Псевдоним «Октавия»

Следующие дни – пустышки!

Клиента нет! Ни утром, ни в полдень, ни в другое время.

Первый день… второй – наблюдение, терпение и… замешательство – клиента нет.

Зато есть мысль: «Как прозорливо и правильно было не спешить с сообщением куратору!»

Теперь и вовсе путалось – в голове: «А был ли мальчик?»

Был. И есть! – это на третий день!

На третий день навстречу обозначилась фигура, уже узнаваемое лицо – он!

В спортивном костюмчике, явно разгоряченный, припотевший, точно с пробежки… не иначе.

И опять не вписываясь в заданную версию – встретился практически за условной изолинией, со стороны и ближе к Крымскому мосту.

Прошли навстречу, разминулись в паре метров – непритязательно брошенный взгляд, фиксируя черты… и опять сомнения: «Тот ли это Федот?»

Только и осталось осторожно поглядывать вслед, под видом сюсюсканья с мопсом…

А клиент, словно по маршруту, прошествовал мимо рыбаков и отвернул в жилой сектор к многоэтажкам.

«Стало быть… он просто тут где-то живет на районе! – Пульсировало догадками и новыми соображениями по пути домой: – Бегун! Что ж, в таком случае и мы завтра сменим амплуа… достав из шкафа красивую фирменную, но редко надеваемую вещь – спортивный костюм. И кроссовки «“аддики”. За бегуном надо побегать. Был бы велосипедистом, возможно, пришлось бы пересесть на байсикл. Смешно».

Проснулся азарт гончей.

Однако рано было бить крыльями!

Спорт, как утверждают, дело полезное, опять же для фигуры, но бегать, бегать (по утрам, конечно, вместо дурацкой рыбалки), а результат – ноль!

Интересно, насколько это затянется? Уже сейчас осень дает о себе знать моросящими дождичками. И мопс пресытился такими частыми выходами – порой силком на поводке. Но аппетит нагулял, жрет как в двоих и… соответственно гадит.

Любопытно было наблюдать вначале, как песик ошалел от хозяйских переодеваний. Потом принюхался – свои.

И снова эта пауза в два дня, а на третий…

На третий день произошел контакт! Совершенно случайный!

Пара спонтанно брошенных фраз. Ответ.

Клиент готов был и дальше продолжать, но… Задача на «контакт» не ставилась.

Информация по заданию ограничена – просто зафиксировать появление кого-то похожего. Правда, наблюдаемый фигурант, что там ни дорисовывай воображением, не совсем соответствует фотопортрету. И главное – ориентировка отталкивалась от Министерства обороны, а этот «похожий-прохожий» туда никаким боком!

Зато наглядно удалось увидеть – его опекают.

«Мама дорогая! – наружка КГБ? Или нет? Или он просто какой-то шишка-начальник, за которым прикатила “Волга”? Персональная».

А потому снова сомнения и снова терзания – докладывать резиденту или нет?

Или по-прежнему рано? А главное, есть некий расчет… денежный.

Клиент явно где-то здесь живет! Так что – терпение! Терпение и продолжать смотреть.

И пусть подобную самодеятельность могли и не одобрить… без санкции куратора, но все же… доглядеть, до-выяснить, доразведать и другие «до»!

Установить примерное место проживания и уж тогда положить хозяевам факты. Это «хозяевам» всплыло не впервые, но именно сейчас наконец-то неприятно резануло на слух. Но ведь так и есть – когда ты словно собака-ищейка по следу вынюхиваешь.

Зато… подав куратору подробный расклад: «где живет, во сколько и куда идет-едет и кто за ним стоит»! Вот тогда можно рассчитывать на весомый гонорар.

Добежав до назначенной им точки и повернув обратно, Терентьев бросил взгляд на наручные «командирские».

«Пожалуй, пора тут закругляться».

Время моционов-пробежек обычно вымерял точно. Сегодня за думами и не заметил легкого перерасхода.

Тело, потяжелевшее с возрастом, размеренным ритмом сухопутной жизни и кремлевской столовки, шло ритмичной трусцой, словно броненосец – весомо, мощно… попадись кто на таран – снесет.

Обутые в спортивные туфли ноги – бум-бум, как метрономом… левая, правая. И мысли такие же – кап-кап, под вдох-выдох.

Давно заметил – когда руки или ноги бездумно при деле (чем-то заняты), думается неожиданно продуктивно. В голову (или из головы) лезли события всех последних дней, месяцев, вся его так называемая «работа», недавние встречи с Андроповым и другими компетентными товарищами…

«Страну пытаются вытянуть… за уши».

Почему-то вспомнились стопки папок на столе генсека, в том числе выкладки их «Х-отдела». Какие-то довелось изучать, какие-то генерировать едва ли не лично: распечатки, предложения, планы… часть из них уже спускалась по инстанциям, уже претворяясь в жизнь, исполняясь.

А какие-то обретут силу закона лишь через постановления пленума – решением Верховного совета. Такова процедура.

«А после эти официальные правительственные бумаги станут историческими документами. Станут новой историей страны. А между тем связная мозаика будущего разобьется на фрагменты: что-то сохранится неизменным, что-то случится, но позже… что-то не произойдет вовсе, собрав новый калейдоскоп из осколков переменчивых событий».

Не сбавляя темп, уже двигаясь на параллели мимо оперативной «Волги», услышал звук стартера.

«Ребята из “девятки” совсем обленились».

Поначалу на таких променадах «вели» его пешим порядком. Переход на беготню оперативникам явно пришелся не по вкусу. Но ребята быстро подстроились – заезжали автомобилем прямиком на территорию парка. Один сидел в салоне и «курил», второй занимал позицию в другом конце маршрута с удобным визуальным сектором.

Терентьева же просили не «забредать», а трусить просматриваемыми аллеями. А лучше вдоль набережной, чтобы они не упускали его из виду. Сегодня вообще халтурили – оба в машине.

«Раздолбаи».

Автомобиль, тихо урча восьмицилиндровым движком, катил сзади.

Решил и «Крымский» перемахнуть бегом и уж на том берегу остыть, восстановить дыхание, дотопав к дому шагом. Уже спустившись с моста на Фрунзенской набережной, увидел приятное зрелище.

«Ух ты какая! – Оценивая взглядом со спины. – Тоже спортсменочка – пятки в белых кроссовках мелькают, русоволосы собраны в хвост на затылке, что мечется влево-вправо. Не худосочная малолетка, а эдакие приятные округлости – аппетитная попка отыгрывает упругими перекатами».

