальных магазинов в общих розничных продажах Германии до конца 1920-х годов составляла менее 5 %. Антисемитские атаки на них замалчивались до 1914 года даже среди ассоциаций мелких магазинов. Эта ситуация изменилась вместе с экономическими проблемами первых лет Веймарской республики. 16-й пункт программы НСДАП от 1920 года был обращен напрямую к мелким торговцам и требовал «немедленного изъятия из частной собственности крупных магазинов и сдачи их внаем по дешевым ценам мелким производителям». В 1932 году в одной местной предвыборной брошюре в Нижней Саксонии был опубликован призыв к розничным торговцам и мелким оптовикам присоединяться к НСДАП с целью противодействия открытию новых филиалов «вампирского бизнеса» Вулворта, который якобы стремился уничтожить их во имя «финансового капитала». В марте 1933 года штурмовики ворвались в филиал Вулворта в Готе и разгромили весь магазин. Яростным атакам подверглись многие универмаги независимо от их владельцев. В Брауншвейге ресторан в местном универсальном магазине был разнесен вдребезги коричневорубашечниками, вооруженными пистолетами. Хоть и без такого драматизма, но в первые месяцы Третьего рейха также звучало много требований закрыть универмаги или обложить их такими налогами, которые приведут к банкротству. Однако Министерство экономики и нацистское руководство быстро осознали, что закрытие предприятий, которые давали работу многим тысячам человек, серьезно подорвет «борьбу за труд». Гесс выступил в защиту универмагов, а национальный бойкот еврейских магазинов 1 апреля 1933 года забылся уже на следующий день.

Тем не менее в скором времени универмаги стали преследовать в менее очевидных формах. Когда, начиная с лета 1933 года, Министерство финансов начало выдавать ссуды на браки, то, например, товарные купоны, в виде которых формировалась ссуда, нельзя было погашать в универсальных магазинах, если они принадлежали евреям или были тем или иным образом связаны с еврейским бизнесом. По оценкам одного официального отчета, такие магазины и компании потеряли по меньшей мере 135 миллионов рейхсмарок на продажах в 1934 году. Универмагам, независимо от их владельцев, и еврейским компаниям всех видов начиная с середины 1933 года также было запрещено публиковать рекламу в прессе. Эти меры, совпавшие с максимальным спадом продаж, который начался с наступлением Депрессии в 1933 году, привели к серьезным проблемам. Продажи в магазинах Германа Тица упали на 41 % в 1933 году. Компании пришлось просить у банков заем в 14 миллионов рейхсмарок. Одобренный министром экономики Шмитом, который хотел избежать масштабного банкротства с увольнением 14 000 человек, серьезными убытками для поставщиков и финансовыми проблемами для банков, этот заем был предоставлен на условиях «ариизации» управления или, другими словами, при условии смещения еврейских владельцев, членов советов директоров и других руководителей. Оставшиеся братья Тиц после длительного аудита в 1934 году были вынуждены уйти, получив компенсацию в 1,2 миллиона рейхсмарок. В качестве прикрытия Шмит получил одобрение Гитлера на ввод этих мер. Начиная с того момента эти магазины стали носить название «Герти», которое остроумно содержало связь с именем их основателя и в то же время провозглашало перевод бизнеса на новые рельсы. Магазины Леонарда Тица были переименованы в нейтральное «Кауфхоф» (Kauhof), или «Торговый двор».

