В одиннадцать часов вечера Шорн спустился на улицу. Небо ярко озаряли огни развлекательных заведений на берегу озера и роскошных небоскребов центрального Трана. Шорн шагал по темной улице, пока не вышел на бульвар Беллмана, где вступил на движущуюся ленту.

Дул порывистый холодный ветер, прохожие встречались редко; можно было слышать, как жужжат ролики под бегущей полосой. Шорн повернул на улицу Стокбриджа; когда он стал приближаться к протянувшейся на полкилометра веренице ночных магазинов, на бегущей ленте уже толпилось гораздо больше народа, и Шорн почувствовал себя в большей безопасности. Он принял несколько обычных мер предосторожности и проскользнул через несколько дверей, едва приоткрывая их и быстро закрывая за собой, чтобы «оторваться» от любых миниатюрных устройств слежения.

В полночь с гавани налетел плотный туман, приносивший запахи машинного масла, меркаптана и нашатыря. Натянув на голову капюшон, Шорн спустился по лестничному пролету, зашел в подвальный игральный зал, протиснулся между рядами посетителей, уставившихся потускневшими глазами в экраны игровых автоматов. Он направился прямо к мужскому туалету, но в последний момент повернул в короткий боковой коридор, открыл дверь с табличкой «Только для служащих» и зашел в мастерскую, заваленную компонентами и деталями игровых аппаратов.

Шорн подождал несколько секунд, прислушиваясь к каждому звуку, после чего прошел в конец мастерской, открыл замок стальной двери и проскользнул в следующее помещение, оборудованное гораздо более сложной аппаратурой. Сидевший там низенький плотный человек с большой головой и голубыми глазами обернулся: «Привет, Билл».

Шорн отозвался дружеским взмахом руки: «Привет, Горман».

Он стоял спиной к двери, внимательно разглядывая старые лепные украшения под потолком в поисках притаившегося черного «жучка», но ничего не заметил. Шорн прошел по лаборатории и написал на листке бумаги: «Нужно обязательно обыскать помещение. Они пользуются летучими устройствами слежения, похожими на жуков». Шорн нарисовал «жучка», которого принес с собой в жестяной банке, после чего настрочил еще несколько слов: «Я загляну в вентиляционную отдушину».

Обыск, продолжавшийся целый час, не позволил обнаружить никаких устройств.

Шорн вздохнул и расслабился: «Щекотливая ситуация. Если бы здесь был один из „жучков“, телек, взглянувший на экран системы наблюдения, сразу понял бы, что происходит что-то подозрительное. И нам не поздоровилось бы. Пожар, взрыв. Сегодня я уже был на волоске от смерти – опередил их на десять секунд». Он поставил банку на рабочий стол: «Вот одно из механических насекомых. Лори поймала его, проявив удивительное присутствие духа. Она предполагает, что, если „жучок“ ничего не видит и не слышит, он бесполезен – другими словами, неспособен ориентироваться в пространстве – и тогда его сигнал не поступает на экраны телеков, они больше не могут им управлять. Думаю, что она права – по меньшей мере, так подсказывает интуиция».

Горман Серкумбрайт взял банку, встряхнул ее: «Тяжелая штука. Почему ты принес ее сюда?»

«Нужно придумать какое-то средство против такой слежки. Судя по всему, „жучки“ функционируют, как миниатюрные видеопередатчики. Скорее всего, их изготовляет корпорация „Альвак“. Определив полосу частот, на которой они передают сигналы, мы могли бы сделать детекторы, предупреждающие о присутствии „жучков“».

Серкумбрайт сидел и смотрел на банку: «Если он работает, он все еще передает. Это очень просто выяснить».

Он поставил банку рядом со всеволновым приемником. Шорн отвинтил крышку банки, осторожно вынул «жучка», все еще завернутого в платок, и положил его на стол. Серкумбрайт указал на шкалу индикатора: на ней светились несколько полосок. Он начал было говорить, но Шорн тут же приложил палец к губам и указал на «жучка». Серкумбрайт кивнул и написал на листке бумаги: «Нижние полосы – скорее всего статика, исходящая от источника энергии. Четкая линия сверху – частота вещания. Узкая полоса, мощный сигнал».

