Глава 10
«Расово ценные» дета для «тысячелетнего рейха»

22 июня 1942 года Генрих Гиммлер подписал приказ «О вывозе детей из Верхней Краины и Нижней Штирии в старый рейх». Этот приказ был непосредственно связан с «акцией против партизан и прочих бандитов», которая проводилась частями СС на территории Югославии, поделенной оккупантами. Операция, получившая кодовое имя «Горечавка», предусматривала «ответные меры», направленные против деревень, которые «провинились поддержкой банд». Как правило, мужское население подобных деревень уничтожалось, женщины направлялись в концентрационные лагеря, а дети вывозились в Германию. При этом Гиммлер ожидал, что будет оценивать «расовую ценность» данных детей. Фактически это позволяло «Источнику жизни» размещать определенное количество детей в домах «Лебенсборна» и в немецких приемных семьях.

Генерал Эрвин Рёснер, который, кроме всего прочего, являлся уполномоченным Гиммлера в качестве имперского комиссара по укреплению немецкой народности, пожаловался 8 августа 1942 года на то, что акция «Горечавка» предусматривала множество дополнительных заданий, предполагавших наличие добавочного персонала. Прежде всего он имел в виду именно вывоз детей и оценку их с расовой точки зрения. Но при этом Рёснер и его инстанция не ставили под сомнение необходимость участия «Лебенсборна» в данном процессе.

В тайном предписании, направленном 14 сентября 1942 года в Ведомство по переселению фольксдойче (ФОМИ), говорилось: «Дети, получившие [расовые] оценки I и II, в возрасте от ½ до 12 лет передаются ФОМИ организации "Источник жизни", Мюнхен, Херцог-Максштрассе, которая ответственна за воспитание и усыновление этих детей». 12 августа 1942 года состоялось совещание, на котором присутствовали: Инга Фирмец (представительница «Источника»), штурмбанфюрер СС Генрих Оберштайнер (представитель высшего руководителя СС и полиции в Альпах), штандартенфюрер Блюме (командир охранной полиции и СД), а также представлявший интересы ФОМИ Клагенфурт. Главным вопросом, стоявшим на повестке дня, являлась именно транспортировка захваченных детей в Германию. К тому моменту попытки вынести детям «расовую оценку» уже были предприняты гауптштурмфюрером СС Георгом Рёделем. По большому счету, вынесение точной «расовой оценки» оказалось весьма затруднительным делом. Как результат из Верхней Краины (Словения) в назначенный момент в Германию не отбыл ни один транспорт с детьми. К тому времени все сборные пункты, находившие в окрестности, были переполнены. Реальной становилась угроза возникновения эпидемии. В этих условиях и речи не могло быть о направлении детей в Германию — в рейхе очень опасались распространения завезенной с Балкан инфекции. Позже на Нюрнбергском трибунале Инга Фирмец свидетельствовала о том, что настаивала все-таки на вывозе детей в Германию, так как они долгое время находились в здании школы (сборный пункт), ночуя на голом полу, слегка прикрытом соломой. В то же самое время в Нижней Штирии командование репатриационных лагерей с радостью было готово избавиться от лишней обузы. Здесь задачей ФОМИ и «Лебенсборна» было направить детей через территорию Штирии в Германию («старый рейх»). Но на самом деле югославские дети на долгие месяцы застряли в лагерях ФОМИ, фактически оказавшись на положении заключенных. Это была лишь одна страница из деятельности «Лебенсборна», направленной на «германизацию Восточной Европы». Одна, но отнюдь не единственная.

В 1942 году руководство «Источника жизни» запланировало также создать собственные учреждения на территории Румынии, которая на тот момент являлась союзницей Германии. Гиммлер во время своего визита с Румынию в ходе встречи с местными немцами много рассуждал о том, что задачей каждой женщины из числа фольксдойче являлось «подарить фюреру ребенка». Как результат, среди немецкой общины резко увеличилось количество внебрачных беременностей. После этого предводительница местных немецких женщин Лидия Мюллер обратилась к руководству «Лебенсборна» с просьбой помочь в решении сложившей проблемы. После этого ее пригласили в рейх. Состоялся визит в мюнхенский централ «Лебенсборна», а затем гостье показали некоторые из домов «Источника». Эти связи не были односторонними. Некоторое время спустя Инга Фирмец предприняла несколько командировок в Румынию. Она должна была присмотреть некоторые здания, в которых должны были открыться филиалы «Лебенсборна». Все финансовые издержки в данном случае должно было взять на себя правление ФОМИ, находившееся в Берлине. Инга Фирмец даже несколько раз встречалась с руководителем ФОМИ — группенфюрером СС Лоренцем Мюллером. Уже в процессе выяснения деталей оказалось, что намерения ФОМИ так и остались лишь намерениями. Дело в том, что Лоренц Мюллер не обладал валютными запасами, а потому любые финансовые затраты мог оплачивать только в рейхсмарках. После этого на проекте создания филиалов «Источника жизни» в Румынии пришлось поставить крест.

Впрочем, это не мешало «Лебенсборну» активно заниматься онемечиванием румынских детей. Известно, что при посредничестве «Лебенсборна» из Румынии было похищено 185 «расово ценных» детей. 25 из них были размещены в замке Лангенцелль, расположенном близ Хайдельберга. В характерной для национал-социалистов циничной манере доктор Георг Эбнер лично оценил «расовые качества» похищенных детей: «С расовой точки зрения только некоторых детей можно рассматривать как обогащение немецкой народности. И лишь двое из них в целом подходят для усыновления. 18 в силу своего возраста едва ли могут быть воспитаны приемными родителями. А еще 5 в силу своих расовых характеристик и вовсе непригодны. Одну из девочек, Агнесс Фиалу, вообще стоило бы стерилизовать, так как ее уже начали интересовать молодые люди. Стерилизации должны подлежать также двое юношей: Николае Райсцер, который болен туберкулезом, а также Георг Кун, который благодаря своей внешности напоминает дегенерата». В итоге трое из представленных для усыновления детей были направлены в дом «Таунус». Некоторое время спустя девочки-близняшки оказались в семье гауптштурмфюрера СС, служившего в Берлине.

«Источник жизни» не всегда имел приоритетное право на «получение» детей из Восточной Европы. Если речь шла о внебрачных детях немецких солдат, которые были рождены или должны были родиться на восточных оккупированных территориях, то тут начиналось соперничество сразу же между несколькими структурами. В данном случае на «расово ценных» детей претендовали разные организации. Чтобы хоть как-то разграничить деятельность «Лебенсборна», которая курировалась СС, и работу проекта «Мать и дитя», который осуществлялся при Национал-социалистическом народном вспомоществовании, 13 сентября 1942 года состоялась беседа между Генрихом Гиммлером и Эрихом Хильгенфельдтом (начальником главного управления народного вспомоществования в НСДАП). О деталях этой беседы Макс Золльман и Эрих Альтхаус были уведомлены в соответствующих письмах. В беседе между двумя нацистскими бонзами наибольшее внимание уделялось именно проблеме внебрачных детей немецких солдат, которые были рождены «инородками». На тот момент имелось однозначное указание Гитлера относительно того, что «все расово ценные дети должны были вывозиться в рейх, где будут воспитываться в учреждениях Национал-социалистического народного вспомоществования».

