Шорн сидел в тихой таверне, в том районе Трана, где старое неожиданно сменялось новым. На юге торчали мечеобразные небоскребы, с аккуратными площадями и парками между ними; на севере начинались бесконечные уродливые трех- и четырехэтажные многоквартирные комплексы, постепенно сменявшиеся промышленными сооружениями.

Напротив Шорна за столом сидела девушка с каштановыми волосами, незатейливо спускавшимися на плечи. На ней был коричневый плащ без украшений. Прежде всего обращали не себя внимание ее глаза – большие, коричневато-черные, мрачные; в других чертах ее лица не было ничего примечательного.

Шорн пил крепкий чай; его тощее загорелое лицо не выражало ничего, кроме полного спокойствия.

По-видимому, девушка обнаружила какие-то признаки того, что поверхностное спокойствие служило всего лишь маской. Быстрым изящным движением она положила ладонь на руку Шорна – тем самым впервые прикоснувшись к нему за все три месяца их знакомства. «Что ты мог сделать по-другому? – она на что-то мягко возражала. – Что еще ты мог бы сделать?»

«Увести в подполье всех свидетелей. И Гескампа в придачу».

«И чем бы это помогло? Кому-то суждено умереть, будут разрушения – это неизбежно. Сколько людей погибнет, каков будет масштаб разрушений – от нас не зависит. Гескамп – полезный человек?»

«Нет. Гескамп – трудолюбивый, добросовестный увалень. Не умеет притворяться и слишком простодушен, чтобы его можно было использовать. Кроме того, я не думаю, что он согласился бы уйти в подполье. Он и так уже готов был взорваться – начальники вроде него не терпят никаких посягательств на свои полномочия».

«Может быть, твой план еще осуществится».

«На это надеяться бессмысленно. Вопрос только в том, скольких людей уничтожат телеки, и кого».

Собеседница Шорна угрюмо откинулась на спинку стула и неподвижно смотрела в пространство: «По меньшей мере, этот эпизод послужит новой вехой… чего? Не знаю, как это назвать. Борьбы? Кампании? Войны?»

«Называй это войной».

«Теперь мы действуем почти открыто. Общественное мнение может измениться в нашу пользу».

Шорн уныло покачал головой: «Телеки подкупили почти всю полицию. Подозреваю также, что они владеют – через посредников, разумеется – важнейшими средствами массовой информации. Нет, поддержки общественного мнения в ближайшее время ожидать не приходится. Нас будут обзывать нигилистами, сторонниками тоталитарного режима…»

Девушка процитировала Тургенева: «Если вы желаете хорошенько насолить и даже повредить противнику, то упрекайте его в том самом недостатке или пороке, который вы за собою чувствуете».

«Пусть говорят! – Шорн язвительно рассмеялся. – Возможно, одно из наших важнейших преимуществ заключается в нашей способности незаметно сливаться с массами. Если бы каждый ненавидел телеков, задача телеков была бы предельно проста – уничтожить нас всех до единого, и дело с концом».

«Но в таком случае им пришлось бы работать вместо нас».

«Тоже верно».

Девушка раздраженно махнула рукой, в ее голосе послышалось напряжение: «Современное человечество заслужило такое наказание…»

Шорн фыркнул: «Мистицизм!»

Его собеседница продолжала – так, словно он ничего не сказал: «Даже если бы люди развились из приматов тысячу раз – каждый раз в эволюции наблюдались бы те же этапы, и каждый раз наступил бы этап появления телеков. Эволюционное развитие – такая же неотъемлемая характеристика человечества, как голод, страх и секс».

«И каким будет следующий этап развития после того, как телеки сойдут со сцены? Неужели история должна быть последовательностью кровопролитий, и больше ничем? Когда-то же наступит успокоение, в какой-то точке кривая выровняется?»

Девушка бледно улыбнулась: «Может быть тогда, когда все мы станем телеками».

Шорн странно взглянул на нее – расчетливо, с любопытством, с некоторым удивлением – после чего вернулся к чаю, как к символу практической реальности: «Надо полагать, Гескамп пытался связаться со мной все утро». Поразмыслив немного, он поднялся на ноги: «Позвоню на работу и узнаю, что там происходит».

