Через два дня было совершено нападение на Форенса Ноллинруда.

Строительное управление размещалось к западу от стадиона, в здании, спланированном в форме буквы «Г». Гескамп стоял во дворе, возмущенно отказываясь платить перевозчику за доставку заполнителя для бетона больше, чем было предусмотрено согласованным тарифом.

«Я мог бы закупать щебень в шести других местах! – ревел Гескамп. – С тобой я заключил контракт только потому, что хотел поддержать бывших соседей».

Перевозчик был одним из фермеров, лишившихся земли. Он упрямо мотал головой: «Никаких поблажек я от тебя не видел. Я теряю деньги. Щебень обходится мне в три кроны за кубометр».

Гескамп гневно махнул рукой, указывая на оборудование поставщика – ковш, подвешенный между двумя реактивными подъемниками: «Как ты надеешься извлекать прибыль, пользуясь такой рухлядью? Все, что ты зарабатываешь, ты тратишь на топливо, летая в карьер и обратно. Заведи себе пару подъемников типа „Самсон“ – и твои затраты уменьшатся, каждый рейс будет приносить несколько крон».

«Я – фермер, а не пилот. Я подписал договор потому, что у меня не было выбора. Если я залезу в долги, чтобы купить тяжелое оборудование, я никогда их не выплачу. И какая мне разница, в конце концов? Работы на три четверти закончены. Мне нужны деньги, Гескамп, а не советы».

«Что ж, от меня ты не получишь больше денег, чем заработал. Поговори с агентом в отделе закупок, может быть, он уступит. Я обязан соблюдать условия контракта – больше ничего не могу сделать».

«Говорил я уже с этим агентом, от него никакой пользы».

«Тогда обращайся к телекам – это их деньги. Я не могу платить тебе из своего кармана».

Перевозчик сплюнул на землю: «Телеки! Из-за них, сволочей, все это началось! Год тому назад у меня была молочная ферма – вон там, где теперь у них красивая лужа. Дела шли неплохо. А теперь у меня ничего нет – почти все деньги, какие мне дали за переезд, я угробил на этот проклятый щебень. Куда я теперь пойду? А у меня семья!»

Мохнатые светло-серые брови Гескампа сдвинулись: «Очень сожалею, Хопсон. Но я ничего не могу поделать. Вот телек – расскажи ему о своих проблемах».

Телек – Форенс Ноллинруд, высокий молодой человек с волосами соломенного оттенка, в великолепном рыжем плаще, темно-оранжевых панталонах и черных бархатных туфлях – брезгливо висел в воздухе, не приближаясь к поверхности двора строительного управления меньше, чем на метр. Перевозчик взглянул на телека, пожал плечами и угрюмо, решительно направился к нему.

Шорн, сидевший в управлении, не слышал, о чем бывший фермер говорил с телеком. Он видел, однако, что перевозчик подбоченился, расставив ноги, и с вызовом поднял лицо к собеседнику. Ноллинруд при этом слегка повернулся в сторону и посматривал вниз с отвращением – уголки его губ опустились.

Говорил в основном перевозчик. Телек отвечал сухо и односложно – жестикуляция перевозчика постепенно становилась все более яростной.

Тревожно нахмурившись, Гескамп наблюдал за происходящим. Он двинулся было поперек двора, очевидно намереваясь успокоить бывшего фермера. Как только он приблизился, однако, Ноллинруд поднялся на полметра выше, слегка отлетел в сторону, повернулся к Гескампу и указал на перевозчика таким жестом, словно требовал убрать вонючий мусор.

Перевозчик внезапно схватил прут железной арматуры и замахнулся им.

Гескамп хрипло закричал; Форенс Ноллинруд подскочил в воздухе, но не успел полностью уклониться от прута, разбившего ему голень. Телек закричал от боли, отлетел в сторону и взглянул на перевозчика. Как подброшенный катапультой, тот взлетел метров на тридцать, перевернулся в небе и, стремительно ускоряясь, свалился головой вниз на двор – с такой скоростью, что падение размозжило ему не только голову, но и плечи. Ноллинруда, однако, это очевидно не удовлетворило: железный прут ожил и принялся молотить неподвижное тело с чудовищной, гнувшей арматуру силой.

Боль в ноге и мстительная злоба настолько отвлекли Ноллинруда, что он полностью сосредоточился на избиении трупа. Тем временем, как только перевозчик грохнулся головой в землю, Гескамп схватил лежавшую неподалеку кирку. Пока телек орудовал прутом, спустившись пониже, чтобы любоваться результатами, Гескамп подкрался к нему сзади, размахнулся и нанес удар. Ноллинруд свалился на землю.

