Стало так тихо, что было слышно, как работает кондиционер.

До семи часов вечера оставалось три минуты. Акуцу, сидевший на L-образном диване в гостиной дома Накамуры, крутил в руке механический карандаш. Рядом сидела Рэйко, за ней — журналист из редакции в Оцу. Он работал уже восемь лет и сейчас был привлечён в качестве секретаря. Накамура сидел на некотором отдалении от всех, на стуле за обеденным столом. Когда раздастся звонок на его телефон, Акуцу должен пересесть к нему.

Накамура позвонил накануне вечером и сообщил, что следователь, бывший подчинённый его отца, согласился ответить на вопросы по телефону. Однако он предупредил, что, поскольку ещё находится на службе, необходимо соблюдать определённые рамки. Прежде всего, нельзя задавать вопросы, касающиеся личной информации, включая имя следователя; запись запрещена; для разговора нужно использовать телефон Накамуры; для создания контакта в телефоне использовать вымышленное имя. По времени никаких условий озвучено не было, но это остаётся на усмотрение собеседника — он может прервать разговор в любой момент. С точки зрения того, что не будет видно его лица, этот разговор будет ещё сложнее, чем интервью с Нисидой в Токио. Ведь нельзя будет даже понять, кивает он или, наоборот, качает головой. Придётся мучиться, чтобы определить, даёт он утвердительный или отрицательный ответ.

Из-за невозможности записать разговор было решено воспользоваться помощью двух «секретарей». И хотя вводить текст на клавиатуре значительно быстрее, чем писать от руки, но конспектировать беседу, ход которой в любой момент может неожиданно измениться, очень сложно. На предварительном обсуждении Акуцу попросил: «Можете печатать хираганой, но постарайтесь по возможности в точности фиксировать всё, что говорится».

— Уже скоро, — раздался голос Накамуры. Из-за волнения, связанного с долгим ожиданием звонка, он выглядел напряжённым. Его отец не занимал руководящие посты, закончив службу как простой полицейский, следователь местного управления. Сын трудится совершенно в другой сфере — стал владельцем сети баров, — и очень может быть, что на его жизненный выбор повлияли как раз неупорядоченный образ жизни отца и ранняя смерть матери. Но с другой стороны, глядя на то, с каким рвением он старается помочь, невольно возникала мысль, что ему хочется прочувствовать на себе, как жил его отец.

Зазвонил телефон. Акуцу тут же посмотрел на часы: 19 часов 1 минута. Подмигнув младшим коллегам, он поднялся. Накамура провёл пальцем по экрану смартфона.

— Слушаю… Да. Спасибо за ту встречу. Нет, что вы… Извините что обратился к вам с такой просьбой… Да, конечно. Я обо всём предупредил, так что не волнуйтесь.

Акуцу обменялся взглядами с Накамурой и, взяв тетрадь и карандаш, направился к обеденному столу. Когда он сел на соседний стул, Накамура положил смартфон на стол и включил громкую связь. Имя «Ямада», высветившееся на экране, по всей видимости, было вымышленным.

Акуцу взглянул на двух своих коллег, сидящих бок о бок на диване. Положив руки на клавиатуру ноутбуков, они ждали сигнала.

Хотя на Акуцу давило то, что шанс, который предоставляется ему сегодня, единственный и второго не будет, не ощущалось такого сильного волнения, как во время встречи с Нисидой. Возможно, к нему постепенно стала возвращаться интуиция, приобретённая в бытность репортёром в полиции. Он крепко сжал свой любимый чёрный механический карандаш.

— Большое спасибо, что откликнулись на мою просьбу. Меня зовут Акуцу, я из газеты «Дайнити».

— Очень приятно. К сожалению, я не могу назвать своё имя.

— В таком случае можно называть вас Ямада-сан?

Сидящий рядом Накамура расслабился.

— Я слышал, что вы были младшим коллегой следователя Накамуры. Это означает, что в восемьдесят четвёртом году вы работали в том же управлении полиции?

Задавать вопросы, относящиеся к собеседнику, не рекомендовалось, но после беседы с Нисидой Акуцу пришёл к выводу, что можно быть и понахальнее. Кроме того, судя по первой реплике и принимая во внимание, что Ямада является действующим полицейским, он предположил, что его визави — вполне здравомыслящий человек. С другой стороны, неудобные вопросы могут вызвать в нём чувство вины.

— Простите, об этом я не могу говорить.

— Но раз вы его младший коллега, где-то вы должны были работать вместе, не так ли?

— Ну в общем… да.

— Накамура-сан занимался делами, связанными с якудзой. А как насчёт вас, Ямада-сан?

— Не только этими делами…

— Но делами, связанными с якудзой, вы долго занимались?

— Да.

Голос Ямады был очень спокойным, как это часто бывает у немолодых людей. У Акуцу появилось ощущение, что в данный момент инициатива за ним.