Сам удивился, как шевельнулось… как на порыве припустил вслед, снова превращаясь в бегуна, типа – и я тут такой… «Эй, коллега, может, познакомимся?»

«Аки кобель за самочкой… прям инстинкты. Но ведь давит оно… то самое! Поскольку тут тебе не флот и не море – среди людей… среди которых хватает женского полу… среди которых попадаются такие вот заманчивые экземпляры».

Хорошо бы и на личико взглянуть – организм, как и орган, оказался легок на подъем, домчав «в три шага» – принял правей, выходя на обгон.

А она вдруг сама свернула вправо, да так резко, что чуть не налетел:

– Ох, девушка, вы бы повороты показывали, что ли…

И улыбку самую обаятельную, какую только можно.

«Черт, не ожидала, наверное?» – Деваха (кстати, симпатичная) глазищами стрельнула, что-то щебетнула в ответ, и точно коза пугливая – в сторону. Припустив.

Облом сразу погасил позыв… души и тела. А главное – увидел, что молодая, лет двадать пять, может чуть больше.

«Ага, а мне почитай полный полтинник».

Честно – расстроился, вспомнив слова Высоцкого «куда мне до нее…».

Перешел на шаг, сворачивая к рыбакам, рассеянно поздоровался с кем-то из… По случаю вспоминая совсем недавний разговор с приставленным к нему капитаном Вовой, касающийся именно подобных, типа «матримониальных» отношений.

– Да что ж мы не люди? Нелюди? Все понимаем! Потому и предлагаем! – вещал «гэбист», не особо маскируя понятливую или глумливую улыбку. – А наши женщины добрые да ласковые. Не чета вашему там царящему гендерному эмансипе.

Этим самым «эмансипе» еще раз доказывая, что знает больше, чем положено обычному начальнику охраны важной персоны или уж пусть личному куратору. Впрочем, его-то именно такими деталями и мелочами могли «накачать» специально. Коль уж он опекун по личности.

– В наше эмансипированное время женщины не так уязвимы, как когда-то… ровно до того момента пока сами этого не захотят, – ответил тогда Терентьев. Но от предложений отказался.

«Ну его. Что чекист Вова может предложить – девицу-оперативницу? Да это почитай как с проституткой. Не. Это не мое».

Сейчас… все же с не угасшим интересом продолжал выглядывать.

«Ага! Вон она обратно возвращается. Но уже сторонкой, перебежав через дорогу, по аллее. Типа и не смотрит… да нет, кстати, косится».

К тротуару подкатила «Волга», старший группы приоткрыл стекло, замахав Терентьеву рукой.

«Чего это они? А-а-а, на время тычет – пора, мол. Ну, да, – сам взглянул на часы, – зеванул малеха. Еще домой, в душ…»

Сел в машину. Серега-водитель сразу повернулся, давя при этом на газ:

– Что, понравилась краля?

«Все видят, – пришла мысль, – а ведь дай им задание – могут и пробить: кто такая. Но, черт возьми, в глазах у Сереги эдакая хитринка, что может быть обычной мужской кобелиной солидарностью. А может… а вдруг она подставная, специально для него, из тех предлагаемых Вованом? А сразу не повелась… так оно и правильно – не шалава ж».

Помнил какую-то передачу психологов-сексологов, дескать, у людей есть определенный сексуальный стереотип, на который они заточены. В тех тестах-опросниках, которыми его пичкали еще в самом начале, вполне могли содержаться скрытые вопросы, которые наверняка могли дать им ориентировку – какие именно бабы ему нравятся.

«Так что перебьемся на такое вспоможение».

Буркнул что-то невразумительное и недовольное в ответ:

– Жми уж.

Сказать бы, что его как-то особенно мурыжили перед поездкой на дачу – нет.

Но из всего озвученного перед и на инструктаже Терентьев понял, что Ильич (в смысле Леонид, в смысле Брежнев), при всем заявленном «я устал, мне пора на пенсию», просто так выпускать из своих рук контроль за внутрипартийной и внутривластной ситуацией не собирался… Как минимум экспонируя «отеческое око» старого опытного товарища. Особенно сейчас, после, что ни говори, удручающего бремени запредельных знаний.

Да и кто бы сомневался, что верный партиец и идеалист не будет переживать, требовательно интересуясь, какие меры собираются принять и предпринимаются во избежание…

– Слышал бы ты, – почему-то переходя на пониженный тон, говорил капитан Вова, – как дед матерился… и продолжает материться, комментируя распад страны и партийное предательство членов.

Терентьев пожимал плечами, мол, «поеду, послушаю», уже без всякого юмора ассоциируя этих «членов».

В свою бытность он никогда не интересовался под-коверной партийной политикой Кремля. Однако покрутившись внутри системы, стал немало разбираться в далеко непростых стычках-стыковках разных группировок.

Андропов на слуху о бывшем генсеке всегда высказывался исключительно в превосходной степени… и тем более придя к власти.

Но в аппарате нового главы серьезно опасались за все ту же утечку информации, именно через нередких просителей-посетителей персональной правительственной дачи. И видимо, не только.

Вот и сейчас каперангу не просто давали наставления, что нельзя говорить Старику, а мягко, но настоятельно подводили к определенным моментам, которые обязательно надо было упомянуть при бывшем генсеке: про памятники Бандере, Шухевичу, про марши неофашистов под «жовто-блакитной» символикой.

По всему выходило, что брежневский положительный акцент в сторону «украинских корней» и не бдящих на местах товарищей в лице Щербицкого и еще ряда лиц хотят поправить.

Из всего этого Терентьев понял, что «дорогой Ильич» – еще сила.

Стало любопытно.

– Даже и не намекай, что оговаривался и рассматривался вариант расчленения или отчленения Украины от станового государства. Это касается и других возможных процессов, могущих как-то принизить роль руководящей партии. В целом вы, Николай Николаевич, разумный молчун (капитан специально перешел на официоз «вы»), но иногда из вас выскакивают ненужные и опасные словечки.

Что касается разговора с Брежневым, его неторопливая манера речи, несомненно, на руку – пока он задаст вопрос с подковыркой, успеете несколько раз обдумать и профильтровать ответ.

Приставленная «Волга» услужливо урчала у подъезда напротив здания на Старой площади, но Вова сказал «погоди, тебе не сюда», сам еще в кабинете успев получить какой-то руководящий звонок.

Терентьев хотел все же подойти к машине – «стрельнуть» у водилы-Сереги сигаретку (свои кончились), однако куратор сам словно выстрелил:

– Стой, где стоишь!

