Глава 4
Присяга
Бег, бег и бег… Потом строевая, теория и снова бег вперемежку с силовыми упражнениями. Все бегом, даже до плаца для занятий по строевой подготовке новобранцы добирались бегом. Зато спать разрешено лежа; есть… или, по-уставному, принимать пищу – на табуретах; мыться в душе позволено, стоя под горячей водой. Да, еще построения, бесчисленные построения, и в строю ты тоже стоишь на одном месте… Как Женька забыла про построения?
Две недели в учебке, и первое время она казалась сущим адом для домашней, в общем-то, девочки Евгении Ливадовой: пережитые до подписания контракта восемь дней в новом мире и случившиеся потрясения не успели ее изменить.
Новый год отметили… торжественным построением, и к тому времени в учебке минула целая неделя, за которую Ливадова немного освоилась. Но вначале…
Женька боялась, что сломается уже в первый день. К вечеру силы иссякли, она просто не могла подняться, чтобы пробежать очередные полтора километра. Но заставила себя делать, что нужно. В мыслях она буквально закричала на саму себя. Заскрежетав зубами, Женька поднялась, встала в строй и побежала.
Когда после команды «Отбой» в палатке их взвода погасли все лампы, Ливадова думала, что если не умрет прямо сейчас от переутомления, то утром точно не найдет в себе сил подняться. А после пробуждения стало гораздо хуже – болело все тело. Женька смотрела на измученных товарищей и видела, что плохо каждому из них. Это открытие ее приятно удивило: оказывается, такая дохлая вовсе не она одна… и девушка заняла место в строю на первом утреннем построении, уже приободрившись.
– Ливадова! – сержант Иван Горгуа делал перекличку. Командир их второго взвода второй роты учебного батальона.
– Я! – откликнулась Женька на удивление бодро.
После переклички сержант Горгуа задал вопрос, есть ли желающие расторгнуть контракт. Тогда из строя выступили двое: тот самый паренек, который хотел уйти еще на сборном пункте, и высокая девушка. Столько же оказалось в первом взводе, и трое сделали два шага вперед в третьем. Выяснилось, что в первый день в учебке можно расторгнуть контракт по собственной инициативе – недоступная пониманию Ливадовой и других новобранцев логика офицеров полка делала исключение для первого дня, и к вечеру из второй роты уехали еще двое.
– Они получат счета на оплату завтра утром, – сумрачный майор Моров оповестил вверенный ему личный состав на вечернем построении. – Другие слабаки еще есть? До отбоя еще можно слинять отсюда!
Слабаков в тот день более не нашлось. Однако к окончанию второй недели рота сократилась на треть, и оставшийся молодняк свели в два взвода – Ливадова как была, так и осталась во втором. Теперь контракты расторгались только по решению командира воинской части. На очередном построении, которое могло быть утренним, вечерним и вообще в любое время дня и ночи – подъем после отбоя второй роте устраивали не раз, не два и даже не три – кто-то из отцов-командиров называл фамилии, и договор расторгался.
Неудачники выходили из строя, выслушивали краткую речь со словами благодарности; отныне обычно без напоминания о необходимости погасить понесенные вооруженными силами расходы. Причем расходы немаленькие – они возрастали с каждым новым днем в учебке, но все равно на некоторых лицах читалось облегчение. Кто-то, наоборот, стоял с поникшими плечами и опустив голову, будто придавленный грузом свалившегося долга.
В первую неделю Женька одновременно и страшилась расторжения контракта, и хотела, чтобы это случилось. Было очень тяжело… Втайне от себя и остальных Ливадова мечтала исчезнуть из части и забыть этот нескончаемой кошмар как страшный сон! Да порой она молила Бога, чтоб ей просто дали посидеть на табурете и не трогали несколько минут! Но каждый раз бежала вместе с остальными, когда слышала команду к бегу. Всякий раз Женька находила внутренние резервы, о каких даже не подозревала, и выполняла очередной приказ. Скоро она узнала, что воля нужна, чтобы банально открыть глаза и выскочить из палатки на утренний холодок для переклички и разминки.
