Глава 11
Солнце восходит

Минуло еще два дня, а никаких инструкций из Вашингтона или Казерты по-прежнему не было. Время уходило. Каждые несколько часов нетерпеливые немецкие посланники на вилле Вайбеля интересовались у нас, не получено ли сообщение. Может быть, никогда в истории парламентеры, желающие сдать огромную армию, не имели такого странного приема.

Я отправил жесткие послания в Вашингтон и Казерту. Я знал, что фельдмаршал Александер и генерал Лемницер работают с Вашингтоном и с Лондоном. Не оставалось ничего другого, кроме как ждать.

Нанеся сокрушительное поражение немцам к югу от По и возле Болоньи, американская 5-я и британская 8-я армии начали оттеснять противника к северу. Мы боялись, что в любой момент из Берлина может последовать приказ начать уничтожение крупных заводов и электростанций в Северной Италии, а также портовых сооружений Генуи. Мы сознавали, что чем более расплывчатой становится линия фронта, тем сложнее оказывается организовать капитуляцию по всему итальянскому фронту. Линии коммуникаций между различными немецкими сражающимися частями становились ненадежными.

Пока длилось ожидание, генерал Вольф получил послание от Гиммлера. Оно пришло окольными путями. Посланное из Берлина в штаб Вольфа в Фазано, оно было затем передано оттуда Гвидо Циммеру в Милан, а он привез его на швейцарско-итальянскую границу и передал по телефону Вайбелю, который переправил послание мне. Для офицера разведки большое удовольствие прочитать послание своего противника раньше, чем оно дойдет до адресата. Послание Гиммлера было датировано 23 апреля 1945 г. и гласило:

«Сейчас существенно, как никогда, чтобы итальянский фронт удерживался и не имел разрывов. Никаких переговоров никакого толка не предпринимать» («Es kommt jetzt mehr denn je darauf an, dass die italienische Front halt und intakt bleibt. Es durfen nicht die geringsten Verhandlungen gepflogen werden»).

Последнее предложение содержало зловещую угрозу для немцев, участвующих в операции «Восход». Мы были крайне заинтересованы в том, чтобы узнать реакцию Вольфа на послание. Вайбель, вручая ему послание, внимательно за ним наблюдал. Без комментариев Вольф передал документ своему помощнику, Веннеру, и Швайницу. Они вопросительно посмотрели на него. Вольф, как рассказал мне Вайбель, пожал плечами. «Что говорит Гиммлер, теперь не имеет никакого значения», – произнес Вольф.

Днем 25 апреля Вольф сообщил мне, что ему необходимо немедленно возвращаться в Италию. Он уже находился здесь несколько дней и не может сказать, что могло случиться в его отсутствие. Если он будет отсутствовать слишком долго, Гиммлер может появиться в Северной Италии и попытаться взять его войска под свой контроль. Позиция Витингофа может измениться, а еще был непредсказуемый дуче, хотя мы считали его не способным к твердым решениям.

Из Милана к нам пришло известие, что Муссолини находится там и проводит неистовые совещания. Было важно воспрепятствовать исполнению любых его безумных выходок, ведь неофашисты могли помешать организованной капитуляции. Вольф также отметил, что Северная Италия сейчас взбаламучена, и если он в ближайшее время не вернется в свой штаб, то может обнаружить дороги, перерезанные партизанами. Восстания шли по всему Пьемонту и Ломбардии.

Мне не хотелось его отпускать, хотя я чувствовал, что будет лучше, если он сможет отдавать приказы и предотвращать жестокое насилие и разрушение в Северной Италии, находясь там лично. Вольф предложил, чтобы Швайниц ненадолго остался в Люцерне вместе с майором Веннером, которому он даст все полномочия подписи от своего имени – на случай, если Вашингтон разрешит германским парламентерам отправиться в Казерту для подписания капитуляции.

Его доверенность Веннеру была сформулирована просто, без излишних фраз. Там было написано:

Настоящим я доверяю моему старшему адъютанту, майору СС Веннеру, вести переговоры от моего имени и скреплять подписью обязательства от моего имени.

[п/п] Вольф».

