Глава VII
Когда Вимп пригласил Гродмана отведать рождественского пудинга с цукатами у себя на Кингс-Кросс, тот был немного удивлен. Они всегда были подчеркнуто любезны при встречах, но было ясно, что таким образом они скрывают взаимную неприязнь. Когда люди симпатизируют друг другу, они ведут себя иначе. Вимп в своем письме Гродману написал, что, по его мнению, Рождество лучше встречать в компании, а не в одиночестве. Вероятно, это всеобщий предрассудок в отношении рождественских дней, так что Гродман решил уступить этой просьбе. Кроме того, он считал, что заглянуть в дом Вимпа будет также занимательно, как сходить на представление. Поэтому он скорее наслаждался этим неожиданным увеселением, понимая, что Вимп пригласил его отнюдь не из соображений «примирения и доброй воли».
За праздничным столом помимо Гродмана был лишь один гость. Это была мать тещи Вимпа, леди далеко за семьдесят. Немногие мужчины, женившись, получают помимо матери жены в придачу еще и бабушку, но Вимп особенным тщеславием не страдал. У старушки были навязчивые идеи; одна из них заключалась в том, что ей сто лет, поэтому одевалась она соответственно. Просто удивительно, чего только не делают женщины, чтобы скрыть свой истинный возраст. Другим заблуждением «бабушки» Вимпа была уверенность, что он женился только для того, чтобы она стала частью его семьи. Дабы не портить его планы, она всегда одаривала его своим присутствием по праздникам. Уилфред Вимп, маленький мальчик, воровавший джем, был в отличном настроении, сидя за рождественским столом. Его удовольствие портило исключительно то, что на этот раз сладости не нужно было воровать. Его мать сидела и, оглядывая блюда, размышляла о том, намного ли Гродман умнее ее мужа. Когда симпатичная девушка, прислуживавшая за столом, ненадолго вышла из комнаты, Гродман заметил, что она ему кажется очень любопытной. Это наблюдение совпадало с убеждением миссис Вимп на ее счет, хотя мистер Вимп никогда не замечал в ней ничего подозрительного. Впрочем, он не замечал даже орфографических ошибок в той рекомендации, которой ее снабдила предыдущая хозяйка.
И действительно, эта кокетка насторожилась, когда услышала имя Дензила Кантеркота. Гродман заметил это и стал следить за ней, пытаясь перехитрить Вимпа. Разумеется, это Вимп первым упомянул имя поэта и сделал это так небрежно, что Гродман сразу же решил, что это неспроста. Мысль о том, что соперник обратился к нему, чтобы подтвердить подозрения против его литературного негра, весьма позабавила Гродмана. Это было почти столь же забавно, как и свидетельства об определенного рода отношениях между поэтом и служанкой Вимпа; причем для него было очевидно, что сам Вимп об этом ничего не знает. Гродман наслаждался ужином, уверенный, что Вимп не дотягивает до уровня его преемника. Вимп же, в свою очередь, не без презрения задавался вопросом, как бы вытянуть из Гродмана информацию о поэте, не раскрывая своей цели. Они ведь без того только о нем и говорят!
— Дензил гениален,— сказал Гродман,— и поэтому сразу же попадает в список подозреваемых. Он написал эпическую поэму и прочел ее мне. Она отвратительна от начала и до конца — уже в третьей строке говорится о смерти. Вы, должно быть, знаете, что он редактировал мою книгу,— признался Гродман с поразительной безыскусностью.
— Нет. Вы, право, удивляете меня,— ответил Вимп.— Я уверен, что он едва ли мог улучшить ее. Я видел ваше письмо в «Пелл Мелл» — его стиль не мог бы стать еще изящнее и утонченнее.
— А я и не знал, что вы оказали мне честь, прочитав его.
— О да, мы оба читали его,— вставила миссис Вимп.— Я сказала мистеру Вимпу, что оно очень умно и убедительно написано. После цитаты из письма к невесте покойного не может быть никаких сомнений в том, что это убийство. Мистер Вимп тоже так считает. Не так ли, Эдвард?
Эдвард нервно кашлянул. Сказанное было правдой, однако вместе с тем его жена поступила опрометчиво. Гродман непременно возгордится. В этот момент Вимп подумал, что Гродман, возможно, был и прав, оставшись холостяком. Тот оценил нелепость ситуации и несколько насмешливо улыбнулся.
