VI
Лори беспокоилась. Она подошла к разливочному автомату и налила себе чашку кофе, а Серкумбрайту – чашку чаю: «Не могу усидеть на месте…»
Биофизик изучал ее бледное лицо с объективностью ученого. Если бы Лори соблаговолила позволить себе малейшее притворство или кокетство, она стала бы исключительно очаровательным существом. Девушка подошла к окну, взглянула на небо – Серкумбрайт оценивающе провожал ее глазами.
В небе ничего не было видно, кроме отраженного света фонарей. С улицы доносился только отдаленный шум дорожного движения.
Лори вернулась к дивану и присела: «Вы рассказали доктору Кергиллу о Клюше?»
Серкумбрайт помешивал чай ложечкой: «Разумеется, я не мог сказать ему правду».
«Конечно», – Лори смотрела куда-то в пространство. Она поежилась: «Никогда еще так не нервничала. Что, если…» – она не могла найти слов, выражавших ее опасения.
«Шорн тебе не безразличен, насколько я понимаю?»
Она бросила на биофизика быстрый взгляд, чуть приподняла глаза – такого ответа было достаточно.
Они помолчали.
«Шш! – Лори встрепенулась. – Кто-то идет».
Серкумбрайт ничего не сказал.
Лори поднялась на ноги. Оба следили за дверным засовом. Он сдвинулся, дверь открылась. В коридоре никого не было.
Лори ахнула – так, словно ее охватил ужас. А затем кто-то постучал в окно.
Лори и Серкумбрайт мгновенно повернулись к окну. Снаружи, в воздухе, ухмылялся Шорн.
Несколько секунд Лори и биофизик не могли пошевелиться. Шорн стучал по стеклу костяшками пальцев, по его губам можно было прочитать слова: «Пустите меня!»
Лори быстро подошла к окну и распахнула его. Шорн спрыгнул в комнату.
«Зачем ты нас так напугал?» – возмущенно спросила девушка.
«Пустое бахвальство. Хотел продемонстрировать новые способности, – Шорн налил себе чашку кофе. – Надо полагать, вы хотели бы узнать о моих приключениях».
«Разумеется!»
Шорн сел за стол и рассказал о своем посещении павильона «Глариэтта».
Серкумбрайт слушал, не выражая никаких эмоций: «И что теперь?»
«Теперь у вас есть телек, с которым можно экспериментировать. Если Доминион не придумает какой-нибудь способ прикончить меня дистанционно. Надо полагать, сегодня он долго не сможет заснуть».
Серкумбрайт хмыкнул.
«Прежде всего, – продолжал Шорн, – они посадили на меня „жучка“. Я этого ожидал. Они знали, что я этого ожидал. Я избавился от „жучка“ в музее изящных искусств. А потом задумался. Они ожидали, что я избавлюсь от „жучка“ и почувствую себя в безопасности – значит, без всякого сомнения, придумали какой-то другой способ определять мое местонахождение. Мою одежду пропитали каким-то материалом, излучавшим в невидимой невооруженным глазом полосе частот. Я выбросил костюм Клюша – он в любом случае мне не нравился – трижды промыл кожу водным раствором сольвицина, избавился от рыжего парика. Клюш Кергилл исчез. Кстати, где тело Клюша?»
«В надежном месте».
«Пусть его найдут завтра утром. С надписью поперек груди: „Я был шпионом телеков“. Доминион, несомненно, об этом услышит и подумает, что меня убили. По меньшей мере, таким образом будет устранена одна из проблем».
«Удачная мысль!»
«Но что будет с бедным доктором Кергиллом?» – вмешалась Лори.
«Он никогда не поверит, что его сын был осведомителем».
«Пожалуй, что так… – Лори смерила Шорна взглядом с головы до ног. – Теперь ты чувствуешь себя по-другому?»
«Я чувствую себя так, словно все мироздание – часть меня самого. Это можно назвать самоотождествлением с космосом».
«Но как работает телекинез?»
Шорн задумчиво выбирал слова: «Не могу сказать с уверенностью. Я могу двигать стулом так же, как я двигаю рукой, прилагая примерно такое же усилие».
«По всей видимости, – заметил Серкумбрайт, – Гескамп ничего им не сказал о митроксе под стадионом».