Он скоро вернулся: «Гескампа нигде нет. Кто-то оставил для меня сообщение в гостинице, но его могут вручить только лично мне».

«Может быть, Гескамп сам постарался скрыться».

«Может быть».

«Скорее всего, однако… – девушка помолчала. – Так или иначе, лучше держаться подальше от гостиницы».

Шорн сжимал и разжимал кулаки: «Я боюсь».

«Чего?» – его собеседница, казалось, удивилась.

«Своей… мстительности. Ненавидеть неправильно. Человек творит зло только потому, что внешние обстоятельства нанесли ущерб его мозгу, в нем изначально не было ничего плохого. Я это понимаю – и все равно ненавижу».

«Телеков?»

«Нет, не телеков, – медленно говорил Шорн. – Я боюсь телеков, но это правильно, это здоровый страх. Я их уничтожаю вынужденно, чтобы выжить. Те, кого я на самом деле хочу убивать – для собственного удовольствия – люди, служащие телекам за деньги, продающие и предающие свою расу. – Он продолжал сжимать и разжимать кулаки. – Так мыслить нехорошо, нездорово».

«Ты придаешь слишком большое значение идеалам, Билл».

Шорн продолжал монотонно рассуждать: «Наша война – война муравьев против гигантов. У них вся власть, но они маячат перед глазами, мы их видим за версту. А мы – в муравейнике. Мы перебегаем на тридцать метров, смешиваемся с новой толпой и теряемся в ней. Безвестность – наше преимущество. Так что мы в безопасности – пока нас не опознает какой-нибудь муравей-Иуда и нас не вытащат из муравейника. Тогда нам конец – опускается каблук гигантского сапога, и бежать нам некуда. Мы…»

Девушка подняла руку: «Слушай!»

Голос из репродукционной полосы, протянутой под лепкой потолка, говорил: «Объявлено об убийстве заговорщиками-подрывниками телека, Форенса Ноллинруда, представителя посреднической комиссии. Убийца, Иэн Гескамп, суперинтендант проекта строительства стадиона в Лебяжьей Лощине, исчез. Ожидается, что, будучи задержан, он выдаст ряд сообщников».

Шорн молчал.

«Что с ним сделают, если его схватят? Передадут властям?»

Шорн кивнул: «Они объявили об убийстве. Если они намерены хотя бы притворяться, что соблюдают федеральные законы, им придется отдать его под суд. Как только телеки выпустят Гескампа из рук, однако, он умрет – какой-нибудь исключительно неприятной смертью. Это неизбежно. А затем начнутся так называемые „стихийные бедствия“. Еще какой-нибудь метеорит врежется в родной поселок Гескампа, что-нибудь в этом роде…»

«Почему ты улыбаешься?»

«Мне пришло в голову, что родной поселок Гескампа, Кобент, был в Лебяжьей Лощине. Его уже стерли с лица Земли. Но они придумают что-нибудь достаточно разрушительное, чтобы преподать урок – предупредить снова, что убийство телеков обходится очень дорого».

«Странно, что они вообще заботятся о соблюдении законов».

«Это означает, что они не хотят внезапных перемен. Каковы бы ни были запланированные преобразования, они хотят, чтобы они происходили постепенно и вызывали как можно меньше возмущений, чтобы им не пришлось особенно ломать голову над множеством мелких административных проблем, – Шорн нервно постукивал пальцами по столу. – Гескамп был славный малый. Хотел бы я знать, какое сообщение для меня оставили в гостинице».

«Если его схватят и накачают наркотиками, он сообщит твое имя и твой адрес. А если схватят тебя, ты станешь для них источником исключительно ценной информации».

«Не стану, пока могу крепко сжать зубы и раскусить капсулу с цианистым калием. Но меня интересует это сообщение. Если оно от Гескампа, ему нужна помощь – и нам следовало бы ему помочь. Он знает о митроксе под стадионом. Вопрос о взрывчатке может не возникнуть во время допроса, особенно если допрос ведется с применением наркотиков – но рисковать нельзя».