Хильгенфельдт предложил Гиммлер как Имперскому комиссару по укреплению немецкой народности и как «признанному борцу во имя грядущей политики в сфере народонаселения» возможность оказывать влияние на проекты, которые касались проблемы «Матери и ребенка». Сам Хильгенфельдт полагал, что для успешного выполнения данных заданий не обладал необходимым политическим авторитетом. Данный партийный чиновник считал, что Национал-социалистическое народное вспомоществование было всего лишь структурой, ориентированной на выполнение четко поставленных практических задач. В перспективе же Германия якобы нуждалась в создании целой сети учреждений, для чего потребовалось бы, например, изымать некоторое имущество у церкви. Выполнение данных задач ему, Хильгенфель-дту, было не по силам. В итоге деятельность «Лебенсборна», изначально связанная с Гиммлером как рейхсфюрером СС, оказалась также связана с той же самой политической фигурой, но уже в качестве имперского комиссара по укреплению немецкой народности. Как результат все чаще и чаще корреспонденция для руководства «Источника жизни» стала приходить на следующий адрес: «Имперскому комиссару по укреплению немецкой народности. Штаб. Управление L». Нет необходимости говорить о том, что это прибавляло политического веса «Источнику жизни».

Если возвратиться к сюжету, связанному с рождением внебрачных детей от немецких солдат на оккупированных территориях СССР (России), то они конечно же должны были переправляться в Германию. Но при этом Гиммлер предпочитал проводить в данном вопросе свою собственную политику. 11 июля 1942 года он распорядился, чтобы Пфлаум занялся поисками «расово ценных и расово чистых» русских детей в «районе Волги».

К тому моменту Пфлаум пребывал в опале, а потому выполнял функции «уполномоченного по борьбе с вредителями». В успешном выполнении данного задания он увидел возможность реабилитироваться в глазах Гиммлера, и даже, шанс возвратиться в «Лебенсборн», из которого он был уволен в 1940 году. В итоге эсэсовец в срочном порядке сформировал особое подразделение, которое более известно как «зондеркоманда Пфлаума». С разрешения высшего руководителя СС и полиции по «Центру России» Пфлаум взял под свой контроль детский дом, располагавшийся в Бобруйске (Белоруссия). Пфлаум планировал провести что-то вроде этнопсихологического эксперимента, а именно пытался вырастить вместе 35 русских и 5 немецких детей. Если русские (и белорусские) дети оказывались поддающимися «германизации», то впоследствии они могли быть направлены на усыновление в Германию. Однако военные успехи вермахта на Восточном фронте были недолговечными. После того как немецкие войска покатились на запад, детей немецких солдат пришлось в срочном порядке эвакуировать. Подробности этой операции стали известны уже на Нюрнбергском трибунале, когда допрашивали штандартенфюрера СС Ганса Эрт лиха, который занимал должность в Главном управлении имперской безопасности (РСХА). Он заявил следующее: «Генерал направил фюреру сообщение о том, что в зоне боевых действий группы армий "Центр” имелось очень много детей немецких солдат, которые появились на свет от русских женщин. Принимая во внимание отступление, было бы нежелательно, чтобы они отстали. Тогда же, видимо, фюрер вызвал к себе Гиммлера. Гиммлер в свою очередь собрал совещание. На совещании присутствовал Шульц и еще два или три офицера, а также мужчина, который, как я полагаю, представлял интересы "Источника жизни". Осуществление данной операции было поручено штандартенфюреру Пфлауму. По большому счету, я оказался на этом совещании совершенно случайно».

Если женщины с оккупированных территорий, родившие от служащих СС, хотели оставить себе ребенка на воспитание, то они должны были подписать следующий документ, который должен был выполнять функцию некоей присяги: «Я обязуюсь воспитывать моих детей, чьим отцом является служащий СС… как немцев, направлять их исключительно в немецкие школы, не чинить препятствий, а только содействовать их участию в деятельности немецких организаций. Если же я нарушу данное общение, то биологический отец ребенка имеет право лишить детей моего воспитания. В случае моей смерти право на воспитание детей переходит к ближайшим родственникам и руководителю местной группы этнических немцев».

Если в отношении «немецких» детей из СССР «Лебенсборн» (с подачи Гиммлера) проводил очень сложную политику «германизации», то в отношении поляков все было не пример проще. Гиммлер давно испытывал презрение и ненависть к польскому народу. Он намеревался приложить все усилия для того, чтобы лишить поляков их национального самосознания. Почти сразу после того, как немецкие части заняли большую часть Польши, стал формироваться так называемый «Немецкий народный список». Это был перечень тех поляков, которых предполагалось «германизировать», так как они «подходили» для рейха по «расовым критериям». Постепенно людей, попавших в «Немецкий народный список», планировалось вывезти в Германию. Там должно было завершиться их онемечивание. Дети, которые «имели шансы на ариизацию», должны были направляться в специальные школы-интернаты, чтобы быть изолированными от влияния своих польских родителей.

Клара Кейт, руководительница школы-интерната в баденском Ахерне, заявляла во время допроса на Нюрнбергском трибунале, что именно ей были переданы «способные к онемечиванию польские дети». Она предполагала, что это произошло после согласования действий между «Источником жизни» и управлением интернатов в Имперском министерстве воспитания. Как оказалось, дети, которые не имели «однозначно немецкого происхождения», но в силу своих «расовых признаков» рассматривались как «способные к онемечиванию», должны были отдаваться на воспитание не только в интернаты, но и в приемные немецкие семьи. Не стоит полагать, что онемечиванием польских детей занимались только в Бадене. Подобные интернаты имелись на территории Варте-гау (Западная Польша), а именно в Вартхагене и Эйхенбрюке. Но все-таки Гиммлер опасался «польского влияния» на этих детей, а потому предпочитал, чтобы они находились за сотни километров от своих родственников — в Бадене.

На восточных оккупированных территориях Гиммлер отводил «Лебенсборну» двойное задание. С одной стороны, «Источник жизни» должен был размещать в своих детских домах «расово ценных» детей, с другой стороны, должен был направлять в свои родильным дома женщин, ожидавших детей от немецких солдат. После родов большая часть новорожденных должна была размещаться в специальных яслях «Источника».