Перед отъездом из Люцерна Вольф написал от руки и передал нам памятную записку, в которой указывал различные тирольские замки, где были укрыты бесценные произведения итальянского искусства. Вольф рассказал нам в Цюрихе, во время битвы за Флоренцию, что переправил их на Север для защиты. Идея Вольфа заключалась в том, чтобы мы направили в эти места армейские подразделения для спасения творений искусства раньше, чем банды мародеров примутся за свое дело по мере отступления немцев.

Вечером 25 апреля Вольф в сопровождении Гусмана уехал поездом на юг к итальянской границе, а Гаверниц и я остались в Берне, считая его лучшей точкой для управления нашей коммуникационной сетью. Так как фронты боев в Центральной Европе стали рваться, Швейцария превратилась в место, куда стекались все новости.

Швайниц, имевший полномочия действовать за Витингофа, и Веннер с доверенностью Вольфа остались в Люцерне в качестве гостей Вайбеля. Они вели себя все более неспокойно, выказывая вполне понятные подозрения относительно наших намерений. Кем они были – перебежчиками или парламентерами? Ни Гаверниц, ни я не виделись с ними или генералом Вольфом с момента получения стоп-сигнала из Вашингтона.

Вольф пересек швейцарско-итальянскую границу поздно вечером 25 апреля. Он пообещал прислать отчет Гусману, который был намерен остаться ждать на швейцарской стороне границы. Затем Вольф отправился на командный пункт СС в Черноббио на юго-западном побережье озера Комо всего в нескольких милях отсюда. Пункт располагался в реквизированной вилле Локателли, принадлежавшей производителю итальянских сыров. Здесь Вольф немедленно связался по телефону со своим штабом в Фазано и со штабом СС в Милане.

В это время и германский армейский штаб, и штаб СС находились в процессе переезда в Больцано в Южном Тироле. Звонки Вольфа кого-то из его людей застали в Фазано, где они еще оставались, кого-то – уже в Больцано, с кем-то связаться не удалось. Около полуночи он направил на границу курьера с отчетом о ситуации для Гусмана. В нем он выражал сомнения в том, что сможет выбраться из Черноббио, поскольку большие силы партизан продвигались вперед, стремясь перекрыть район швейцарской границы. Он также сообщил, что Муссолини провел двадцать пятого числа в Милане трехчасовое совещание с кардиналом Шустером и обсудил возможности перемирия между партизанами и фашистскими войсками. И наконец, Вольф желал знать, что происходит в Люцерне. Было ли сообщение из Вашингтона?

После этого воцарилось молчание. В начале следующего дня Гусман, прождавший на границе всю ночь и не получивший больше ни слова от Вольфа, позвонил Вайбелю и сказал, что у Вольфа, должно быть, серьезные неприятности. Не было сообщений ни из Вашингтона, ни из Лондона, ни из Казерты. Во всех наших переговорах, начиная с 28 февраля, это был самый неприятный момент. И прежде бывали обескураживающие ситуации, и раньше срывались планы, но сейчас появилось ощущение, что все предприятие близится к концу в безнадежном замешательстве. Вайбель сказал мне, что считает необходимым предупредить Швайница и Веннери, которые по– прежнему ждали известий в его доме в Люцерне, что в ближайшее время на границе воцарится хаос и она, возможно, станет непроходимой. Поскольку у них не было сообщений от нас, они могли пожелать вернуться в свои части, пока еще можно было пересечь границу.

Они решили задержаться еще, но Швайниц начал поговаривать о том, что покажет свою доверенность парламентера представителям прессы, если в ближайшее время ничего не случится. Мир увидит, сказал он, как они прокладывали путь к примирению и кто теперь ответствен за продолжение бесполезной бойни в Италии. Вайбель сумел на какое– то время его успокоить.