Эти события заставили оставшихся членов семьи Вертхейм перейти к активным действиям, чтобы защитить свои собственные интересы. На помощь был вызван друг семьи, банкир Эмиль Георг фон Штаусс, лично знавший Гитлера и Геринга и разными способами поддерживавший нацистскую партию. Его защита позволила расстроить планы штурмовиков по закрытию магазина Вертхей-мов в Бреслау. Однако нацистские активисты, особенно те, кто был связан с профсоюзной Организацией фабричных ячеек, перекрыли Георгу Вертхейму доступ в собственные магазины. Он больше не посетил ни один из них после 1934 года и перестал принимать участие в заседаниях Наблюдательного совета компании. Чтобы избежать повторения проблем, накрывших семью Тиц, он перевел свои акции и некоторые акции своего покойного брата на имя своей жены Урсулы, которая не была еврейкой. После этого она стала мажоритарным акционером. Однако это не привело к окончанию неприятностей для фирмы. Когда «Герти» и другие сети успешно нейтрализовали натиск нацистов на универмаги, дав понять, что они больше не принадлежали евреям, враждебность локальных нацистов и центрального правительства вместе с партийными организациями оказалась целиком направлена на сети вроде Вертхеймов, которые еще оставались на плаву. Министерство пропаганды приказало закрыть все книжные отделы Вертхеймов в начале 1936 года после доноса бывшего сотрудника в Бреслау, хотя компания уже сняла по крайней мере 2500 запрещенных книг со своих полок. Штаус смог добиться отмены приказа, хотя и ценой пожертвования в 24 000 рейхсмарок в пользу Фонда Германа Шиллера. Когда Георг Вертхейм со своим сыном попробовали пожаловаться на такое давление в разговоре с министром экономики Шахтом, тот заявил: «С волками жить — по-волчьи выть».

Проблемы значительно усилились в 1936 году. На самом деле продажи Вертхеймов выросли, в то время как их конкуренты испытали ощутимый спад. Причиной этого могло стать увольнение еврейских управляющих и сотрудников из конкурирующих сетей, которое привело к назначению на их места неопытного персонала, или тот факт, что только Вертхеймы сохранили в неприкосновенности свой широко известный образ, имя и стилистику. Тем не менее Штаус, который теперь имел акции Урсулы Вертхейм в доверительном управлении, пока она тратила свой доход на дорогостоящие круизы, сначала заставил мелких семейных акционеров передать свои доли нееврейским держателям по стоимости, значительно меньшей рыночной, и четко дал понять Георгу и Урсуле Вертхейм, что управление Гесса в качестве условия сохранения ей своих акций потребовал от них развестись. Что они и сделали в 1938 году. Получив от Гитлера распоряжение купить землю в Берлине, на которой должно было быть построено новое здание Имперской канцелярии, Штаус выбрал участок, на котором находилась недвижимость Вертхеймов, заставил банки занизить ее стоимость для экономии, а затем вынудил Вертхейма продать ее, чтобы расплатиться с некоторыми долгами, которые кредитовавшие его банки начали теперь требовать назад. К 1938 году еврейских акционеров больше не осталось, оба еврейских управляющих были вынуждены уйти, а последние 34 еврейских сотрудника были уволены. И нет свидетельств, что они получили какое-либо выходное пособие, в отличие от своих коллег в других сетях. В консультациях с Министерством экономики Штаус согласился изменить название магазинов с «Вертхейм» на AWAG. Это был похожий, хотя и не такой очевидный компромисс о переименовании, к которому пришли в случае с семьей Тиц. Большинство людей считало, что новое название было аббревиатурой для «А. Wfertheim AG» («Albrecht Wertheim Aktiengesellschaft» — «Акционерное общество Альбрехта Вертхейма»). Однако на самом деле это сокращение означало Allgemeine Warenhaus Aktiengesellschaft («АО Общая сеть универмагов») и должно было уничтожить любые ассоциации с семьей. Георг Вертхейм, разменявший девятый десяток и практически ослепший, умер 31 декабря 1939 года. Годом позже его вдова вышла замуж за Артура Линдгенса, нееврейского члена контрольного совета новой компании.