«Его никто об этом не спрашивал. Они не могли себе такое представить, подобная катастрофа не поддается их воображению, – Шорн рассмеялся. – Доминион был в шоке. Выглядел так, будто его отколотили. Несколько минут мне казалось, что он даже испытывал ко мне какую-то благодарность».
«Но затем?»
«Затем, надо полагать, к нему вернулись презрение и ненависть, и он начал придумывать, как лучше всего было бы от меня избавиться. Но я ничего ему не говорил, пока мы не оказались под открытым небом, где я мог защитить себя от любого оружия. Пулю я мог отмести усилием мысли и даже направить обратно к нему, лазерный луч я тоже мог отклонить».
«Что, если бы его воля и твоя стали бороться после того, как он направил бы на тебя пистолет?» – спокойно спросил Серкумбрайт.
«Не знаю, что случилось бы. Может быть, ничего. Что происходит с человеком, в котором борются два противоположных побуждения? Или, может быть, такое столкновение и последовавшая реакция лишили бы уверенности нас обоих, и мы упали бы в море. Потому что мы стояли в воздухе, в трехстах метрах над океаном».
«Ты не боялся, Билл?» – спросила Лори.
«Сначала боялся. Но человек быстро привыкает к ощущению телекинеза. Мы все испытывали такие ощущения во сне. Может быть, препятствие, не позволяющее каждому человеку стать телеком – какой-то незначительный пустяк».
Серкумбрайт хмыкнул и набил трубку табаком: «Возможно, мы узнáем, в чем заключается это препятствие – и разберемся во многих других вещах».
«Возможно. Я начинаю смотреть на жизнь и на существование как таковое с другой точки зрения».
Лори встревожилась: «Я думала, ты останешься самим собой».
«В целом и в общем я остался самим собой. Но ощущение власти над миром – полной свободы… – Шорн рассмеялся. – Не переглядывайтесь так, словно я превратился в носорога. Я не опасен. Меня сделали телеком по принуждению. А теперь – где мы могли бы достать три скафандра?»
«Сейчас, ночью? Не знаю».
«Неважно. Я – телек. Мы их достанем. В том случае, конечно, если вы не прочь побывать на Луне. Бесплатная экскурсия – точнее, экскурсия за счет Адлари Доминиона! Лори, неужели ты не хочешь улететь в космос – со скоростью света, со скоростью мысли – и стоять в зареве Земли на краю Эратосфена, глядя на Море Дождей?»
Девушка невольно рассмеялась: «Хочу, конечно. Но, Билл – я боюсь».
«А ты, Горман?»
«Отправляйтесь вдвоем. У меня еще будет возможность побывать на Луне».
Лори вскочила на ноги. Ее щеки порозовели, губы покраснели, рот полуоткрылся от возбуждения. Шорн увидел ее в новом, неожиданном облике: «Что ж, Горман. Завтра ты сможешь приступить к экспериментам. А сегодня ночью…»
Он подхватил Лори и вылетел с ней на руках через окно. «Сегодня, – говорил он ей на ухо, – мы притворимся, что мы – души, счастливые души, летающие по Вселенной».
Серкумбрайт жил в почти обезлюдевшем пригороде, к северу от Трана. У него был просторный старинный дом, возвышавшийся над рекой Мейной, как вставшая на дыбы норовистая лошадь. Со всех сторон небо загораживали крупные промышленные корпуса, наполняя воздух вонючим фабричным дымом, запахами серы и хлора, мазута и жженого грунта.
Внутри этого жилища царил веселый беспорядок. Жена Серкумбрайта, странная высокая женщина, по десять часов в день лепила в мастерской скульптурные изображения собак и лошадей. Шорн встречался с ней только однажды; насколько ему было известно, жена Гормана Серкумбрайта не интересовалась подпольной деятельностью супруга или даже не подозревала о ней.
Шорн нашел биофизика на веранде – ученый загорал на солнышке, глядя на струящиеся мимо коричневые воды реки. Эту маленькую веранду он построил сам – по-видимому, исключительно с той целью, с которой он использовал ее в данный момент.
Шорн бросил ему на колени небольшой матерчатый мешок: «Сувениры».