Рано утром 26 апреля Вайбель узнал через одного из агентов швейцарской разведки, что вилла Локателли, где ночевал Вольф, полностью окружена партизанами и что велика опасность того, что они могут штурмовать виллу и убить Вольфа и других офицеров СС, находящихся с ним. Вайбель решил немедленно отправиться на швейцарско-итальянскую границу, чтобы посмотреть, что можно сделать для спасения и Вольфа и «Восхода». Когда об этом услышал Гаверниц – это случилось чуть позже утром, – он явился в мой офис и попросил разрешения присоединиться к Вайбелю на границе. Ему казалось, что мы могли бы эффективно использовать одного из моих людей в Лугано, бывшего газетчика по имени Дон Джонс, который не участвовал в «Восходе», но был глубоко вовлечен в наши операции с подразделениями итальянских партизан-антифашистов в приграничном районе и был хорошо известен им под кличкой Скотти. Возможно, он мог спасти Вольфа от своих друзей-партизан. Я сказал Гаверницу, что, с учетом полученных мной жестких приказов, я не могу вступать в контакт с Вольфом, но у меня не было запрета на получение информации о нем. Гаверниц немного помолчал, а потом сказал, что, поскольку все дело, похоже, идет к концу, он хотел бы отправиться на несколько дней в небольшую поездку. Я заметил огонек в его глазах, и, как он рассказывал мне позже, он заметил то же в моих. Я, конечно, понимал и что он собирается сделать, и то, что он намерен делать это под свою ответственность.

Вот так Вайбель и Гаверниц, как я подозревал, отправились спасать жизнь генерала СС Карла Вольфа, который мог оказаться в руках наших союзников, итальянских партизан. А те, в свою очередь, могли уже вплотную приблизиться к радостному моменту отмщения немецкому врагу и оккупанту.

Ранним утром следующего дня, 27 апреля, меня разбудил в Берне телефонный звонок. Это Гаверниц звонил из Лугано. Вольф, совсем было пропавший в контролируемом партизанами районе возле озера Комо, снова прибыл в Швейцарию и приехал вместе с Гаверницем и Вайбелем в Лугано, где они просидели почти всю ночь в небольшом номере отеля, обсуждая, что делать дальше. У Гаверница не было времени излагать мне подробности спасения Вольфа. Это могло подождать.

Появились новые неотложные проблемы. Вольф предложил поехать в Милан и дать официальное объявление о капитуляции с радиостанции, контролируемой немцами. Гаверниц и Вайбель, насмотревшись на активность партизан на границе, выступили против этой затеи. Они сомневались, что Вольф сможет добраться до Милана и что к тому времени, когда он туда доберется, радиостанция будет еще в руках немцев. Гаверниц считал, что официальное объявление, даже переданное по радио, будет малоэффективным. Отдельные командиры могут отреагировать на него, но без взаимодействия с Витингофом. Группа армий «С», возможно, его проигнорирует. Кроме того, наступающие войска союзников не будут знать, что оно значит, и, конечно, не прекратят огонь, а тогда с обеих сторон посыплются взаимные обвинения.

Вместо этого Гаверниц предложил Вольфу проехать через Швейцарию к австрийской границе и отправиться оттуда в свой новый штаб в Больцано. Партизаны еще не были сильны в этом районе, и немецкие войска полностью контролировали ситуацию. В Больцано сейчас находились штабы и армии и СС, и появлялась возможность оттуда предпринять последнюю попытку организованной капитуляции вместо продолжения сражений на тяжелом гористом рельефе Южных Альп. Вольф принял предложение. Он уже был на пути в Больцано. Перед отъездом, однако, он оказал одну услугу, которая в любом случае оправдала его спасение.

Партизанское восстание в Северной Италии полыхало вовсю, и главной целью повстанцев были немецкие эсэсовцы и итальянские фашисты. Вольф написал приказ полковнику Рауфу, командующему войсками СС в Милане, любой ценой избегать схваток между СС и партизанами. Если не будет альтернативы, эсэсовцы должны были сдаваться партизанам.

На границе обнаружился молодой итальянский священник, озабоченный тем, что же он может сделать для предотвращения кровопролития в конце войны. Его звали Джованни Барбарески. Мы знали этого смелого человека, выполнявшего в прошлом опасные задания в качестве связного между папским нунцием в Швейцарии и кардиналом Шустером в Милане. Он пожелал доставить приказ Вольфа Рауфу в Милан. Он добрался туда – и, как мы узнали позже, приказ был исполнен.

