27

У входа творилось нечто странное. Какое-то столпотворение. Опять что ли дверь закрылась? Прямо перед моим носом неизвестно откуда возник микрофон. Юноша, похожий на репортера, что-то горячо вопрошал у меня на венгерском языке.

— Ай донт андестенд, донт спик хангриан!

Юношу мне пришлось довольно грубо оттолкнуть. Что это здесь происходит? Прежде чем начать убивать журналистов нужно же было все-таки выяснить, что они все здесь делают. И главное: зачем они это делают.

Из толпы прямо на меня внезапно выскочил ранее недобитый мною кудряшка Костик из «Русского Будапешта».

— Константин! — спокойно (предварительно взяв себя в руки) обратилась я к репортеру. — Все это, — я сделала широкий жест рукой, как бы ненарочно заехав юноше по уху, — выглядит так, будто вы совсем не бережете свою молодую жизнь. Скажите: помните ли вы, что совсем недавно вам было строго-настрого запрещено близко подходить ко мне и особенно к отелю на улице Рожа?

Пугливый как юная козочка на выпасе Костик втянул голову в плечи и на всякий случай отошел подальше. С безопасного расстояния он решил все-таки вступить со мной в диалог.

— Так на берегу ж труп нашли, вашей постоялицы.

— Надо же, какие новости! А скажи пожалуйста, тете, дорогое дитя — а то, что труп ранее проживал в нашем отеле было прямо на нем крупными буквами написано? Или, может быть, тело лично тебе предсмертную записку оставило? Так мол и так: «Костик, я потенциальный труп и проживаю в отеле на улица Рожа. Сообщаю об этом заранее, чтобы вам было удобнее доставать людей». Было такое, я тебя спрашиваю?!

Оценив, что руками я его сейчас никак не достану, Костик, на этот раз как индюк, высунул голову обратно из плеч и приосанился. После чего гордо заявил:

— У любого профессионального журналиста есть свои источники в органах!

— Ага! Это ты сейчас, значит, хочешь сказать что полиция сливает тебе информацию? Я с огромным удовольствием поведаю об этом майору Буйтору. У него будет отличный повод поговорить с тобой об этом в теплой дружеской обстановке Главного управления полиции!

Шея Костика опять зачем-то сократилась. Кто же так все время шеей делает? Жираф? Фламинго? Пеликан? Или гусь?

Он явно перетрухал и, как кролик к удаву (кем он у меня уже ни побывал, целый зоопарк в одном лице), сделал шаг вперед:

— Пожалуйста, не надо к майору.

— А вот раз не надо, быстренько собрал всю свою шайку-лейку и увез отсюда к чертовой матери!

Затем, обращаясь уже ко всей шайке-лейке, я, зачем-то перейдя на английский, гаркнула:

— Но комменте! Гудбай-гудбай! Олл квесчионс к майору Буйтору!

Вот что имя майора животворящее делает! Репортеры организованно свернули свою шарманку, запихнулись в автобус и уехали восвояси.

Мы с Томми наконец-то попали в отель.

Кто же в этой ситуации смог бы отказать себе в удовольствии рявкнуть на Иштвана?

— А ты какого черта здесь делаешь? Ты почему журналистов сразу не прогнал? Тебе Татьяна за что вообще деньги платит? — орала я. В этот момент мне было абсолютно неважно, понимает он меня или нет. — Задача портье не только заселять номера! В твои обязанности также входит поддержание порядка и охрана покоя постояльцев! Почему ты позволяешь себе сидеть и лениво наблюдать, как престиж нашего отеля катится в тартарары?

Иштван на минуточку поднял глаза от игры и буркнул:

— Sorry, ma’am.

— Да нужны мне твои извинения, как собаке пятая нога!

Невесть как оказавшаяся в углу Вероника горячо меня поддержала:

— Давно пора его оштрафовать за игры на рабочем месте!

Округлив спину, я превратилась в гладиатора на поле боя:

— Ну ты еще, советчица по управлению персоналом выискалась!