– Стою. Где стою, – пожал плечами.

Капитан даже не отреагировал на сарказм – выжидал, напрягшись. Нервничал. Вплоть до того момента, как из внутреннего двора выехал небольшой кортеж, среди которых был «ЗиЛ»-членовоз.

– Вам сюда, – велел выскочивший сопровождающий Терентьеву, открыв заднюю дверцу.

Сел.

В мягком салоне в зашторенном полумраке блестели андроповские очки. Сквозь дорогой одеколон пробивается струйка больничного запаха – хозяин принюхался и явно не замечал.

Нового пассажира генеральный приветствовал в своей обычной мягкой манере.

– Дискуссия на вчерашнем совещании, где вам было дано слово, каким-то образом ушла в сторону от заданной темы… – Перегородки между пассажирским салоном и местом водителя не было, Андропов и до этого не блистал децибелами, сейчас и вовсе скрипел в одно (терентьевское) ухо.

«Черт его знает, может, чтобы водитель и охранник на переднем сиденье не грели свои уши».

– …Потом вас… пожалели и отпустили отдыхать. А я хотел бы более развернутое мнение услышать…

Сказал и молчит, вроде как не договорив.

«И не поймешь – уже можно начинать умничать, или сейчас он доведет свою постановку вопроса до более узкой конкретики? Еще бы помнить все, что там говорилось, на совещании… башка-то была с бодуна – потрескивала, как трансформатор».

А кортеж уже «летел» по Кутузовскому мимо Триумфальной арки. Лимузин глотал асфальт, словно дредноут, мягко, с затяжкой покачиваясь на длинной шоссейной волне.

– Если говорить об экономике… – неуверенно начал Терентьев, видя, что генсек по-прежнему молчит, – опирающийся на свое плановое хозяйствование СССР только на математической логике должен был выходить на иной технический уровень экономики. И все бы это работало… а оно не работало! Приписки и сплошной обман, и завышения показателей в отчетностях достигают таких показателей, что в совокупности нарастают массой, выходя за пороговые значения.

Там, где «рынок» гибко самоорганизовывается, «незыблемый бюрократический план» просто зияет невосполняемыми дырами.

– Это… примерно об этом я читал в экспертных отчетах отдела «Х», – поспешил заверить Андропов. И заметил: – Для простого моряка вы стали много… неплохо разбираться в вопросах управления.

– Поневоле.

– Но меня интересует сейчас другое. У нас, в преддверии перехода на образование федеральных округов по типу губернств, сложилась противоречивая оценка настроений в республиках. Одни рапортуют одно, компетентные органы докладывают о другом. Просто теперь обладая всей полнотой предвиденья ситуации, есть большие сомнения в успешности реализации. Мы недооценивали того разложения, что вселилось в периферийную структуру СССР.

«Не только периферийную, – хотелось поправить Терентьеву, – в пике парада суверенитетов и Казань собиралась в “независимость”, и в Краснодарской крае, насколько помню, ходили разговорчики о самостоятельности от федерального центра. И не только…»

– …И тянуть с реформой не хочется, – доводил далее Андропов, – времени на исследования, по всей очевидности, нет. И форсировать, провоцируя неконтролируемые кризисные процессы, не хочется. Мы не имеем права на ошибки. Обязаны осмыслить любые точки зрения.

«Это как же постперестроечная вакханалия их перетряхнула, страху нагнала, – догадался каперанг, – теперь смотрят на предреволюционную ситуацию в Союзе трезво, допуская всякие вероятности».

– …Вы вот вчера сказали – как центральная власть скажет, так нижестоящие инстанции и сделают. Это так! Но все же?..

– По существу, – Терентьев лишь на секунду задумался, – если столичные республиканские чиновники послушно возьмут под козырек… в Российской Федерации, в Белоруссии сложностей не предвидится. Разве нет? Что касается Украины…

Там (да и в целом по стране) я бы предложил – оформить оглашение нового постановления Политбюро по переделу границ под выброс деликатесов для народа, специально насытить магазины импортными промтоварами. Обыватель на радостях и не заметит даже.

Очень важно при этом не допустить, чтобы субъективные факторы… такие, как нерасторопность и огрехи непосредственных региональных начальников, а также стихийная глупость толпы, довлели над объективными – ресурсы, сроки, насыщенность прилавков и агитпрома.

Можно на крайний случай и попропагандировать, неформально – дескать, теперь не придется кормить Москву. Ух, как заживем! В общем, в этом духе. Это наверняка собьет с толку тех, кто двигает национальную украинскую идею. А такие там есть! И у них весомые позиции.

– Вот и Федорчук говорит, – подметил генеральный, с неприязнью… то ли к националистам, то ли к генералу.

– Если Киев не заартачится, а там все говорят по-русски, то самые неспокойные в УССР это националистические «западенцы». Начнутся волнения – наобещать на уровне слухов о якобы вольностях «особой экономической зоны» на Львовщине. Это заткнет рты. Они там спят и видят себя перекупщикам на трафике из Европы.

– Это лишнее, – будто брезгливо бросил генсек, – категорически. Лишнего наговорили.

– Да, – Терентьев почти виновато развел руками, – я, наверное, забегаю вперед. Просто у меня в память въелось – не отнять, когда все у нас там «закурилось перестроечно», начиная с восемьдесят восьмого и дальше, так сказать, по шкале времени, раскручивая маховик вплоть до…

– У нас с вами разные шкалы времени. Теперь будут. Надеюсь, – раздельно, с желчью произнес Андропов. И ворчливо передразнив: «закурилось», словно только сейчас вспомнив, завозился справа от себя. Извлек из какого-то внутреннего салонного ящичка пачку сигарет, сунув ее в портфель, что покоился подле на сиденье.

«Мальборо», – зацепил голодным глазом каперанг.

– Это Леониду Ильичу. Входная взятка, – заметив этот взгляд, пояснил Юрий Владимирович, лишь на мгновение скривив подобие живой улыбки, мол, шутка про взятку.

«Ох, и гнетет его бремя власти, – мелькнуло у Терентьева, – иль все же бремя знаний? Близкой смерти тщет? Он вот еще сегодня что-то значит, завтра – нет. Пф-ф! Откуда это у меня выскочило почти что пушкинское? Зараза, а курить-то охота!»

Точно уловив эти терзания курильщика, Андропов опять полез в свой загашник, достав еще пачку:

– Держите. Только не сейчас. И забывайте вы свои жаргонные словечки.

