Глава 3
Медицинский бокс
Открыв глаза, Андрей обнаружил себя лежащим на койке – на боку, лицом к светло-зеленой стене. Укрыт белым одеялом, оно натянуто до подбородка, а под одеялом пижама. Он в больнице? За спиной тихий бубнеж, рядом кто-то беседует: несколько человек, и уже привычно, что язык, на котором говорят, ни черта не понятен.
Почему он в лазарете? Последнее, что помнил Андрей, – это кабинет с несколькими операционными столами и около каждого – группа медиков. Что с ним делали? Зачем пленников, которых водили по врачам, завели в итоге в операционную? Ливадов похолодел: подумалось о донорстве органов. Может, он уже разобран на запчасти? Встать бы и осмотреться, но сперва нужно выяснить, кто рядом. Чьи это голоса?
Ливадов не шевелился, не подавал виду, что пришел в себя. Опустил взор, и тот зацепился за мигающий оранжевый светодиод на серой пластиковой спинке кровати у ног. Ничего особенного, просто светодиод, каких много и в его времени. Андрей вслушался в собственные ощущения. Вроде цел… Руки и ноги на месте, если только это не фантомные отголоски после ампутации…
Да что такое! Что за мысли в голове! Какая ампутация? Андрей дернулся, чтобы почувствовать конечности, пошевелил пальцами и перевернулся на другой бок. Ноги, руки на месте, но отчего думалось про ампутацию? Странно… Ливадов уселся на кровати, сбросив с себя одеяло, и посмотрел на троих, кто делил с ним больничную палату.
Комната заполнена наполовину, четыре из восьми коек пустовали, и кроме кроватей, никакой обстановки в довольно просторном помещении для восьми возможных пациентов не имелось. Лишь больничные койки с белым бельем, пластиковая дверь того же цвета и оконная рама, тоже белая. За стеклом с наружной стороны виднелись белые прутья решетки. Зеленоватые окрашенные стены и серая квадратная плитка пола.
Он в медицинском боксе? Или, скорее, тюремном лазарете? А перед ним кто? Сокамерники?
– Хай! – приветственно махнул лысый негр.
Чернокожий сидел на противоположной кровати в двух метрах от Андрея. Рядом с негром на соседних койках еще двое, латинос и белый, и они также совершенно лысые. Ливадов непроизвольно коснулся головы, она у него тоже гладкая, как яйцо. Обрили в первый день плена в городке, который охраняли «тевтонцы», и было это всего лишь пару дней назад, если только он не провалялся в беспамятстве дольше нескольких часов.
Андрей дотронулся до щеки, подбородка. Надо же, он гладко выбрит… О нем тут, блин, заботятся… Ливадов поймал взгляд негра. Лицо чернокожего растянулось в улыбке, а двое других просто молчали и смотрели на Андрея. Они тоже из разгромленного городка либо их обрили уже здесь?
– Хай! – повторил негр. Большой и рыхлотелый, с незлобливой ухмылкой и таким же взглядом. Синяя пижама ему явно мала, отчего казалось, что вот-вот расползется по швам.
На молчунах пижамы сидели нормально. Одного Андрей помнил: типчик латиноамериканской наружности. Был среди прочих в черно-белых полосатых робах на борту конвертоплана, что перевез Ливадова и других пленников в Бразилию, которая не Бразилия. Рядом с негром латинос выглядел щуплым; по телосложению и росту он походил на Андрея, а еще на Рамиреса. Но у бывшего хозяина не было бегающего взгляда и вытянутого лица наподобие крысиной морды, отчего Ливадов мысленно прозвал сотоварища по палате Крысенышем. Наружность у того неприятная.
Третий – обычного телосложения и роста, лицо незапоминающееся. Взгляд не задевал других, и в целом внешность у него «серая», то есть совершенно обычная. Возможно, он тоже был в команде пленников, которых вместе с Андреем перегнали за океан, но эту физиономию Ливадов не помнил и будет называть его Серым.
Впрочем, не важно, кто вместе с ним в палате; главное, что не проявляют агрессию. Только латинос немного подозрителен – Андрею никогда не нравились люди с бегающим взглядом. Того и жди от них подлости… Да пофиг и на этого и на остальных: не быкуют, и ладно, можно немного расслабиться.