«А теперь, – сказал себе Шорн, – все мы за это дорого заплатим». Он выбежал из управления. Гескамп стоял и отдувался, глядя на тело, облаченное в роскошные тряпки – теперь они казались не одеждой, выбранной человеком по своему вкусу, а чем-то вроде жалких остатков раздавленной огромной яркой бабочки. Гескамп осознал, что все еще сжимает рукоять кирки, отбросил ее так, словно она раскалилась докрасна, и принялся нервно потирать руки.

Шорн опустился на колено рядом с телом телека и с привычной быстротой обыскал его. Засунув за пазуху кошелек и небольшую поясную сумку Ноллинруда, он поднялся: «Нужно спешить!» Шорн посмотрел по сторонам. Свидетелями происшествия стали человек шесть – кладовщик, выдававший инструменты, бригадир бетонщиков, пара регистраторов из управления и пара строителей. «Собери всех вместе, всех, кто это видел! – распорядился Шор. – Я займусь телом. Эй, ты – сюда!» Шорн подозвал побледневшего оператора подъемника: «Подведи сюда ковш!»

Они перевалили пышно разодетое тело в ковш. Шорн вскочил в кабину, сел рядом с оператором и показал рукой: «Туда, где заливают опору!»

Подъемник взлетел по диагонали к огромной северной стене стадиона; там бригада бетонщиков работала рядом с мешалкой, заполненной раствором – из ковшей подлетавших подъемников в мешалку высыпáли щебень. Шорн спрыгнул из кабины подъемника, висевшего в полутора метрах над площадкой, и подошел к бригадиру. «Здесь работы приказали остановить. Отведите бригаду к пилястру B-142 и пока что продолжайте работы там».

Бригадир ворчал и возражал – мешалка была наполовину загружена.

Шорн нетерпеливо повысил голос: «Пусть застынет. Я пришлю подъемник, чтобы ее увезли».

Бригадир отвернулся и раздраженно рявкнул на подчиненных. Те двигались с преувеличенной медлительностью. Шорн напряженно ждал, пока рабочие собирали инструменты и спускались по рампе.

Повернувшись к оператору подъемника, Шорн сказал: «Давай!»

Расфуфыренное тело плюхнулось в только что залитый бетон.

Шорн направил сливной желоб внутрь отмостки и открыл заслонку. Вязкая серая струя ударилась в лицо, смотревшее невидящими глазами в небо – лицо человека, лишь несколько минут тому назад обладавшего огромной властью.

Шорн вздохнул, испытывая некоторое облегчение: «Хорошо! Теперь пусть бригада возвращается».

Подлетев на подъемнике к пилястру B-142, Шорн выпрыгнул из кабины и подозвал рукой бригадира – тот вызывающе набычился. Шорн был всего лишь чертежником – то есть вмешивался не в свое дело и не имел практического опыта.

«Вы можете вернуться к верхней опоре и продолжать заливку».

Прежде, чем бригадир успел надлежащим образом выругаться, Шорн уже вскочил в кабину, и подъемник улетел.

На дворе строительного управления Гескамп стоял посреди тревожно бормочущей группы работников и служащих.

«Ноллинруда больше нет», – Шорн взглянул на тело перевозчика, поступок которого послужил причиной нежелательной ситуации. – Кому-нибудь придется отвезти Хопсона домой».

Он переводил взгляд с лица на лицо, пытаясь оценить надежность свидетелей – и не находил ничего внушавшего уверенность. Как только он смотрел людям в глаза, они их отводили. У Шорна возникло неприятное холодящее ощущение в животе – факт убийства невозможно было скрыть так же легко, как тело убитого.

Шорн снова огляделся по сторонам. Вблизи, на востоке, возвышалась огромная глухая стена. На север удалялись Альбанские холмы, на юг – безлюдная Лебяжья Лощина.

Возможно, кроме присутствующих нескольких человек об убийстве еще никто не знал. Он снова повернулся к свидетелям: «Нас слишком много, чтобы хранить тайну. Но если кто-нибудь проболтается – даже брату или жене, даже ближайшему другу – тайна раскроется. Вы помните, что случилось после того, как застрелили Вернисава Кнервига?»

Нервное бормотание подтвердило, что окружающим были известны последствия первого убийства телека – каждый надеялся, что его имя никак не будет связано со вторым.

Лицо Гескампа раздраженно морщилось. Шорн помнил, что официально Гескамп был его начальником – возможно, руководителя проекта уязвляла узурпация его полномочий: «Да, господин Гескамп? Вы хотели бы что-нибудь сказать?»

Толстые губы Гескампа растянулись – он оскалился, как волк, но с большим трудом сдержался: «Нет, все правильно».