В оккупированной Польше Гиммлер планировал найти несколько домов, в которых бы были созданы филиалы «Лебенсборна». Инга Фирмец должна была заниматься исключительно тем, что подыскивала бы здания под родильные дома, куда планировалось направлять беременных женщин-фольксдойче. Вместе с Марией Книпп-Меркель по поручению Макса Золльмана она направилась в Варшаву, где занялась «разведкой». После этого женщины направились в Краков, где занимались тем же самым. В окрестностях Кракова было найдено несколько «подходящих» объектов, но все они были «забракованы» руководством «Источника жизни». Здания были слишком большие, а потому на их содержание потребовалось бы слишком много денег. В этой связи разразился небольшой скандал. Высший руководитель СС и полиции Фридрих Вильгельм Крюгер непременно хотел, чтобы на подконтрольной ему территории действовали филиалы «Источника жизни». В итоге Макс Золльман был вынужден направить в Краков юриста «Источника жизни» Теше, которому предстояло выслушивать нелицеприятные упреки в том, что они, «бюрократы», всячески тормозили осуществление задуманного рейхсфюрером СС проекта.

В итоге филиал «Лебенсборна» все-таки появился в Кракове. Руководить им было поручено Марии Книпп-Меркель, которая ни на минуту не прекращала поиск подходящих зданий. Крюгер решил облегчить ей задачу. Вначале он предложил «Лебенсборну» здание польской больницы, которое располагалось в самом центре Кракова. И на этот раз Золльман отклонил данное предложение. Между тем проект по организации в Кракове родильного дома «Источника» оказался на грани провала. В ситуацию вмешался вермахт, который сам остро нуждался в строениях, расположенных близ крупных польских городов. Не увенчались успехом попытки создать дом «Варте» в Коберцине. Казалось бы, Золльмана и Эбнера устроило конфискованное гестапо здание еврейского санатория для больных туберкулезом «Бриус», в пригороде Варшавы. Но на этот раз передаче этого строения «Источнику жизни» воспротивился краковский имперский наместник.

Невзирая на все сложности, в Кракове, тем не менее, был создан дом «Источника жизни». Несмотря на первоначальную задумку, он предназначался исключительно для немецких женщин. Этот родильный дом был закрыт в 1944 году, а руководившая его работой Мария Книпп-Меркель была вынуждена в срочном порядке перебраться в Мюнхен, откуда была послана руководить домом «Альпенланд». Если не считать Кракова, то «Лебенсборну» удалось создать несколько «общежитий» в округе Цихенау (Юго-Восточная Пруссия). Это были 22 деревянных строения, рассчитанные на прием 120 незамужних женщин с детьми. Первые жительницы этих зданий появились в апреле 1944 года. Однако в ходе бомбардировки почти все здания были разрушены, а потому филиал «Лебенсборна» в этих краях фактически и не начал свою работу.

Если в деле поиска зданий под свои дома «Источник жизни» фактически не достиг никакого успеха на территории оккупированной Польши, то в деле онемечивания «расово ценных» польских детей «Лебенсборн» смог добиться «неплохих результатов». В те дни представители множества национал-социалистических организаций прочесывали польские интернаты и детские дома в поисках «породистых» детей. Если таковые находились в семьях, то их, не раздумывая, разлучали с родителями. Поводом для осуществления этой варварской деятельности стало распоряжение № 67/1 от 19 февраля 1942 года «О германизации детей из польских семей и польских детских домов». Именно этот приказ фактически закрепил данную сферу деятельности за «Лебенсборном». Его предтечей можно было считать письмо, направленное 18 июня 1941 года Генрихом Гиммлером имперскому наместнику Артуру Грайзеру, чья резиденция находилась в Познани. В этом письме Гиммлер вновь излагал свою точку зрения. Рейхсфюрер СС считал «целесообразным, если бы расово безупречные маленькие дети из польских семей направлялись в специальные детские дома». Дети, которые не поддавались онемечиванию, должны были возвращаться родителям. Поначалу Гиммлер планировал создать два или три подобных учреждения. Они должны были наработать «воспитательную практику» и обобщить накопленный опыт. Дети, которые «показали хорошие результаты», со временем должны были передаваться на воспитание в бездетные немецкие семьи.

Весьма показательным является тот факт, что различные эсэсовские структуры по-разному оценивали «способность польского населения к германизации». Так, например, в Главном управлении СС по вопросам расы и поселений полагали, что онемечиванию подлежало 2–3 % поляков. В «Лебенсборне» полагали, что эта цифра едва ли превышала 1 %. Казалось бы, эти подходы принципиально не различались между собой. Но эти именно из-за этих цифр между двумя эсэсовскими структурами нередко вспыхивали конфликты. Например, начальник Главного управления СС по вопросам расы и поселений не раз направлял руководству «Лебенсборна» требования предпринять повторную попытку онемечивания тех или иных женщин. Так произошло, например, с Софией С., которая поначалу была размещена в доме «Венский лес». В нем она предпочитала говорить преимущественно на польском языке. В итоге заведующий домом принял решение, что София не соответствовала «критериям личностей, способных к германизации», а потому ее выгнали из «Венского леса». После этого женщина оказалась в одном из учреждений Национал-социалистического народного вспомоществования. Этот случай стал поводом для того, чтобы Хоффман заявил свой официальный протест Максу Золльману: «Я хотел бы для начала установить, является ли употребление польского языка одним из признаков, согласно которому способного к германизации человека выгоняют из дома "Источника жизни"? Я пишу Вам хотя бы по той причине, что Ваши заведующие домами отказываются принимать направленных мною из Литцманнштадта людей якобы по расовым соображениям».

Но все-таки ведущую роль в предстоящей «германизации Европы» эсэсовские идеологи отводили не Восточной, а Северной и Северо-Западной Европе. В этой связи нет ничего удивительного в том, что когда говорят о деятельности «Лебенсборна» за пределами Германии и рейха, то в первую очередь вспоминают о Норвегии. Именно население этой скандинавской страны в наибольшей мере должно было соответствовать расовым принципам национал-социализма. По большому счету, норвежцы должны были выступать всего лишь в качестве материала, из которого эсэсовские специалисты должны были вылепить «новых людей».

Несмотря на множество идеологических «реверансов», которые совершали национал-социалисты в сторону норвежцев, «Источник жизни» долгое время фактически никак не проявлял себя в Норвегии. В обильной переписке, которая велась между различными министерствами, военным командованием и прочими структурами, «Лебенсборн» упоминался поначалу весьма редко. По большому счету, ему отводилась лишь роль попечителя детей, рожденных норвежками от немецких солдат. Ситуация стала меняться только в середине 1942 года. Интересным является то обстоятельство, что это было отнюдь не инициативой Гиммлера или неких имперских министров, а самого руководства «Источника жизни». Еще 9 сентября 1942 года шеф имперской канцелярии Ганс-Генрих Ламмерс составил проект документа, в котором велась речь о заботе над «немецкими» детьми в Норвегии. В этом документе никак не упоминались ни Гиммлер, ни его детище — «Источник жизни». Только 31 декабря 1942 года Максу Золльману удалось добиться, чтобы возглавляемая им структура оказалась «причастной» к этой сфере деятельности.