Рассказ о приключениях Вольфа с 25-го по 26 апреля, когда он был окружен партизанами на вилле Локателли в Черноббио, – это поистине роман в романе, и я был не в состоянии узнать все эпизоды и сложить их вместе, пока не произошла капитуляция. Был рассказ Гаверница, был рассказ Скотти, был рассказ Вольфа, и параллельно был доклад о событиях, происходивших в Милане, многие из которых имели историческое значение и в то время были лишь отчасти известны Вольфу.

Мой человек в Лугано, Скотти, как я уже объяснял, не был посвящен в операцию «Восход» и ничего не знал о наших отношениях с Вольфом. Он занимался поддержкой отрядов антинемецких партизан в Северной Италии – руководил ими и налаживал для них коммуникации – с самого момента, когда он присоединился к моей группе в 1943 г. Он был одним из главных действующих лиц революции в Кампионе, о которой я писал ранее, и организовал центр обучения партизан в этом итальянском анклаве после того, как оттуда выгнали фашистов. Партизаны его хорошо знали и очень уважали. Кроме того, у Скотти были исключительно хорошие рабочие отношения со швейцарской полицией и военной разведкой в Тичино, итальяно-швейцарском кантоне, где расположены несколько городов, которые я упоминал в своем рассказе: Лугано, Аскона, Кьяссо и так далее. У него был способный коллега, капитан Э.К. Даддарио, молодой италоамериканец, возглавлявший подразделение УСС в Италии, а незадолго до этих событий переведенный в Лугано.

Гаверниц хорошо понимал, что, сопровождая Вайбеля на границу, чтобы разобраться, чем можно помочь Вольфу, он должен действовать с величайшей осторожностью, не раскрывая каких-либо официальных связей с моим учреждением. Кроме того, он не мог с ходу вовлечь в свои планы Скотти, поскольку тот был официальным американским служащим. Поэтому приказы Вашингтона, запрещающие контакты с германскими эмиссарами, касались и его. Гаверниц знал, что Скотти и Даддарио скорее всего можно будет найти вблизи Кьяссо, поскольку здесь итальянская сторона границы была в тот момент наименее защищена и партизанам было сравнительно просто выйти к ней, чтобы отчитаться о происходящем лично Скотти. Гаверниц очень надеялся держаться подальше от Скотти и прятаться, если его увидит, чтобы не втягивать его в дело Вольфа.

Представьте удивление Гаверница, когда на железнодорожной станции Кьяссо, ближе к вечеру 26 апреля, когда они с Вайбелем сошли с поезда, к ним, улыбаясь, подошли Даддарио и Скотти. Скотти сказал: «Я ждал вас. Как я понимаю, вы хотите освободить генерала Вольфа». Объяснение было простым. Вайбель утром того дня позвонил своему шефу разведки в Тичино, дав ему инструкции по возможности выяснить ситуацию с Вольфом, а шеф рассказал Скотти и об этом, и о приезде Вайбеля и Гаверница.

Вайбель сообщил Скотти об огромной заинтересованности швейцарцев в спасении Вольфа. Он сказал, что швейцарцы много сделали для Скотти, часто закрывая один, а то и оба глаза на его не вполне легальную деятельность на границе. Теперь он, Вайбель, ждет возврата долгов – спасения Вольфа.

Скотти с энтузиазмом согласился и немедленно принялся за работу. Такие операции он любил. Гаверниц, однако, решил уговорить Даддарио, желавшего ехать дальше, более его не сопровождать. И так все получалось круто, даже без офицера американской армии, освобождающего генерала СС. Все– таки Скотти был гражданским служащим.

К десяти часам вечера Скотти организовал свою экспедицию. Прежде всего, помощник Вайбеля попытался связаться с виллой Вольфа в Черноббио по телефону и, к своему изумлению, выяснил, что это все еще возможно. Партизаны даже не позаботились перерезать телефонный кабель! Вольф сказал, что вскоре постарается дать понять охране, что происходит. «Не стреляйте в нас, когда мы придем», – предостерегли Вольфа.