Шорн положил «жучка» обратно в банку. Серкумбрайт отвернулся от прибора: «Если устройство не регистрирует инфракрасное излучение, мы можем узнать, как его разобрать и отсоединить источник энергии».

Шорн нахмурился – он сомневался: «Как в этом можно убедиться?»

«Предоставь это мне, – Серкумбрайт подсоединил выводы осциллографа к задней панели приемника и настроил приемник на частоту вещания «жучка».

На экране осциллографа появилась нормальная синусоида.

«Теперь выключи свет».

Шорн повернул переключатель. В лаборатории стало темно – заметны были только танцующая на экране осциллографа желтовато-зеленая кривая и тускло-красное свечение инфракрасного излучателя.

Спина Серкумбрайта загораживала излучатель; Шорн наблюдал за экраном осциллографа. Кривая не изменялась.

«Хорошо! – заключил Серкумбрайт. – Думаю, даже невооруженным глазом я мог бы… Впрочем. открой верхний ящик в том шкафу и дай мне объективы тепловидения».

Он работал минут пятнадцать, после чего кривая на экране осциллографа внезапно погасла. «А! – Серкумбрайт удовлетворенно вздохнул. – Получилось. Можно снова включить свет».

Они стояли плечом к плечу и смотрели на «жучка» – маленькую черную торпеду длиной сантиметров пять, с двумя выпуклыми кристаллическими глазами по бокам головы.

«Неплохо сделано! – похвалил Серкумбрайт. – Ты прав, это продукция „Альвака“. Я посоветуюсь с Глэйторном – может быть, он сумеет соорудить своего рода „глушилку“».

«Как насчет детектора?»

Серкумбрайт поджал губы: «У каждого „жучка“, скорее всего, индивидуальная частота вещания, иначе они создавали бы перекрестные помехи. Но все источники энергии, вероятно, излучают в одной и той же полосе. Я могу изготовить временное устройство, которым ты мог бы пользоваться несколько дней, а потом Глэйторн сделает для нас детекторы на основе проектировочных данных „Альвака“».

Ученый-коротышка прошел к стенному шкафу, вынул из него бутылку красного вина и поставил ее на стол рядом с Шорном: «Отдохни несколько минут».

Прошло еще полчаса. Шорн молча наблюдал за тем, как Серкумбрайт паял компоненты на заготовках интегральных схем, монотонно напевая нечто исключительно немелодичное.

«Всё! – заявил наконец Серкумбрайт. – Если такой „жучок“ появится с радиусе ста метров, детектор начнет вибрировать и тихо гудеть».

«Замечательно!» – Шорн бережно засунул детектор за пазуху. Тем временем Серкумбрайт устроился в кресле и набил трубку табаком. Шорн с любопытством наблюдал за ним. Беспокойство Серкумбрайта, одного из самых флегматичных и бесстрастных людей, каких когда-либо встречал Шорн, выражалось в едва заметных признаках – например, в том, что он заталкивал табак в трубку большим пальцем несколько энергичнее, чем обычно.

«Я слышал, что вчера убили еще одного телека».

«Да. Я видел, как это случилось».

«Кто такой этот Гескамп?»

«Высокий, грузный блондин. Что о нем сообщали в последнее время?»

«Он мертв».

«Хмм! – Шорн помолчал; у него возникло тошнотворное ощущение. – Как его убили?»

«Телеки передали его федеральному маршалу в Нолле. Сообщается, что его застрелили при попытке к бегству».

Шорн чувствовал, что в нем будто работал внутренний насос, наполнявший его гневом и возмущением; мышцы его напряглись так, что давление становилось невыносимым.

«Успокойся», – мягко сказал Серкумбрайт.

«Я буду убивать телеков, потому что таков мой долг, – отозвался Шорн. – Мне это не понравится. Но должен признаться – к своему стыду – когда я убью федерального маршала в Нолле, это доставит мне огромное удовольствие».

«Стрелял не федеральный маршал как таковой, – возразил Серкумбрайт, – стреляли два его помощника. Кроме того, возможно, что Гескамп действительно пытался бежать. Завтра мы узнáем наверняка».

«Каким образом?»