Серкумбрайт неспешно открыл мешок и вынул из него несколько камней – на каждом был закреплен ярлык. Взглянув на первый камень, он взвесил его в руке: «Агат» – после чего прочитал надпись на ярлыке: «Марс». «Любопытно, – заметил он и взял следующий, черный камень. – Габбро? Откуда? Посмотрим… Ганимед. Надо же! Вы проделали дальний путь!» Его безмятежные голубые глаза покосились на Шорна: «Судя по всему, телекинез пришелся тебе по душе. На твоем лице нет обычного выражения измученного загнанного зверя. Может быть, мне придется самому стать телеком».
«Ты не выглядишь, как загнанный зверь. Ты выглядишь, как человек, хорошо отдохнувший после плотного завтрака».
Серкумбрайт вернулся к рассмотрению камней: «Пемза. С Луны, надо полагать». Он прочел надпись на ярлыке: «Нет, Венера. Вы успели побывать во многих местах».
Шорн взглянул на небо: «Это почти не поддается описанию. Конечно же, в космосе возникает ощущение одиночества. Темноты. Чего-то похожего на погружение в сон. Там, на Ганимеде, мы стояли на гребне хребта из обсидиана, остром, как бритва. Юпитер занимал добрую треть неба, с красным пятном прямо посередине – оно словно следило за нами. В атмосфере Юпитера – розовые и голубые завихрения, разводы. Странный пейзаж. Стоишь на черном камне и смотришь на огромную, яркую планету. В этом было что-то… зловещее. Я представил себе – вдруг мои способности исчезнут, и мы не сможем вернуться домой? От таких мыслей холодеет кровь».
«Но вы вернулись».
«Да, мы вернулись». Шорн уселся и вытянул ноги: «Нет, я не измученный загнанный зверь. Но я в замешательстве. Два дня тому назад я был тверд в своих убеждениях…»
«А теперь?»
«Теперь – не знаю».
«В чем именно ты не уверен?»
«В полезности наших усилий. В их последствиях – допуская, что мы добьемся успеха».
«Хмм! – Серкумбрайт погладил подбородок. – Ты все еще согласен подвергнуться экспериментам?»
«Разумеется. Я хочу знать, как и почему работает телекинез».
«И когда ты будешь готов?»
«В любой момент».
«Сейчас же?»
«Почему нет? Начнем!»
«Что ж, если ты не против, для начала зарегистрируем энцефалограммы».
Горман Серкумбрайт устал. Его обычно розовое лицо пухлого херувима осунулось; когда он набивал трубку, его пальцы дрожали.
Шорн откинулся на спинку кожаного шезлонга и поглядывал на биофизика с некоторым любопытством: «Что тебя так беспокоит?»
Серкумбрайт презрительно перебирал пальцами бумаги, раскинутые по рабочему столу: «Дьявольская неприменимость методов и приборов. Мы пытаемся нарисовать миниатюру шваброй, починить часы разводным ключом. Вот они, энцефалограммы, – он ткнул пальцем в бумаги. – Мы проверили каждую извилину твоего мозга. Вот они, снимки – рентгеновские, томографические, метаболические. Мы измерили потоки энергии в твоем мозгу с такой точностью, что, если бы ты подбросил скрепку, я нашел бы соответствующий сигнал на ленте самописца».
«Но ты что-нибудь нашел?»
«Ничего определенного. Слегка изменились кривые энцефалограмм. Увеличилось потребление кислорода. Припухлость эпифиза. Все это лишь внешние, побочные проявления того, что происходит».
Шорн зевнул и потянулся: «Примерно этого мы ожидали».
Серкумбрайт медленно кивнул: «Да, я этого ожидал. Но я надеялся обнаружить что-нибудь новое. Какое-нибудь указание на то, откуда исходит энергия – из мозга как такового, из самого движущегося объекта или – ниоткуда?»
Шорн заставил воду выскочить из стакана и сформировать в воздухе влажное блестящее кольцо. Он надел это кольцо на шею биофизика и начал постепенно сжимать его.
«Эй! – укоризненно воскликнул Серкумбрайт. – Мы тут не шутки шутим!»
Шорн вернул воду в стакан.