— В день, когда я родилась,— сказала «бабушка» Вимпа,— а это было сто лет назад, был убит младенец.
Вимп поймал себя на мысли, что было бы неплохо, если бы на месте этого младенца оказалась она. Ему очень хотелось снова завести речь о Кантеркоте.
— Давайте не будем говорить на профессиональные темы в Рождество,— сказал он Гродману с улыбкой,— да и вообще, убийства — не самая подходящая тема для беседы.
— Да, не самая. Как мы вообще обратились к ней? Ах да, мы говорили о Дензиле Кантеркоте. Ха-ха-ха! Интересная вещь: с тех пор как он работал над «Преступниками, которых я поймал», он только об убийствах и думает. Мозг поэта весьма восприимчив.
Глаза Вимпа сверкали от волнения и презрения к глупости Гродмана. В глазах Гродмана плясали насмешливые огоньки от презрения к Вимпу. Со стороны же казалось, что они смеются над поэтом.
Окончательно запутав своего соперника, Гродман решил сделать неожиданный хитроумный ход:
— Счастливец Дензил! — произнес он прежним безыскусным и шутливым тоном, под стать рождественской атмосфере.— Ведь он может подтвердить свое алиби в деле Константа!
— Алиби? — ахнул Вимп.— Вы серьезно?
— О да! Он был со своей женой — это та женщина, что выполняет у меня работу по дому, Джейн. Она случайно упомянула, что он был с ней.
На самом деле Джейн ничего такого не говорила. После того как Гродман подслушал их разговор, он решил выяснить, в каких отношениях находятся его работники. Случайно упомянув о Дензиле, как о «ее муже», он так удивил бедную женщину, что она даже не стала ничего отрицать. Он только один раз говорил с ней об этом, но был удовлетворен результатом. Вопросом об алиби он ей еще не досаждал, но пока считал его существование чем-то само собой разумеющимся и использовал это, чтобы досадить Вимпу. Таким образом, на данный момент гость Вимпа наслаждался триумфом.
— А что такое алиби? — спросил Уилфред Вимп.— Это скульптура?
— Нет, мой мальчик,— ответил Гродман.— Это значит находиться в одном месте, когда ты должен быть в другом месте.
— А, что-то вроде прогула? — смущенно сказал Уилфред, учитель которого часто требовал предъявить какое-то алиби.— Тогда Дензила повесят.
Было ли это пророчество? Вимп посчитал его чем-то подобным — вроде высшего знамения, советующего не доверять Гродману. «Устами ребенка глаголет истина» — даже если этот ребенок не делает вовремя уроки.
— Когда я лежала в колыбели, сто лет назад,— снова вмешалась «бабушка» Вимпа,— мужчин вешали за кражу лошадей.
Но ей пришлось замолчать, так как начались традиционные рождественские игры.
Мысли Вимпа были заняты тем, как бы поговорить с работницей Гродмана.
Мысли Гродмана были заняты тем, как бы поговорить со служанкой Вимпа.
Ни тот, ни другой не слышал звона рождественских колокольчиков.
* * *
На следующий день было сыро и пасмурно. Моросил мелкий дождь. Можно выдержать такую погоду в летние выходные — все обычно ждут подобного подвоха. Но плохая погода в декабрьский выходной — это уже слишком. Стоит разобраться с клерком из погодной канцелярии — как только приближается выходной, то он сразу же заказывает уйму воды. Правда, сегодня ее запас был невелик, потому ее, видимо, и экономили, отпуская в виде мороси. Время от времени сквозь тучи проглядывали тусклые лучи слабого зимнего солнца. Конечно, празднующие предпочли бы более яркий солнечный день, но даже эти редкие лучики света пробуждали в них надежду. Однако вскоре снова начинался дождь, снова раскрывались зонтики, и улицы заполнялись ходячими грибами.
