Глава 10

Господа озаряющие, я собрал вас здесь потому что из окружения Великого магистра в наше отделение ордена пришло два запроса. Первый касается феода рыцаря рассвета Робарта Алуринского. В Ближнем круге полагают, что этот феод вполне может стать нашим форпостом в Маренхейском герцогстве. Кто доложит, что делается в этом направлении?

— Позвольте мне, Светоносный, — поднял руку сидящий справа полноватый, с дряблыми щеками озаряющий.

— Говорите, брат Гиозо, — разрешил восседающий на возвышенном кресле в торце длинного дубового стола человек в золоченной красной мантии, с худым лицом аскета и глубоко запавшим глазами. Если приглядеться то за спокойной маской на лице, в этих полуприкрытых глазах горел огонь фанатизма. Кратко его можно было обозвать Рассвет или пепелище. Сидящие на другом конце стола это хорошо знали.

— Спасибо, Светоносный, — слегка наклонил голову Гиозо. — Дело в том, что рыцарь Робарт, не только рыцарь Рассвета, но и вассал барона Газана Рейдеранского. В последние годы Робарт удалился в свой феод и зажил тихой жизнью. Поговаривают, что он немного свихнулся. Мы направили ему восьмерых мечников, чтобы контролировать его действия, но, к сожалению, на наемников полагаться вряд ли можно. Они попросту исчезли. А наши осведомители сообщили, что Робарт погиб в стычке с горцами, но перед этим передал в наследство свой феод нежданно-негаданно объявившемуся сыну…

— Он тоже рассветный? — перебил его Светоносный.

— Нет, он обычный человек. Мы направили в его феод нашего эмиссара озаренного брата Орлика. Он должен будет в болоте наплодить тварей тьмы. Затем нас вызовут для их истребления и мы обвиним нынешнего владельца феода в черном колдовстве. Сожжем его и получим феод в качестве трофея….

— Пых! — насмешливо фыркнул сидящий рядом с Гиозо худой и скуластый, горбоносый озаряющий. — К чему такие сложности с простым сквайром. Не проще было послать к нему наемных убийц и точка. Пока твари размножаться. Пока они станут проблемой для владетеля, пройдет минимум полгода, а то и больше. Вы же не хуже меня знаете, что владетели не любят обращаться к нам за помощью и этот будет тянуть до последнего.

— Милейший Писта, я поражаюсь вашей кровожадности, — ответил ему Гиозо. — Вы на пути к цели готовы использовать любые средства, не гнушаясь убийствами. Ну прямо как темный.

— А к чему все эти сложности? — ответил горбоносый. — Если результат можно получить быстрее и с меньшими затратами. Новый владелец феода никому неизвестный сквайр, еще даже не ставший рыцарем и не получивший от барона вассальную грамоту. Прибить его по-тихому и дело с концом. В конце концов наша Великая миссия, сделать этот мир чистым и непорочным, позволяет нам иногда немного отклоняться от наших правил. Как исключение, — добавил он.

— Так ваши исключения, милейший, стали правилом, — усмехнулся Гиозо.

— А что делать, Гиозо, — резко и фанатично ответил Писта. — Мы как хирурги должны вырезать опухоли этого мира и делать это без жалости.

— Ну сквайр простой человек без дара.

— Брат Гиозо, — прервал его светоносный, — может в словах брата Писты есть определенный смысл и к нему нужно прислушаться?

— Мы просчитывали и такую ситуацию, Светоносный. Но тогда возникает большая вероятность непредвиденных политических последствий. После таких кардинальных мер мы можем вообще потерять этот феод. Скорее всего, барон после безвременной кончины сына Робарта передаст феод своему сыну. А его в этом поддержит граф Мольт Кинсбрукский. А граф — советник у герцога Оврума Маренхейского. Сам герцог закатный. Он никогда не допустит того, чтобы феод Робарта добровольно перешел к нам… Поэтому было принято решение направить призывателя в болота феода. Пусть это будет не так скоро, как бы хотелось, но зато вполне надежно и законно.

— Согласен, брат Гиозо, — одобрительно кивнул человек в золоченой мантии. Гиозо кинул торжествующий взгляд поглядел на мрачного Писту. Но тот отвернулся.