Взглядом василиска я прогнала слишком умную горничную с глаз долой. В общем-то, в ее же интересах — пока она не попала под горячую руку. Уходя, Вероника что-то бухтела о несправедливости мира, и о том, что вот она-то всегда желает «как лучше». Мне очень хотелось бросить в след горничной тапком или еще чем-нибудь. Нервы мои в последние дни совершенно расшатались.

Нужно было срочно переключиться на что-то, не связанное с трупами, убийствами и отельным бизнесом. В голову мою пришел чудесный план: переодеться во что-то как можно более романтичное и вновь попытаться навестить Шандора.

Самым романтичным в моем гардеробе вот уже примерно пятый год считается длинное, почти что в пол, темно-синее платье с капюшоном. Спереди какая-то надпись из страз да серебряный шнурок. Чего я в этом платье только не делала! С Омулем в нем познакомилась, для телевидения сколько раз снималась, в ресторан — опять как нельзя лучше. Летом я его ношу с белыми конверсами, а зимой с черными вансами (если кто не знает, это такие кеды). Куда уж романтичнее? И притом, оно делает меня чуть стройнее — слоненок зрительно слегка вытягивается по вертикали.

Прерывая мои серьезные размышления, Томми покряхтел сзади меня на лестнице, как бы напоминая о том что он идет со мной номер.

Мольнар, в отличие от полоумного Андраша, был совершенно «свой парень» и мне легко было объяснить ему, куда я направляюсь и что собираюсь там делать. Томми хрюкнул и разулыбался, не в силах взять себя в руки. Конечно, в его возрасте сложно себе представить, что у людей за сорок тоже может быть личная жизнь.

По мнению его сверстников в мои сорок три мне уже положено вязать носки вместе с бабой Светой в столовой под сериал, а не бегать за мужиками по Будапешту. Но Мольнар парень воспитанный. Поржал, но сразу согласился держаться поодаль от меня — с одной стороны за мной присматривая, а с другой оставаясь моей невидимой тенью. Так мы с этой тенью и доехали на такси до дома Шандора. Выйдя из машины, Томми (вот люблю его за честность) растворился в сумерках, как и обещал.

Поднявшись на нужный этаж, я нажала кнопку звонка около уже хорошо знакомой мне двери.

В темноте что-то недолго пошебуршало, замок щелкнул. Следуя урокам пикапа, мне нужно было максимально нежным из всех имеющихся у меня голосов сказать «привет», причем по-английски.

Но мой нежный «привет» застрял у меня в горле, заставив закашляться — на пороге возникла женщина.

Было бы слишком смело предположить, что Шандора, как и меня, тоже неукротимо охраняет кто-то противоположного пола — от какой-то страшной и ужасной опасности. На банальную связь это тоже похоже не было — ну разве что имела место ситуация, прямо как у нашей примадонны с ее молодым супругом. Сильно подозреваю, что на пороге меня встретила мама.

Мне ничего неизвестно о ситуации с евреями в Будапеште. Были ли они когда-нибудь там и есть ли там сейчас. И кто по национальности сам Шандор. Но женщина на пороге явно попадала под определение «еврейской мамочки». Взгляд василиска, которым я давеча прогнала Веронику, сейчас вернулся ко мне с лихвой. Мне стало совершенно ясно, отчего это Шандор живет один. Такие взгляды ласковой свекрови можно пережить не более пяти раз в жизни. На шестой тебя обязательно скрутит гастрит или приступ подагры.

— Хеллоу, мэм, кен ай си Шандор? — мне не очень-то удавалось выглядеть любезной.

Дама заклекотала что-то на венгерском. Видимо, нам с ней особо не придется общаться — еврейская мама явно не знает английского.

Я попробовала позвать Шандора через мамино плечо, но бойкая старушка приложила сухой палец к моим губам и захлопнула дверь прямо перед моим носом.

Еврейская мама крайне унизительно выставила меня, оставив в полнейшем недоумении. И что мне теперь делать?