«У нас там есть свои люди. Если помощники маршала виноваты, мы их накажем так, чтобы показать пример другим. Сегодня вечером им сделают инъекции наркотика и выяснят всю подноготную. Если они работали на телеков – туда им и дорога, – Серкумбрайт сплюнул на пол. – Хотя мне не нравится, когда мы действуем, как террористическая организация».

«А как еще мы можем действовать? Если мы выдадим их окружному прокурору, даже если они признáются, им в лучшем случае сделают выговор, а потом отпустят».

«Тоже верно», – Серкумбрайт задумчиво пускал клубы дыма.

Шорн беспокойно ерзал на стуле: «Меня это пугает – близость, неизбежность катастрофы – причем о ней почти никто не догадывается! Во всей человеческой истории еще не было войны, о наступлении которой никто не говорил! Через неделю, через месяц, через три месяца на Земле будет больше мертвецов, чем живых людей – если не положить конец конфликту раз и навсегда на стадионе».

Серкумбрайт попыхивал трубкой: «Билл, иногда мне кажется, что мы неправильно подходим к конфликту с телеками».

«А какой подход был бы правильным?»

«Может быть, вместо того, чтобы нападать на телеков, нам следовало бы лучше разобраться в основах телекинеза».

Шорн раздраженно откинулся на спинку стула: «Телеки сами не знают, как это происходит».

«Птица не расскажет тебе сама ничего полезного об аэродинамике. Важнейшая слабость телеков не бросается в глаза – тот факт, что телекинез дается им слишком легко, что им не приходится думать о том, как они это делают. Для того, чтобы построить плотину, они смотрят на гору и перемещают ее в долину реки. Если плотину прорывает, они перемещают вниз еще одну гору, но при этом никто из них не берет в руки логарифмическую линейку. В этом отношении, по меньшей мере, они скорее деградировали по сравнению с остальным человечеством, нежели представляют собой эволюционный прогресс».

Шорн продолжал медленно сжимать и разжимать кулаки, но теперь он смотрел на свои руки так, будто видел их впервые: «Так же, как все мы, телеки захвачены потоком жизни. Такова одна из сторон трагедии человечества: мы или они, компромисс невозможен».

Серкумбрайт глубоко вздохнул: «Я шевелил мозгами… Компромисс. Почему две разновидности людей не могут жить вместе? Наши способности взаимно дополняют друг друга».

«Когда-то это было так. При жизни первого поколения. Телеки все еще вели себя как обычные люди, отличавшиеся, пожалуй, только тем, что им все время сопутствовала удача. Но потом появился Джоффри, собрался Телекинетический Конгресс, произошло взаимодополнение – катализ, ускорение, называй это как хочешь – и внезапно они стали другими».

«Если бы среди нас или среди них не было дураков, – сказал Серкумбрайт, – мы могли бы сосуществовать на Земле. В процессе любых переговоров с целью достижения компромисса всегда есть изъян – тот факт, что среди телеков и среди обычных людей много дураков».

«Не совсем понимаю, к чему ты клонишь»

Серкумбрайт подчеркивал слова движениями трубки: «Всегда будут телеки-дураки, настраивающие против себя обычных дураков. А затем обычные дураки устраивают западни для телеков, чем телеки очень недовольны – тем более, чем на каждого телека на Земле приходится сорок дураков, которым не терпится прикончить телека. Поэтому телеки прибегают к насилию, к террору. Это неизбежно, неотвратимо. Однако – у них есть выбор. Они могли бы покинуть Землю, поселиться где-нибудь на одной из тех планет, которые, по их словам, они посещают. Они могли бы установить диктатуру, абсолютную власть. Или они могли бы вернуться в лоно человечества, отказавшись от телекинеза полностью. Перед ними открыты все эти возможности».

«А какие возможности открыты перед нами?»

«Мы можем подчиниться или бросить им вызов. В первом случае мы станем рабами. Во втором мы либо уничтожим телеков, либо выгоним их с Земли, либо погибнем – все до единого».

Шорн пригубил вино: «Или все мы сами станем телеками».

«Или мы найдем, посредством научных изысканий, какие-нибудь средства, позволяющие контролировать телекинез или препятствовать ему, – Серкумбрайт налил себе немного вина – буквально на донышке. – Мои инстинкты подсказывают, что полезнее всего было бы изучить последнюю возможность».