На девятый день – первого января нового года – когда на плацу, где будут маршировать следующие три часа, прозвучали две новые фамилии, Евгения вдруг обнаружила в себе только сочувствие к тем, кто не справился. Она более не мечтала о расторжении контракта! Привыкла к нагрузкам, хоть они не казались легче, и все свои помыслы связывала со службой. А этих двоих, большеглазую Анюту и сучку Лиду, с которой вчера полаялись, действительно жаль. Неплохие девчонки, даже Лида.
Отчисленные из учебного батальона отправлялись в штаб полка для оформления расторжения контракта. Потом они получали сумку с личными вещами, сдавали форму, натягивали на себя возвращенную гражданскую одежду и навсегда покидали часть. К своим товарищам по курсу предварительной подготовки они уже не возвращались. Во взводной палатке личных вещей ни у кого нет, если не считать полотенца, зубной щетки, пасты и еще кое-чего по мелочи – все это вместе с постельными принадлежностями соберет дневальный и сдаст старшине роты.
Сегодня четырнадцатый день – шестое января. В пятнадцать ноль-ноль у них присяга. Все надеются, что отчислений с курса больше не будет. Евгении Ливадовой тоже хотелось думать, что никому не прикажут выйти из строя и покинуть часть. Особенно девчонкам: на два взвода их осталось всего восемь – не хватит и на отделение.
Во втором взводе, если считать вместе с Ливадовой, четыре девушки. Их койки рядом, первое время вместе было легче переносить круглосуточное нахождение в мужском коллективе. На них поглядывают, особенно когда переодеваются, но так, чтобы они не заметили.
Попытки подкатить к девочкам либо, наоборот, поиграть глазками перед парнями в первые дни, конечно, случались. Но везде камеры наблюдения, и те, кого заметили в неуставных отношениях, простились с контрактом. В том числе за попытку наладить неформальное старшинство и едва не случившийся из-за этого мордобой. Как сказал майор Моров, спермотоксикозники и с бешенством матки в армии не нужны, блатные солдаты – тоже. Зачинщики обоих видов неуставщины мгновенно вылетели с курса, и вдобавок к компенсации потраченных на их подготовку средств прибавился внушительный административный штраф.
Остальные урок усвоили, да, говоря начистоту, перед командой «Отбой» сил на неуставщину уже не оставалось. Сейчас все новобранцы – это бесполый личный состав второй роты учебного батальона. По уставу между мужчинами и женщинами нет никаких различий, не существует преференций либо ограничений по половому признаку.
Но это по уставу, жизнь всегда вносит свои коррективы в изложенное на бумаге. В душ, когда там моются девушки, по негласному правилу тоже не заходят, в том числе командиры взводов сержанты Горгуа и Дорохов. Старшина роты старший сержант Кусков также придерживался данного молчаливого установления. Командир еще одного взвода, сержант Милорадович, больше во второй роте не числился – в связи с сокращением числа взводов. Майор Моров и другие офицеры полка личной гигиеной новобранцев не занимались, полностью поручив этот вопрос сержантам. Поэтому мыться девушки могли спокойно.
– Держи!
Женьке протянули пакет с ее инициалами и номером подразделения. После обеда второй взвод выстроился у прачечной – палатки со стиральными машинами – и получал второй комплект одежды. На присягу нужно явиться в чистом.
– Пошли, – сказала Сашка Грибанова. – На меня уже Горгулья смотрит.
Александра стояла перед Женькой, когда получали отстиранный комплект одежды, и после передачи ее пакета должна была без промедления направиться в палатку второго взвода, переодеться там, запаковать в пластик ношеную одежду и отнести ее в прачечную. За новобранцами следил сержант Горгуа, который начал хмуриться, а когда он зол, то длинный нос грузина делал его похожим на горгулью, откуда и прозвище. Впрочем, во взводе его так называли и в иных случаях, но только если не мог услышать он сам или кто-то из других командиров.
– Идем, – сказала Ливадова.