— С этим вопросом мы разобрались, — произнес светоносный. Теперь по второму вопросу. Что слышно по поводу пропавших артефактов? Как идут поиски? Я говорю о потерянных тринадцать лет назад Разрушителе и Просветителе? Кто занимается поисками?

— Поисками занимается озаряющий Писта, — быстро ответил Гиозо.

Горбоносый Писта кинул полный злобы взгляд на Гиозо и помедлил с ответом. Но, видя непреклонный взгляд человека, сидящего в торце стола, неохотно произнес:

— Мы ищем их, Светоносный. Больше мне добавить нечего.

— Вы так ничего и не смогли добиться за это время? — уточнил человек в золоченной мантии. Его глаза опасно сверкнули. Писта, испытывая внутренний трепет, поднял прямой взгляд на вопрошавшего.

— Светоносный, вы не хуже меня знаете, что обнаружить эти артефакты можно лишь, если они начнут действовать … Но они пока «молчат». И может быть никогда уже «не заговорят».

— Может и так, — согласился Светоносный, и напряжение, появившееся в комнате, пропало. — Но и вы не хуже меня должны понимать какая опасность грозит всем нам, если они попадут не в те руки.

— Прошло тринадцать лет, Светоносный и они до си пор никак не проявились. Если бы тот, кто их украл, знал об их предназначении, он бы обязательно ими воспользовался. Но с большой долей уверенности могу сказать, что скорее всего они потерялись в пустыне и лежат себе мирно под толстым слоем песка. А те кто охранял их убиты. Пустынные дикари, не зная что им попало в руки, могли просто их выбросить как хлам. Вы же знаете у них золото не в почете.

— Хотел бы я иметь вашу уверенность, брат Писта, но должность и положение не позволяют. Продолжайте неусыпно отслеживать магический фон.

— Делаем со всем нашим старанием, Светоносный, так и передайте магистру.

На левом берегу реки Алурины раскинулся большой и густой лес. Он охватывал подножие Щербатого Алуринского хребта и тянулся почти до портового, купеческого города Овельхольм и этот лес до королевского такта принадлежал владетелю замка «Грозовые ворота». Лес названия не имел. Лес и лес. Среди крестьян лес пользовался дурной славой. Виной тому было и болото «Мертвая зыбь», где несколько лет назад объявились болотные твари, и то, что у предгорья, где водилось множество различного зверья, в том числе и пушного, часто пропадали охотники. Это место в деревне называли Темная чаща. Несмотря на это, ночью в чащу вошла фигура закутанная в шаль. Она ловко шла по кабаньей тропе и остановилась у холма. У входа в медвежью берлогу, скрытую от посторонних глаз густыми кустами дикой малины. Немного постояла и протиснулась вовнутрь.

— Ты все таки изволила придти… после стольких месяцев забвения. — Голос раздался из глубины большой пещеры, куда вошла, осторожно ступая женщина. Она видимо знала, что тут полно ловушек и Черный Морус, хозяин пещеры, мог поменять их расположение.

— Да, пришла, брат сумрака. У нас новости.

— Ну раз пришла, дочь моя, проходи. Не бойся, я не менял свои ловушки. А если бы хотел тебя убить, убил бы на подходе к моему жилищу. Пройди к очагу и зажги свет. Хочу тебя видеть.

Женщина, закутанная в платок до самых глаз, лавируя по широкому проходу, прошла к стене скального выступа и кресалом выбила искры, поднесла трут и зажгла сложенные сухие щепки. Вскоре в очаге разгорелся огонь. Дым потянулся к отверстию наверху. К свету из темноты пещеры вышел худой и сгорбленный старик с длинными седыми волосами и черными как ночь глазами. Он протянул руки к огню и довольно произнес:

— Хорошо, когда рядом живая душа, хотя бы огонь сможет разжечь. Он держал над огнем сухие сморщенные руки в коричневых пятнах и, спрятав глаза за густыми бровями, довольно щурился.

— А где Агана, которую я тебе привела? — спросила женщина.

— Да какой толк от молодой девки? — Презрительно ответил старик. — Дар слабый, а страха больше чем ума… пошла на опыты. Стала слабым личем и сторожит пещеру. Теперь от нее пользы больше чем от живой.