«Но мы даже не знаем, с чего начать».

«О, я не стал бы говорить с такой уверенностью. Имеется ряд наблюдений. Телекинез и телепортация были известны на протяжении тысячелетий. Полная реализация телекинетических способностей стала возможной благодаря конгрессу Джоффри. Мы знаем, что дети телеков обладают телекинетическими способностями – но мы не знаем, передаются ли эти способности генетически или приобретаются благодаря, например, какой-то инфекции».

«Возможно, имеет место генетическая предрасположенность в сочетании с обучением родителями».

Серкумбрайт кивнул: «Вполне возможно. Хотя, как тебе известно, в редчайших случаях они вознаграждают обычного человека, превращая его в телека».

«По-видимому, способности к телекинезу скрываются в каждом человеке».

«Опубликовано большое количество научных трудов, посвященных ранним экспериментам и наблюдениям. Исследования полтергейстов и домовых так называемыми спиритуалистами могут иметь существенное значение».

Шорн промолчал.

«Я пытался систематизировать имеющиеся сведения, – продолжал Серкумбрайт, – проанализировать их логически. Прежде всего возникает вопрос: применим ли в данном случае закон сохранения энергии? Когда телек взглядом заставляет тонну железа плыть по небу, создает ли он энергию или использует энергию из какого-то неизвестного источника? Мы даже не догадываемся о том, почему это возможно».

Шорн потянулся, зевнул, поудобнее устроился на стуле: «Мне приходилось слышать метафизические рассуждения – они сводятся к тому, что телекинез объясняется ничем иным, как уверенностью в его возможности. Вселенная, которую воспринимает телек, существует только в представлении его мозга. Он видит стул: образ стула появляется у него в уме. Он приказывает стулу переместиться по комнате. Его уверенность в своей способности двигать предметы настолько велика, что он верит в то, что стул перемещается, и в своих дальнейших действиях исходит из этого представления. При этом каким-то образом реальность оправдывает его ожидания. Другими словами, стул перемещается, так как телек верит в то, что переместил его».

Серкумбрайт мирно попыхивал трубкой.

Шорн усмехнулся: «Продолжай. Я тебя прервал».

«Откуда берется энергия? Где ее источник – в уме? Или ум всего лишь открывает какой-то клапан, высвобождающий энергию, служит устройством дистанционного управления? Существуют три возможности. Прилагается усилие – ум направляет это усилие. Но исходит ли эта сила непосредственно из ума? Или ум сосредоточивает и направляет эту силу? Или ум функционирует наподобие модулятора, сетки в усилительной вакуумной лампе?»

Шорн медленно покачал головой: «Мы до сих пор не знаем даже, какого рода энергия вызывает перемещения. Если бы мы могли регистрировать поток этой энергии, мы могли бы разобраться в том, каким образом ее использует мозг».

«Или наоборот – если бы мы знали, как ее использует мозг, мы могли бы догадаться, откуда исходит энергия. Но, если хочешь, рассмотрим действующую при телекинезе силу. Во всех известных случаях перемещаемый объект движется в том или ином направлении. То есть в результате телекинеза не наблюдаются ни взрыв, ни сжатие вещества. Причем перемещается весь объект, его целостность не нарушается. Каким образом? Почему? Предполагая, что мозг генерирует некое силовое поле, мы игнорируем эти факты, переопределяя процесс на абстрактном уровне, на котором все эти процессы – наблюдаемые и не наблюдаемые – одинаково вероятны».

«Возможно, мозг способен контролировать полтергейстов – существ, подобных джиннам из древнеперсидских легенд».

Серкумбрайт выбил пепел из трубки: «Я рассматривал такую возможность. Но кто такие эти полтергейсты? Призраки? Души умерших? Все это не более чем домыслы. И почему бы телеки могли их контролировать, а обычные люди – нет?»

Шорн ухмыльнулся: «Надо полагать, это риторические вопросы – я не могу на них ответить».

«Возможно, имеет место воздействие гравитации – в какой-то форме. Представь себе некий чашеобразный или параболический экран, препятствующий воздействию на объект гравитационного поля со всех сторон, кроме той, в которую телек перемещает объект. Я не рассчитывал гравитационное ускорение, которое создается в нашей Вселенной материей усредненной плотности, но допускаю, что оно незначительно. Результирующее перемещение составляло бы порядка доли миллиметра в сутки. Так что следует отказаться от гипотезы формирования чашеобразного антигравитационного экрана. По тем же причинам не работал бы и метод, препятствующий проникновению нейтрино через объект в каком-либо определенном направлении».