Потоптавшись на лестничной площадке еще с минуту, я пошла вниз, не солоно хлебавши. Томми появился откуда-то из подворотни, тихий как маленькая мышка.

Мольнар открыл было рот, чтобы что-то спросить, да тут же его и захлопнул. Тонкий и интеллигентный помощник майора хорошо разбирался в психологии — по моему лицу можно было легко понять, что я не хочу сейчас ни с кем разговаривать. А я и действительно не хочу.

Все это похоже на какой-то маразм. На дешевую комедию положений. Чтобы я, в моем почтенном возрасте, с моими почтенными жизненными принципами, вот так за мужиками бегала? Да никогда такого не было и больше никогда не будет! Симпатия симпатией, но видно «не судьба».

Я огляделась вокруг. Присесть было негде. А мне очень хотелось посидеть около подъезда некоторое время в надежде на то, что Шандор выйдет погулять с собакой. Да, конечно! Выйдет погулять с собакой, которой у него нет. В его квартире нет ни единого признака присутствия какого-либо животного — я же была там! Сразу бы заметила! Скрыть собаку, даже самую маленькую, не так-то легко. Это не кошка, которая может забиться под мебель и три дня не отсвечивать. Да и причем тут кошка-то? Ждать, что Шандор вынесет ее на улицу, даже если она бы и существовала, вряд ли стоило. Нет! Все-таки стоять возле подъезда было и глупо, и холодно.

По моим глазам Мольнар понял, что это самый подходящий момент, чтобы идти ловить такси. В отель мы возвращались молча.

В столовой меня ждал еще более удивительный сюрприз. Там мой «любимый» журналист Костик вальяжно распивал кофе вместе с бабой Светой и Вероникой. Это было самое странное трио из всех, какие я только могла себе представить.

— А что, собственно, у нас опять происходит? Константин, как я погляжу, мои угрозы звучат для вас совершенно неубедительно. Ну почему вы, невзирая на все запреты, опять находитесь у меня в отеле?

Журналист должен обладать хорошо подвешенным языком, уметь давать отпор и отвечать на любые вопросы. А на Костика только рявкнешь, он как кисейная барышня сознание теряет!

Не дождавшись от него ответа, я обратилась к остальной части благородного собрания:

— Ладно баба Света, ей все равно с кем чаи гонять! А ты-то, Вероника, какого черта его здесь привечаешь?

Константин на всякий случай пересел за дальний столик и только там обрел утерянный было дар речи.

— Тут такое дело, — сказал Костик с безопасного расстояния. — Кажется, я знаю, кто вашу женщину убил.

— Какую еще женщину? Анну что ли?

Костик кивнул.

— Меня шеф вчера отправил интервью для газеты брать возле ремонтного дока. Я когда возвращался оттуда, видел эту даму с высоким седым мужчиной. Они страшно ругались, она ревела и даже била его кулаками, пока он не врезал ей пощечину.

— А потом?

— А потом я захотел кушать и поспешил домой.

Гроза прессы. Кушать он захотел!

— И почему ты пришел с этой информацией ко мне, а не в полицию?

— Что я, сам себе враг что ли? А вдруг они подумают, что это я ее убил, раз видел?

— Откуда у тебя такие бредовые фантазии? Ты вот и меня видел, и Веронику. Но не убил же, как-то сдержался. Ну и что ты теперь хочешь? Что я должна с этим сделать?

— Вы сами говорили, что с майором Буйтором хорошо знакомы. Надо ему рассказать об этом. Только вы сразу предупредите, что я тут совершенно не при чем, — дал мне ценные указания милый ребенок.

— Слушай, Костя. Жизненного опыта у тебя нет, это я понимаю, ладно. Но это так не делается! Как, интересно, можно подойти к майору и сказать, что какой-то полузнакомый мне ребенок видел незнакомого ему мужика вместе с убитой. Куда Буйтор эту информацию применить может? Органам нужно все официально запротоколировать.

— Да не люблю я полицию и не хочу с ней связываться! У меня двоюродный дядя в тюрьме сидел!