Отмахнувшись на «спасибо», он какое-то время молчал, затем, будто с усилием, вернулся к разговору по существу:

– И все же Федорчук заявляет: «Переформация Украины на губернии пройдет без особых эксцессов», ситуацию он там знает не понаслышке. А вот что с Прибалтикой и с нашими южными окраинами?

– С Прибалтикой я опущу, не в теме. Просто даже не представляю, как и что из этого получится. Сепаратистские настроения в этих республиках всегда будут оставаться латентной угрозой для целостности и стабильности СССР. Но одно могу сказать, по своим личным впечатлениям – они боятся. Боятся русских еще со сталинских времен.

– Интересно, и на чем эти ваши личные впечатления строятся?

– Я бывал в Нарве и Риге подростком, примерно в это время, в восемьдесят первом. Турпоездка. У них там, конечно, чистота, порядок, все чинно – Европа, а мы оболтусами напрямки через дорогу не по «пешеходному». Местные сразу просекли – русские варвары, но слова поперек не сказали.

Вообще отчуждение местных запомнилось очень остро – я глазами наивными хлопаю, продавщица в магазине сдачу дает, а сама на русскую речь краснеет, уж точно не от девичьей скромности… от злости, наверное.

Вот. Но далее.

Южные республики. Их, конечно, надо делить на азиатские и кавказские. Я, честно говоря, не особо вникал в тонкости и подробности их взаимодействия с федеральной властью на данный период. Служба проходила в других краях. Азиатских баев как всегда проще купить.

– Что-о-о?! – наконец невозмутимость генерального была пробита.

– Образно, – поспешил поправиться каперанг, – вы же просили сторонний взгляд на вещи. Я имел в виду метафорически «купить». Реалии южных республик: своеобразная и зачастую номинальная советская власть… кланы, тейпы… кумовство, коррупция, отталкивающаяся прежде всего от местной номенклатуры. Власть практически и абсолютно завязана на первого секретаря, как правило, в завязке с прокурором и начальником МВД. Дотянув нечистые лапки и до местных органов госбезопасности.

– Дикие вещи.

– Так и есть. Азиатский регион – это неисправимый феодализм, – Терентьев покосился на Андропова: «Можно подумать – сам не знает… что я ему тут рассказываю о прописных истинах».

– Там всегда… зрело, – Юрий Владимирович, неуютно поерзав, сменил позу. – Скрытые этнические противоречия в любой момент могут перерасти в междоусобицы. Сейчас они пока послушны центральной власти, но передел границ там вольно или невольно будет происходить по национальному признаку (тем более в нашей теперешней информированности о бакинских событиях). А это прямой путь к дальнейшему разобщению… со всеми вытекающими. Не лучше ли назначить сильную власть, что наведет порядок и будет держать в кулаке? Я вижу, у вас иная точка зрения. Говорите же…

– «Хлопковое дело», как вы знаете, будет иметь продолжение. И что? Полетят головы, произойдет смена руководящих лиц в хозяйственных и силовых органах власти. Придут новые… и в свою очередь погрязнут во всем тяжком. И все вернется на круги своя. У них ментальность такая. Сейчас они равняются и браво рапортуют Москве, поскольку партийная власть в силе. А случись что? Я говорю «о распаде страны»… Если все вдруг покатится по известному сценарию? Вчерашняя номенклатура, назначенные верные люди (из местных национальностей) быстро сменят окрас, пожелав независимости от московских гяуров. Именно поэтому о скрытой подоплеке дела с губернствами «территориальные службы правопорядка» ничего знать не должны, поскольку «замазаны»… или частично, или полностью глубоко коррумпированы.

А поддержать нововведение с размежеванием должны элиты второго плана – князьки и баи рангом поменьше, которые с радостью увидят в этом возможность получить в подчинение собственную вотчину – районную власть. Именно это я имел в виду, говоря «купить», на этот ресурс и «поставить».

Вся линия власти для таких ставленников будет напрямую из Москвы, минуя республиканские коридоры. Посулить прямые федеральные финансовые трафики, региональный хозрасчет. Вплоть, уж не знаю насколько это адекватно… вплоть до квот на непосредственный экспортный выход.

А уж в своих наместничествах они будут держать порядок. И будут цепляться за свою власть, данную Москвой. И силы у них будут не те, чтобы качать права.

Главное тонко дозировать влияние, не позволять им спеться, а играть на конкуренции и противоречиях, не брезгуя и национальными.

А Москва арбитр! Именно здесь лучше всего подходит принцип «разделяй и властвуй».

Немаловажно помнить и о внешнем, вражеском воздействии. Советское присутствие в Афганистане только активизировало спецслужбы Пакистана, Ирана, Саудовской Аравии, не говоря о приснопамятном ЦРУ, которые засылают своих эмиссаров в наши азиатские республики, финансируя мусульманские группировки из местных шовинистов.

И я предположу, что западные разведки и арабы, с прочими мусульманами и, кстати, китаезы в том числе только будут приветствовать это деление на мелкие азиатские княжества, полагая, что сие предвестник разобщения внутри Союза.

Терентьев набрал воздуха, намереваясь зарядить дальше, только сейчас обратив внимание, что говорил-то… достаточно громко – на передних сиденьях его однозначно слышали.

Два вышколенных затылка даже не шелохнулись. В лобовом стекле маячил зад впереди идущей машины, по обочинам нависали нескончаемые деревья Подмосковья.

Скосил взгляд на Андропова – тот явно переваривал сказанное и не спешил комментировать.

Вообще отвернулся, рассматривая что-то в окне.

«На самом деле, за малыми нюансами, все, что я сейчас насумбурил, уже было отмечено на бумаге в протоколах экспертно-аналитической группы, – передышкой подумал каперанг, – так что ничего особо нового он здесь не услышал. Если ко всему этому еще дополнить, что деления округов по национальному признаку все же необходимо избегать… и что в конституционных уставах «новообразований» обязательно следует прописать невозможность «объявлять автономию, переименования, отделения-присоединения» и других процедур, могущих повлечь выход из состава СССР.

Кто-то из экспертов еще высказал серьезное опасение, что прямой закон «по сепаратизму» вызовет кривотолки и даст повод подумать, что в Союзе вообще существует такая проблема.

А то, блин, не существует? «Каждая нация имеет право на самоопределение». Ну-ну.

Что бы я там ни напел, ни нафантазировал про «контролируемую гласность», когда она вырвется наружу – ой что будет!

Начнут разоблачать. Вскрывать подноготную. Хаять. Авторитет партии поползет к плинтусу, что, по сути, является подрывом самой центральной власти. А почувствовав эту слабину, начнут отпочковываться национальные республики. Это еще если не рыть дальше, когда экономические реформы и переход к НЭПу, с появлением «богатеньких», потянет за собой социальное расслоение общества.