Она сдружилась с тремя девчонками из ее взвода, все полуграждане. Гражданство имелось только у Женьки, но это никак не сказывалось на ее положении в учебке: ни в лучшую, ни в худшую сторону, а блокировка нетчипа Ливадову не напрягала и даже обрадовала. Запрет на сеть оборвал связь с Артуровой и профессором Мартыновым! Женька забыла о продолжении эксперимента уже на второй день своей новой жизни и вообще не думала и не вспоминала об индивидуальной системе, если кто-нибудь не высказывал сожаления о нетчипе.
Граждане из числа новобранцев жаловались на запрет нетчипов нечасто и далеко не все, но без подобного тоже не обходилось. Ливадовой было наплевать, работает ее индивидуальная система или нет. Не успела она привыкнуть к нетчипу.
Первой, с кем Евгения познакомилась, была Сашка с соседней койки: ее имя могло быть и женским, и мужским, как у самой Женьки. Другими подругами, уже во взводной палатке, стали Наташка Большова и Тамара Тигалова. Не сказать, что Женька не ладила с кем-нибудь из роты, но с этими девчонками отношения сложились более доверительные, чем с остальными. Друг друга они называли просто – Томка, Натка, Сашка и Женька.
Новые подруги были симпатичными девушками. Наташка и Тамара немного выше Женьки, но совсем чуть-чуть; у Натки волосы каштановые, как у самой Женьки, а у Томки цвет черный, и вообще глаза у нее чуть раскосые, татарские.
Блондинка Сашка была выше любой из них на полголовы и отличалась от подруг стрижкой под мальчика, которая, к удивлению Женьки, ничуть не портила Грибанову. Может быть, с длинными волосами, как у трех других девушек, она была бы менее красивой.
На тумбочке у каждой девушки лежал пакетик с зеркальцем, тушью и помадой неяркого тона. Сегодня на утреннем построении майор Моров объявил о подарке от их части для всех новобранцев женского пола. До этого дня из косметики им полагались только мыло, шампунь, полотенце и расческа – так Моров это назвал и не преминул напомнить об очередной щедрости командования. Сейчас, по его словам, подарок воистину роскошный.
– Уставом предусмотрено, – пояснил хмурый по своему обыкновению майор. – Правда, это не касается молодого пополнения. Но вы почти рядовые! Приказываю: на присяге быть красавицами!
Получается, что устав все же содержит различия для личного состава по половому признаку – некоторым положена косметика. Разумеется, лучше смолчать, не умничать перед командиром и не задавать вопросов, но все равно терзало любопытство. Какую косметику они получат? Однако любопытство тоже нужно было держать при себе. До личного часа перед присягой тогда оставалось еще полдня.
Тома и Наташка уже опробовали подарки и пребывали в полном восторге. Ничего особенно в военно-косметическом наборе нет, однако за две недели будешь рада любой косметике.
Женька привела себя в порядок: переоделась, поправила волосы в узле на затылке и накрасилась. Форменная одежда двадцать третьего века хороша тем, что совершенно не мнется. Сразу после стирки – как отглаженная: и майка, и куртка со штанами. Надеваешь, проводишь по ткани ладонью, и этого достаточно. Евгения с большим восторгом глядела на свою камуфлированную одежду всякий раз, когда думала, что утюг не нужен. Кажется, подругам ее радости не понять. Далеко не вся одежда в их времени обходится без глажки, однако подобные вещи есть у каждого в гардеробе.
Ливадова отнесла пакет со своими вещами интенданту и, вернувшись во взводную палатку, поняла, что волнуется. Ее колотит при одной мысли о присяге. Почему? Очень ведь хотела выдержать двухнедельный курс предварительной подготовки, и у нее получилось! Но отчего волнение?
– Меня трясет, – призналась сидевшая на соседней койке Сашка, – и не знаю почему.
Евгения с пониманием посмотрела на подругу и сказала, что ей тоже не по себе. Пришедшие из прачечной Наталья и Тамара тоже признались, что волнуются.
– Нам выдадут автоматы, – сказала Сашка.
– С пустыми магазинами. – Тамара смешно скривила носик.
Эта неделя началась занятиями с оружием. В первые дни новобранцам полагался самый минимум. Оружие не разбирали, теорию не изучали. Командир роты поставил перед сержантами задачу показать молодому составу, с какой стороны держать АК-233 – «Автомат крупнокалиберный двести тридцать третий» – и к присяге превратить обезьян с оружием в личный состав второй роты учебного батальона с оружием. Это оказалось несложно, самая легкая часть из курса предварительной подготовки.