— Ну, дядя, это конечно весомая причина скрывать сведения от властей! Это вообще не тема для обсуждения! Полиция что тебе, омлет что ли, чтобы ее любить? У каждого гражданина есть долг перед обществом и надо его исполнять. Максимум, что я могу для тебя сделать, — смягчила я напор, — это сходить с тобой вместе и тщательно проследить, чтобы майор Буйтор не съел вас вместе с дядей на ужин.

Костя благодарно закивал.

— Я согласен.

— Ну что, тогда поехали в редакцию? То есть в полицию? Кстати, помощник майора сейчас здесь, в отеле.

Я поискала глазами Томми и подозвала его к нам.

— Томми, Томми, подойди сюда! — Мольнар вынырнул из-за спортивной газеты. — Этот юноша, — показала я рукой на забившегося в угол племянника сидевшего дяди, — имеет важную информацию для полиции и хочет сообщить ее лично майору Буйтору.

Томми коротко кивнул и пошел вызывать полицейскую машину.

Невзирая на довольно позднее время, неутомимый Буйтор сидел за столом, как всегда, заваленным обертками от леденцов.

Мы ввалились дружною толпой и только я собралась держать речь, как майор остановил меня поднятым пальцем — дайте, мол, дело завершить.

Мы притихли и сели втроем на полицейский диван. Сидеть просто так было скучно, и мы, взрослые вроде люди, неожиданно начали дурачиться и показывать друг другу то на палочку леденца, торчащую изо рта Буйтора как курительная трубка, то на гору фантиков на столе.

Я пыталась изобразить жестами, мол, я раньше тоже посасывала после шести — и посмотрите, что со мною стало. Ну, в смысле с моими размерами — дососалась. Раздухарившийся Константин достал из кармана жевательную резинку, свернул полоску палочкой и засунул ее в рот, подражая майору.

Костик был артистичен и получилось у него хорошо — даже сам Буйтор зааплодировал, узнав себя в пантомиме. Правда, выражение лица майора не предвещало нам троим, а особенно Костику, и без того боявшемуся до усрачки, ничего хорошего и доброго.

Взяв инициативу в свои руки, я кратко изложила ситуацию. Вот этот прекрасный юноша (давно ли он из несносного стал для меня прекрасным? Но не суть) утверждает, что вчерашним вечером видел возле корабельных доков женщину, похожую по описаниям на найденную на берегу. Она отчаянно собачилась с высоким седым мужчиной. Она толкала и била его в грудь, а тот ответил ей не то пощечиной, не то оплеухой.

Буйтор попросил Костика предъявить документы и начал заполнять какой-то формуляр. Закончив с формальностями, он выставил нас с Томми в коридор и приступил к допросу. Конечно жаль, что мне не удалось подслушать, но собственно, и без того вполне понятно, о чем они могут разговаривать.

Томми извинился и ушел куда-то, справедливо предполагая, что в коридоре полицейского управления со мной не должно ничего приключиться. Мне же стало грустно. Еще недавно Анна, точно также, как Костик сейчас, сидела здесь и давала показания, а теперь она лежит в холодильнике морга. Хотя, на самом деле — и правильно, пусть лежит. Нечего было на меня покушаться! Очень мне конечно хотелось добавить: и так будет с каждым! Но это выкосило бы значительную часть русскоязычного населения планеты, с коими я успела поспорить. Ладно, пусть живут.

Но не только ж в Анне дело! Пропал ребенок, несколько человек мертвы. А мы до сих пор не знаем, что все это значит.

Времени прошло немало, полиция вроде бы работает, но прозрачнее дело не становится. Зачем этому Виктору понадобился нездоровый ребенок? Куда этот ребенок делся? Кто прикончил самого Виктора и замуровал в подвале? Единственное, что было доподлинно известно — Анна задушила Викторию, но опять же, абсолютно непонятно зачем. Какую роль во всем этом играет Владимир и почему они занимались всем, чем угодно, вместо спасения собственного сына?

Костик вышел из кабинета, а ко мне вернулся Томми. Майор объявил, что более никого не задерживает.