— Я хотел бы расспросить вас о событиях четырнадцатого ноября тысяча девятьсот восемьдесят четвёртого года во время инцидента с компанией «Хоуп». Вы были задействованы в оперативных мероприятиях?

— Даже не знаю, как ответить… Официально я в них не участвовал.

— То есть вашего имени нет в списке восьмидесяти трёх человек из префектурной полиции Сига, принимавших участие в тех событиях?

— Да, верно.

— И Накамура-сан тоже не участвовал?

— Да.

— Вы сказали, официально. Тогда что подразумевает неофициальное участие?

— Разные вещи.

Задавая абстрактные вопросы, вперёд не продвинешься. Буквально за пару секунд Акуцу решил полностью поменять тактику. Ничего не остаётся, как начать выдавать свои предположения, иначе прорыв вряд ли возможен.

— Четыре года назад по телевизору шла программа, посвящённая делу «Гин-Ман». Вы смотрели её?

Ямада уточнил название канала, и Акуцу подтвердил.

— Да, смотрел. И DVD у меня есть.

Показалось, что Ямада слегка улыбнулся. Улыбнулся в ответ и Акуцу.

— В этой программе участвовали несколько бывших оперативников из полиции Сиги, но я обратил внимание на сцену в транзитной зоне отдыха Оцу.

— Зона отдыха Оцу?

— Да. Там оперативник сидит на скамейке и отчётливо говорит: «Удалось подтвердить, что мужчина с лисьими глазами что-то старательно наклеивает». Но на самом деле инструкция была обнаружена с обратной стороны информационного стенда, а не на скамейке.

Ямада молчал.

— Что касается портрета «лисоглазого», то префектурная полиция Осаки до последнего скрывала его. Одним словом, получается, что существует вероятность того, что она не знала, как он выглядит.

— Ямада-сан?

— Да, я слышу.

— Существуют две возможности. Первая — это то, что существовало двое мужчин с лисьими глазами, и вторая — что было две инструкции.

Сказав это, Акуцу подумал, что внушил сам себе некую навязчивую идею. Второй лист бумаги не обязательно был инструкцией. Неизвестно, что за текст был написан на нём.

— Пожалуй, я немного ошибся в том, что только что сказал. У меня есть подозрение, что в день происшествия в транзитной зоне отдыха Оцу один из членов преступной группы, но не мужчина с лисьими глазами, приклеивал к обратной стороне скамейки письмо или какую-то записку.

С того момента, как начался разговор, впервые воцарилось длительное молчание. Акуцу забеспокоился, что его собеседник может прервать беседу, но решил ждать его реакции, легонько постукивая по тетради карандашом с убранным грифелем.

— Накануне происшествия мне, Накамуре-сану и ещё одному следователю позвонили. Откуда, сказать не могу.

— Все трое служили в одном месте?

— Я не могу ответить.

— Все работали в управлении по борьбе с якудзой?

— Да.

— Понятно. Продолжайте, пожалуйста.

— Нам сказали быть готовыми выдвинуться в случае, если преступная группа изменит направление и направит минивэн с деньгами в сторону Сиги. Были определены и место сбора, и автомобиль.

Акуцу бросило в жар. То же самое он почувствовал, когда посещал Акияму Хиромаса, одноклассника Канэда Тэцудзи — перед тем, как увидел фотографию мужчины с лисьими глазами. Было ощущение, будто перед тобой открываются двери в неизведанный мир.

— В какое примерно время вам позвонили? Минивэн прибыл в зону обслуживания Оцу в двадцать часов пятьдесят семь минут, выехал оттуда в двадцать один час три минуты, прибыл на парковочную зону Кусацу в двадцать один час двадцать минут.

— Точно не помню. Где-то между половиной десятого и десятью.

— Когда вы встретились и сели в машину?

— В течение десяти минут после звонка.

— Значит, все трое ждали поблизости от места сбора?

— Да.

— Поехали в Киото?

— Да.

— В записях Накамуры-сана рядом с датой происшествия было написано «Киото» и «Пустота». Вы отправились к месту в Киото, где скрывалась преступная группа?

Акуцу продолжал расставлять ловушки. Вообще такого рода доминантное ведение беседы, когда собеседник становится ведомым, обычно не приветствуется. Но у Акуцу это был единственный козырь. Надеясь на лучшее, он ждал ответ Ямады, опять погрузившегося в молчание.

— Мы позвонили Накамуре-сану. Тот перезвонил мне и второму оперативнику. Ведь если б коллеги увидели всех троих вместе, они бы что-то заподозрили. О подробностях мы узнали, когда сели в машину.

Наступила пауза, поэтому Акуцу переспросил:

— О подробностях?

— Накамура-сан сказал: «Согласно особому распоряжению, мы едем в Киото. Похоже, в транзитной зоне отдыха Оцу один из преступников выронил записку».

— Выронил записку?

— Да. Другими словами, потерялся другой листок — не инструкция, приклеенная с обратной стороны информационного стенда.

— Где она упала?