И каким образом они в Кремле все это смогут проконтролировать и остановить? Запретительными, силовыми методами?

А следом (как там они это называли? – «под действием центробежных сил») затрещит по швам Варшавский договор, начнутся антикоммунистические перевороты в странах Восточного блока.

Судорожные попытки восточноевропейских правительств, на самом деле просто желающих сохранить устойчивый порядок и равновесие, окажутся тщетными. Потому что ЦРУ не дремлет, бунтуя, провоцируя всех недовольных и пассионариев.

И что, вводить войска? Как когда-то в Венгрию и Чехословакию? Или дожидаться падения Берлинской стены? А вот болт с винтом им, а не ГДР! По крайней мере, не на тех условиях. Дешево не отделаются».

Так и хотелось добавить – «суки»!

Уже где-то в лесу, не съезжая с асфальтовой дороги, кортеж остановился. Терентьева попросили пересесть в «свою» «Волгу».

– Юрий Владимирович поедет на встречу первым, – сухо пояснил капитан, – а мы пока еще покатаемся. – И вдруг выбился из темы: – Вы в курсе, Николай Николаевич, возможно, вам это будет интересно… ваш скандальный… м-м-м, крейсерский променад возбудил у некоторых воинствующих правительств в Южной Атлантике интерес к советскому оружию.

«Не набрал бы часов на классность, мытарясь в Шираках – не попал бы в Камрань, не отличился бы над Южно-Китайским морем – не направили б сюда. В Союзе все казалось: «мало летаем, а тут прорва… ну, еще бы – война бод боком!»

Капитану Беленину служба «в далекой нежаркой Аргентине»… (да-да, это тебе не какое-нибудь «в желтой жаркой Африке» от Владимира Семеновича), с одной стороны, напоминала курсантские будни молодняком – комэск «строил» со всей серьезностью: точно желая показать «местным», какова она, дисциплина в советских ВВС… и в прямом смысле – утро начиналось с неизменного построения.

Ребята чертыхались, сплевывая, вышучивались: «Хорошо хоть нарядов на тумбочке не придумал, изверг!»

По будильнику вскакивали с коек, мыльно-зубощеточные, завтрак и топали ботинками, выбегали.

Какая б ни была погода – летная, не летная, всегда «по готовности» уже в противоперегрузочных костюмах, шлемофоны под мышкой… в ожидании. Потому что летали практически каждый день и несмотря ни на что!

База живет днем и не успокаивается ночью.

Аргентинцы при всем при том, что берегли самолетный ресурс (тенденция «раздевать» на запчасти одну-две машины ради боеготовности эскадрильи практиковалась еще с самого начала), вроде как какое-то время готовились к ночным атакам, нарабатывая «слепой» навык. Но и без того «Скайхоки» периодически выполняли набеговые беспокоящие рейды-налеты на британские позиции на островах – в тех же, «слепых» условиях: по туману, в густой облачности, попадая в снегопады и… случалось, не возвращаясь.

Иногда их прикрывали «Миражи», иногда нет.

Всегда спозаранку в воздух поднимался спецборт, совершая предполетную проверку наземных систем связи и радиотехнического обеспечения, особенно необходимую в условиях метеоминимума на взлетно-посадочных режимах. Производилась фактическая разведка погоды в районе аэродрома, над полигоном и по маршрутам. Постоянно в небо уходили самолеты ближнего и дальнего воздушного разведдозора.

Гудели движками «боинги», «электры», «фоккеры», «геркулесы», периодически перебрасывая грузы на островной плацдарм. Транспортные операции, как правило, сопровождались отвлекающими, дезинформирующими действиями, необходимыми для прорыва британской блокады, намеренно показывая на радарах противника посторонние засветки. Время от времени в этих миссиях задействовали и «сушки», совмещая с учебными, тренировочными, «провозными» полетами.

В базовом варианте оборудование Су-22, ориентированного как фронтовой истребитель-бомбардировщик, не очень подходило для длительных полетов над морем. Однако бортовой навигационный комплекс машины имел режим запрограммированного маршрута с несколькими поворотными точками, что прекрасно показал себя в отрицательных метеоусловиях – для возвращения достаточно было нажатия кнопки, и самолет автоматически брал нужный курс на аэродром базирования.

Понятное дело, что в полетах дальним кругом к аргентинским летчикам вопросов не возникало, но кубинцы… Их хоть и выбирали на эту миссию по каким-то исключительным признакам, и виду они не подавали, но подмечалось – малость бледнеют смуглые ребята. Особенно если затрагивалась тема «приводниться в холодный океан». Все же подготовка у морских летчиков иная, нежели у «зеленых». И в психологическом плане в том числе.

Беленин и сам, когда вспоминал, как они на «хорнетов» ходили (ну точно на охоту), прорисовывая на карте тот тихоокеанский маршрут и вообще всю неустойчивость плана, тихо фигел: «Надо ж… все-таки есть что-то в нас немного безбашенное».

Утренние процедуры почти неизменны:

…построение, и полковник (комэск) доводил общие планы, инструктаж с подписями.

…далее – в «конуре» РП заполнялся с проставленными датами полетный журнал.

…следом – распределение по машинам (вчера пригнали еще одну «спарку»).

…выдача задания, предполетные указания.

Погоды, конечно, уже не те, что вначале, когда «подопечных» поневоле засиживали теорией и простым сидением в тренажерном кокпите в ангаре, а ты (инструктор) торчишь на стремянке свесившись в кабину, тыкаешь пальцем в приборную доску, объясняя.

«Стажеры» уже допущены к самостоятельному управлению… к РУДам, РУСам.

Погоды не те, но ветер все еще бодается в лицо порывами, щекоча колючей пылью, что несет с прилегающих пустырей (бедой аэродромных служб и двигателей). Насыщенный соленой влагой воздух порой ершится хрусталиками снежинок, холодит («зима еще будет», – говорят «местные»)… и особо на контрасте чувствуется, когда выписывающий эволюции на рулежных дорожках самолет поворачивается хвостом, а из его свистящего сопла обдает, дотягивается раскаленным духом форсажных камер.

Поутру еще совершенно пасмурно.

На запасной полосе, исписанной черными резиновыми следами пневматиков, выстроилась короткая линейка расчехленных «Су» на прогреве… с горящими стартовыми и аэронавигационными огнями. Стоят под колодками, свистят на малых оборотах.