Биофизик наклонился вперед: «Ты чувствуешь, откуда исходит энергия?»
Шорн задумался: «Возникает впечатление, что она исходит из вещества перемещаемого объекта – так же, как энергия, выделенная при движении руки, исходит из мышц руки».
Серкумбрайт неудовлетворенно вздохнул и продолжал рассуждать – полувопросительным тоном: «С какой скоростью работает телекинез? Если со скоростью света, можно предположить, что действие имеет место в обычном пространстве-времени. Но если телекинез работает быстрее, значит, существует какая-то иная среда, передающая энергию, и весь процесс становится непознаваемым».
Шорн поднялся на ноги: «Мы могли бы проверить по меньшей мере последнюю гипотезу методом сравнения скоростей».
Серкумбрайт покачал головой: «Для этого потребовалось бы прецизионное оборудование, а у меня его нет под рукой».
«Оно не понадобится. Достаточно хронометра и… что еще нужно? Мощная фотовспышка, таймер, пара скафандров».
«Что ты задумал?» – с подозрением поинтересовался биофизик.
«Тебе так-таки придется отправиться со мной в космос».
Серкумбрайт неуверенно приподнялся: «Я могу испугаться».
«Если ты страдаешь агорафобией, это не для тебя».
Биофизик надул щеки: «Нет, открытых пространств я не боюсь».
«Тогда подожди здесь, – сказал Шорн. – Я вернусь через десять минут со скафандрами».
Через полчаса они вышли на маленькую веранду Серкумбрайта – биофизик неуклюже топал тяжелыми башмаками космического костюма. Ему пришлось надеть скафандр, предназначенный для человека гораздо большего роста, так что его голова высовывалась в прозрачный шлем лишь наполовину – это изрядно забавляло Шорна: «Готов?»
Широко и торжественно открыв голубые глаза, биофизик кивнул.
«Полетели!»
Земля унеслась вниз так, будто кто-то выхватил ее у них из-под ног. Стремительное перемещение не сопровождалось ускорением. Со всех сторон их окружил мрак – чернота бесконечной пустоты. Луна пронеслась над головой – красивый серебристо-черный шар, испещренный оспинами кратеров.
Солнце уменьшилось и превратилось в сверкающий диск, казалось, не излучавший ни света, ни тепла. «Своего рода обратный эффект Допплера», – заметил Шорн.
«Что, если мы столкнемся с каким-нибудь астероидом или метеоритом?»
«Не беспокойся, не столкнемся».
«Откуда ты знаешь? Ты не успел бы вовремя остановиться».
Шорн нахмурился: «Нет. Об этом следует подумать. Не знаю, есть ли у нас какая-нибудь инерция. Еще один возможный эксперимент, к твоему сведению. Но впредь я буду посылать вперед какой-нибудь щит, на всякий случай».
«Куда мы направляемся?»
«На один из спутников Юпитера. Смотри, вот проплывает Марс». Он опустил на глаза телескопические линзы: «А вот Ио. Приземлимся на Ио».
Они стояли в полумраке на сером возвышении, выступавшем метра на два над хаотической россыпью черного вулканического шлака. Близкий горизонт выглядел очень резким. Юпитер заполнял собой четверть неба слева.
Шорн установил фотовспышку и таймер на плоском участке. «Таймер сработает через десять минут после запуска. Теперь, когда я досчитаю до пяти, я запущу таймер, а ты начни отсчитывать время хронометром».
«Готов».
«Раз – два – три – четыре – пять, – Шорн взглянул на биофизика; тот кивнул. – Хорошо. А теперь отлетим в космос и посмотрим».
Ио превратилась сначала в грязноватый диск с металлическим отблеском, потом в яркую точку.
«Думаю, что мы достаточно далеко. Останови хронометр, как только заметишь вспышку. Приращение времени к десяти минутам позволит измерить в световых секундах расстояние до Ио от того места, где мы… – Шорн не мог найти слово. – Что мы здесь делаем? Стоим? Висим?»
«Ждем».
«Ждем. Определив расстояние в световых секундах, мы сможем провести эксперимент».
«Ты уверен, что мы не движемся? Если мы движемся, наблюдения не будут достаточно точными».