Если вернуться в 1941 год, то норвежский филиал «Лебенсборна» на тот момент состоял всего лишь из одного административного служащего и трех женщин-врачей. Но к концу войны административный аппарат «Источника» в Норвегии увеличился до 50 человек. Если принять во внимание сотрудников домов, которые к 1945 году возникли в этой скандинавской стране, то окажется, что в них служило 223 человека (91 немец, 132 норвежца). О росте влияния «Лебенсборна» в Норвегии говорит и еще один показатель, а именно его финансирование. В конце 1941 года на норвежский филиал «Источника жизни» выделялось 2,3 миллиона рейхсмарок. К 1945 году эта сумма увеличилась в разы и составляла 6,2 миллиона рейхсмарок.

Если посмотреть на структуру «Лебенсборна» в Норвегии, то она выглядела следующим образом.

Городские дома:

— дом в Осло, рассчитанный на 20 женщин, 6 детей, кроме того, было предусмотрено 4 места для гостей;

— дом в Бергене, рассчитанный на 20 женщин и 6 детей;

— дом Тронхейме, рассчитанный на 50 женщин и 10 детей. Родильные дома:

— дом в Хурдаль-Верке, расположенном в 90 километрах от Осло. Рассчитан на 40 женщин и 80 детей;

— дом в Клеккене, расположенный в 60 километрах на северо-запад от Осло. Нет никаких указаний, на какое количество рожениц он был рассчитан.

Детские дома:

— детский дом в Годтхаабе, расположенном в 15 километрах от Осло. Рассчитан на 165 детей;

— детский дом в Штальхейме, расположенном в 35 километрах на север от железнодорожной станции Фосс на ветке Осло — Берген. Рассчитан на 100 детей;

— детский дом в Ос, удаленном на 250 километров от Осло. Рассчитан на 80 детей;

— так называемые «преддома».

«Лебенсборн» мог отнюдь не во всех случаях разместить детей исключительно в своих заведениях, а потому нередко приходилось прибегать к услугам обыкновенных норвежских детских домов. Кроме стационарных учреждений «Источника жизни», которые перечислены выше, имелись еще и так называемые служебные пункты, кои были разбросаны по всей стране. Так, например, пункты «Источника жизни» имелись в Наврике, Тронхейме, Бергене, Христиансунне, и даже в финском на тот момент Киркенесе (он контролировался из Осло). В немецких архивах почти не сохранилось никаких упоминаний о судьбе зданий, в которых располагались дома «Лебенсборна». Ситуация изменилась, когда в 2002 году вышла книга норвежского историка Каре Ольсена «Отец-немец. Судьба детей "Лебенсборна" и их матерей в 40-е годы». Так, например, этот исследователь установил, что дом «Хурдаль Верк» первоначально был стекольным заводом, и только годы спустя был перестроен в красивый отель, где собственно и предпочел разместиться «Лебенсборн». С этой точки зрения примечательна дата, август 1941 года — именно в это время начал свою работу первый дом «Источника жизни», расположенный за пределами рейха. Речь идет о доме «Клеккен», которые расположился в одной из самых известных и роскошных норвежских туристических гостиниц. В 1940 году она была уничтожена пожаром. Однако владельцы отеля очень быстро восстановили здание. Однако уже в 1941 году эта гостиница была арендована «Источником жизни». Полноценное учреждение здесь возникло только 1 мая 1942 года. Именно тогда здесь начали работу родильный дом и дом матери.

Упомянутые ранее так называемые «преддома» были предна-значеныдлятехженщин, которые хотели попасть в «Лебенсборн» задолго до момента родов. Преддом «Гайло» был до немецкой оккупации роскошным отелем «Доктор Гольме». Конфискованный немцами он превратился в преддом «Источника», в котором около 60 женщин могли ожидать родов. В марте 1945 года это учреждение было перенесено руководством «Лебенсборна» в административный округ Хедмар, где уже велась реконструкция отеля «Хосбьор». «Источник жизни» расположился в нем буквально за несколько дней до окончания войны.

Детский дом в Годтхаабе находился в пятиэтажном здании больницы и был рассчитан приблизительно на 200 детей. Он открыл свои двери летом 1942 года. Другой детский дом возник в Западной Норвегии близ местечка Фосс. Под него была отведена гостиница «Штальхейм», которая была соответствующим образом переоборудована в феврале 1943 года. Еще один детский дом «Лебенсборна» возник в помещичьей усадьбе Мольдергард и Ос, которая некогда принадлежала бывшему норвежскому премьер-министру и крупному судовладельцу Людвигу Иоганну Мовинкелю. Сразу же после начала оккупации страны он предпочел скрыться из страны, а потому его имущество было конфисковано национал-социалистами. Весной 1943 года в этом имении нашло приют около 80 детей. Кроме всего прочего, из имущества Мовин-келя была конфискована квартира, расположенная в центре Осло, Именно в ней в 1941 году расположился норвежский «Лебенсборн». Впрочем, надо оговориться, что это не рассматривалось как присвоение чужой собственности, а лишь как временное пользование ею. Сотрудники «Лебенсборна» намеревались располагаться в шикарной квартире только до того момента, пока не будет создан первый дом «Источника».

Также надо упомянуть, что до самого окончания войны «Источник жизни» поддерживал в Драммене норвежек, которые были обручены с немецкими солдатами и готовились стать матерями. Поскольку возможности «Источника жизни» в Норвегии были ограничены, то, по подсчетам Ольсена, около 225 «детей войны» были размещены в самых обычных детских домах. Кроме того, по инициативе руководства «Лебенсборна» еще один «специальный» дом для грудных детей был создан в Осло усилиями норвежской фашистской партии «Национальное единство», которую возглавлял Квислинг.

Согласно официальной позиции руководства «Источник жизни» хотел заботиться о норвежках не только у них на родине, но и за ее пределами. Совместно со специалистами Главного управления по вопросам расы и поселений планировалось постепенно превратить скандинавок в «полноценных немок». Осуществляться данный проект должен был уже на территории Германии. Предпосылкой для попадания в «старый рейх» в первую очередь была внешность норвежской женщины, которая должна была являться иллюстрацией к постулатам о «превосходстве нордической расы». Кроме того, норвежка должна была быть наследственно здоровой, что, впрочем, можно было и не упоминать, так как в «Лебенсборне» это было непреложной аксиомой. Шеф Главного управления СС по вопросам расы и поселений группенфюрер Отто Хоффман отдельно обсуждал этот вопрос с представителями «Источника жизни» 12 мая 1941 года в Берлине. Предполагалось, что сначала норвежские девушки и женщины должны были пройти курс изучения немецкого языка. Сделать это планировалось в доме «Курмарк» под Бранденбургом. После того, как эти женщины родили бы детей, они должны были бы снова попасть на курсы. Если они сочетались браком с немецким солдатом, то их должны были направить к родственникам мужа. Непременным условием было, что норвежские женщины должны были избегать опасностей больших городов, а поэтому руководство «Лебенсборна» и РуСХА намеревались направить их на село, чтобы они работали как крестьянки. Отто Хоффман также не исключал возможности того, что норвежки могли быть размещены в семьях служащих СС.