Судьба универсальных магазинов иллюстрирует в миниатюре изменение приоритетов нацистской партии с 1920 года. Начав с провозглашения антикапиталистических лозунгов, нацисты сначала ослабили их под влиянием экономической необходимости, а затем заменили на решительную политику устранения евреев из немецкой экономики. Разумеется, сами универмаги не исчезли, кампания против еврейских владельцев открыла новые возможности расширения бизнеса для нееврейских предприятий. Если, как утверждали нацисты, экономические проблемы страны в 1920-х и 1930-х годах происходили от евреев, то разве не удалось бы их решить, помимо прочего избавившись от еврейского экономического влияния на бизнес, вместо того чтобы атаковать сам бизнес? Бойкот 1 апреля 1933 года уже ясно показал намерения НСДАП в этом отношении. И хотя сам бойкот получил относительно небольшую общественную поддержку, партийные группы продолжили изводить владельцев и нападать на еврейские магазины и компании, что и показал пример магазина Вертхеймов в Бреслау. Штурмовики продолжали рисовать лозунги на витринах еврейских магазинов с целью отвадить от них постоянных клиентов или заставить местные власти размещать свои заказы у других поставщиков. Обеспокоенные экономическими эффектами таких действий правительство и НСДАП выпустили ряд официальных предупреждений. Гитлер лично издал декларацию в начале октября 1933 года, в которой явно разрешал госслужащим покупать товары в еврейских лавках и универмагах. Однако в рождественский сезон продаж 1933 года во многих областях банды штурмовиков снова стояли у еврейских магазинов с плакатами, в которых каждый входивший внутрь объявлялся предателем немецкой расы. Растущее число местных рынков затрудняло ведение дел для еврейских предпринимателей, еврейским фирмам было запрещено публиковать рекламу, местные власти разорвали все деловые отношения с еврейскими компаниями, а кроме того, весной 1934 года снова стали проводиться бойкоты. Такие события часто сопровождались насильственными действиями — от битья окон еврейских магазинов до взрыва синагоги в Ахаусе в Вестфалии. Кульминацией этого стала массовая демонстрация в городе Гунценхаузен во Франконии, в которой приняло участие около 1500 жителей из общего населения в 5600 человек. Воодушевленные страстной антисемитской речью местного нацистского лидера, демонстранты ворвались в дома и квартиры городских евреев и бросили 35 человек в местную тюрьму, где одного впоследствии нашли повешенным.

Немецкие покупатели неохотно поддерживали бойкоты. Под угрозой репрессий в случае отказа прекратить закупаться в еврейских магазинах своего городка жители Фалькенштейна, как отмечал в своем дневнике Виктор Клемперер в июне 1934 года, ездили в соседний Ауэрбах и делали покупки в местном еврейском магазине, где бы их не узнали. А жители Ауэрбаха, в свою очередь, посещали еврейский магазин в Фалькенштейне. Даже Герман Геринг еще в 1936 году был замечен во время длительного посещения коврового магазина Бернхеймера в Мюнхене, закончившегося покупкой двух ковров на внушительную сумму в 36 000 рейхсмарок. Местная полиция сообщала, что февральские распродажи в текстильном доме Салли Айхенгрюн в Мюнхене в том же году привлекали толпы покупателей. Оба предприятия принадлежали евреям. В следующий год Служба безопасности (СД) выражала недовольство, что, особенно в католических регионах, люди до сих пор игнорировали призывы НСДАП не покупать товары у евреев. Однако партийные активисты не отступали. Многие из них действовали из личных интересов, стремясь избавиться от конкурентов в то время, когда потребительская экономика находилась в депрессии. Яростные кампании по бойкоту продолжались в течение всего 1934 года и достигли новых высот в рождественский сезон продаж. В ноябре, например, окружное руководство партии в Баден-Бадене направило следующее угрожающее письмо в еврейский магазин игрушек с уведомлением владельцу: «Мы никоим образом не потерпим, чтобы в вашем неарийском магазине продавались фигурки солдат СА и СС. Это раздражает людей, и мы уже получили множество жалоб. Поэтому мы требуем прекратить продажу этих моделей в вашем еврейском магазине. В противном случае мы снимаем с себя всю ответственность за сохранение порядка и общественного спокойствия».

23 и 24 декабря 1934 года члены партии в гражданской одежде заблокировали входы в еврейские лавки и универмаги во Франкфурте-на-Майне и стали выкрикивать оскорбления в адрес покупателей, избивая тех, кто все-таки пытался пройти внутрь. Они разбивали окна магазинов, а когда прибыла полиция, чтобы их арестовать, начали вести себя так угрожающе, что сотрудники были вынуждены обнажить оружие. Эта кампания оказалась прелюдией к гораздо более широкой волне экономического террора, в ходе которого местные партийные организации угрожали лишить социальных выплат любого, кого бы увидели входящим в еврейский магазин. Госслужащие и муниципальные работники во многих районах получили приказ не вмешиваться в эти дела. Подобные действия были особенно распространены в землях с множеством небольших городов, вроде Померании, Гессе и Центральной Франконии. В Марбурге большая группа студентов ворвалась в еврейский обувной магазин, выгнала покупателей и разграбила либо уничтожила товар. В Бюдингене окна практически всех еврейских лавок были разбиты в ночь с 18 на 19 апреля 1935 года. Подобные инциденты происходили повсеместно. После некоторой приостановки таких действий летом 1935 года по стране прокатилась новая волна антисемитских атак на еврейские магазины, включая тотальный бойкот центра Мюнхена 25 мая, осуществленный в основном бойцами СС в гражданской одежде, которые врывались в магазины и избивали сотрудников. Эта акция закончилась только после того, как бойкотчики предприняли попытку штурма полицейского участка, чтобы освободить одного из своих арестованных соратников.