Но все-таки зачем он и эти трое здесь, в больничной палате? Андрей был уверен, что заводили в операционную не просто так, и отрубился он там очень вовремя, а перед этим получил несколько уколов. Скорее всего, это были прививки от местных болезней, но не только прививки. Один из уколов отключил его перед… Перед чем? Что с ним делали? Ливадов провел рукой по макушке и замер: пальцы вдруг почувствовали едва заметный шрам. Раньше его не было!
Андрей опустил руку, не подавая виду, что обнаружил что-то необычное. Он не знал этих троих перед собой, и хотя они, скорее всего, такие же, как он, неудачники-невольники и объекты чужого операционного вмешательства, но Ливадов не доверял никому.
Блин! Ведь что-то вживили! Ему и этим троим…
– Хай! – в третий раз произнес чернокожий.
Хай? Хай… Андрей вспомнил, что значит это слово по-английски.
– Привет. – Ливадов тоже взмахнул рукой и заметил черный пластиковый ремешок на правом запястье. Без застежки, полоска эластичного прорезиненного пластика. Если не разрезать или не порвать, снять не получится. С внутренней стороны руки на ремешке мигал чуть заметный зеленый светодиод.
Нацепили-таки. Нет сомнения, что это аналог маячка, который был на Андрее в городке при нефтекомплексе. Насколько он крепкий? Сейчас, конечно, не стоит проверять его на прочность при посторонних, да и скрытые камеры наблюдения тоже должны быть. Но в любом случае новый маячок его не порадовал. Не исключено, что он тоже умеет бить по нервным окончаниям, как ошейник Рамиреса… Андрей мысленно выругался: его бывший хозяин ничуть не стеснялся пытать раба жуткой болью, которую генерировал нацепленный на того ошейник.
Ливадов покосился на «сокамерников»: у них такие же черные ремешки на правой руке. Негр и двое других переглянулись. Чернокожий снова заговорил, он кивал Андрею и указывал пальцем то на Крысеныша, то на Серого, однако Ливадов лишь пожимал плечами. Латинос почему-то начал хмуриться, это заметил говорливый негр и доселе молчавший белый. Они рассмеялись, а Крысеныш огрызнулся и, спрыгнув с койки, направился к двери, которая неожиданно распахнулась.
Латинос отскочил к своей кровати, а в палату вошли два санитара и военный – тоже, наверное, морпех, раз Ливадову «повезло» оказаться на их базе. Андрей не знал точно, в каком тот звании, он не разбирался в неизвестных для него лычках на погонах серо-зеленого кителя, но, скорее всего, вошедший в палату морпех – сержант, ведь едва оглядев четверку в пижамах, он разразился гавкающим криком, как заправский сержант из фильмов про американскую армию. Поэтому и будет для Ливадова сержантом. Кем же еще?
Негр, Крысеныш и Серый подскочили в один миг и вытянулись в стойку. Когда их так надрессировали? Андрей тоже поспешил слезть с кровати и, замерев, уставился на гавкающего сержанта. Ливадов безнадежно опоздал, трое его «сокамерников» оказались заметно шустрее. Морпех вплотную сблизился с Андреем и разразился яростным ором.
Чуть не носами касаются! Морпех кричал, брызгал слюной и краснел от натуги. Он лаял взбешенной собакой, а Ливадов сделал морду кирпичом и мысленно был не здесь. Умеешь такое, если хоть сколько-то отслужил, да только вот слюни… Вмазать бы по морде сержанту, но за ним маячат два лба-санитара, и Андрей нутром чуял, что у них уже чешутся кулаки. Нужно терпеть, не в положении Ливадова артачиться, да и санитары могут отделать его не только кулаками. Не исключено, что вживленная в его башку хреновина всадит болью прямо в мозг.
Сержант набрал в легкие побольше воздуха, чтоб разродиться новой порцией уничижительного крика, однако вдруг замолк. Только шумно выдохнул, не сводя с Ливадова взгляда, и отступил на три шага. Морпех перевел взор на негра, латиноса и белого, оценивающе осмотрел их и что-то гавкнул, а три человека повернулись к сержанту спиной.
Теперь сержант изучал взглядом затылки троих в белых пижамах. Заметив, что морпех покосился на Андрея и уже начал краснеть от злости, что вновь наполняла его, Ливадов догадался, что ему тоже следует развернуться, демонстрируя шрам на голове. Андрей повернулся лицом к кровати и услышал, что сержант подошел к нему. Через несколько секунд морпех вернулся к двери и двум «немым» санитарам и снова что-то прогавкал.