— Рядом с лестницей, соединённой с дорогой, там, где, как считается, исчез мужчина с лисьими глазами. Правда, по словам Накамуры-сана, была высока вероятность того, что выронил записку не «лисоглазый», а другой мужчина.

Акуцу вспомнил мрачную крутую лестницу. Видимо, ту записку собирались приклеить на обратную сторону скамейки. Но кто-то другой из преступной группы намеренно или случайно выронил её.

— Осакская полиция была не в курсе существования этой записки. Я не знаю всех обстоятельств её получения, но, по-моему, подобрал её кто-то из полиции Сиги, получивший, как и я, особый приказ.

— Значит, она попала не к тем людям, которые участвовали в той телевизионной передаче?

— Да. Они ведь из первого отдела.

— А особый приказ получил сотрудник, занимавшийся делами якудзы, не так ли?

— Да.

— Что было в записке?

— Я знаю только, что был указан адрес в Киото. Слышал также, что напечатанный на машинке текст — дело рук преступников.

— И вы отправились в Киото?

— Да.

Акуцу ощутил нарастающее в нём волнение. Стук клавишей, доносившийся из гостиной, тоже постепенно становился всё громче.

14 ноября 1984 года в Сиге параллельно развивались три истории. Противоборство полиции и «Курама Тэнгу» за сумму в 100 миллионов иен наличными, развернувшееся под скоростной автомагистралью, погоня за фургоном, а также внезапный налёт на укрытие преступников в Киото группы Ямады, действовавшей в обстановке строжайшей секретности. Во время проведения первых двух операций преступникам удалось сбежать. А что же с последней?

— Почему вы не связались с осакской полицией?

— Я не могу этого сказать.

— Какой адрес в Киото был указан в записке?

— …Южная часть.

— Южная часть префектуры или города?

— Не могу сказать.

— В таком случае сообщите, пожалуйста, какой был результат. В том укрытии в Киото находилась преступная группа?

— Их там не было. Возможно, вы догадались, что записанное Накамурой-саном слово «пустота» означает полное отсутствие людей.

— Это место было в жилом доме?

— Нет, не в жилом доме, но подробностей я сказать не могу. Дверь мы открыли сами. По тому, как выглядела комната, было очевидно, что покидали её в большой спешке.

— Не было ни одной вещи, которая позволила бы установить личности?

— Мы конфисковали некоторые вещи вроде посуды, но для того, чтобы в префектурной полиции Киото не обнаружили факт нашего присутствия там, необходимо было побыстрее уйти.

— Так что насчёт вещей, с помощью которых можно было бы установить личности? — повторил свой вопрос Акуцу. Нужно непременно за что-то зацепиться. — На них, вероятно, были отпечатки?

Это был кульминационный момент беседы. Кто же находился в этом секретном укрытии?

— Так что, Ямада-сан, ведь были отпечатки?

— Извините. Мне больше нечего сказать.

— В таком случае я делаю вывод, что вы признаёте этот факт, — резко произнёс Акуцу.

Ямада погрузился в молчание. Было слышно лишь его дыхание.

— Вы ведь написали, что «преступников упустили», не так ли?

Акуцу понял, что Ямада имеет в виду автомобильную погоню, но не смог быстро отреагировать на неожиданное заявление, приведшее его в растерянность.

Опять воцарилось молчание. Какие чувства боролись внутри Ямады: гнев по отношению к СМИ или страх рассказать правду? Акуцу чувствовал себя балансирующим канатоходцем: нельзя было ошибиться ни в одном слове. Он сжал вспотевшие ладони в кулаки.

— Я сожалею.

Связь прервалась. Раздались короткие гудки.

Перед глазами Акуцу словно внезапно опустился занавес, и сердце забилось быстрее. В голове у него звенели слова Ямады. В одном лишь «сожалею», которое тот выдавил из себя, проступала вся досада следователя.

Единственный шанс на разговор был использован.

Акуцу почувствовал взгляд Накамуры, но, не глядя на него, поднял глаза к потолку. Какую информацию ему удалось получить от Ямады за эти десять минут с небольшим? Кто тот другой человек, находившийся в зоне обслуживания Оцу? Почему у него была записка с адресом секретного укрытия?

Акуцу вспомнил слова Саканаги про заключение сделки. Возможно, преступная группа уже не была такой монолитной. И та записка была утечкой…

Акуцу поблагодарил Накамуру и закрыл тетрадь.

— Надо же, отец занимался такой работой…

Журналисты, сидевшие в гостиной, тоже переместились в столовую. Пока они беседовали с Накамурой, Акуцу наконец-то чётко понял, какие моменты беспокоили его больше всего.

Почему префектурная полиция Сиги заранее собрала команду особого назначения из тех, кто занимался якудзой? Какова причина того, что этот факт скрывался даже от коллег? Но на самом деле эти моменты не были такими уж непонятными. Акуцу посмотрел на закрытую тетрадь.

Обнаружились отпечатки пальцев человека, которого они знали…