Шорн покачал головой: «Мы не движемся. Телекинез работает таким образом. Мы совершенно неподвижны по отношению к Ио. Так же, как конькобежец останавливается, схватившись за столб. Он просто-напросто останавливает себя».
«Ты знаешь об этом больше, чем я».
«Это скорее интуиция, а не понимание – что само по себе наводит на догадки. Сколько прошло времени? Девять минут. Десять – двадцать секунд. Тридцать секунд. Сорок. Пятьдесят одна – две – три…»
Они смотрели на Ио через телескопические линзы. Серкумбрайт продолжал монотонно отсчитывать секунды: «Пятьдесят четыре – пять – шесть – семь – восемь – девять. Десять минут. Еще секунда – две – три…»
На тусклом диске возникла короткая вспышка. Серкумбрайт хлопнул по головке хронометра: «Три и шесть десятых секунды. Время реакции – примерно две десятых секунды. Значит, три и четыре десятых секунды. Примерно миллион километров. Что дальше?»
«Дай мне хронометр. Я установлю стрелку на нуле. А теперь… – Шорн повернулся лицом к Ио. – Теперь я попробую переместить целый мир».
Серкумбрайт моргнул: «Что, если энергии не хватит?»
«Сейчас узнáем». Шорн взглянул на Ио и нажал стартовую кнопку хронометра.
Прошла одна секунда, за ней вторая, третья – Ио совершила скачок по орбите».
Шорн взглянул на хронометр: «Три и семь десятых секунды. Одну десятую вполне можно объяснить погрешностью. Судя по всему, телекинез работает почти мгновенно».
Серкумбрайт мрачно смотрел куда-то в сторону мерцающего Сириуса: «Пытаться получить какие-нибудь существенные результаты с помощью моего лабораторного оборудования – все равно, что биться головой об стену. Кому-то придется изобрести новые приборы…»
Шорн тоже смотрел на Сириус: «Интересно, какова дальность действия телекинеза?»
«Надеюсь, ты не собрался сыграть такую же шутку с Сириусом?» – с сомнением спросил биофизик.
«Нет. Нам пришлось бы ждать как минимум восемь лет, чтобы до нас долетел свет звезды, – Шорн задумчиво разглядывал чудовищную сферу Юпитера. – Но прямо перед нами – объект поистине огромной массы».
Серкумбрайт встревожился: «Что, если такое усилие истощит запас телекинетической энергии – так же, как короткое замыкание разряжает батарею? Мы остались бы здесь в безнадежном положении…»
Шорн покачал головой: «Все это получается не так. Важнейший фактор – ум, сознание. Размеры практически ничего не значат – постольку, поскольку я могу охватить воображением перемещаемый объект и представить себе желаемый эффект».
Он сосредоточил взгляд на Юпитере. Прошло несколько секунд: «Это должно случиться – сейчас».
Юпитер дрогнул и проплыл по небу градусов на двадцать, после чего вернулся на прежнюю орбиту.
Серкумбрайт ошеломленно, почти испуганно смотрел на Шорна. Шорн нервно рассмеялся: «Не беспокойся, Горман. Я не выжил из ума. Но подумай о будущем! Все эти бесполезные нынче планеты и луны можно приблизить к Солнцу, чтобы они купались в теплых лучах. Люди смогут жить в новых чудесных мирах…»
Они повернулись к Солнцу. Земля – туманная белая точка – вырастала на глазах. «А ты подумай о том, чтó может сделать сумасшедший телек, – сказал Серкумбрайт. – Он мог бы прилететь сюда так же, как мы, схватить спутник Юпитера и швырнуть его в Северную Америку или в Европу, как ребенок швыряет камень в лужу. Или мог бы взглянуть на Землю – и она стала бы двигаться к Солнцу. Земля погрузилась бы в корону – выжженная, обугленная. Он мог бы сбросить ее в бездну солнечного пятна».
Шорн отвел глаза от Земли: «Не внушай мне такие идеи».
«Это серьезная проблема!» – настаивал Серкумбрайт.
«Скорее всего, рано или поздно будет разработана своего рода система тревожной сигнализации – как только она сработает, все телеки будут сосредоточиваться на существующем положении вещей и удерживать его. Или, может быть, создадут службу блюстителей законов природы…»