В данном проекте стороны разделили свои финансовые обязательства. «Лебенсборн» должен был обеспечивать финансирование детей и так называемую «свадебную ссуду». Государство, в свою очередь, должно было взять на себя выплату семейных пособий. Чтобы данный проект осуществился как можно скорее, Отто Хоффман предлагал «Лебенсборну» направить в Норвегию специалиста по «расовому освидетельствованию», дабы тот прямо на месте занимался отбором наиболее «подходящих» женщин.

В Германию рассчитывали направлять не только будущим матерей. Не раз речь велась о том, чтобы растить рожденных в Норвегии детей в немецких домах «Источника жизни». Это позволило бы воспитать юных скандинавов в «правильном, национал-социалистическом духе». Впервые данная задумка была осуществлена летом 1943 года, когда из Норвегии в дома «Фрисланд» и «Солнечный луг» было привезено около 80 детишек. Мыслилось, что они в кратчайшие сроки будут усыновлены немецкими семьями. И действительно, 60 из них вскоре оказалось у приемных родителей. Непосредственно ответственным за данную акцию был унтерштурмфюрер СС Вильгельм Роберт Шнайдер, который улаживал все юридически формальности с адвокатом. На Нюрнбергском трибунале сотрудница «Лебенсборна» Эмилия Эдельман утверждала, что детей вывозили из Норвегии не по линии «Источника жизни», а по каналам Главного управления СС по вопросам расы и поселений.

Как показала практика, многие немецкие солдаты хотели сочетаться браком со скандинавками, что с точки зрения национал-социалистической идеологии должно было если не приветствоваться, то, по крайней мере, не возбраняться. Но оказалось, что существовали значительные преграды, многие из которых солдатам вермахта было преодолеть очень сложно. В своем секретном меморандуме от 18 февраля 1942 года Мартин Борман доводил до сведения высших армейских чинов, что все заявления на бракосочетание служащих вермахта с голландками, шведками, норвежками и датчанками должны были направляться командованию вермахта, а то в свою очередь должно было посылать на утверждение Гитлеру(1). В этом секретном распоряжении в том числе сообщалось:

Если же немецкие солдаты все-таки настаивали на необходимости бракосочетания с иностранкой, то они должны были приложить к заявлению фотографию невесты, а также «подробное описание ее расово-политических воззрений» и «доказательство ее арийского происхождения» (родословная вплоть до бабушек и дедушек). О важности данного распоряжения говорит хотя бы тот факт, что оно было отдано 26 января 1942 года не кем иным, как генералом-фельдмаршалом Кейтелем, начальником Верховного командования вермахтом. Но это было еще не самое существенное ограничение для бракосочетания с иностранками. У немецких солдат, находившихся в Норвегии, вызвал полное непонимание строгий приказ генерал-полковника Эдуарда Дитля, который категорически запретил заключать браки между немецкими солдатами и норвежками.

Удивленный подобным положением вещей, Генрих Гиммлер решил напрямую обратиться к Мартину Борману. Борман уклончиво ответил, что повсеместное разрешение на бракосочетание немецких солдат и европейских иностранок «было пока еще преждевременным». В ответ на это рейхсфюрер СС заявил, что «если мы хотим построить германскую империю», то подобные запреты были просто-напросто недопустимы. 17 июля 1943 года Гиммлер решился поговорить на эту тему с фюрером. Рейхсфюрер СС указывал, что подобные запреты «наносят только лишь вред». После этого он подчеркнул, что:

«Лебенсборн» оказался незаменим, когда пресловутая немецкая бюрократия решала вопрос слитком долго. В данной ситуации «Источник жизни» мог ускорить процесс получения разрешения на вступление в брак. Так, например, 1 декабря 1944 года в Личный штаб рейхсфюрера СС пришло письмо, которое было переправлено в мюнхенский централ «Лебенсборна». В этом письме находившийся в Норвегии немецкий унтер-офицер Конрад X. (уроженец Хессиш-Лихтенау) просил разрешения на брак с уроженкой Норвегии Шарлоттой Й. К письму прилагались все необходимые для этого документы. В тот момент, когда письмо попало в «Лебенсборн», у пары уже подрастал ребенок, которому исполнилось 18 месяцев. Официальный путь получения разрешения на брак оказался слишком долгим, а потому отец ребенка, который оказался внебрачным, беспокоился о социальном статусе своего сына. На тот момент мать ребенка уже находилась на попечении «Лебенсборна» в Осло. Предполагаемая семья не знала никаких трудностей, но для заключения брака требовалось «разрешение фюрера». Руководство «Источника жизни» решило ускорить процесс получения разрешения на бракосочетание. К сожалению, не удалось установить, чем закончилась эта история.

Поскольку Гиммлеру было позволено сохранить некую «автономию» относительно свадеб эсэсовцев, то в Главном управлении СС по вопросам расы и поселений не пытались чинить никаких препятствий, когда заключался брак между немками и норвежскими эсэсовцами. В первую очередь подразумевались служащие так называемого «норвежского легиона СС», которые рассматривались в Германии как весьма верные союзники. Прагматично настроенный начальник РуСХА Отто Хоффман после своего посещения Норвегии, которое состоялось 13 августа 1943 года, предложил высшему руководителю СС и полиции на Севере Вильгельму Редису официально закрепить сотрудничество двух эсэсовских структур. Отто Хоффман предлагал создать в Осло «родовое учреждение» РуСХА, которое бы занималось составлением родословных и проверкой заявлений на вступление в брак, подававшихся служащими норвежских Ваффен-СС. Для работы в Норвегии должен был быть прислан референт из Берлина. В качестве обмена двое из служащих норвежских Ваффен-СС должны были быть направлены в Берлин, чтобы пройти некую стажировку в управлении бракосочетания РуСХА. После этого они должны были вновь вернуться в Осло.