— Морус, ты убиваешь всех кого я тебе привожу. Эта чаща стала вызывать страх у деревенских, они боятся сюда ходить. Слухи пошли, что здесь бродят мертвецы…

— Страх, говоришь? Это хорошо! — перебил ее старик. — Людишкам тут делать нечего. Но ты же не за этим пришла, чтобы рассказать мне о страхе деревенских дурней. Так ведь? — старик оперся на палку и не отрываясь смотрел на огонь.

— Все верно, Морус. Старый хозяин этих владений помер. Его убили горцы.

— Бедный Робарт, — насмешливо произнес старик. — Как жил дураком, так дураком и помер. Кто стал владельцем феода?

— Его сын Антей.

— Тоже рассветный?

— Нет, он обычный….

— Ты чего замолчала?

— Он не совсем обычный.

— Надо же, ты сумела меня заинтересовать. Продолжай.

— Он обычный в том понимании, что не обладает дарами. Но в то же время он посвящен закату.

— Хм... Даже так, — старик надолго задумался. — А знаешь что, — прервал он затянувшееся молчание, — ты за ним понаблюдай. Посмотри куда он будет клонится. Может мы сможем на его землях создать черный ковен. Матери ночи это бы понравилось. Он как-то себя проявил?

— Нет… но смог обезвредить Орлика

— Бедный глупый Орлик. Он должен был так закончить. Учился у меня, потом у Рассвета… Он что, опять вызвал тварей?

— Да, и сумел кикимору подложить под сына Робарта.

— Давно это было?

— Дней десять назад.

— Тогда почему мы о нем говорим? Он скоро станет кормом для выводка. Хотя, если Орлик убит, твари вернулись в свой мир. Но он все равно обречен, утопится в болоте.

— Хозяин замка говорит что он здоров.

— Ха. Ха! Здоров! — хрипловато рассмеялся старик. — Он может так и считает, только от кикиморы может спасти лишь свет... Но чего в жизни не бывает... Если он и в правду здоров, то это хорошо. Рассветные ему смерть Орлика не простят. Они тянут свои жадные руки к феоду. Если бы он знал что внутри рассветных… Ты правильно сделала что пришла. Это хороший экземпляр для одержимого. Ты порадовала меня, заблудшая дочь.

— Что ты с ним хочешь сделать, Морус?

— А что делают с такими владетелями? Пусть живет, обрастает мясом. Потихоньку будем ему внушать ненависть к рассветным, а придет время, ты приведешь его сюда. Мы свяжем его дух и подселим ему дух той девки Аганы. Он будет послушным орудием воли Матери ночи. Мать будет довольна, — потирая руки произнес старик.

Женщина промолчала.

— Вижу тебе моя задумка не понравилась. — старик произнес это насмешливо и с пониманием. — Он тебе чем-то понравился. Жалеешь. — Затем голос его стал сухим как песок в пустыне. — Смотри, девочка, как бы себя не пришлось жалеть, Мать предательств не прощает... Но ты всегда была умной. Справишься. Приготовь мне завтрак и можешь уходить. Устаю я от суеты людской…

Продираясь сквозь гомонящую с раннего утра на рынке толпу, пожилая грузная женщина целеустремленно шла к лавке с неброской вывеской «Скобяные товары». На пороге осмотрелась и решительно вошла. Увидела хозяина лавки и поклонилась.

— Желаю здравствовать, господин Уруль.

— И тебе не хворать. С чем прибыла?

— С известиями.

— Закрой лавку, — приказал торговец. Женщина обернулась, ловко задвинула засов и семеня, приблизилась к прилавку.

— Что за известия?

— Про нового хозяина замка, господин Уруль.

— Он что, стал темным?

— Нет, у него дара нет. Он обыкновенный.

— Тогда зачем ты мне про него говоришь?

— У него друзья темные.

— Да? И кто?

— Шер, господин Уруль.

— Шеры не темные, не молоти языком. То что в замке Робарта живет шер, об этом знают почти все.

— Все знают, да не всё. — не смутившись, ответила женщина. — У них на двоих какое-то время была в любовницах кикимора. Потом молодой хозяин ее убил и голову хранил у себя…

— Они сдохли?

— Кто?

— Шер и молодой хозяин?

— Нет. Оба живы.