Сержанты поставленную задачу выполнили быстро, и через три дня майор Моров полностью удовлетворился результатом, что случалось нечасто. В качестве награды началась дополнительная, не предусмотренная на этом этапе учеба с разборкой и сборкой оружия, стрельбой холостыми патронами и метанием муляжей гранат. К присяге молодой состав обращался с АК-233 вполне уверенно.
– Зачем тебе патроны? – Наталья вскинула бровь и посмотрела на Томку. – В кого на присяге стрелять будешь?
– В Мора, – хихикнула Тигалова.
Прозвище получил не только сержант Горгуа. Все командиры в роте тоже заимели свои клички. Майор стал Мором, старшина роты старший сержант Кусков – понятное дело, Куском, а с командиром первого взвода сержантом Дороховым оказалось сложнее. Его называли либо Горохом, либо Дорохом. После присяги рота пополнится новыми офицерами и сержантами – значит, и прозвищами, но пока в учебном подразделении из начальства только майор да три человека младшего командного состава.
– Дурная, что ли! – цыкнула на подругу Александра. – Если кто услышит?
– Если кто-нибудь услышит, – Томка попыталась напустить на лицо страдание, – то вылечу с контракта за минуту до присяги.
– Тогда точно дурой будешь, – нахмурилась Грибанова. Она отчего-то не на шутку рассердилась на подругу.
– Но меня ж не сдадут? – Тамара оглянулась.
Разумеется, никому не придет в голову стучать. В палатке только новобранцы, и за две недели учебного курса они сдружились. Любому ясно, что взбалмошная Тигалова говорит не всерьез.
Пустой разговор снял часть напряжения, которое охватило подруг, только ненадолго. Время будто растянулось. Оставшиеся до построения минуты были долгими, и девушки даже обрадовались, когда прозвучала команда строиться.
Первый и второй взвод выдвинулись сначала к бронированному грузовику, который выполнял роль оружейной комнаты. Автоматы выдавал майор Моров.
Затем вторая рота двинулась на плац, на котором уже выстроились другие ротные коробки. Весь личный состав был при оружии. Первый и второй батальоны облачены в экзокостюмы, третий – в парадной форме, четвертый батальон и отдельная рота разведки – в полевой и с полным комплектом боевой небронированной экипировки. Женька косила взглядом, когда проходила мимо своего полка – она уже считала 10-й отдельный десантно-штурмовой полк своим, – и чуть не сбилась с шага! Она увидела Владимира Воронцова! В строю разведроты!
Здесь? Сын президента корпорации «Сигма»? Ее бывший хозяин, насильник и одновременно – единственная надежда на спасение брата! Евгения почти вернулась в его постель, потому что была никем и имела ровно одну перспективу – разорение с потерей свободы и проституция! Чтобы стать кем-то большим, чем пустое место в прекрасном новом и бесчеловечном мире, Ливадова выбрала военную службу. Чтобы обеспечить свою жизнь едой, крышей над головой и хоть каким-нибудь будущим. Чтобы не быть полностью зависимой от президентского сынка. Хотя бы в том, что касается лично ее!
Женька смогла взять верх над бурей чувств, взорвавшихся у нее внутри. Сказались две недели интенсивной строевой подготовки. Сержанты довели движения молодняка до автоматизма, а мысли нацелили только на присягу. Нет ничего важнее присяги!
Дальнейшее происходило, как и рассказывали новичкам. Вторая рота стояла напротив знаменной группы полка. Новобранцы поочередно выходили из строя, зачитывали слова присяги, опускались на колено перед багряным знаменем и касались губами священной ткани. Командир полка вручал погоны рядового, пожимал руку и произносил несколько слов. Евгения не слышала их. В голове шум, мысли только о Воронцове… Что он тут делает? Еще и взор поплыл… Она не сломалась. Вернулась в строй, и никто не заметил внутреннего смятения Ливадовой.
Но зачем здесь Воронцов?..