Реакция государственных министерств на такие действия была смешанной. Например, министр иностранных дел фон Нейрат говорил своим коллегам, что антисемитские инциденты не окажут эффекта на международное мнение, а их прекращение не приведет к какому-либо улучшению в положении Германии на международной арене. С другой стороны, министр экономики Ялмар Шахт высказывал крайнюю обеспокоенность их воздействием на экономику, включая экономические отношения с другими странами. И действительно, когда партийная организация в городе Арнсвальде в Бранденбурге повесила фотографию жены местного управляющего филиалом Рейхсбанка на доске объявлений в качестве «предательницы», поскольку ее видели за покупками в еврейском магазине, Шахт в знак протеста закрыл это отделение. 18 августа 1935 года он выступил с публичным обращением в Кёнигсберге. «Господи, — говорил он, — защити меня от моих друзей. От тех, кто героически размалевывает витрины магазинов под покровом темноты, клеймя любого немца, покупающего продукты в еврейском магазине, предателем народа». Тем не менее, несмотря на свои последующие утверждения об обратном, Шахт в принципе не был против исключения евреев из экономической жизни. Он верил, как он объяснял группе министров и высокопоставленных чиновников два дня спустя, что «поддержка этого беззакония вместе с другими действиями поднимает вопрос перевооружения». Как отмечается в протоколе заседания, его комментарии завершились заявлением о том, что программа НСДАП должна быть выполнена, но только на основе законных постановлений». Шахт соглашался с представителями гестапо и Партии в том, что путь вперед лежал в организованном законном ограничении возможностей евреев заниматься бизнесом, введении отличительных знаков для еврейских магазинов и исключении еврейского бизнеса из общественной жизни. Шахт сам по себе в полной мере разделял антисемитские предрассудки большинства немецкой буржуазии, отмечая уже в 1953 году, что евреи принесли «чужеродный дух» в немецкую культуру Веймарской республики и были чересчур заметны во многих областях общественной жизни. Он всецело сотрудничал в кампании по увольнению еврейских сотрудников из Рейхсбанка в рамках так называемого Закона о восстановлении профессиональной государственной службы и открыто защищал антисемитские законы, принятые режимом в период 1933—1935 годов. Он отвергал только явное насилие.

Вместе с тем существовали и менее жестокие средства давления на еврейские фирмы, которые часто оказывались более эффективными. Огромный размер нацистских организаций, таких как СА, Германский трудовой фронт или даже сама НСДАП, давал им большую экономическую власть, позволяя размещать крупные заказы на строительство, поставку мебели, флагов, униформы и всякого рода материалов. Они использовали это с самого начала, чтобы подавлять еврейские компании. Обувная индустрия была показательным примером. Неудивительно, что при Третьем рейхе она получила огромную прибыль от гигантского роста спроса на сапоги. И эти заказы, разумеется, шли в обход еврейских производств. Еврейские фирмы, однако, доминировали в этой отрасли, поэтому возникла очевидная необходимость их скорейшей ариизации. Практически сразу, как только Гитлер стал рейхсканцлером, например, началась кампания против обувной компании Salamander, которая наполовину принадлежала евреям и имела контракты примерно с 2000 независимыми филиалами, из которых около 500 также принадлежали евреям. Штурмовики уже врывались в некоторые из этих магазинов и закрыли их к концу марта 1933 года, в то время как нацистская пресса организовала кампанию бойкотов против самой фирмы, обвиняя ее (без оснований) в обмане покупателей и не позволяя получать какие-либо оптовые заказы от партийных организаций. Цены начали стремительно падать. Видя нарастание кризиса, еврейская семья, владевшая половиной акций, продала их за один миллион рейхсмарок нееврейской семье, которая владела другой половиной. После этого компания уволила еврейских сотрудников, вывела из совета директоров евреев и аннулировала свои контракты с филиалами, принадлежавшими евреям, 20 % которых к концу 1934 года уже перешли в руки неевреев. Кампания в прессе, бойкоты и закрытия немедленно прекратились, и товарооборот снова начал повышаться. В этом случае мы не видим свидетельств открытого идеологического антисемитизма со стороны части владельцев или управляющих фирмы — они просто подчинились экономическим реалиям в ситуации, спровоцированной местными организациями нацистов и штурмовиков.