— Тогда не плети, чего не знаешь. Если бы они имели связь с кикиморой, то уже бы пошли на корм к малькам.

— А они и ходили к болоту, только вернулись. Муж Франси Флапий болтал, что там они встретили Орлика, ученика Робарта, и он их исцелил. А они его после этого убили. Вот.

Хозяин лавки долго смотрел на женщину и о чем-то думал.

— Когда это случилось? — наконец спросил он.

— Да уж как четыре седмицы тому назад.

— Он так и сказал, что они убили Орлика?

— Так прямо и сказал, — подтвердила женщина. — Отрубили мол Орлику голову и бросили тело в болото.

— Хорошо, я услышал тебя, вот возьми, — и на прилавок упал медяк достоинством пятьдесят дибар. — Возвращайся и следи за тем, что там происходит.

— Спасибо, господин, — женщина подхватила монету и поклонилась. Когда дверь за ней закрылась, хозяин лавки крикнул.

— Манита! Подь сюда.

Из склада выглянула голова девочки лет десяти.

— Чего, батюшка?

— Посиди здесь за меня. Мне отлучиться надо.

— Хорошо, батюшка.

По прибытию с болота Антон распорядился сделать еще два креста. Один поставил на самом верху башни замка под крышей из теса. А второй спрятал на кладбище за рекой в склепе. Таким образом он хотел защитить замок и деревню от светлых чар. А то, что рассветные могут вскоре пожаловать, у него сомнений не было.

Он не давал покоя себе и окружающим. Тренировался с оружием. Обучал новобранцев. По его указаниям шили форму, делали оружие и доспехи. Он спешил и много размышлял. А еще он стал видеть сны. Странные и малопонятные. Поделится своими снами с кем-то из живущих в замке, он не спешил. Раз за разом ему снился темный туннель, по которому он шел, с удивлением разглядывая серые глянцевые стены. Мимо него, обтекая, скользили светящиеся змеи. Они пытались нападать, но, не долетая полметра до Антона, резко сворачивали в сторону. Даже если он хотел схватить какую-то из них, они ловко ускользали в сторону. На выходе из туннеля его ждал Робарт. Он что-то кричал ему. Но что точно, Антон разобрать не мог. Когда он приближался к нему, то за спиной рыцаря рассвета поднималось сияние ослепительного света. Оно так ярко начинало светиться, что Антон не выдерживал и закрывал глаза. Когда же он открывал их, то Робарта уже не было. Антон начинал кричать и звать его, и каждый раз просыпался от своего крика. Затем он долго лежал, дрожа в холодном поту и рукой ухватившись за крестик, в конце концов обретал покой. Но вместе с покоем к нему приходили мысли, что крестик, который он носит не просто украшение. Эти мысли заставляли его размышлять над возможностями креста и в размышлениях приходило понимание, что с ним нужно уметь взаимодействовать. Нужно пробовать его задействовать в разных ситуациях. Сначала он помогал ему избавиться от ран, усталости и предупреждал его о магических атаках в виде ощущений морозной изморози. Но внутри у него зрело понимание, что возможности креста как амулета, гораздо шире. И Антон стал с ним экспериментировать. К сожалению спросить у кого бы то ни было про крест он не мог. Госпожа Заката после похода в болото перестала отвечать на его вызовы, а обращаться к Франси или Аристофану, он не считал нужным и, даже, где-то опасным. Он был чужим в этом мире и мир отвечал ему затаенной недоброжелательностью. Единственный житель этого мира, кому он доверял, был шер. И шер отвечал ему взаимностью. Поэтому Антон спешил укрепить свои позиции. Торвал чеканил монеты и отливал из бронзы оружие для стражи. Франси занималась хозяйственными и финансовыми вопросами.

Как-то на третий день после возвращения из болота, за ужином Франси проговорилась, что хорошо бы вилланам ссуды давать. Люди они работящие, могли бы закупить скот, лошадей. Инструменты. Распахать больше площадей. В городе и окрестностях узнали бы, что новый владетель дает ссуды и разрешает сеять филиссу. Пришли бы новые вилланы, селиться стали бы на пустующих землях. Филиссу сажать. И доход был бы больше. Жаль только денег на все это нет. Антон выслушал сенешаля и сразу смекнул, что можно сделать.