Дензил Кантеркот сидел в своем отделанном мехом пальто у открытого окна, созерцая дождливый пейзаж. Он курил послеобеденную сигарету и говорил о красоте. Кроул был рядом с ним. Они сидели на втором этаже, в спальне Кроула, которая, благодаря открывавшемуся из нее виду на Майл Энд Роуд, выглядела приятнее гостиной, выходившей на задний двор. Миссис Кроул была противницей табака, тем более, если дело касалось ее лучшей спальни; однако Питер не хотел вышвыривать отсюда ни самого поэта, ни его сигарету. Он чувствовал, что у курения и поэзии есть что-то общее — помимо того, что и то, и другое является причудой. К тому же миссис Кроул дулась на кухне. Она собиралась на экскурсию в Парк Виктории с Питером и детьми, мечтая о том, чтобы посетить Кристал Пэлас. Но Санта Клаус не положил ни одного подарка в туфли сапожника; теперь она не могла рискнуть испортить свою парадную шляпку. Ее девять отпрысков выразили свое разочарование, отмутузив друг друга на лестнице. Питер чувствовал, что миссис Кроул каким-то образом вменяет ему в вину плохую погоду, и был подавлен. Разве мало того, что он лишен удовольствия указать легковерному народу на явные противоречия между книгой Левит и Песнью Песней? Ему не так часто выпадала возможность выступить перед столь широкой аудиторией.
— И вы еще говорите о красоте природы? — обратился он к Дензилу, указывая на хмурое небо и стекающие с карнизов струи воды.— Уродлива, как старое пугало.
— Уродливой она кажется лишь сегодня,— ответил Дензил.— Впрочем, что есть уродство, как не высшая форма красоты? Нужно смотреть глубже, чтобы понять это. Такой взгляд является бесценным даром, которым владеют немногие. Для меня унылый вид этого серого дождя, будто оплакивающего кого-то, так же прекрасен, как руины города, омываемые морскими водами.
— Но вместе с тем вы не хотели бы выйти прогуляться,— сказал Питер Кроул; и тут же морось неожиданно перешла в ливень.
— Мы не всегда целуем женщину, которую любим.
— Говорите за себя, Дензил. Я только простой человек, и я хочу знать, не является ли Природа причудой… Смотрите, да там идет Мортлейк! Господи, ведь он же вымокнет до нитки за минуту!
Лидер рабочих шел по улице, опустив голову. Казалось, что он абсолютно не обращал внимания на подобный душ. Прошло некоторое время, прежде чем он услышал, что Кроул приглашает его укрыться от непогоды в его доме. Но и тогда он лишь покачал головой.
— Я знаю, что не могу предложить вам салон, достойный того, чтобы принимать там герцогинь,— сказал обиженный Питер.
Том повернул дверную ручку и вошел в лавку. Ничто в мире не раздражало его сильнее, чем подозрение в том, что он стал высокомерен и пытается прекратить общение со старыми друзьями. Он пробирался сквозь толпу из девятерых ребятишек, которые ласково обнимали его за мокрые колени, а потом передрались горсть медяков, которую он им бросил. Питер встретил его на лестнице и, с преданностью и восхищением пожав ему руку, провел в спальню миссис Кроул.
— Не обижайтесь на мои слова, Том. Я простой человек: что на уме, то и на языке. Но это ничего не значит, Том, ничего не значит — сказал Кроул, и грустная улыбка появилась на его желтоватом лице.— Вы знакомы с мистером Кантеркотом, я полагаю? Он поэт.
— О да! Как идут дела, Том? Видел свежий номер «Нью Порк Геральд»? Совсем как в старые добрые времена, верно?
— Да,— ответил Том.— Хотел бы я вернуться в те времена…
— Чепуха, чепуха,— беспокойно сказал Кроул.— Подумайте о том, сколько хорошего вы делаете для рабочего люда! Подумайте о том, как вы смогли уничтожить всякие причуды! Ах, просто великолепно иметь талант, Том. Ваши идеи были бы загублены, останься вы в комнатке наборщика! Работа своими руками хороша для простых людей вроде меня. Мы ведь не одарены талантами, но у нас хватает ума, принимать мир таким, каков он есть — понять, что у нас нет души или загробной жизни, что все мы слишком эгоистичны, чтобы позаботиться о чьем-то благополучии, кроме своего собственного да своих родителей и детей. Другое дело люди вроде вас и Кантеркота — было бы неправильно, если бы вы занимались каким-то приземленным трудом. Хотя я не думаю, что взгляды Кантеркота могут быть чем-то полезны массам. Красота хороша для людей, которым не о чем больше размышлять… но мне — мне лучше дайте Истину! Я вижу в вас настоящего человека, Мортлейк. Я не имею в виду капитал, Том, я сам не очень-то способствую вашему делу; видит Бог, я небогат… хотя как Бог может это видеть, известно лишь ему одному… Вы приносите пользу нам, Том, а польза нужна людям больше, чем красота.
— Сократ говорил, что польза красива,— заметил Дензил.
— Может быть, но сама по себе красота бесполезна,— возразил Питер.