А там, где играли роль экономические соображения другого рода, местные и региональные партийные организации могли призывать к сдержанности. Например, в Гамбурге, портовом городе, чьи интересы не совпадали с политикой перевооружения нового режима и курсом на автаркическое государство, местная экономика восстанавливалась после Депрессии намного медленнее, чем где-либо еще. Продолжавшиеся экономические неурядицы, которые на референдуме 19 августа 1934 года привели к поразительным 20 % голосов «против» назначения Гитлером самого себя главой государства, заставили гаулейтера Карла Кауфмана особенно осторожно относиться к любому нарушению экономической жизни города. В Гамбурге было более 1500 еврейских компаний, которые существовали намного дольше, чем их аналоги в других частях рейха. Торговая элита Гамбурга не испытывала никакого энтузиазма по поводу антисемитской политики режима, а самые влиятельные организации, такие как Торговая палата, отказывались предоставлять сведения о том, какие фирмы принадлежали евреям, а какие нет. Вплоть до ноября 1934 года она пользовалась услугами еврейского издателя для публикации своих информационных бюллетеней. Старые торговцы и бизнесмены традиционно с отторжением относились к любому вмешательству государства в мир бизнеса и считали ариизацию предвестником более глобальной национализации бизнеса. Однако такое отношение изменилось к 1938 году. К этому времени даже самым упертым ганзейским купцам стало понятно, что нацистский режим установился надолго. Экономическое выздоровление достигло точки, когда устранение еврейских компаний больше не казалось большой угрозой экономической стабильности. И что более важно, растущие ограничения на сделки с иностранной валютой в 1936—1937 годах привели к закрытию значительного числа еврейских компаний в городе, занимавшихся импортом и экспортом. Множество надзорных структур, включая Управление по розыску иностранных валютных активов (Devisenfahndungsamt), организованное при поддержке Рейнгарда Гейдриха 1 августа 1936 года, и местные эквиваленты, позволяли властям устанавливать контроль над компаниями, если те подозревались в содействии выводу капитала из Германии. Сотрудники таких организаций подделывали признания и записи допросов и доносили на адвокатов еврейских компаний в гестапо. В результате в Гамбурге в период с декабря 1936 по октябрь 1939 года на еврейских бизнесменов было выдано 1314 приказов об аресте.

Такие действия были обоснованы в меморандумах и других внутренних документах, наполненных яркой антисемитской риторикой, изобиловавших фразами о «еврейской беспринципности», «еврейских дельцах черного рынка» и схожими выражениями. Президент Гамбургского регионального управления финансов называл одного еврейского подозреваемого в 1936 году «паразитом на теле народа». Пока государство играло свою роль в этом представлении, региональный советник по экономике нацистской партии в 1936 году утвердил себя на роль другого координирующего агента по ариизации еврейского бизнеса. Более, чем в других частях Германии, управление советника взяло на себя руководство над этим процессом, хотя в действительности оно не имело на это никаких законных прав. Оно назначило доверенных управляющих в еврейские фирмы и настояло на увольнении всех остававшихся еврейских сотрудников. Оно также сознательно установило крайне низкий уровень цен при покупке таких фирм, требуя выставлять их на торги без учета деловой репутации, поскольку (как утверждалось), будучи еврейскими фирмами, они таковой не имели. Сотрудники управления все были молодыми людьми, закончившими университеты, убежденными нацистами с минимальным опытом ведения бизнеса, такими как доктор Густав Шлоттерер (26 лет), Карло Отте (24 года) и доктор Отто Вольф (25 лет). Главному экономисту отдела ариизации в Гамбурге Карлу Фрие было всего 19 лет, когда он пришел работать в управление советника. Их безжалостность, бывшая характерной для поколения, рожденного незадолго до Первой мировой войны и выросшего в годы инфляции, революции, политической нестабильности и экономический депрессии, не терпела никакого противодействия. Вскоре Гамбургская торговая палата была вынуждена забыть о своем прошлом нежелании действовать в соответствии с программой ариизации и потребовала, чтобы все покупки еврейских фирм до 1938 года были перепроверены и покупателям была выплачена компенсация за все нематериальные активы, учтенные в тех сделках.