— А мы откроем для них кредитный банк, — не долго думая, произнес он.

— Банк? — а что это? — Как всегда первым спросил Флапий.

— А кто у вас тут ссуды выдает?

— Ростовщики, милорд. Но они берут большой процент…

— Ну, а мы будем давать беспроцентный кредит. Медью. А брать обратно будем серебром. Франси объяви старосте, что шер Торвал готов ссужать крестьян деньгами без процентов.

— Я? — шер выпучил глаза, уставившись на Антона.

— Ну не я же! Мне как сквайру это делать неуместно. А ты шер и у вас шеров всегда есть свободные деньги. Ведь есть, Торвал? Сознавайся.

— Сознаться?… Э-э… В чем?

— В том что ты накопил некоторый капитал, на похороны. — нашелся Антон.

— На похороны?.. Чьи похороны? — шер выглядел настолько растерянными и изумленным, что Антон стал говорить за него.

— На твои похороны, Торвал. Вот как ты мыслил видеть свои похороны?

— А я... мыслил? — моргая переспросил шер.

— А разве шеры бессмертны? — ответил вопросом на вопрос Антон и стал кривляясь лицом, подавать Торвалу знаки.

— Нет не бессмертны, но … Он всмотрелся в дергающиеся лицо Антона и наконец до него стало доходить, что Антон что-то задумал. — Я думал… накопить монеты… эээ, медные значит. Устроить пир… и посмотреть как меня провожают в последний путь.

— Как же ты посмотришь, Торвал, коли, ты уже умер? — удивился Флапий.

— Вот! — обрадовано продолжил Антон, — жить ты будешь еще долго и деньги, что ты скопил, пустим в оборот.

— Ты сумел накопить денег? — удивленно и подозрительно переспросила Франси. И они у тебя есть?

— Есть, конечно… Я же шер.

— Торвал, у тебя есть деньги, а ты все это время молчал? — не выдержала Франси. Торвал не зная, что ответить, выразительно посмотрел на Антона. Затем почесал бороду.

— Ну есть и что? — ответил он и вновь посмотрел на невозмутимого Антона.

— А почему молчал?

— А что он должен был сказать? — пришел на помощь другу Антон. Ты его об этом спрашивала?

— Нет.

— Ну вот. А я спросил и Торвал ответил, что у него есть медные деньги. Так чего им просто лежать, пусть он их пустит в оборот.

Франси сначала посмотрела на шера потом на Антона. По ее взгляду нельзя было понять о чем она думает. Антон ответил ей таким же неопределенным взглядом.

— И много у него денег? — спросила она.

— А много нужно крестьянам? — спросил Торвал.

— Примерно сто, сто пятьдесят таланов.

— Найдешь? — нагло глядя на шера, поинтересовался Антон. Торвал, пряча возмущение такой подставой, многообещающе зыркнул и кивнул.

— Ну вот, пусть приходят к Торвалу за ссудой, а ты, Франси, будешь вести учет. Кто сколько взял и сколько вернул.

— Торвал скажи честно, ты их украл у Робарта? — не отставала Франси.

Торвал открыл рот и Антон почувствовал по изморози охватившей его тело, что женщина применила колдовство.

— А ну молчать! — гневно закричал он. Антон зверем посмотрел на замершую Франси. — Если ты еще раз применишь колдовство ко мне или кому-то из тех, кто здесь сидит, или служит мне в замке… то я подумаю, что с тобой сделать, Франси. Тебе понятна моя мысль?

Франси побледнела.

— Простите милорд…

— Что-то часто ты просишь прощения, Франси… — Антон опасно прищурился и в упор стал рассматривать женщину. Он смотрел так, словно видел ее в первый раз. — Может пора начинать думать? — произнес он. — Мне начинает казаться, что ты служишь не мне… — Антон это произнес не задумываясь, стараясь нагнать страха и увидел как задрожали губы Франси. Проводить правильно допрос и «расколоть» подозреваемого он умел, поэтому понял, что Франси очень, очень сильно испугалась.

«Почему? — мысленно спросил он себя. Покопался в памяти, но ничего указывающего на предательство не нашел. Может испугалась, что я отдам ее рассветным? — подумал он и сам же себе ответил. — Вполне может быть. Их и могучий шер боится».