Вскоре после десяти отряд спасения перешел через границу в Италию и исчез в темноте. Конвой состоял из трех автомобилей. Организаторы попытались собрать такой отряд, который был бы готов к любым неожиданностям. Группа была импровизированной международной командой по установлению перемирия, чьи самые разные участники могли, по-видимому, примирить любые враждебные действия. В ней было трое швейцарцев, все из приграничного района Тичино, один из них – шофер начальника разведки Тичино. Все они были хорошо известны как партизанам, так и немцам в пограничном районе, поскольку в последние месяцы они работали на обе стороны в организации различных обменов больными, ранеными и пленными. Там были также два эсэсовца из распущенного теперь немецкого пограничного поста, которые могли бы иметь дело в случае необходимости с бродячими и слишком бдительными немецкими солдатами в том районе, который предстояло пересечь. Кроме того, Скотти снарядил смешанную группу вооруженных партизан, оказавшихся в тот момент на границе. На первом автомобиле, в котором ехали немцы, развевались белые флаги, а фары второго автомобиля, в котором находились Скотти и трое швейцарцев, подсвечивали эти флаги. Вооруженные партизаны ехали в третьей машине. План заключался в том, чтобы приехать к Комо, где партизаны уже взяли власть и где, насколько знал Скотти, находилось руководство партизан, и там получить бумаги, позволяющие отряду проехать через боевые порядки к Черноббио, где еще шли бои.

Вскоре после того, как кавалькада отправилась из Кьяссо к Комо, ее поприветствовали ружейным огнем партизаны. Скотти выскочил из машины и встал в свете фар, веря, что партизаны увидят его, узнают и прекратят огонь. Это сработало. Его старый друг, командовавший воинственным эскадроном, выскочил из темноты и схватил l'amico Scotti в объятия, что и прекратило огонь. Отсюда до Комо трудностей больше не было. Префект был другом Скотти и оформил необходимые бумаги для прохода через линию фронта. После нескольких небольших приключений, включая еще один ружейный обстрел и случайно брошенную ручную гранату, отряд добрался до виллы Локателли, где немецкие офицеры из головной машины успешно провели кортеж мимо немецкой охраны. На вилле они обнаружили генерала Вольфа в полной эсэсовской форме. Это не предвещало доброго знакомства с партизанами. Скотти сказал Вольфу, чтобы тот надел гражданский костюм, и быстро. Вольф церемонно предложил спасательному отряду настоящего шотландского виски и «Лаки Страйк», которые, по его словам, были захвачены Роммелем в Северной Африке. Он быстро переоделся, и все отправились прочь с виллы. С каждым партизанским отрядом, который они встречали на обратном пути, требовалось вести продолжительные переговоры с массой споров и демонстрацией бумаг. Вольфа держали вне поля зрения на заднем сиденье второго автомобиля. Довольно странно, но никто не пытался их обыскивать. Наконец, утром двадцать третьего числа, эта небольшая кавалькада безопасно добралась до швейцарской границы.

А тем временем Вайбель и Гаверниц ждали исхода событий в ресторане на железнодорожной станции в Кьяссо. Маленький, тускло освещенный зал скорее напоминал мексиканскую таверну времен «золотой лихорадки», чем те первоклассные заведения общепита, которые располагаются на крупных станциях Швейцарских Федеральных железных дорог. Личности сомнительной наружности с безумными глазами – обычное последствие войн и революций – ломились в станционный ресторан. Большинство из них пыталось убежать от ужасов войны в мирную Швейцарию.

Некоторые из них наверняка были агентами различных разведслужб, действовавших на швейцарско-итальянской границе. Были и итальянские партизаны, спустившиеся из своих горных укрытий, чтобы за многие годы впервые порадоваться возможности пройтись по швейцарской территории.

У кого-то были родственники или близкие друзья в Тичино, и они переходили границу, чтобы найти пищу, купить или продать валюту на черном рынке. Было и несколько журналистов, представлявших швейцарские и зарубежные газеты, искавших сюжеты, но их Гаверниц обходил стороной. Для Вайбеля и Гаверница они сейчас были опасней контрабандистов. Ничто не могло нанести нашему проекту капитуляции большего вреда, чем малейшее предварительное упоминание в прессе.