Удивительным в этом процессе было не столько то, как он продвигался партийными экономистами, но масштаб вовлечения в него государственных агентств, которые были даже более беспринципными, чем первые. Здесь, как и в правовой системе, представление о «двойном государстве», в котором юридические нормы поддерживаются традиционными институтами «нормативного» государства и подрываются новым, полулегальным аппаратом «привилегированного государства» Гитлера, необходимо подвергнуть детальному анализу либо вообще отбросить. Целый ряд государственных управлений был задействован в устранении евреев из экономической жизни. В некотором смысле это было неудивительно, поскольку работавшие в них госслужащие участвовали в изгнании евреев из своих же управлений в 1933—1934 годах. Налоговая реформа 16 октября 1934 года, например, требовала, чтобы все налоговые законы отражали национал-социалистическое представление о мире и опирались на принципы национал-социализма при анализе отдельных дел. В результате еврейские компании часто сталкивались с новыми требованиями в связи с якобы не выплаченными налогами, поскольку налоговые нормы интерпретировались свободно и не в пользу евреев. Таким образом, процесс ариизации начался уже в 1933 году, он начался не просто когда Шахта сняли с поста главы экономики в 1936 году, и совсем не по этой причине. Шахт лично подписал приказ 26 ноября 1935 года, запрещавший еврейским биржевым маклерам заниматься торгами, и последовательно настаивал на введении законов, ограничивавших еврейскую экономическую деятельность в последние два месяца 1935 года. Ограничения в связи с иностранной валютой, особенно важные в случае с еврейскими фирмами в Гамбурге, по большей части были заслугой Шахта, а Рейхсбанк 14 октября 1936 года приказал своим филиалам инициировать расследования сделок с иностранной валютой, если прежде это не было проведено другими. Таким образом, ариизация была постоянным процессом, иногда медленным, иногда стремительным, но всегда идущим вперед.

С 1936 года Четырехлетний план, несомненно, ускорил весь процесс. Личный меморандум Гитлера, где утверждался план, в его обычном стиле определял «международное еврейство» как скрытую силу, стоящую за большевистской угрозой, и требовал введения законов, которые бы делали всех немецких евреев финансово ответственными за любой ущерб немецкой экономике, например, за накопление валютных резервов за границей. За такое преступление в качестве наказания Гитлер требовал ввести смертную казнь. Органом, занимавшимся расследованием операций с иностранной валютой, который сыграл такую мрачную роль в Гамбурге, стал предвестник плана, Штаб по сырьевым и валютным резервам, учрежденный Герингом весной 1936 года. Обсуждение дальнейших антиеврейских экономических мер в министерствах продолжалось весь 1936 год, их результатом стали законы, принятые в конце года, которые запрещали перевод фондов, принадлежавших евреям, за границу. За этим последовал ряд судебных процессов, закончившихся множеством приговоров к тюремному заключению, однако до смертной казни дело еще не доходило. По этим новым законам простого подозрения в том, что кто-то собирался перевести фонды, было достаточно, чтобы их конфисковать. Они дали юридическое основание для растущего числа экспроприаций в последующие месяцы и годы. Полномочия, определяемые в плане, в особенности нормирование основных видов сырья, сознательно использовались для создания невыгодных условий для еврейских фирм. Теперь правительство изменило чрезвычайный декрет, изначально изданный при Генрихе Брюнинге с целью предотвратить вывод крупных капиталов из Германии, снизив сумму, попадающую под действие декрета, с 200 000 рейхсмарок до 50 000 и связав ее с оценочной налогооблагаемой стоимостью собственности, а не с суммой, полученной от продажи. В результате эмигрировавшие евреи стали терять гораздо больше, чем 25 % налога, установленного декретом Брюнинга. В 1932—1933 годах данный налог позволил положить в казну менее миллиона марок; в 1935—1936 годах этот доход возрос почти до 45 миллионов; в 1937—1938 годах он составил более 80 миллионов, а в 1938—1939 годах — 342 миллиона. Кроме того, перевод капитала за границу облагался 20-процентной пошлиной, взимаемой Немецким золотовалютным учетным банком, через который должны были осуществляться переводы. В июне 1935 года эта пошлина была увеличена до 68 %, в октябре 1936 года до 81 %, а июне 1938 года до 90 %. Таким образом, еврейские компании и физические лица подвергались систематическому грабежу не только со стороны других предприятий и нацистской партии, но и со стороны государства и подконтрольных ему институтов.