В глаза бросаются крупные белые буквы на фюзеляжах «ARMADA» – новая эскадрилья относится к Аргентинским ВМС.

Их обслуживали: под крылья, подкатив тележки, цепляли подвесные баки и вооружения. К ближайшему «сухарику» от аэродромного источника питания тянулся извивающийся двужильный силовой кабель, воткнутый в разъем под фюзеляжем. Аэродромный технарь в наушниках, подключенный проводом внешнего переговорного устройства, что-то проверяет, согласовывает с пилотом.

А дальняя машина уже избавилась от всех пуповин. Крылья сунулись туда-сюда, выставляясь на взлетную стреловидность, пилот еще пробует механизацию закрылок, предкрылок, выдвинув-задвинув тормозные щитки в хвосте фюзеляжа. Наконец из-под задних шасси убрали колодки, дали отмашку на выход.

Едва уловимо покачиваясь с носа на киль, истребитель-бомбардировщик, нарастающим свистом добавляя тягу, мягко тронул вперед по РД (рулежная дорожка), выкатился на взлетную полосу.

Короткая остановка (еще одна перед самым…) – внимательный техник оббежал, подлезая под фюзеляж – крайняя проверка, махнул рукой: «можно!»

«Сухой» покатился плавно, все ускоряясь…

Издалека казалось, что тяжело нагруженная машина будто неторопливо оторвалась от земли (почти в конце полосы) и не спеша, набирая высоту, оставляя в ушах «сочный» отголосок незатухающего рева, уходила, рассеиваясь, теряясь в морозной утренней дымке.

«Ага! Вот и мой!» – определил по номеру Беленин – аэродромный тягач тянул из ангара «спарку», уже загодя пригруженную подвесными баками и учебной (выкрашенной в красные цвета) ракетой класса «воздух-поверхность» – сегодня по плану практические пуски.

«Сушка» заняла подготовительную позицию, аэродромная обслуга сноровисто отцепила «водило» (тягач укатил), тут же приставив к самолету лесенку.

«Провозной» – Густаво Донадилльи (пилот «Даггера», тот самый, что участвовал в атаке на «Тараву») – оказывается, уже сидел в передней кабине, осваиваясь, проводя предполетные манипуляции. Поднявшись и сам, Беленин приятельски хлопнул аргентинца по плечу, забираясь в задний кокпит.

Следом «леса́» облепили обслуживающие спецы.

Красная стремянка с площадкой-дорожкой, навешиваемой на борт фюзеляжа, позволяла авиатехникам «гулять» вдоль всей спаренной кабины, доставая и до технологических лючков в гаргроте позади фонаря, где размещались агрегаты самолетных систем. Что они и делали, занявшись процессом сразу вдвоем: один (заводчанин, специалист группы вооружения) склонился в переднюю кабину, другой – строевой и бывалый (из Сирии, Анголы) прапорщик копошился в электронной начинке гаргрота, перекидываясь профессиональными словечками… как водится, не без смехуечков. Та еще парочка.

– …всунул! …Есть сигнал? …Проходит?

– …ага, мля – проникает, мля… еще раз, повтори, – доносилось краем уха до Беленина.

Прапор пропихнув в блоковое отверстие какую-то байду, примеряя… снова, вынимал – черт его знает, не лезла, наверное. Наконец, совладав с упрямым разъемом, решил включить в процесс тестировки и командира:

– Паш, а Паш?

Беленин, настраиваясь на полет, лишь скосил нетребовательный взгляд – при всем своем форсе истребительной элиты по отношению к коллегам других летно-офицерских профессий (это вбивалось еще в училище) со своими технарями всегда был на «ты», зная, от кого зависит функциональность машины. А к «товарищ прапорщик» и вовсе не иначе и всегда по-простому «Григорич».

А тот проходняком нарочито деловито гнул:

– Паш, а Паш, вот скажи, интересно, а что женщина ощущает, когда в нее проникают?

И сам же ответил… веско, с ухмылкой:

– Ощущает, что в нее проникают! – И растянулся в довольном «гы»: – Если женщина не стонет – то она того не стоит!

Как ни странно, но первым заржал впереди сидящий Густаво, удивительно быстрым образом сумевший насобачиться в русском разговорном. Чему было единственное объяснение – как-то у него видели истрепанный «до не могу» русско-испанский словарь, судя по дате выпуска «1937», еще с испанской войны! Почитай, раритетный… и что поразительно – советского издания!

Но главное настоящий, рабочий – на полях высохшими чернилами остались наброски вопросов к пленным франкистам.

Только и осталось присвистнуть – откуда?!

Не у одной народности есть поговорки про «гостей, что уж третий день как…».

В нашем случае советники из далекой России, разумеется, не совсем были гостями – немного иной формат, но все же…

Времени пребывания на чужой земле уже прошло достаточно, первые языковые барьеры вежливости пройдены, люди «пообтерлись боками», пообвыклись, пригляделись – начали вылезать извечные личностные проявления – расположения или наоборот.

О каких-либо конфликтах говорить, конечно, не приходилось (с этим строго), но самцы есть самцы, психология древних инстинктов – им всегда надо повыпячивать грудь.

На правах хозяев это в первую очередь пробивалось у некоторых аргентинских летчиков. В частности, у тех, кто отучился и проходил стажировку во Франции на «Миражах», и особенно успевших результативно отработать комплексом «Супер-Этендар» – «Экзо-сет».

Они все еще находились под впечатлением от «невероятного, высокоточного, управляемого оружия» – ходили, носы задрав, будто это их личная заслуга – «такие вот технологичные системы, такие вот ультра-самолеты»!

Все это чертовски напомнило, как кто-нибудь из товарищей-сослуживцев, купив новенький «жигуль» или экспортную «Волгу», вот так же пыжился, позвякивая ключиками от зажигания.

Только у тех-то «тачка» хоть в собственности – и можно прихвастнуть «во какая у меня!», и, как ни крути, отечественного автопрома – вроде как и гордость за державу!

А эти… нашли чем кичиться!

В то же время о русских самолетах эти несознательные амигос отзывались делано пренебрежительно, мол, «труба» – устаревшая концепция. И естественно, и как обычно, и как это водится, когда пробуешь что-то новое, ерзая в кабине самолета перед сонмищем тумблеров, шкал, кнопок, возникает исподволь предвзятость: тот прибор не там, тут неудобно, здесь непонятно…

Что характерно, этих «героев» – «этендар-экзосетов» после прогонных на «спарках» – забраковали.