Андрей почувствовал, что сержант приказал развернуться обратно. Крутанувшись на пятках, увидел, что негр, Крысеныш и Серый тоже поворачиваются к сержанту. Значит, на этот раз он не ошибся и правильно понял, что от него требуется.
Сержант успокоился, безмолвно с непроницаемым лицом посмотрел на него, потом на других – и заговорил. Ровным голосом, что-то втолковывая четверым в пижамах. Вскинув левую руку, морпех указал на часы с металлическим браслетом. Оглянувшись, сержант убедился, что санитары тоже показывают на свои часы. Но часы ли у них?
Гады… Андрей не сомневался, что это вовсе не часы, а устройства для управления ремешками пленников… Он скривился от боли и невольно схватился за правую руку, которую обожгло огнем – всего на миг, только этого достаточно, чтобы уяснить урок. Черный пластиковый ремешок работает как надо, и боль может доставить невыносимую.
Сержант продолжал говорить нравоучительным тоном. Ливадов мрачно исподлобья смотрел на него, остальные кивали. Морпех рявкнул что-то и вышел из палаты. Санитары произнесли несколько коротких фраз, один из них тоже вышел в коридор, а другой кивнул Ливадову, чтобы тот пошевеливался. Трое «сокамерников» Андрея уже выходили из палаты.
Негр, Крысеныш и Серый встали вдоль стены коридора слева от распахнутой двери. Андрей шагнул к ним, но окрик сержанта, а затем его палец указали, чтобы становился по другую сторону от входа в палату. Санитар и сержант увели трех сотоварищей Андрея влево по коридору, другой санитар жестами показал идти в противоположном направлении.
Что бы это значило? Андрею очень не понравилось, что его отделили от остальных. Он двигался впереди, а сзади в трех шагах ступал санитар. Ливадов не оглядывался, нервы сжались в стальную пружину, готовую распрямиться при малейшей угрозе для его жизни.
Ни черта не ясно, что еще уготовано Андрею, поэтому он не ожидал от ближайшего будущего ничего хорошего. Если потребуется, он первым делом вырубит санитара. Тот здоровый, как горилла, но не факт, что проворен. Ливадов надеялся, что успеет нанести удар в шею, который надолго вырубит его надзирателя – может, и навсегда…
– Понял! Да понял я! – воскликнул Ливадов, потому что руку снова обожгло, и первой мыслью было, что санитар каким-то образом прочувствовал настрой Андрея. Но тогда боль не продлилась бы меньше мгновения, она была бы острей. Ливадов оглянулся и обнаружил, что санитар отстал на несколько метров. Он довольно ухмылялся, стуча пальцами по стальному браслету, и ему определенно нравилось, что напомнил о себе через ремешок на руке пленника. Напомнил он болью. Сука…
Санитар что-то заговорил и махнул Андрею, чтобы тот вернулся и зашел в распахнувшуюся дверь. Что за ней? Не душегубка, случайно? Или новая операционная? Ливадов приблизился, настороженно косясь на санитара, и заглянул в открытую дверь. За ней оказалась небольшая комната со столом и стулом у дальней от входа стены, часть которой – на полтора метра от стола и столько же в ширину – была прозрачной. Стекло отделяло эту комнату от похожего помещения, расположенного за перегородкой.
Как комната для свиданий в американской тюрьме из кинофильмов. Не хватает только телефонной трубки на витом шнуре, чтобы разговаривать с тем, кто будет за стеклом. Мелькнула шальная мысль, что увидит сейчас Женьку и они хотя бы поговорят друг с другом! Но откуда здесь сестра? Ее появление будет чудом, а чудес не бывает. Особенно в прекрасном новом мире…
На плечо легла рука санитара, он заговорил дружелюбным тоном, даже улыбнулся и подтолкнул подопечного вперед. Мол, входи и не тушуйся. Пожав плечами, Андрей вошел и огляделся; смотреть не на что: есть только стул, стол да стекло, вмонтированное в стену напротив. Запустить в него стулом?
Андрей усмехнулся и покачал головой. Нет, он не псих, хотя очень тянет бросить стул в стекло… но, во-первых, оно, скорее всего, противоударное, и, во-вторых, нет желания оказаться в смирительной рубашке вместо пижамы да получить порцию мучительной боли через ремешок на руке. Не время и не место для резких движений.