Шорн снова повернулся к другим: «Все свободны – сегодня от вас больше ничего не потребуется. Телеки не станут вас допрашивать. Конечно, они заметят, что Ноллинруд пропал. Надеюсь, однако, что они не пронюхают, где именно он пропал. На всякий случай – если вас спросят, говорите, что Ноллинруд здесь был, а потом улетел. Вы больше ничего не знаете. И еще одно, – многозначительно прибавил Шорн. – Если кто-нибудь из вас вдруг разбогатеет, и при этом телекам станет известно, чтó тут произошло, предатель об этом пожалеет, и ничто не спасет его продажную шкуру». Тон Шорна стал обманчиво беззаботным: «Видите ли, существует организация, занимающаяся такими вещами». Шорн взглянул на Гескампа – тот не говорил ни слова. «А теперь я составлю список ваших имен, – продолжал Шорн. – Чтобы впредь у нас не было никаких проблем. По очереди, пожалуйста…»

Через двадцать минут микроаэробус управления вылетел в сторону Трана.

«Да уж! – огорченно произнес Гескамп. – Теперь я завяз по уши. Ты этого хотел?»

«Я хотел не этого. Но ты в опасном положении. Я – тоже. Может быть, нам повезет, и все это кончится ничем. Но на всякий случай сегодня же вечером придется сделать то, о чем я хотел тебя попросить раньше».

Гескамп раздраженно прищурился: «Я стал игрушкой в твоих руках. Чего ты от меня хочешь?»

«Подпиши заказ на поставку. Отправь пару подъемников на склад взрывчатки…»

Мохнатые брови Гескампа причудливо изогнулись – одна опустилась, другая поднялась: «Взрывчатка? Какая? Сколько?»

«Тонна митрокса».

Гескамп понизил голос до почтительного полушепота: «Этого достаточно, чтобы весь стадион улетел к чертовой матери в стратосферу!»

Шорн ухмыльнулся: «Вот именно. И заказ нужно оформить сегодня же. Потом возьми ключ от машинного зала. Завтра начнут вбивать центральную сваю. Сегодня ночью мы с тобой заложим митрокс под фундаментные плиты».

Гескамп застыл с открытым ртом: «Но…»

Угрюмое лицо Шорна стало почти любезным: «Я знаю. Массовое убийство. Так не поступают порядочные люди. Согласен! Полностью с тобой согласен! Трусливое нападение. Согласен! Трусливые нападения и удары ножом в спину – наше самое эффективное оружие. Потому что другого нет. Никакого другого».

«Но… почему ты так уверен, что кровопролитие чему-то поможет?»

Шорн внезапно взъярился: «Вытащи башку из песка, в конце-то концов! Когда еще у нас будет шанс избавиться от них – от всех до единого, без исключения?»

Гескамп выскочил из аэромобиля, предоставленного ему компанией, и прошел с неподвижным лицом вокруг арены к строительному управлению. Над ним возвышались, ярко озаренные утренним Солнцем, семьдесят метров сплошного бетона. Но память рисовала перед его глазами темные ящики, которые они с Шорном, как кроты, таскали под арену прошлой ночью. Гескамп все еще двигался неохотно и неуверенно – его поддерживали только настойчивость и указания Шорна.

Западня была подготовлена. Единственный кодированный сигнал должен был превратить в пыль новый бетон, подбросить брызги расплавленного металла на километры в воздух и сотрясти землю гигантским ударом.

Честное лицо Гескампа напряглось – он боролся с совестью. Неужели он слишком легко поддался? Месть телеков после такой катастрофы невозможно было даже представить! С другой стороны, если телеки действительно создавали ужасную угрозу свободе всего человечества – а Шорну почти удалось его в этом убедить – массовое убийство становилось абсолютной необходимостью, такой же, как уничтожение стаи бешеных хищников. Не подлежало сомнению также, что телеки смотрели сквозь пальцы на человеческие законы. Гескамп вспомнил смерть Форенса Ноллинруда. Если бы пропал обычный человек, уже давно началось бы расследование. Ноллинруд убил перевозчика, Хопсона. Охваченный приступом ярости и жалости, Гескамп убил телека. Человеческий суд, даже в худшем случае, признал бы Гескампа виновным в непреднамеренном убийстве в состоянии аффекта и, несомненно, согласился бы условно освободить его на поруки. Но телеки… При мысли об их возмездии у Гескампа леденела кровь. Возможно, экстремистские методы Шорна в чем-то соответствовали методам телеков – обычные средства охраны правопорядка, конечно же, не удержали бы телеков от страшной мести.

Обогнув угол навеса для инструментов, Гескамп заметил внутри незнакомое лицо. Хорошо! В главном управлении компании никто не заинтересовался заменой персонала; никто из руководителей, кому следовало бы задавать вопросы, не удосужился их задавать.