Антон успокоился.

— Что есть и у кого. Это не важно, — произнес он. — Главное что есть. Еще раз предупреждаю всех. Не задавайте лишних вопросов. Меньше знаешь, крепче спишь. Не разглашайте то, что происходит за этими стенами. Я не угрожаю. Я прошу.

За столом все сидели тихие и присмиревшие. Антон понял, что он тоже может нагнать страха.

Антона сам боялся разоблачения. Его постоянно мучил вопрос, как сделать так, чтобы их не поймали на чеканке фальшивых монет. Слишком уж подозрительно всегда расплачиваться медью в огромных количествах и по качеству не уступающим имперским монетам. Он уже знал из рассказа Торвала что можно по монетам отследить их прохождение. Это делалось с помощью рунного камня. Так боролись с фальшивомонетчиками и Антон не был первым, кто придумал такой способ обогащения. Герцоги внимательно следили за соблюдением своих прав. И за своей прибылью. Но дело это затратное и применяли этот метод тогда, когда появлялось много медных монет и они обесценивались. Такую инфляцию не заметить было трудно. И Франси сама того не подозревая, нашла выход. Он сразу ухватится за идею легализовать медные монеты через ссуды. Когда они будут расходится по королевству через сотню руку, то это будет абсолютно безопасно для них и не будет вызывать подозрений. Он и так запустил «печатный станок» расплачиваясь своими монетами с вилланами рубящими лес. Это еще одна задумка Антона. К зиме на плотах из бревен спуститься по реке до степей и продать лес или обменять на соль. Соль была еще одним стратегическим товаром, за которую платили полновесным золотом и добывали ее сапеги в соляных озерах глубоко в приморских степях. Туда же он вывезет основную часть медных монет. И почему же не расширить дело, и не увеличить выпуск монет, если это сулит выгоду крестьянам и ему?

Вечером Торвал немного поворчал, но вынужден был признать, что идея Антона давать ссуды медью, а забирать серебром, стоящая. И то, что деньги будет давать не сквайр, а шер это было вполне понятно. Многие шеры давали в долг. И монеты у них всегда были отменного качества. Что тоже наталкивало Антона на определенные мысли, но он их держал при себе.

Прошло почти полтора месяца после того как Антон вернулся из болота. Головастика, которого они тайно принесли с собой Антон сфотографировал на смартфон и сжег в кузнице у Торвала. Участвующие в том походе с удивлением рассматривали это существо, пытаясь понять что это такое.

— Оно могло в него залезть из болота? — спросил Антон, когда подбежала запыхавшаяся Франси. Женщина долго и пристально рассматривала головастика.

— Думаю что нет, милорд, — ответила она. — Это... это что-то чужое и кровь у нее голубая. У всех наших существ она красная. У тварей из темноты зеленая. Голова размозжена. — На что она была похожа?

— На голову ребенка, только лицо все в морщинах и бородавках… и глаз нет.

— Скорее всего, милорд, это тоже призванная тварь. И она жила в Орлике. Вот посмотрите. — Франси бесстрашно присела рядом с телом и разорвав дальше одежу на груди Орлика показала на синий, прозрачный порванный мешочек, похожий на тот, в котором рождаются и появляются на свет щенята и котята.

— Мда… задумчиво произнес Антон. И сколько времени Орлик носил это у себя внутри?

— Не знаю милорд. Я с таким встречаюсь первый раз в жизни.

— Опасная работа у призывателя, — произнес Антон. — Можно вот так запросто подхватить паразита и, не зная об этом, жить с ним. А потом он, раз и вылезет из тела… Да уж. Ну и судьба. Не позавидуешь. Давайте вот что сделаем. Заберем его в замок и там сожжем. Неизвестно еще... может оно заразит все болото и это будет хуже чем с детьми кикиморы. Только о том что мы тут видели и даже где были, молчок. Мы Орлика не знаем и не видели. И никаких тварей в болоте не было.

Все переглянулись и согласно закивали.