«Если исключаются полтергейсты, гравитация и нейтрино – что остается?»

Серкумбрайт усмехнулся: «Я не исключил полтергейстов. Но я склоняюсь к так называемой „органической теории“. То есть к тому принципу, что все умы и вся материя Вселенной взаимосвязаны – примерно так же, как взаимосвязаны клетки мозга и мышечные волокна. Когда некоторые из мозговых клеток генерируют сигнал, превышающий определенный пороговый уровень, они тем самым контролируют сокращения телесных волокон, то есть управляющие нервные импульсы вызывают изменения физической материи Вселенной с использованием энергии, содержащейся в самой материи. Каким образом это происходит? Почему? Не знаю. В конце концов, это не более чем предположение – и, к сожалению, антропоморфического характера».

Шорн задумчиво смотрел на потолок. Серкумбрайт был трехсторонним ученым. Он не только предлагал теории и не только проектировал эксперименты, позволявшие с уверенностью подтверждать или опровергать эти теории – он еще был, ко всему прочему, опытнейшим лабораторным техником: «Может ли твоя теория иметь практическое применение?»

Серкумбрайт почесал ухо: «Еще нет. Если можно так выразиться, нужно оплодотворить эту гипотезу несколькими другими выводами. Например, метафизическими рассуждениями, о которых ты упомянул. Если бы только у меня был телек, который согласился бы подвергнуть себя экспериментам, мы могли бы что-нибудь узнать… Кажется, кто-то пришел – наверное, доктор Кергилл».

Биофизик поднялся на ноги, устало прошел к двери и открыл ее. Шорн заметил, что ученый напрягся.

Глубокий бас произнес: «Привет, Серкумбрайт! Это мой сын, Клюш. Клюш, перед тобой Горман Серкумбрайт, один из наших лучших тактических аналитиков».

Отец и сын Кергиллы зашли в лабораторию. У старшего Кергилла, невысокого и поджарого, были длинные обезьяньи руки и комическое обезьянье лицо с крутым лбом, длинной верхней губой и уплощенным носом. Сын нисколько не напоминал отца – молодой человек впечатляющей благородной внешности, с взлохмаченной копной темно-рыжих волос, колоритно одетый по последней моде, напоминавшей стиль телеков. Старший двигался быстро, импульсивно, много говорил и вел себя дружелюбно; младший держался сдержанно и осторожно поглядывал по сторонам.

Серкумбрайт повернулся туда, где сидел Шорн: «Билл…» – и тут же прервался. «Прошу меня извинить, – сказал он Кергиллам. – Присаживайтесь, я сейчас вернусь».

Он поспешил в соседнее складское помещение. Шорн стоял в тени.

«Что случилось?» – спросил биофизик.

Шорн молча приложил ладонь Серкумбрайта к прибору, лежавшему у него за пазухой.

Серкумбрайт вздрогнул: «Детектор вибрирует!»

Шорн тревожно взглянул в сторону лаборатории: «Ты хорошо знаком с Кергиллами?»

Биофизик ответил: «Доктор – мой друг со студенческих времен, я могу за него поручиться».

«А его сын?»

«Насчет него ничего не могу сказать».

Они посмотрели друг другу в глаза, после чего, движимые одним и тем же побуждением, пригнулись, чтобы посмотреть в щель двери, ведущей в лабораторию. Клюш Кергилл уселся туда, где раньше сидел Шорн, а его отец стоял перед ним, заложив руки за спину, и беспечно покачивался с каблуков на носки ботинок и обратно.

«Могу поклясться, что, когда я открывал дверь, никакой „жучок“ не успел бы проскочить», – пробормотал Серкумбрайт.

«Я тоже ничего не заметил».

«Может быть, кто-то из них принес устройство слежения, спрятанное в одежде, и сам об этом не подозревает. Но откуда телеки могли бы знать, что Кергиллы собирались придти именно сюда?»

Шорн только покачал головой.