В то же время спонтанные локальные бойкоты и атаки продолжались, в особенности в преддверии Рождества, а законы и нормативные требования, принимаемые в Берлине, делали жизнь все более сложной для бизнеса евреев. Все чаще их заставляли продавать свои компании по заниженной цене под угрозой ареста и тюремного заключения по сфабрикованным обвинениям, которые не имели ничего общего с ведением бизнеса. Например, в городе Зуль в 1935 году гаулейтер Фриц Заукель арестовал еврейского владельца оружейной компании «Симеон» и бросил его в тюрьму, после того как тот отказался продать свое дело по бросовой цене. Затем, объявив о прямом одобрении Гитлера, он передал права владения специально созданному фонду якобы в интересах национальной обороны. В качестве причины отказа в какой-либо компенсации владельцам приводились выдуманные долги компаний. К 1 января 1936 года многие еврейские банкиры были вытеснены из своего бизнеса или решили, что с них достаточно, и закрылись, чтобы эмигрировать из страны. Примерно четверть из 1300 частных банкиров Германии прекратили работу. Подавляющее большинство из 300 закрытых частных банков принадлежали евреям. Только несколько крупнейших банков, таких как М.М. Warburg в Гамбурге, упрямо боролись за выживание вплоть до 1938 года, не в последнюю очередь из чувства долга по отношению к еврейскому сообществу и традициям компании. Четверть всех еврейских предприятий всех типов были ариизованы или закрыты к этому моменту. К июлю 1938 года в Германии оставалось только 9000 еврейских магазинов из почти 50 000, существовавших в 1933 году. В начале Третьего рейха в Германии в общей сложности работало примерно 100 000 еврейских фирм; к июлю 1938 года около 70 % было ариизировано или закрыто. Различные нормативные требования заставили отойти от дел даже самые скромные еврейские частные фирмы. Например, летом 1936 года введение официальной системы регистрации для старьевщиков заставило бросить свое дело от 2000 до 3000 еврейских торговцев.

В большинстве регионов ариизация продолжалась практически непрерывно с 1933 года. В Марбурге, например, уже в 1933 году были ариизированы или ликвидированы 11 из 64 еврейских компаний в городе, семь — в 1934 году, восемь — в 1935 году, девять — в 1936 году, шесть — в 1937 году и пять — за первые три квартала 1938 года. В Гетингене 54 из 98 еврейских компаний, работавших в городе в 1933 году, были ариизированы или ликвидированы к началу 1938 года. В этот момент всем стало очевидно, что началась завершающая стадия процесса. Для ее ускорения Геринг и Министерство внутренних дел 26 апреля 1938 года выпустили декрет, который заставлял всех евреев или лиц, имевших еврейского супруга, декларировать все денежные средства, находившиеся на родине или за границей, объемом более 5000 рейхсмарок, после чего началось внутреннее обсуждение об окончательном исключении евреев из экономики. Дальнейшие приказы запрещали евреям работать в качестве аукционистов, владеть оружием или продавать его и получать проценты от акционерных обществ. К этому времени давление на еврейские компании стало практически невыносимым. С осени 1937 года местные власти начали в приказном порядке устанавливать отличительные знаки рядом с помещениями еврейских компаний, что стало открытым приглашением к агрессии, бойкотам и нападениям. В период с января по октябрь 1938 года прошло примерно 800 процедур ариизации, включая 340 фабрик и 22 частных банка. Темп возрастал. Так, в феврале 1938 года в Мюнхене все еще работало 1680 независимых еврейских торговцев, к 4 октября эта цифра сократилась до 666, и две трети из них находились в собственности по иностранному паспорту. Окончательное исключение евреев из экономики Германии было не за горами, и многие немецкие компании и частные предприниматели были готовы пожинать его плоды.