За это время все распаханные поля в округе были засажены филиссой — масленичным растением. Они с шером Торвалом начеканили еще монеты как из золота так и из меди. Плотник и краснодеревщик изготовили пятьдесят комплектов простой, но надежной и крепкой брони. Наделали щиты для дружины. Шлемы сделали сборными из кусков ясеневой фанеры и бронзового каркаса. который отлил из бронзы Торвал. Он и собирал шлемы на заклепках. Остроконечные, с нащечниками наподобие римских шлемов. Козырьком и прикрывающим нос и глаза небольшим забралом. Шею сзади прикрывал выступ на броне. Антону по его заказу также были сделаны искусно украшенные бронзой доспехи из ясеневой фанеры, Наплечники Торвал сделал в виде распростершего крылья коршуна. Шлем полностью закрытый. Из оружия у него был изогнутый меч, лук, копье, кинжал и полюбившиеся ему молот. Только молот вместо плоской стороны битка стал с помощью шера иметь четырехугольные пирамидки, как сказал Торвал, для пробития брони. И не только сделали доспехи для него, но и для его боевого коня тоже.

— Теперь тебе, Антей, не стыдно барону показаться, — рассматривая полностью экипированного сквайра, выдал свой вердикт шер. На Антоне была кольчуга. Сверху нее украшенная бронзой ясеневая кираса. На ногах и руках поножи и наручи. Защищенные стальными пластинами кожаные перчатки. За спиной в чехле молот, который прикрывался щитом. На поясе кинжал и меч. Лук и стрелы в месте с копьем на коне.

— Красавец, да и только! — одобрительно произнес Торвал. — Любая баба тебе даст. Только учись старательно. И поверь мне, там на празднике или ты всем морду разобьешь или тебе разобьют.

— Да все я понимаю. — буркнул Антон. С мешками на руках занимаюсь. Как сказал Сильтак, мастером я не стану, а мешки пригодятся. Наверное в грузчики меня готовит. Шер лишь посмотрел на насупленного Антона и рассмеялся.

— Ему видней.

Староста привел остальные два десятка молодых парней и Антон разбил свою дружину на десятки. Во главе десятков он поставил трех сержантов, из тех новобранцев, что лучше других проявили себя в учебе и воинском мастерстве. Они получили три бронзовые лычки на левый погон гимнастерки. А остальные семеро воинов из первой партии получили одну лычку и стали капралами. Десятки были разбиты на тройки и во главе каждой тройки были поставлены новоявленные командиры. Они занимались с новобранцами. Учили их стрельбе из лука и под руководством Антона тренировали рукопашный бой, а Флапий учил бою копьями в строю. Он, как отмечал Сильтак, оказался отменным копейщиком.

После всех с ними занимался Сильтак, уча «работать» кинжалом и шестопером.

— Ваша сила, — учил он, — в слаженности троек. Защитился сам, прикрыл товарища. Тот поразил твоего противника, который не ждет от него удара и прикрылся от своего, ты поразил его противника и прикрылся сам. Устал, поменялся местами с товарищем, что прикрывал спину...

Всем воинам дружины были пошиты сапоги с брезентовыми голенищами и однообразная камуфлированная из-за плохого прокраса зеленой ткани форма. Гимнастерка и штаны с двойными накладками на коленях и заду. Вместо принятых здесь плащей в форме прямоугольного куска шерстяной ткани, из брезента были пошиты настоящие плащ-накидки как у сотрудников полиции.

Гончарную мастерскую под баню переделать не удалось. Там, купленные Франси на рынке рабов гончары, день и ночь лепили, и обжигали большие десятилитровые кувшины для масла будущего урожая. Как понял Антон, их нужно было немерено и продавались они вместе с маслом. На хозяйственном дворе вовсю шла стройка дома для слуг. Помещения для женатых и помещения для холостых. Сапожник, взятый им из города, пожелал остаться в замке и Антон по появившейся у него тут привычке женил его на Мирте, племяннице старой Илди. Свою служанку Раду после случая с кикиморой, он согревать постель больше не звал. Не мог преодолеть того отвращения, которое он испытал к кикиморе, когда она была в образе Рады. И это отвращение передалось на молодую женщину. Но как служанка она была бесконечно преданна и добросовестна. У него всегда было чистое белье, выглаженная одежда. Таз с водой неизменно ждал его по утрам, после занятий и перед сном. Она подстригала ему бороду и волосы. Рассказывала обо всем, что происходило в замке за прошедший день и главные события в деревне.