— Чепуха! — вскричал Дензил.— А как же Джесси, то есть мисс Даймонд? Вот сочетание красоты и пользы. Она всегда напоминала мне о Грейс Дарлинг. Как она, Том?
— Она мертва! — отрезал Мортлейк.
— Что? — Дензил побледнел, как рождественское привидение.
— Об этом писали газеты,— ответил Том.— Все о ней и о той спасательной шлюпке.
— А, вы про Грейс Дарлинг,— с явным облегчением сказал Дензил.— Я имел в виду мисс Даймонд.
— Вам не стоит так интересоваться ею,— угрюмо ответил Том.— Она этого не оценит. О, ливень кончился; мне пора идти.
— Нет, останьтесь еще ненадолго, Том,— попросил Питер.— Я так часто читаю о вас в газетах и так редко вижу вас вживую. Я не мог найти время, чтобы пойти и послушать вас, но мне действительно нужно позволить себе это удовольствие. Когда ваше следующее выступление?
— О, я постоянно выступаю,— сказал Том с легкой улыбкой.— Но мое следующее крупное выступление будет двадцать первого января, когда портрет бедного мистера Константа будет выставлен в «Дневном клубе». Они пригласили также Гладстона и других больших шишек. Надеюсь, старик придет. Аполитичное мероприятие подобное этому — единственная возможность выступить с ним в одном месте, а я еще никогда не выступал на той же сцене, что и Гладстон.
Мортлейк позабыл о депрессии и плохом настроении. Он довольно живо рассказывал о перспективах своего выступления.
— Нет, я надеюсь этого не будет, Том,— сказал Питер.— Этот человек, с его причудами относительно того, что Библия является основой человеческой жизни, а монархия — правильной вещью… он самый опасный человек, из тех, кто возглавляет радикалов. Он никогда не рубит под корень, если речь не идет о буквальных деревьях.
— Мистер Кантеркот! — голос миссис Кроул оборвал его тираду.— Этот жентельмен хочет видеть вас.— Удивление миссис Кроул вылилось в это определение «жентельмен». Возможность выразить свои чувства доставляла ей почти такое же удовольствие, что и получение арендной платы за неделю вперед. Спорщики отошли от окна, когда вошел Том, и потому не заметили последовавшего сразу за этим появления нового посетителя. Тот же с интересом слушал их разговор до тех пор, пока миссис Кроул не заметила его и не спросила о цели его визита.
— Если это твой друг, попроси его подняться к нам, Кантеркот,— сказал Питер.
Пришедшим был Вимп. Дензил весьма сомневался в его дружеском расположении, но предпочитал говорить с ним в компании.
— Наверху Мортлейк,— сказал он сыщику.— Хотите подняться и увидеться с ним?
Вимп полагал, что они поговорят наедине, но не стал возражать, так что ему тоже пришлось пробираться сквозь гурьбу ребятни в спальню миссис Кроул. Получился странный квартет. Вимп вообще не ожидал застать кого-то дома, ведь это был день вручения рождественских подарков. Вместе с тем ему не хотелось потратить день впустую, и он пришел сюда. И вот — здесь уйма народу; интересно, не подойдет ли и Гродман? Как удачно, что Дензил первым пригласил его, и он может зайти, не вызывая подозрений.
Увидев детектива, Мортлейк нахмурился — он возражал против полиции из принципа. А вот Кроул понятия не имел, кто такой их посетитель, даже после того как тот назвал свое имя. Он был рад встретить одного из высокопоставленных друзей Дензила и тепло его поприветствовал. Питер подумал, что это, должно быть, какой-то известный редактор, потому-то его имя и кажется смутно знакомым. Он позвал старшего сына и отправил его за пивом (люди могут позволить себе свои причуды) и не без трепета попросил у «матери» стаканы. Вечером «мать» (в той же самой комнате) не преминула отметить, что денег, потраченных на пиво, хватило бы на оплату недельного обучения половины их детей.
— Мы как раз говорили о портрете бедного мистера Константа, мистер Вимп,— невольно признался Кроул.— Как сообщил нам Мортлейк, он будет выставлен двадцать первого числа следующего месяца в «Дневном клубе».
— Э… — довольно буркнул Вимп, обрадованный отсутствием необходимости переводить разговор на предпочтительную для него тему.— Непостижимое это дело, мистер Кроул.