Гескамп заглянул в проектировочный отдел. Там просматривал документацию деталировщик Коул, занимавшийся стальными конструкциями. «Где главный чертежник?» – спросил его Гескамп.

«Не знаю, сегодня утром он еще не появлялся».

Гескамп беззвучно выругался. Как это похоже на Шорна! Смылся, спрятался – пока все шишки валились на его, Гескампа, голову! Может быть, лучше всего было признаться, рассказать всю правду о вчерашнем происшествии – в конце концов, это был несчастный случай, вызванный приступом справедливого возмущения. Неужели телеки не способны понять такие простые вещи?

Он повернул голову, заметив краем глаза, как что-то мелькнуло, пригляделся. За стеллажом поспешно скрылось какое-то черное насекомое. «Большой таракан! – удивился Гескамп. – Странно, никогда еще таких не видел».

Он набросился на работу с язвительной энергией – бригадиры спрашивали друг друга: «Какая муха сегодня укусила Гескампа?» До обеденного перерыва Гескамп трижды заглядывал к чертежникам, но Шорн так и не пришел.

Проходя по настилу верхнего яруса арены, Гескамп нагнулся, чтобы не удариться головой о софит, и снова заметил краем глаза что-то черное, выскочившее на стену у него за спиной. Он тут же обернулся, но странное насекомое успело исчезнуть под перекладинами.

«Какие-то большие тараканы тут завелись!» – заметил Гескамп новому бригадиру бетонщиков, которому он объяснял распорядок работ.

«Я их не заметил, господин Гескамп».

Вернувшись в управление, Гескамп нашел домашний адрес Шорна – тот остановился в гостинице Башни Мармиона – и позвонил ему по видеофону.

Шорн не отвечал.

Отвернувшись, Гескамп чуть не натолкнулся лбом на ноги телека, стоявшего перед ним в воздухе – тощего угрюмого человека с серебристыми волосами и блестящими маслянистыми глазами. На телеке был темно-серый костюм со светло-серой накидкой, на застежке воротника накидки красовался сапфир; на ногах у него были обычные для большинства телеков черные бархатные туфли.

Сердце Гескампа билось часто и тяжело, его ладони вспотели. Он с ужасом ждал этого момента. Где пропадал Шорн?

«Вы – Гескамп?»

«Да, – ответил Гескамп. – Я…»

Невидимая сила приподняла его в воздух и куда-то понесла. Далеко внизу промелькнули стадион, Лебяжья Лощина, холмы, леса. Тран выглядел с такой высоты, как черный улей, пересеченный серыми перпендикулярными прожилками – Гескамп с невообразимой скоростью летел высоко в небе, озаренный полуденным солнцем. Ветер ревел и свистел у него в ушах, но он не чувствовал давления воздуха ни на лице, ни на одежде.

Внизу раскинулся синий океан – что-то сверкало прямо впереди – сложное сооружение из блестящего металла, стекла и ярко раскрашенных панелей. Сооружение плавало высоко в солнечном воздухе – ни на что не опирающееся, ни под чем не подвешенное.

В глазах Гескампа блеснуло, полыхнуло – он стоял на стеклянном полу с переплетенными золотистыми и зелеными прожилками. Тощий телек в сером костюме сидел за столом в желтом кресле. Помещение заливал яркий свет – Гескамп был слишком ошеломлен и ослеплен, чтобы различать детали.

Телек сказал: «Гескамп, расскажите о том, что случилось с Форенсом Ноллинрудом».

Гескампу показалось, что телек наблюдал за ним с выражением человека, уже знающего правду и готового мрачно усмехнуться, услышав любую ложь. Кроме того, Гескамп никогда не умел хорошо притворяться и врать. Он посмотрел в округ – ему хотелось опустить на что-нибудь свое грузное тело, отдохнуть и успокоиться. Появился стул.

«Ноллинруд? – Гескамп уселся. – Вчера я его видел. А почему вы спрашиваете?»

«Где он теперь?»

Гескамп заставил себя болезненно рассмеяться: «Откуда я знаю?»

В воздухе стремительно мелькнула стеклянная игла, вонзившаяся сзади в шею Гескампа. Он вскочил на ноги, испуганный и разгневанный.

«Садитесь!» – неестественно ледяным тоном произнес телек.

Гескамп медленно сел. Он чувствовал легкое головокружение, в глазах у него помутнело, ум словно отделился от тела и бесстрастно наблюдал со стороны.

«Где Ноллинруд?»

Гескамп затаил дыхание. И услышал свой голос: «Он мертв. Залит бетоном».

«Кто его убил?»

Гескамп приготовился слушать то, что скажет его чужой голос.