По возвращению с болота Антон почувствовал, что может быстрее и лучше пользоваться возможностью крестика. Если раньше он мог лишь излечить неглубокие раны и ссадины и снять усталость, то теперь он все лучше и лучше понимал как с ним взаимодействовать. Он мог перекачать силу в руку и несколько минут без устали отбивать атаки Сильтака. Чем сильно его удивлял и тот навешивал ему на руки мешки все тяжелее и тяжелее. Антон научился даже ставить невидимый щит, на мгновение, который отклонял меч гладиатора и тот недоуменно смотрел на то как его меч неожиданно пролетал мимо Антона.

В какой-то момент, Антон стал предугадывать куда будет бить Сильтак, до того как тот ударит. Эти знания приходили к нему как бы изнутри и он, экспериментируя, вместо того чтобы отбить удар поворотом кисти, просто уклонялся, пропускал меч под мышкой, хватал руку с мечом и, сближаясь, делал заднюю подножку. В конце концов Сильтак решил, что с мечом Антон уже освоился в достаточной степени.

— Мастером ты не стал, господин, но работаешь мечом вполне уверенно. Он посадил его на коня, дал в руки копье и передал Флапию.

— Тренируй, Флапий, рыцарский бой, — сказал он и ушел к воинам дружины. Флапий крякнул и заставил Антона слезть с коня. Конь оправился в стойло на конюшню, а Антона посадили на деревянного козла на деревянных колесах смазанных жиром. И четверо новобранцев, подхватив веревки, тащили Антона с копьем на перевес, на деревянном козле к столбу, у которого были две мишени. Одна побольше на уровне пояса, другая поменьше на уровне головы. Флапий стоял за щитами столба, смотрел в прорезь мишени, и командовал

— Выше копье! Еще выше! Ниже копье! Правее, левее.

Подъехавший к мишени Антон наносил рыцарский удар копьем по щиту… или промазывал. Спорить с такой формой обучения он не стал, хотя понимал, что это выглядит смешно.

Многочасовые тренировки вскоре дали о себе знать. Вновь проявилась способность к предвидению. Он стал ощущать копье как продолжение своего тела и знал куда ударит тупой кончик. Мог в любой момент изменить его направление.

Успехи заметил Флапий и не преминул об этом сообщить:

— Да у вас, милорд, прямо талант к рыцарскому делу. Вашего покойного отца сколько не учили, ничего не помогало. На козле еще куда ни шло, он мог попасть с пятого на десятое по мишени, но ежели садился на коня, то тут хоть плачь. Конь скачет сам по себе. Робарт болтается как…сам по себе, мда… а копье тоже само по себе… болтается в общем. Если бы не дар света, так бы и сгинул… Завтра на коня, милорд, садимся. Удар у вас сильный, вам не меч, а топор или булаву иметь надо,— закончил он свою поучительную речь.

На занятиях учителя Антона не жалели, а он не жалел крестьянских сынов. Теперь они учились ходить, бегать, есть в боевом снаряжении. Он заставлял их помногу раз подниматься по боевой тревоге и за определенное время надевать на себя броню. Кираса сделана была так, чтобы быстро надевалась через голову и скреплялась ремням по бокам. Под кирасу надевался бронзовый составной круг, защищающий шею и кираса ложилась на него. Ниже надевалась кожаная юбка закрывающая ноги до колен. Изнутри юбка была укреплена ясеневыми продольными неширокими пластинами. Ниже колен шли боевые сапоги с приклепанными поножами. На кирасе уже был закреплен ремень, который затягивали и вешали на него длинный сорокасантиметровый кинжал для ближнего боя, шестопер и колчан со стрелами. За спину вешали щит и лук. Вот в таком походном снаряжении с копьем в руках стражники бегали к реке и обратно. Тренировки для бывших крестьян не прошли даром. Первые десять новобранцев, пройдя курс молодого бойца, могли стрелять из лука, бить копьем и щитом, действовать слажено в строю и тройками. Не все получалось как хотелось бы, но результат был на лицо. Это были уже не вялые крестьяне, а воины, ставшие суровыми и более крепкими. Они так же не жалели своих подчиненных и гоняли их, как выразился Флапий: «в хвост и гриву».