«Вдруг это западня?»

«Что ж… даже в этом случае мы кое-что узнали бы».

«Я могла бы получить сообщение», – с сомнением сказала девушка.

Шорн нахмурился.

«Нет, – поспешила прибавить она. – Я не имею в виду, что сама зайду в отель и попрошу мне его отдать, это было бы глупо. Но ты мог бы подписать доверенность, позволяющую предъявителю получить сообщение».

Девушка сказала подростку: «Очень важно, чтобы ты точно соблюдал указания».

«Да, барышня, я так и сделаю».

Паренек проехал по движущейся ленте до Башни Мармиона, седьмой и восьмой этажи которой занимал отель «Корт». Поднявшись на лифте до седьмого этажа, он тихонько подошел к прилавку регистратора: «Господин Шорн послал меня получить его почту». Он положил доверенность на прилавок.

Регистратор поколебался, беспокойно посмотрел по сторонам, но без лишних слов передал подростку конверт.

Паренек спустился на первый этаж, вышел на улицу, остановился и подождал. По всей видимости, за ним никто не следил. Он проехал по движущемуся тротуару на север, вдоль серых улиц Таррогата, повернул за угол и вскочил на скоростную ленту Восточного округа. Рядом по улице громыхали тяжелые грузовики и небольшие подводы, а иногда и колесные автомобили. Паренек заметил кратковременный перерыв в потоке движения, перешел на внешнюю медленную полосу и соскочил на неподвижное дорожное покрытие. Пробежав несколько шагов, чтобы сохранить равновесие, он быстро пересек улицу и, взойдя на пешеходную ленту, поехал в обратном направлении, постоянно оглядываясь через плечо. Никто за ним не увязался. Подросток проехал полтора километра до развилки скоростных полос и повернул на проспект Гранта, после чего соскочил на неподвижный тротуар, зашел за угол, остановился и выглянул из-за угла.

За ним никто не спешил.

Паренек перебежал на другую сторону улицы и зашел в кафе «Гран-Мезон».

Посередине вдоль помещения кафе тянулся буфет; столы были расставлены по обеим сторонам. Подросток прошел вокруг буфета, игнорируя стол, за которым сидела в одиночестве девушка в коричневом плаще. Он вышел с заднего входа, противоположного главному, обогнул здание по периметру и снова приблизился ко входу в кафе.

Девушка поднялась на ноги и прошла навстречу подростку на улицу. У выхода они едва не столкнулись – так, как это часто бывает случайно.

Паренек ушел по своим делам, а девушка повернулась, снова зашла в кафе и направилась в туалет. Как только она открыла дверь, у нее над головой прожужжал черный жук.

Девушка испуганно пригнулась и взглянула на потолок, но насекомое успело скрыться. Она подошла к видеофону и набрала номер.

«Как дела?»

«Получила».

«Хвосты были?»

«Нет. Я видела, как он вышел из Башни Мармиона. Я шла за ним…» – она прервалась.

«Что такое?»

Девушка сдавленно выкрикнула: «Уходи оттуда сейчас же! Скорее! Не задавай вопросов. Не задерживайся!»

Она выключила видеофон, притворяясь, что не заметила черное насекомое, прижавшееся к стеклу будки и следившее кристаллическими глазами за кнопочным циферблатом.

Опустив руку в поясную сумку, она достала одно из средств защиты, которые носила с собой, закрыла глаза и щелкнула переключателем.

Помещение озарилось белой вспышкой, ослепившей даже ее зажмуренные глаза. Девушка выскочила из телефонной будки, подобрала носовым платком ошеломленное вспышкой «насекомое» и засунула его в сумку. Миниатюрное устройство слежения оказалось неожиданно тяжелым – словно было сделано из свинца.

Нужно было спешить. Девушка выбежала из туалета и торопливо вышла из кафе на улицу.

Затерявшись в толпе, она тут же увидела, как на улицу спустились шесть аэрофургонов аварийной службы, как из них высыпали фигуры в черных с золотыми нашивками униформах, окружившие входы и выходы кафе «Гран-Мезон».