Если говорить о приказе, касавшемся бракосочетаний эсэсовцев, то он был подписан Гиммлером еще до прихода Гитлера к власти. Существовавшие правила вступления в брак касались всех эсэсовцев вне зависимости от того, служились ли они в частях Ваффен-СС или же в структурах «общих», Альгемайне СС. По этой причине Отто Хоффман полагал, что практика строгой проверки жениха и невесты перед свадьбой, которая существовала в Германии, должна была быть распространена и на служащих норвежских эсэсовских подразделений. Гиммлер, который должен был согласно введенным им же правилам давать разрешение на брак эсэсовца, 12 ноября 1942 года передал эти функции Отто Хоффману как главе Главного управления СС. Рейхсфюрер предполагал участие в данном процессе только в исключительных случаях. К исключительным случаям относились разрешения на брак офицеров СС, все прошения которые не могли быть удовлетворены, а также заявления на бракосочетание эсэсовцев с представительницами «германских народов», равно как и на вступление в брак немок со служащими норвежских частей СС. В данном случае Главное управление СС по вопросам расы и поселений не имело права отклонить прошение о вступлении в брак — это было исключительной прерогативой самого Генриха Гиммлера.

В этой связи очень странной выглядит история с гауптшар-фюрером СС Генрихом Фрике, который 15 февраля 1943 года пытался встретиться с Гиммлером, чтобы все-таки получить разрешение на вступление в брак. Гиммлер, который посылал одним росчерком пера сотни тысяч людей на смерть, в данном случае проявил странную щепетильность в отношении того, как немецкий эсэсовец выглядел в глазах норвежской девушки, которая ожидала от него ребенка. «Я сообщил Вам уже по телеграфу, что не даю разрешения на вступление в брак. Ваша невеста, производящая самое благоприятное впечатление, находится на девятом месяце беременности. Вы же подали заявление на получение разрешения для вступления в брак только в ноябре. Ваше поведение мне кажется бесцеремонным и неблагородным. То, что Ваша невеста ожидает ребенка, Вы узнали много месяцев назад. Поскольку Вы сознательно затягивали решение вопроса с бракосочетанием, я это рассматриваю как действие, позорящее служащего СС.

Теперь я прошу, чтобы Вы исправили Вашу бесцеремонность и нетактичность уже в рамках все-таки разрешенного мною брака». Впрочем, для Генриха Гиммлера такие понятия, как «прилично», «благородно», всегда имели специфическое звучание.

Деятельность «Лебенсборна» в скандинавских странах не ограничивалась только Норвегией. Было бы наивно полагать, что после многочисленных связей немецких солдат и датских женщин на свет не появилось бы определенное количество внебрачных детей. Случай с Данией был, как говорится, особым. Дело в том, что имперское правительство рейха старалось не говорить о Дании как об оккупированной стране, как это было, например, в ситуации с Норвегией, Францией и Бельгией. Действительно, после перехода 9 апреля 1940 года частями вермахта германо-датской границы, было налажено подобие тесного сотрудничества с местным правительством. Уже в силу этого обстоятельства проблема внебрачных детей должна была быть урегулирована «по-особому».

Первые внебрачные дети от немецких солдат в Дании появились на свет приблизительно в начале 1941 года. В случаях, когда отца ребенка было установить проблематично, решением вопроса занималась специальная двухсторонняя комиссия. В Дании эта сфера деятельности была поручена специальному референту министерства юстиции. Германская сторона решила принять необходимые меры с небольшим запозданием. Только 9 августа 1943 года рейхсмаршал Герман Геринг, генерал-фельдмаршал Кейтель и начальник имперской канцелярии Ламмерс подписали положение о «обязательствах имперских немцев об обеспечении поддержки детей, которые были рождены в Дании во время войны и рождены матерями датского гражданства вне брака». Этот документ, имеющий силу закона, был опубликован 25 августа 1943 год в «Рейхсге-зетблатт». Данное положение предписывало командованию немецких частей, находящихся на территории Дании, взять на себя часть финансовых издержек, связанных с беременностью и рождением детей от немецких солдат.

«Источник жизни» появился в Дании достаточно поздно. Лишь осенью 1944 года Гиммлер высказал пожелание, чтобы структура «Лебенсборна» появилась в Копенгагене. Сразу же после этого Макс Золльман поручил профессиональному художнику-оформителю Вилли Цисмеру заняться поиском подходящих для этого зданий. На тот момент Вилли Цисмер был известен не столько своими художественными работами, сколько тем, что в чине штурмбанфюрера СС возглавлял в «Лебенсборне» отдел «Труд». Он был одним из «ветеранов» «Источника жизни», работая в этой организации едва ли не с самого момента ее появления. В феврале 1945 года Цисмер сообщил Максу Золльману, что смог найти несколько зданий, которые бы могли устроить руководство «Лебенсборна». На тот момент планировалось применить в Дании так называемую «норвежскую модель», то есть датчанки, которые ожидали детей от немецких солдат, имели бы возможность рожать непосредственно у себя в стране. В марте 1945 года в Копенгагене начались работы по обустройству родильного дома «Источника». Однако, когда он был готов начать свою деятельность, закончилась война. После капитуляции Германии это здание использовалось Красным Крестом, а затем было преобразовано в женскую клинику.

«Источник жизни» никогда не проявлял повышенной активности в Финляндии. Хотя это отнюдь не значило, финские женщины не рожали вне брака детей от немецких солдат. Ввиду весьма специфических отношений, которые сложились между германским рейхом и Финляндией, командование вермахта подписало соглашение с финским министерством обороны. Оно предусматривало на время войны выплату пособий женщинам, которые родили детей от немецких солдат. По сравнению с процессами, которые шли в Дании, Норвегии или Нидерландах, в отношении Финляндии имперское правительство руководствовалось Прежде всего внешнеполитическими соображениями. Именно по этой причине был предложен упрощенный вариант официального признания отцовства. Соглашение, подписанное сторонами, ориентировалось в первую очередь на финское право, что было подчеркнуто в одном из параграфов. Это полностью соответствовало пожеланиям министерства обороны Финляндии.

Когда национал-социалистические идеологи и эсэсовские специалисты по расовым вопросам говорили о Норвегии как исходной области, где должна была начаться «программа германизации Европы», то эти суждения не находили понимания у имперского руководителя здравоохранения Леонардо Конти. Он полагал, что Франции уделялось слишком мало внимания. И это несмотря на то, что в этой стране имелось не меньшее количество «расово ценных» детей. 29 мая 1942 года Конти направил Гиммлер письмо, в котором сообщал, что во Франции француженки родили от немцев в целом около 30 тысяч детей. «По моему мнению, эти дети в большинстве случаев нисколько не плохи. По крайней мере, они отнюдь не хуже детей, которые были рождены от немецких солдат в Норвегии». На тот момент заботу об этих детях взяла на себя вдова одного из французских генералов. Она хотела, чтобы эти дети переселились в Германию. Предполагалось, что «Лебенсборн» должен был помочь их усыновлению.