Дверь закрылась, щелкнул запираемый замок. Так даже лучше, присутствие санитара-надзирателя Ливадову на фиг не нужно. Но что дальше? Он простоял минуту или две, ожидая дальнейшего развития событий, но ничего не происходило.
– Может, просто газом траванут? – невесело пошутил Ливадов и уселся за стол, мрачно уставившись на стекло и пустую комнату за ним. Там тоже ничего и никого.
Андрей сцепил пальцы и посмотрел на черный пластиковый ремешок на руке. Как же он ненавидит мигающий светодиод!.. Ливадов вздрогнул, потому что заметил за стеклом движение. Открылась дверь, и в комнату напротив вошла женщина.
В белом медицинском халате, на высоком воротнике – красные вставки. Черные волосы стянуты узлом на затылке, взгляд зеленых глаз из-под длинных ресниц был строг, но нисколько не портил вошедшую. Она миловидна и молода, Андрей не дал бы ей больше тридцати лет, и, наверное, правильнее называть ее девушкой.
Вошедшая прижимала к груди стопку журналов с цветными обложками. Устроившись напротив Ливадова, девушка неспешно разложила их перед собой, изредка поглядывая на пациента. Андрей безмолвно наблюдал за ней: вот чего он точно не ждал, так это общества приятной на вид молодой женщины. Даже ухмыльнулся, как последний дурак, – она пришла не ради общения с ним. Ну, в смысле… не потому, что ей этого хочется, а по служебной необходимости.
Вздохнув, она подняла взор и, оглядев Ливадова, приветливо улыбнулась, а затем заговорила. Невидимое устройство передало ее голос через стеклянную перегородку без каких-либо искажений, словно молодая женщина находилась рядом.
– Good afternoon!
Андрей попытался улыбнуться. Вряд ли у него получилось так же хорошо, хотя и у вошедшей улыбка была дежурной.
– Good… – неуверенно произнес Ливадов. Кажется, с ним поздоровались, пожелав доброго дня, и он попытался ответить тем же.
– My name is Rhona Ridell. – Женщина говорила медленно, отчетливо произнося слова, чтобы человек напротив нее услышал и разобрал каждое.
Вторую фразу вошедшей Андрей тоже понял, причем с большей уверенностью, чем первую. Не совсем же он тупой, кое-что осталось в голове со школы. Не забыл, что значит: «My name is…» Она назвала свое имя – Рона Райдел.
– My name is Andrey Livadov, – представился и он.
Девушка удовлетворенно кивнула и продолжила:
– We are going to teach English.
Сейчас Андрей ничего не понял, только смутно разобрал что-то. Наверное, она сказала, что будет учить его английскому языку, либо что-то про учителя и английский язык…
Девушка в белом медицинском халате снова заговорила, но теперь Ливадов ни черта не врубался, что ему талдычат и что от него хотят. Пожал пару раз плечами и несколько раз мотнул головой. Вошедшую это нисколько не смущало. Ее красивое лицо с правильными чертами не менялось, оставаясь совершенно спокойным.
Вскоре молодая женщина достала из кармана небольшую черную гарнитуру. Надела на ухо дужку с наушником и микрофоном. Из стены под стеклом выдвинулся ящичек, в котором лежала точно такая же гарнитура. Андрей хмыкнул. Кто бы объяснил, зачем эта гарнитура, если прекрасно обходятся без нее… однако тоже нацепил ее на себя. Дернул головой, чтобы проверить, как сидит на ухе. Сидит как надо, не шелохнулась. Даже странно, что так крепко держится.
Когда девушка снова начала говорить, ее голос звучал только в наушнике. Она показала, что микрофон можно убрать к самому уху, чтоб не мешал. Держатель микрофона сдвигался, если на него надавить, и легко выдвигался вновь. Молодая женщина объясняла что-то еще, помогая себе жестами, и до Ливадова вдруг дошло, что ему втолковывают.
Он может снимать гарнитуру только во время сна, а все остальное время она должна быть на голове. Странное требование, если не сказать больше, но кто он такой, чтобы удивляться? Никто…. Что ему уготовано в ближайшее время? Андрей не знал ответа на этот вопрос, а гарнитура… Да что гарнитура? Будет носить, раз это обязательно.
Но он не сдался на милость судьбы. Он ждет и осматривается, а там будет видно, что да как.