— Отчего же, это дело правильное,— возразил Питер.— Должен же быть какой-то памятник такому человеку в тех краях, где он работал и умер, бедняга,— сапожник смахнул выступившую слезу.
— Да, это справедливо,— достаточно горячо вторил ему Мортлейк.— Он был благородным человеком, истинным филантропом. Единственный абсолютно бескорыстный человек, которого я когда-либо встречал.
— Да, он был таким,— добавил Питер.— Редкий образец бескорыстия. Бедняга, бедняга. Он тоже исповедовал Пользу. Я никогда не встречал кого-либо, подобного ему. Даже жаль, что не существует небесного рая, иначе он был бы достоин попасть туда,— Питер шумно высморкался в красный носовой платок.
— Думаю, он в раю, если тот существует,— сказал Том.
— Надеюсь, что он существует,— с жаром добавил Вимп,— но только мне не хотелось бы попасть туда тем же путем, что и Констант.
— Последним, кто его видел, были вы, Том, не так ли? — спросил Дензил.
— О нет,— быстро ответил Том.— Вспомните, он выходил вслед за мной. По крайней мере, так миссис Драбдамп сказала на дознании.
— Но вы были последним, с кем он говорил, Том,— продолжал Дензил.— Не сказал ли он вам чего-нибудь такого, что позволило бы заподозрить…
— Нет, конечно, нет! — нетерпеливо оборвал его Мортлейк.
— Вы действительно считаете, что он был убит, Том? — спросил Дензил.
— Мнение мистера Вимпа по этому вопросу более ценно, чем мое,— раздраженно ответил Том.— Возможно, это было самоубийство. Люди порой устают от жизни — особенно, если им скучно,— многозначительно добавил он.
— Ах, но вы были последним человеком, которого видели с ним, — не успокаивался Дензил.
Кроул рассмеялся. Вскоре Том все же ушел, причем в еще худшем настроении, чем был, когда пришел туда. Вслед за ним ушел и Вимп. Кроул с Кантеркотом продолжили свой бесконечный спор о пользе и красоте.
Вимп отправился на запад. У него было несколько ниточек, ведущих к разгадке тайны, и одна из них привела его на кладбище Кенсал-Грин. Там он прошел по нескольким дорожкам и отыскал нужную могилу, чтобы записать точную дату смерти. В тот день можно было позавидовать умершим. Тоскливое небо, моросящий дождь, голые деревья, влажная, вязкая земля под ногами, запах гниющей травы — все это будто наводило на мысль сойти в теплую и уютную могилу, прекратив это тягостное унылое существование. Внезапно острый глаз детектива заметил фигуру, при виде которой его сердце неожиданно забилось от волнения. Это была женщина в серой шали и коричневой шляпке, стоявшая у ограждения могилы. У нее не было зонтика. Дождь скорбно обрушивался на нее, но не оставлял ни следа на ее уже промокшей насквозь одежде. Вимп тихо подошел к ней сзади, но она не обратила на него внимания. Ее глаза были обращены на могилу, которая словно притягивала ее взгляд какой-то неведомой нездоровой силой. Вимп тоже взглянул на могилу. На простом надгробном камне было выгравировано имя: Артур Констант.
Неожиданно Вимп дотронулся до ее плеча.
Миссис Драбдамп смертельно побледнела. Она обернулась и уставилась на Вимпа, не узнавая его.
— Вы меня должны помнить,— сказал он.— Я пару раз заходил к вам посмотреть бумаги бедного джентльмена,— взглядом он указал на могилу.
— О! Теперь я вас вспомнила,— сказала миссис Драбдамп.
— Не хотите встать под мой зонтик? Должно быть, вы промокли насквозь.
— Это не имеет значения, сэр — хуже уже не будет. У меня ревматизм вот уже двадцать лет.
Миссис Драбдамп отклонила предложение Вимпа не столько потому, что он был мужчиной, а скорее потому, что он был джентльменом. Миссис Драбдамп нравилось, когда высшие классы знают свое место и не пачкают свои одежды, контактируя с низшими классами.
— Так сыро, дождь наверняка будет идти и в новом году. Как говорят, что плохо началось, то совсем худо кончится.— Миссис Драбдамп была одним из тех людей, которые разве что по ошибке не родились барометрами.
— Но что вы делаете в таком месте, так далеко от дома? — спросил детектив.
— Сегодня ведь выходной,— напомнила ему миссис Драбдамп, и в ее голосе сквозило явное удивление.— Я всегда прогуливаюсь по выходным.