Но Гиммлер уже не раз пытался проводить подобную политику на французских территориях. Так, например, еще 19 августа 1940 года высший руководитель полиции и СС в Лотарингии-Сааре передал своим подчиненным приказ рейхсфюрера СС заняться поисками зданий, в которых можно было бы оборудовать дома «Источника жизни». Там планировалось принимать роды у уроженок Эльзаса и Лотарингии. Для упрощения этих поисков даже было составлено некое подобие инструкции, в которой говорилось: «Наиболее подходящими для организации "Источник жизни" являются больницы, легочные лечебницы, а также большие здания, которые уже ранее использовались в качестве санаториев. В этой связи финансовые затраты на их переоборудование будут самыми минимальными». Одновременно с этим полицейские чины и служащие СД должны были заняться поиском зданий, которые могли бы использоваться в качестве Национальнополитических воспитательных заведений (Наполас). Обращали внимание на небольшие замки, монастырские строения, которые имели сельскохозяйственные угодья. На конец августа 1940 года была запланирована командировка представителя «Источника жизни» в данный регион. Он должен был осмотреть «подобранные» объекты. Гиммлера почти не волновала финансовая сторона вопроса. Если владелец здания не соглашался с предложенной ценой, то его (здание) можно было просто-напросто конфисковать. Сам же Гиммлер в тот момент возлагал еще немалые надежды на новый проект: «Я придаю очень большое значение тому, чтобы поисками зданий занимались с особым усердием». Но все поиски, в которых принимала участие даже Инга Фирмец, оказались безрезультатными.

Только несколько лет спустя «Лебенсборну» удалось арендовать замок Менье близ Шантилье, который принадлежал владельцу крупной кондитерской фабрики. Здесь дом «Источника» начал работать в феврале 1944 года. Поначалу он назывался «Вестланд», однако позже был переименован в «Вествальд» («Западный лес»). Деятельностью дома «Вествальд» руководил эсэсовский врач Фрице. В помощь ему из дома «Солнечный луг» была откомандирована сестра Йозефа Кноль. Поначалу ее планировалось использовать в Бельгии, но затем перевели в замок Менье. За недолгое время существования дома «Вествальд» в нем родились приблизительно 20 детей. Существует версия о том, что дети из дома «Западный лес» были в принудительном порядке вывезены в Германию, то есть похищены. На это намекает письмо Гюнтера Теша, который являлся юристом «Лебенсборна». В этом письме говорилось: «В случае ухудшения обстановки на фронтах "Вествальд" должен быть эвакуирован. Если матерью ребенка является француженка, то ее ребенок без согласия матери должен быть вывезен к семье отца в Германию».

Дом «Арденны» в Вежимоне близ Льежа (Бельгия) был создан в 1943 году специально для «матерей с германской кровью». Рождение первого ребенка в нем было зарегистрировано в марте того же года. В первую очередь он предназначался для бельгийских женщин и девушек, которые ожидали детей от служащих так называемого «Фламандского легиона», добровольческого формирования Ваффен-СС.

Надо отметить, что этот дом «Источника», на обустройство которого было потрачено около 100 тысяч рейхсмарок, пользовался немалой «популярностью». Только в июне 1943 года в нем было зарегистрировано 20 ожидавших родов женщин и уже 8 рожденных детей. В то же самое время в находившемся поблизости детском саду уже пребывали 34 «ребенка ''Лебенсборна' '». Стараниями штурмбаннфюрера СС Вальтера Ланга, который заведовал делами в доме «Арденны», в этом учреждении был создан собственный ЗАГС. Кроме того, в «Арденнах» долгое время действовало некое подобие юридической консультации.

У создания дома «Арденны» была своя небольшая предыстория — 31 марта 1943 года командование армейских частей, расположенных в Бельгии и Северной Франции, обратилось к Имперскому министерству внутренних дел с просьбой создать на подконтрольной немцам территории филиал «Источника жизни», чтобы в нем можно было расположить местных женщин, ожидавших детей от солдат вермахта и служащих Ваффен-СС. Дабы снять часть проблем, руководство дома «Арденны» ходатайствовало о создании при нем собственного ЗАГСа, что могло позволить сохранить в тайне факт рождения некоторых детей. Если речь шла о немецких женщинах, то никаких сложностей с этим не было. Однако если в «Лебенсборн» попадали бельгийки из числа фольксдойче, то они формально должны были регистрироваться бельгийскими органами власти. Как результат, дети, факт появления на свет которых должен был быть сохранен в тайне, согласно действующему законодательству в любом случае должны были получать бельгийское гражданство. Впрочем, была найдена лазейка. Ребенок мог приобрести гражданство отца, если тот признавал свое отцовство. В некоторых случаях это были немцы, а стало быть, дети, появившиеся на свет в доме «Арденны», считались гражданами рейха. Поскольку главной задачей «Лебенсборна» в те дни являлось «расовое обогащение рейха наследственно здоровыми детьми», то его руководство старалось, чтобы большинство детей могли считаться немцами. Именно для этого в «Арденнах» и был создан свой собственный ЗАГС.

Имперское министерство внутренних дел не возражало против данной инициативы. Однако при установлении германского гражданства для бельгийских детей, рожденных в «Лебенсборне», все-таки имелось несколько преград. Дело в том, что Имперское министерство внутренних дел настаивало на том, чтобы сотрудники ЗАГСа регистрировали рождение исключительно немецких детей. При этом в Имперском министерстве внутренних дел ссылались на указ Гитлера от 13 мая 1943 года. После этого руководство «Лебенсборна» обратилось напрямую к Мартину Борману как руководителю партийной канцелярии. Тот в своем ответе, данном 25 июня 1943 года, сообщал, что Гитлер подразумевал только внебрачных детей, которые рождались в массовом порядке на оккупированных территориях. «Иностранные девушки, с которыми нередко вступают в связь немецкие солдаты, не всегда безупречны с расовой точки зрения, а потому рожденные от них детей едва ли могут рассматриваться как желаемое приумножение немецкого народа». Но при этом подчеркивалось, что нельзя было возражать против предоставления немецкого гражданства в качестве исключения, когда будущие матери проходили детальное «расовое освидетельствование», как это делалось перед приемом в «Лебенсборн».

В сообщениях руководства дома «Арденны» не раз подчеркивалось, что, несмотря на большой приток будущих матерей, местное население относилось к «Лебенсборну» настороженно и даже враждебно. Сам дом усиленно охранялся служащими Ваффен-СС, что позволило в итоге отразить несколько вылазок бельгийских партизан. Доктор Роберт Дюкер в 1948 году на допросе показал, что дом «Арденны» прекратил свою деятельность буквально накануне того, как в Льеж прибыли наступавшие с юго-запада части союзников. Он также подтвердил сведения о том, что в доме в основном пребывали женщины и девушки, ожидавшие детей от валлонских и французских солдат, сражавшихся в так называемых «иностранных легионах» — добровольческих частях Ваффен-СС, а также бельгийки, которые ожидали детей от немецких солдат. Кроме того, Дюкер вспомнил о трех детях с французскими именами, которые, по мнению доктора, были сиротами. В начале 1945 года, когда американские части уже приближались к Льежу, Мария Книпп-Меркель и оберштурмфюрер СС Обер-штайнер еще продолжали планировать создание дополнительных домов «Источника» в Бельгии. Не исключено, что они верили в успех Арденнской наступательной операции, которая, по мысли Гитлера, должна была изменить обстановку на всем Западном фронте.