К счастью, с наступлением ночи станция опустела. Гаверниц и Вайбель вышли и направились к посту пограничного контроля – там, на расстоянии чуть меньше мили от них, шоссе пересекало границу между Швейцарией и Италией. Несколько раз они слышали шум проезжавших через границу машин.

Наконец, прождав примерно час, они увидели две ярко горящие фары автомобиля, приближающегося с другой стороны. Это были Скотти и его отряд. Чтобы избежать несанкционированной беседы с Вольфом, Гаверниц сел в припаркованный на углу здания таможни автомобиль, намереваясь спокойно исчезнуть, как только убедится, что Вольф в безопасности на швейцарской земле. Но когда машина Скотти подъехала и из нее вышел Вольф, ему кто-то сказал, что здесь Гаверниц. Вольф сразу двинулся к нему, пожал руку и горячо поблагодарил. «Я никогда не забуду того, что вы сделали для меня», – сказал он. С этого момента Гаверницу, с приказом или без приказа, – пришлось беседовать с Вольфом.

Эта группа – Гаверниц, Вайбель и Вольф – направилась в Лугано, чтобы уехать подальше от границы и решить, что Вольфу делать дальше. Там, в номере небольшого луганского отеля, в ожидании рассвета, Вольф рассказал Гаверницу и Вайбелю о событиях предшествующих суток.

Вольф поддерживал по телефону постоянный контакт с Рауфом, командующим СС в Милане. Рауф сообщил, что центр города удерживается частями СС, но пригороды контролируют партизаны. На некоторых улицах одну сторону удерживают эсэсовцы, а другую – партизаны. Бойцы с обеих сторон располагаются в дверных проемах и у окон с оружием наготове, но огонь не открывается. Вольф приказал Рауфу отвести эсэсовцев от окон и дверей и запретить им стрелять. Как только прольется первая кровь, все выйдет из-под контроля. Он также приказал ему немедленно освободить всех политических заключенных. После этого Рауф попытался послать в Черноббио бронемашину, чтобы забрать Вольфа, но она не смогла прорваться через порядки партизанских отрядов. Кардинал Шустер, узнав от Рауфа о затруднительном положении Вольфа, направил в Черноббио автомобиль со священником и офицером СС, который оказался родственником бывшего руководителя германской разведки, Канариса. Этот ход также не удался, и машина вернулась в Милан.

Одной из причин такой озабоченности кардинала вывозом Вольфа в Милан было то, что, по его мнению, в наличии были все стороны для подписания локального мира или прекращения огня, или чего-то еще в таком роде. Участвовать должны были итальянские фашисты, партизаны и немцы, базирующиеся в районе Милана. Кардинал еще с прошлой осени играл видную роль в попытках заключить мир между немцами и итальянскими фашистами, с одной стороны, и итальянскими партизанами – с другой. Теперь он действовал особенно активно из-за препятствия в лице Муссолини, находившегося в Милане. Муссолини сейчас призывал фашистов к битве до последней капли крови и явно собирался – как и его наставник, Адольф Гитлер, – встать во главе своих войск, своей разгромленной империи. Поэтому кардинал пригласил Муссолини для переговоров о перемирии на 25 апреля.

Реально Вольфу было известно не многое из всех сложных событий, происходивших в Милане, – только то, что он узнавал из звонков Рауфа и от нежданного визитера, прибывшего в Черноббио. Визитером был маршал Грациани, министр вооруженных сил правительства Муссолини, теоретически еще более или менее сохранявший контроль над четырьмя фашистскими дивизиями, которым было назначено сражаться вместе с немцами, но которые этого делать не собирались. Грациани, проводивший совещание со своими генералами вблизи Комо, узнал, что Вольф находится неподалеку на вилле Локателли в Черноббио. По собственной инициативе, не советуясь с Муссолини, который к тому времени выехал под немецким конвоем на север, он прибыл повидаться с Вольфом рано утром 26-го. В это утро он подготовил и подписал документ, который вручил Вольфу, а тот позже отдал Гаверницу. В нем Грациани передавал Вольфу полномочия на подписание капитуляции итальянских фашистских войск вместе со всем остальным, что подлежало сдаче. Грациани явно что-то знал об операции «Восход». Содержание документа было следующим:

Настоящим я, маршал Италии Родольфо Грациани, своими полномочиями военного министра Италии, предоставляю генералу Waffen-SS Карлу Вольфу, верховному руководителю СС и полиции и полному генералу германских вооруженных сил в Италии, следующие полномочия: вести переговоры от моего имени и, на тех же условиях, что и для германских войск в Италии, вступать в соглашения, обязывающие меня в отношении всех регулярных войск итальянской армии, флота и воздушных сил, а также военизированных фашистских подразделений.