Помрачнев, девушка ехала на север по движущемуся тротуару. Телеки контролировали полицию – общеизвестный факт.

Ее беспокоило механическое насекомое, лежавшее в сумке. Оно не шевелилось, не подавало признаков жизни. Если ее предположение было верно, устройство оставалось в режиме бездействия, пока находилось в полной темноте и не могло сориентироваться.

Не меньше часа она бродила по городу, чтобы уйти от слежки – не только от шпиков в человеческом облике, но и от маленьких черных «жучков». Наконец она нырнула в узкий переулок грязного промышленного района, пробежала вверх по ступеням деревянной лестницы и зашла в унылую, но аккуратно прибранную гостиную.

В шкафу она нашла небольшую жестяную банку с завинчивающейся крышкой, осторожно засунула в нее носовой платок с завернутым в него «жучком» и плотно закрыла банку.

Девушка сняла длинный коричневый плащ, налила чашку кофе из разливочного автомата и стала ждать.

Прошло полчаса. Открылась дверь, заглянул Шорн. Его лицо осунулось и побледнело до оттенка грязноватой кости, глаза отливали нездоровым желтоватым блеском.

Девушка вскочила: «Что произошло?»

«Сиди, Лори, все в порядке», – Шорн устало опустился на стул.

Она налила другую чашку кофе, передала ее Шорну: «Так что случилось?»

Его глаза загорелись ярче: «Как только ты меня предупредила, я вышел из таверны. Уже через двадцать секунд – не больше – таверна взорвалась. Пламя полыхнуло из дверей, из окон. Внутри было тридцать или сорок человек, я все еще слышу их крики…» Уголки его рта опустились, он облизал губы: «Я все еще их слышу…»

Лори сдерживала волнение: «Всего лишь муравьи».

Шорн неприятно усмехнулся: «Каблук гигантского сапога раздавил сорок муравьев, а муравей-преступник, муравей, взятый на заметку, муравей, за которым они охотились – сбежал».

Лори рассказала ему о черном «жуке». Шорн иронически застонал: «Мало нам было шпионов, выглядывающих из-за угла, мало было полицаев в черных формах с золотыми погонами! Теперь за нами следят тараканы! Эти „жучки“ могут подслушивать?»

«Не знаю. Скорее всего. Он сидит в банке, но звук, наверное, туда проникает».

«Лучше убрать его подальше».

Девушка завернула банку в полотенце, положила ее в платяной шкаф в другой комнате и плотно закрыла дверь. Когда она вернулась, Шорн взглянул на нее с новым интересом: «Ты умеешь быстро соображать, Лори».

Она отвернулась, чтобы скрыть улыбку: «Приходится».

«Сообщение все еще у тебя?»

Она положила конверт на стол.

Шорн прочел сообщение вслух: «Свяжись с Клэйборном в Перендалии».

«Ты знаешь этого Клэйборна?»

«Нет. Нужно будет незаметно навести справки. Не думаю, что из этого выйдет что-нибудь хорошее».

«Мы причиняем им столько забот».

«Для телеков все это не так уж трудно. Одного или двух достаточно, чтобы координировать весь проект. Говорят, что подавлением сопротивления руководит телек по прозвищу „Доминион“, а многие другие даже не подозревают, что существует какое-то сопротивление. В этом отношении они ведут себя так же, как мы. Ведь мы платим человеку, который ловит бродячих собак, но не слишком задумываемся о бродячих собаках, если не встречаем их слишком часто. Скорее всего, даже один из ста телеков не представляет себе, что мы защищаем свою жизнь, наше будущее, достоинство человеческих существ».

Через несколько секунд Лори спросила: «Ты думаешь, мы победим, Шорн?»

«Не знаю. Но терять нам нечего». Он зевнул, потянулся: «Сегодня вечером у меня встреча с Серкумбрайтом – помнишь его».

«Это такой низенький толстенький биофизик».

Шорн кивнул: «Прошу прощения – мне нужно вздремнуть».