Деятельность «Источника жизни» на территории Голландии была связана со множеством проблем. Дело было даже не столько во враждебном отношении к этой эсэсовской организации со стороны местного населения, сколько в конфликтах, которые регулярно возникали, с одной стороны, между имперским комиссаром Артуром Зейсс-Инквартом, с другой стороны, с конкурирующими между собою различными национал-социалистическими организациями. Кроме того, не стоило сбрасывать со счетов активность Национал-социалистического народного вспомоществования, которое намеревалось создать в Нидерландах сеть своих собственных учреждений, в том числе ведомства по усыновлению детей. В руководстве этой организации полагали, что «Источник жизни» на территории Голландии был совершенно ненужной структурой. Именно по этой причине голландки, которые ожидали детей от служащих СС, поначалу вывозились служащими «Источника» в дома «старого рейха». В данных случаях разрешение на бракосочетание выдавалось лишь при условии: а) что девушка полностью соответствовали расовым критериям, которые предъявлялись к невестам служащих СС б) девушка обязательно получала немецкое гражданство. В единичных случаях Генрих Гиммлер оставлял право на принятие решения за собой.

11 ноября 1942 года начальник Главного управления СС по вопросам расы и поселений Отто Хоффман обратился с жалобой к высшему руководителю СС и полиции на Северо-Западе (Гаага) обергруппенфюреру СС Гансу Альбину Рау-теру. В жалобе, в частности, говорилось, что Хоффман во время разговора в рейхсканцелярии с оберфюрером СА Бланкенбергом узнал, что будто бы Национал-социалистическое народное вспомоществование получило контроль над всеми внебрачными детьми немецких солдат в Нидерландах. После этого вокруг внебрачных детей началась странная «возня», суть которой не была полностью понятна Раутеру. Именно по этой причине 7 ноября 1942 года он обратился к Генриху Гиммлеру с телеграммой, в которой просил прояснить ему ситуацию: «Опираясь на приказ фюрера, имперский комиссар оккупированных голландских территорий начал заботу о рожденных от немецких солдат детях. В ответ на мой запрос имперский комиссар ответил, что дети, рожденные от немецких солдат, являлись его сферой деятельности, в то время к сфере деятельности полиции относились лишь дети, рожденные от служащих Ваффен-СС. В настоящий момент вопросами попечения и ухода за солдатскими детьми занимается небольшая группа людей. Рейхсфюрер, если Вы придерживаетесь другой точки зрения, то прошу сообщить мне об этом телеграммой, чтобы впредь я мог ссылаться на Ваше мнение».

Только после этого было принято решение создать в Гааге пункт «Лебенсборна», который должен был действовать под фактическим контролем местных представителей Главного управления СС по вопросам расы и поселений. Планировалось, что «Источник жизни» должен был наладить в Голландии сотрудничество с Национал-социалистическим народным вспомоществованием. Однако этого не произошло, так как 1 марта 1943 года Зейсс-Инкварт подписал предписание «Об обеспечении детей немецких солдат вермахта на оккупированных территориях». В нем «Лебенсборн» не упоминался ни словом. С этого момента Национал-социалистическое народное вспомоществование было единственной организацией, которая имела право заботиться о солдатских детях и их матерях. Несмотря на все усилия и даже частичную поддержку со стороны местной организации НСДАП, в этом противостоянии «Источнику жизни» так и не удалось одержать верх. Но все-таки это не значило, что «Лебенсборн» не смог создать в Голландии собственных домов. Один из них должен был появиться в Нимвегене. Дом «Гельдерланд» был рассчитан на 60 матерей и 100 детей. Однако, когда этот дом фактически был готов к открытию, в Европе закончилась война.

На тот момент в роли руководителя голландского филиала «Лебенсборна» выступал гауптштурмфюрер СС Ауст, которой был начальником одного из отделов РуСХА. К отведенным ему задачам относился в том числе контроль за деятельностью дома «Гельдерланд», а также проведение «расовой экспертизы» женщин, желавших попасть в дом, и рожденных ими детей. Но даже эти скромные начинания встречали активное противодействие со стороны Национал-социалистического народного вспомоществования. Для «Лебенсборна» ситуация складывалась настолько невыгодно, что 16 апреля 1943 года Ауст был вынужден пожаловаться в Мюнхен: «Национал-социалистическое народное вспомоществование получает субсидии от имперского комиссара из расчета 3,5 гульдена (4,65 рейхсмарки) ежедневно на каждую женщину. В то же самое время дому "Гельдерланд", который рассчитан на 100 мест, явно не хватает средств». Руководство «Источника жизни» предпочитало быть оптимистично настроенным, полагая, что открытие дома «Гельдерланд», предназначенного для женщин, ожидавших детей от служащих СС, состоится «в ближайшее время».

В то же самое время генеральный комиссар по вопросам финансов и экономики уточнял, планировал ли «Источник жизни» создавать на территории Голландии родильные дома, которые предназначались для женщин, ожидавших детей от простых немецких солдат, а не служащих СС. Если же таковое намерение все-таки имелось, то генерального комиссара интересовали вопросы финансирования данного проекта. 13 апреля 1943 года к нему пришел ответ, в котором в том числе говорилось, что дом «Гельдерланд», «скорее всего, должен был начать свою работу в июне». Впрочем, открытие затянулось ни на один месяц.

Если говорить о деятельности «Лебенсборна» в Западной Европе, то нельзя не упомянуть о том, что на территории Люксембурга в 1943 году был открыт дом «Мозельланд». Он располагался в пригороде столицы этой крошечной европейской страны. В данном случае речь идет о небольшом детском доме, предназначенном для детей, которые рождались в «Лебенсборне». Относительного этого дома «Источника» фактически не сохранилось никаких документов. О нем во многом известно только благодаря переписке, которая велась с Личным штабом рейхсфюрера СС. Из нее можно узнать о том, что здание было подарено «Лебенсборну» и первоначально предназначалось для «германизации» польских детей. Первое упоминание об этом доме встречается в июле 1943 года. Между тем ровно год спустя американские части смогли освободить Люксембург от немецких частей. Судя по всему, дети, находившиеся в доме «Мозельланд», были эвакуированы в дома «Франкен I» и «Франкен II».