Маршал Италии

[п/п] Родольфо Грациани».

Благополучно оказавшись в Швейцарии, Вольф сделал внизу документа отметку: «Настоящим я делегирую указанные полномочия моему главному адъютанту, майору Веннеру».

Можно сказать, одним движением руки итальянские армии были присоединены к немецким войскам, оформить капитуляцию которых уже был уполномочен майор Веннер. Через несколько дней Грациани лично сдался капитану Даддарио, который отвез его в Милан, где Грациани оказался в заключении вместе с другими пленными фашистами.

Свидетели визита Муссолини во дворец кардинала 25 апреля расходятся в рассказах о том, что там произошло, но в общем соглашаются, что был ключевой инцидент, который сорвал встречу. Муссолини сразу же сказал кардиналу, что планирует отправиться в Вальтеллину (один из горных районов на самом севере Италии рядом с Восточной Швейцарией) со своими наиболее верными соратниками и возглавить сопротивление союзникам. Кардинал, видя расстроенное состояние рассудка Муссолини, не принял это заявление всерьез. Вскоре прибыли приглашенные кардиналом генерал Кадорно и другие представители партизанских сил, и началось обсуждение плана перемирия, по которому партизаны складывали оружие в том случае, если то же делали фашисты. Посреди дискуссии на сцене появился Грациани и заявил, что он только что узнал о планах немцев сдаться союзникам без согласования с итальянцами.

Это удивило и разозлило Муссолини, хотя некоторые историки с трудом верят в то, что Муссолини мог все это время ничего не знать о Вольфе и «Восходе». Считается, что Муссолини сказал: «Они [немцы] всегда обращались с нами как со слугами, а под конец они предали меня». Затем он ушел со встречи в сопровождении своих фашистских помощников. Говорили, что он вернется через час. Он больше не вернулся. Муссолини поехал в миланскую префектуру, где у него был кабинет. Здесь он сказал что-то невразумительное младшему немецкому офицеру из приписанного к нему эскорта. Офицер так и не понял, о чем идет речь. «Ваш генерал Вольф нас предал». Затем в колонне из десяти машин он отбыл в район озера Комо. Остальное, конец Муссолини, – это уже история. В неразберихе последующих дней его немецкий эскорт распался, и бродячий отряд партизан опознал Муссолини, сидящего в застрявшем автомобиле. Партизаны вытащили его из машины и отвели на небольшую ферму на холмах, возвышающихся над озером Комо. Его вместе с любовницей, Клареттой Петаччи, расстрелял миланский коммунист Вальтер Аудизио, заявивший, что имеет приказ казнить Муссолини.

26 апреля, за два дня до казни Муссолини, Скотти сообщил мне, что префект Комо пытался убедить дуче сдаться американцам в Швейцарии. Префект действительно прислал Скотти письмо с просьбой рассмотреть такую возможность, а Скотти проинформировал меня о развитии событий.

На первый взгляд Муссолини казался перспективным заложником, но такая операция была скорее заманчивой, чем мудрой или практичной.

Я не желал отвечать за переправку фашистского диктатора в Швейцарию. Как только он физически оказался бы в стране, швейцарцы должны были бы предоставить ему, по крайней мере, временное убежище в соответствии с процедурами обращения с политическими эмигрантами, принятыми в этом государстве. Это поставило бы их в затруднительное положение, за которое мне пришлось бы нести свою меру ответственности. Я отказался участвовать в переправке диктатора в Швейцарию и направил Скотти указание не иметь дела с Муссолини. Позднее я узнал, что и сам Муссолини отверг идею просить убежища в Швейцарии.