А вот летчики штурмовой авиации, имевшие основную практику на «Даггерах» и «Скайхоках», тем более оставшиеся «безлошадными», вполне вписались в «русские крылья». Разумеется, за столь короткий срок полно и качественно освоить новую машину было практически нереально.

Но с этих четырех выбранных аргентинских пилотов буквально не слезали… Точней они не вылезали из кабин, будто черт их сзади подгонял.

А «сухарик» оценили и даже хвалили… что уж говорить – потешив самолюбие «за крылья Родины».

Хотя… собрав в кучу весь патриотизм, бить себя в грудь – де «наши самолеты самые лучшие», познакомившись поближе с теми же «Миражами», ни технари, ни летчики советской миссии не спешили, но…

Во всяком случае, по факту…

Безусловно, сравнивать легкий штурмовик «Скайхок» с громилой-бомбером Су-22М3 было бы некорректно из-за кардинальной разноклассности машин… Но со сверхзвуковыми «Миражами-Даггерами» накоротке уже успели «поиграть», померялись питюнами в небе… как же без этого.

«Сухой» виражил однозначно проворней!

А в высших инстанциях, в штабах, в генеральских умах, наконец, сориентировалось, взвесилось-просчиталось… Все у них там выстроилось в желаемо-действительное, спуская реализацию генеральных планов на непосредственных исполнителей.

В расположение авиабазы нагрянула столичная инспекционная группа, «большие погоны» – аргентинские, представитель советской миссии в высоком чине из МАП, проводя предварительные согласования, устанавливая ориентировочные сроки воздушных операций, вырабатывая тактику и направления ударов.

И уже на следующие сутки, в преддверии отъезда, итоговым пунктом программы, прервав расписание полетов, застроили сборный личный состав, толкнув попеременно торжественные речуги. Что там пламенно «испанил» аргентинский генерал, вышедший по холодцу в белоснежном расфуфыренном мундире, наскоряка перевести было проблематично – да и не пытались, лишь некоторые слова из контекста вылавливали… в стиле «но пасаран»!

Свой же генерал-полковник (три дня как с трапа из Москвы), видимо разбираясь в сути дела, сумел затронуть и техническую часть вопроса, и риторически воодушевить: начав с официально-уставного «товарищи офицеры», закончив, как отец родной – «ребята»… Да еще и потрафить аргентинской стороне, ввиду синхронного перевода.

Ветер срывал голос в сторону, донося особо ярко-выраженное:

– …ранее необходимости использовать Су-17 на максимальную дальность не было, товарищи, но, как говорится, вот она необходимость настала, товарищи!

Даром, что с крылышками на погоно-петлицах, раскрасневшись лицом на ветру (на ветру ли? …не принял ли по случаю?), генерал-полковник вещал, как с шашкой со скакуна, по-буденновски – колоритно, сочно и вдохновенно!

– …аргентинские ВВС не понаслышке проявили в этой войне и жертвенность, и смекалку… и профессионализм!

И вкратце пробежался по некоторым фактам: о всего двух воздушных танкерах, что смогли обеспечить дозаправку в воздухе ударно-штурмовых эскадрилий, и что от бедности в качестве бомбардировщиков аргентинцами использовались даже транспортные С-130 – бомбы скатывались вручную с откинутой грузовой рампы…

– …так почему бы нам, советским летчикам и наземному инженерно-техническому персоналу не показать свой класс и смекалку, показать, на что способно наше оружие!

Все так и ждали, что сейчас связующим аргументом с генеральских уст слетят привычные мат-обороты! Ан нет, сдержался.

– …взять да и огорчить британских империалистов. Им-то наверняка известны ТТХ наших «сушек» по боевому радиусу действия! А мы им сюрприз… – Крякнул, явно снова сдержав «мать-перемать». – А потому в злобе дня, товарищи, – доказать, что истребитель-бомбардировщик «Су» сможет из Рио-Гранде достигнуть Мальвинских островов и нанести удар по… оккупантам!

Ну, точно чуть не сорвал с языка «немецко-фашистским», успев вовремя вспомнить, сколько их тут на аргентинской земле осело после сорок пятого.

Уже потом исключительно перед «своими» в лучших партийных традициях назидательно привел пример из героического прошлого, как бомбардировщики Ил-4 из-под самой Москвы дотягивались до Берлина, беря почти вдвое большую нагрузку (по факту чего сам конструктор Ильюшин, кстати, был скептически удивлен).

– …Надо долететь, ребята, вернуться, а в супостата хоть ботинком, но кинуть!

Про «ботинок» отзвучало как шутка… но, черт возьми, и тут «хрущево-кузькина мать» достучалась до сермяжной истины.

Признаться, совсем не удивил генерал-полковник. Ни у кого и ранее сомнений не возникало, какие планы зрели в штабах, еще при ознакомлении со всей материально-технической номенклатурой, что была доставлена транспортным Ан-22 из Союза: новой радиоэлектронной начинкой для самолетов (БРЭО), комплексных систем вооружения, даже ПТБ повышенной емкости – все это говорило само за себя! Тем более что и до «звездно-генеральского» нашествия требования по нагрузке и дальности для истребителей-бомбардировщиков, как и другого ряда параметров к использованию средств вооружений, ставились недвусмысленные. Просто без конкретики…

Конкретика лежала в 650 километрах к северо-востоку и носила название «Фолклендские – Мальвинские».

А начинали…

Для аргентинских пилотов обучающая программа упиралась в два направления: пилотаж (одиночкой – в паре – группой) и целевое использование истребителя-бомбардировщика – бомбометание. Для ускорения процесса уже после первых «провозов» начиная совмещать задачи.

По мере доведения машин до модернизированной кондиции (экспортные Су-22 были доукомплектованы новым прицельным оборудованием, претерпели еще ряд некоторых изменений и усовершенствований, в основном увеличивая номенклатуру носимого управляемого оружия) в дело вступили (доучиваясь) кубинцы.

Основные маршруты учебно-тренировочных полетов приходились на южные сектора, ориентируясь на соседнюю страну – вдоль границ с Чили, ввиду угрожающей риторики Пиночета. Ко всему безлюдные земли, что лежали к югу от военной базы, как нельзя лучше подходили для полигонной отработки стрельб и бомбометания.

На первом этапе работали свободнопадающими, учебными боеприпасами, с использованием автоматического прицельно-навигационного оборудования (ПНО), «утюжа» с разных высот, на горизонтали, на пикировании с углами от 20 до 40 градусов, делая заходы со сложного вида маневра, в скверных погодных условиях, когда кроме облаков, прицельных планок и приборов больше ни черта не видно.