Серкумбрайт вздохнул: «Вряд ли».

«Жучок спрятан там, откуда он мог бы незаметно наблюдать за происходящим».

Оба обратили внимание на причудливый головной убор Клюша Кергилла – нечто вроде сдвинутого набок небольшого тюрбана из мягкой серовато-зеленой кожи, закрепленного лентой, окружавшей голову, с прикрывающей ухо подвеской из молочно-белых опалов.

Серкумбрайт напряженно произнес: «Нас могут уничтожить в любой момент. Взрыв…»

Шорн медленно сказал: «Сомневаюсь, что нас взорвут. Если они думают, что мы ничего не пронюхали, они предпочтут подождать и понаблюдать».

«Что же ты предлагаешь?» – хрипло спросил биофизик.

Шорн ответил не сразу: «Чертовски неприятная ситуация! У тебя есть под рукой игла с гипнотическим наркотиком?»

Серкумбрайт кивнул.

«В таком случае…»

Через две минуты Серкумбрайт вернулся к Кергиллам. Доктор Кергилл был в прекрасном расположении духа: «Горман! Чрезвычайно рад, что могу познакомить тебя с Клюшем. Он повесничал и бездельничал всю жизнь – но теперь захотел наконец сделать что-нибудь полезное».

«Замечательно! – с притворным благодушием отозвался биофизик. – Если бы он разделял наши взгляды, я мог бы найти ему применение сию минуту – но не хотел бы, чтобы он действовал вопреки своим убеждениям…»

«Нет-нет, ни в коем случае! – воскликнул Клюш. – Что нужно сделать?»

«Дело в том, что Шорн только что ушел – скоро должно состояться важнейшее совещание региональных руководителей, а он забыл у меня записную книжку с шифровальными кодами. Я не мог бы дать такое поручение обычному посыльному, но, если ты принесешь ему этот перечень кодов, тем самым ты окажешь нам огромную услугу».

«Сделаю все, что в моих силах, – пообещал Клюш. – Буду рад вам помочь».

Отец взирал на сына с самодовольной гордостью: «Клюш меня приятно удивил. Позавчера он пришел ко мне и заявил, что отныне желает идти по моим пятам, что теперь его ничто не остановит. Само собой, я обрадовался – что может быть лучше, чем видеть, что твой сын научился наконец видеть мир с твоей точки зрения? Он далеко пойдет, мой Клюш!»

«Значит, я могу на тебя положиться? – спросил молодого человека Серкумбрайт. – Тебе придется в точности выполнить мои указания».

«Разумеется – как я уже сказал, рад буду вам помочь».

«Хорошо! – продолжал биофизик. – Прежде всего, тебе придется переодеться. В таком костюме ты слишком заметен».

«Это совершенно ни к чему! – пытался протестовать Клюш. – Достаточно завернуться в плащ…»

«Недостаточно! – отрезал Серкумбрайт. – Ты оденешься, как портовый грузчик – и оставишь здесь все эти яркие тряпки. Никакой плащ не спрячет твой тюрбан. В соседнем помещении ты найдешь кое-какую одежду. Иди за мной, я тебе покажу».

Биофизик открыл дверь в складское помещение, и Клюш неохотно последовал за ним.

Дверь закрылась. Шорн отработанным движением схватил Клюша сзади за шею, крепко пережимая пальцами двигательные нервы. Клюш задрожал и оцепенел.

Серкумбрайт подошел к юноше спереди, воткнул ему в шею иглу и впрыснул наркотик, после чего поспешно обыскал тюрбан Клюша. Он нащупал небольшой гладкий предмет с двумя выпуклыми глазами по бокам, как у головастика. «Где тут включается свет, что-то не могу найти… – обыденным тоном произнес биофизик, засовывая „жучка“ в поясную сумку. – Вот и все. Теперь, что делать с этим роскошным тюрбаном? Положу его в шкаф, он будет здесь, когда ты вернешься». Подмигнув Шорну, Серкумбрайт снял поясную сумку и опустил ее в инструментальный ящик с металлическими стенками и крышкой.

Шорн и Серкумбрайт смотрели на распростертое тело Клюша. «Времени мало, – сказал биофизик. – Я отправлю старшего Кергилла домой, после чего нам самим придется разбежаться». Он с сожалением обвел глазами склад: «Здесь много хорошего оборудования… Ничего, мы как-нибудь достанем новое».