В один из таких нагруженных дней и случился первый… скорей его можно было назвать инцидент.

Английское командование, разумеется, отслеживало любые обновления у противника и получило информацию о закупленных в соседнем Перу Су-22. А также о переброске какой-то матчасти и боевой техники из СССР. Это, несомненно, вселяло беспокойство, вынуждая предпринимать превентивные ходы, хотя бы в компетенции военной разведки.

Личное беспокойство контр-адмирала Вудварда, командующего британскими силами в зоне Фолклендов, вылилось в неоднократные запросы в Нортвуд, в штаб ВМС – с просьбой дать объемлющую информацию, чего можно ждать от этого пополнения.

Лондон не замедлил обратиться к союзнику – американская разведка обладала более исчерпывающей информацией технического плана, в частности, по советским «Fitters» (именно под такой классификацией проходил Су-17).

Ответ пришел оперативно: голые фактические цифры по дальности, боевому радиусу советского истребителя-бомбардировщика, почерпнутые из таблиц ТТХ и других источников, выдавали успокаивающие результаты, резюмируя вероятность угрозы для британской сухопутной и морской группировки как «маловероятные».

Английские офицеры поля боя непосредственно на местах, уже в полной мере вкусив всех перипетий и неожиданностей войны, все же были не столь оптимистично настроены.

Когда командир 801-й истребительной эскадрильи, базирующейся на «Гермесе», на очередном штабном совещании спросил у командующего: «Не стоит ли им все же ожидать удара советских бомбардировщиков по нашим позициям на островах… а то и вовсе налета на корабли?», контр-адмирал от прямого ответа уклонился, сославшись на заключение американских специалистов. Однако этот разговор имел продолжение.

– Американская военная разведка оценивает вероятность использования неприспособленных для таких рейдов машин как «один к ста».

– Что они имеют в виду под этим «один», сэр?

– Бросок в один конец! Взлетев с Огненной Земли, нанести удар и уже не в состоянии вернуться, катапультироваться над своими позициями? Это вполне возможно. К тому же там эти русские инструкторы… черт!

Что контр-адмирал хотел сказать этим «русские инструкторы» – осталось непонятным.

– Но это же крайне затратно – жертвовать самолетами в одной сомнительной атаке! Даже если у Советов в арсенале и на этот класс машин есть серьезные ПКР, сэр?

– Да. Будем надеяться, что аргентинские военачальники воздержатся от столь экспансивных решений.

Так или иначе, эвентуальный эффект от присутствия на Огненной Земле (в передовой оперативной зоне) истребителей-бомбардировщиков, способных нести высокоточное оружие, все же присутствовал. Англичанам волей-неволей приходилось оглядываться на это направление, и было решено по возможности проводить разведывательные миссии. Для чего использовали чилийские «Канберры» с английскими пилотами, совершающими пролеты вдоль границ и территориальных вод. Нередко в это дело впрягали С-130 (в том числе ВВС США), которые, базируясь на аэродромы, предоставленные Пиночетом, производили танкерную дозаправку в воздухе английских «Нимродов», доставляли грузы (сбрасывая на парашютах) в зону TRALA и на Южную Георгию.

Эти «Геркулесы» тоже «ходили по кромочке» – взлетая с территории Чили, огибали на минимуме аргентинские границы, выходя в Атлантику.

Доходились.

Пара Су-22У шла в разомкнутом строю по дистанции и интервалу. При этом «ведомая» машина (летчик-инструктор капитан Беленин) метров на четыреста ниже.

Метеоусловия над убеленной снегом Огненной Землей (над полигоном) благоприятными и не ожидались. Однако нижняя кромка облачности стабильно поддернулась на высоту 1800 метров, что дало возможность поработать на относительно нормальном потолке – сначала делая «горку», ныряя в тучи, с заходом в пикировании и сбросом бомб примерно на 1200.

Условия позволяли держать ориентировку по местности, но главное фиксировать результаты на фотопленку.

Выход после выполнения осуществляли, имитируя противоракетный маневр под углом набора 30 градусов, дачей правой ноги, чтобы создать эффект скольжения… с условным же отстрелом пиропатронов с инфракрасными и радиолокационными ловушками.

Но это уже детали и изыски пилотирования, отточка мастерства…

Два самолета на крейсерской скорости выводили большую дугу для повторного захода.

Взглядом из кабины вверх – тучи плотной сизой массой нависали над головой, источая из себя тягучие, влекомые колебаниями ветра рваные лоскуты.

Радар на Су-22 отсутствовал – ориентир уверенно держали благодаря навигационной системе, всегда оставаясь над «своей» (аргентинской) территорией…

Не заверещала предупредительно СПО… А значит, и нарушитель шел либо выключив, либо не имея РЛС.

Серая из серой пелены четырехмоторная тушка С-130 «Геркулес» вывалилась… просто просев накоротке, показав хвост – ее с незначительным превосходством в скорости догоняли.

Впереди и выше идущий «кубинец» в «Су-спарке» среагировал молниеносно, врубив форсаж, вздергивая машину на перехват – дистанция между самолетами уменьшалась кратно.

Беленин услышал в наушниках скороговорку на испанском, где промелькнуло: «гринго-амрикано»… Вскинул голову, щурясь – что там за «фрукт» нарисовался? И даже сумел увидеть, как выхлестнулся пушечный росчерк «ведущего», спугнув или вовсе зацепив чужака! Тот, с не меньшим энтузиазмом вскинув левое крыло, с набором шарахнулся, снова заныривая в маскирующую кучевую завесу и… что-то теряя – какая-то темная точка отделилась от него, падая.

Все летело навстречу столь быстро, что оставались секунды сообразить: это «что-то падающее» пересечется в опасной близости.

Уже делая отворот влево, Павел обалдело успел углядеть – разминулись в доли секунды, в десятке метров (в десятке ли – не ближе?) – нелепую, раскинувшую руки-ноги фигуру человека. Нелепость, неправильность была именно в том, что… что-то подсказывало – человек за бортом оказался без спасительного парашюта. И больше всего в память врезалось мелькнувшее побелевшее в ужасе лицо, открытый в крике рот, трепещущие в набегавшем потоке воздуха щеки.

Как потом выяснилось, уже после американского запроса (вежливого – янки знали за собой грешок) помочь в поиске тела, самолет транспортной авиации США в тумане сбился с курса, пересек границу Аргентины, тем самым нарушив воздушное пространство.

Очередь из пушки зацепила кабину, разбив фонарь, и одного из пилотов просто выдуло воздушным потоком.