Шорн прищелкнул языком: «Что ты скажешь Кергиллу?»

«Хмм… Правда его убьет».

«Клюша обнаружили телеки. Он погиб, защищая шифры. Теперь Телекам известно имя Кергилла, и ему придется уйти в подполье».

«Придется, причем уже сегодня вечером. Я скажу ему, чтобы не показывался и оставался в надежном месте – скажем, у Капистрано – пока мы не позовем его. Тогда можно будет сообщить ему печальные новости. Как только он уйдет, мы вытащим Клюша через задний вход и перенесем его к Лори».

Клюш Кергилл сидел на стуле, уставившись в пространство. Серкумбрайт сидел напротив, откинувшись на спинку кресла и покуривая трубку. Лори, в белой пижаме и темно-желтом халате, прилегла на диван, стоявший в углу, и наблюдала за допросом. Шорн сидел рядом с ней.

«Как давно ты работаешь на телеков, Клюш?»

«Три дня».

«Расскажи нам, как они тебя завербовали».

«Я нашел у отца кое-какие записи, позволявшие догадаться, что он состоит в подпольной организации. Мне нужны были деньги. Я сообщил о записях сержанту полиции – он уже знал к тому времени, что я хотел бы услужить телекам. Он требовал, чтобы я подробно изложил содержание записей. Я отказался. Сказал, что хочу поговорить с телеком, и стал угрожать полицейскому…»

«Как его звали?»

«Сержант Каголиан Лу, из районного участка в Моксенволе».

«Продолжай».

«В конце концов он устроил встречу с Адлари Доминионом. Доминион говорил со мной в Пекинаде, в окрестностях Вайрбурга. Он дал мне тысячу крон и датчик слежения – мне следовало постоянно носить его при себе. Если наблюдалось что-нибудь интересное, я должен был нажать кнопку вызова оператора».

«Какие еще инструкции тебе дали?»

«Мне поручили вступить в организацию заговорщиков, в которой состоял мой отец, и, по возможности, сопровождать отца, куда бы он ни пошел. Мне намекнули, что, если мои усилия приведут к аресту важных руководителей подполья, меня самого могли сделать телеком».

«Доминион говорил что-нибудь о том, как осуществляется такое превращение?»

«Нет».

«Когда ты должен снова отчитаться перед Доминионом?»

«Я должен позвонить ему по видеофону в павильон „Глариэтта“ завтра, в два часа пополудни».

«Тебе сообщили какой-нибудь пароль или идентификационный код?»

«Нет».

Несколько минут присутствующие молчали. Шорн встрепенулся, поднялся на ноги: «Горман… Предположим, меня подвернут превращению – предположим, я стану телеком».

Серкумбрайт безмятежно пожевал мундштук трубки: «Это было бы замечательно. Но я не совсем понимаю, как это могло бы получиться. Если только, – сухо прибавил он, – ты не намерен всех нас выдать Адлари Доминиону».

«Нет, не намерен. Но взгляни на Клюша. Сравни его со мной».

Серкумбрайт взглянул, поморщился, выпрямился в кресле.

Шорн ожидал ответа: «Это возможно?»

«Посмотрим, посмотрим… Нос нужно сделать подлиннее, подбородок покрупнее, щеки – полнее. Потребуются рыжие волосы – много рыжих волос…»

«И костюм Клюша, вместе с тюрбаном».

«Может получиться».

«Особенно в том случае, если я сообщу ценную информацию».

«Вот именно – это и вызывает у меня недоумение. Какую информацию ты мог бы предоставить Доминиону так, чтобы он остался доволен и в то же время не нанес нам никакого ущерба?»

Шорн объяснил.

Серкумбрайт попыхивал трубкой: «Опасное дело. Но это выгодный обмен. Если он уже не получил ту же информацию из других источников».

«Например, от Гескампа? В таком случае мы ничего не потеряем».

«Верно». Серкумбрайт подошел к видеофону: «Тино? Принеси свои принадлежности… – биофизик повернулся к Лори. – По какому адресу?»

«Двадцать девять – двадцать четыре – четырнадцать, Мартинвельт».