28

«Вероника начинается в полдень» — так назову я свой следующий триллер с элементами хоррора. Или нет! «Вероника начинается и никогда не заканчивается» — вот так будет точнее. С утра ведь ничего не предвещало и вот опять, тайфун подкрался незаметно.

— Хозяйка, хозяйка, разговор есть!

С хозяйкой-то я давно смирилась.

— Чего тебе?

— Завтра прилетает моя мама, надо бы ее встретить.

Вообще не вопрос. Мама — это святое!

— Ну конечно! Если надо, то поезжай. Можешь вообще завтра не выходить, без тебя справимся. Решай спокойно семейные дела.

Вероника махнула рукой.

— Да не в том дело! Самолет только вечером — я сто раз убраться успею. Я одна я не справлюсь, там столько вещей!

— Ну я не знаю… Мужа с собой возьми.

— Он не может, работает, — развела руками горничная.

От такой наглости я чуть не подавилась. Это Василий-то работает? Ну если он работает, то я… Только мысль о том, что все-таки именно Василий родственник Татьяны, удержала меня от ехидных комментариев.

— Ну так от меня-то ты чего хочешь?

— Съезди ты со мной, пожалуйста!

Дар речи вернулся ко мне не скоро. Нет, я понимаю, что слово «субординация» нашей горничной вообще незнакомо, и смысл его уж кому-кому, а Веронике объяснять совершенно точно бесполезно. Да и жалко ее, с этим ее супругом точно каши не сваришь. Денег платить кому-то у нее нет — не так много она зарабатывает. А кто ей еще поможет?

— Ну хорошо, давай съездим, раз Василий так занят, — последняя шпилька вылезла сама собой. Невозможно удержаться и не потроллить вечно занятого великого труженика.

— И еще есть вопрос, — в принципе, на «спасибо» от Вероники я и не рассчитывала.

— Ну чего еще? Помассировать твоей маме пятки?

— Откуда ты знаешь? Насчет массажа не знаю, а специалиста пригласить бы надо в отель. Мама позавчера оступилась — теперь хромает.

— А почему в отель-то? Какое отношение твоя мама к отелю имеет?

— Маме бы надо пожить в отеле пока.

— Бесплатно? — вырвался у меня дурацкий вопрос.

— Понятное дело! Откуда ж у меня такие деньжищи, платить?

— А чего твоей маме у тебя в квартире не живется? Место там вроде позволяет. Поставь ей в комнате детей раскладушку.

— Да нет, это невозможно. Мама же с ногой, а ты видела какая крутая лестница у нас вниз, а в отеле все-таки лифт есть. Да и потом, маме нужна отдельная комната. Не сможет она с детьми жить.

— Смотри, какая цаца! А зачем же ты ее волокла сюда, коли здесь ее и разместить негде?

— А куда я еще ее дену? Мама все-таки. Не может же она вечно у племянника жить!

Конечно! У родного племянника не может, а в чужом отеле — это запросто. Ну и логика! И что мне ей на эту просьбу ответить? С одной стороны, сейчас не сезон. Номера не все заняты, отель не перегружен. Надо бы спросить разрешения у Татьяны, но я и сама прекрасно знаю, что эта добрая женщина ответит.

— Ну хорошо, пусть твоя мама немного поживет в отеле.

Ох, не знала я, на что подписывалась, когда давала добро на проживание родственницы нашей горничной в отеле!

Хищная Вероника, обо всем договорившись, радостно унеслась восвояси.

Удивительно, но до следующего дня мне удалось дожить без особых приключений. Никого не били по голове, не убивали, не закрывали в психиатрическом отделении и даже потопы и головная боль прошли мимо меня.

Путь до аэропорта имени Ференца Листа мы с Вероникой преодолели на такси достаточно мирно и даже без обычных скандалов и препирательств. Горничная сегодня вообще на себя не похожа — необычайно молчалива. Видимо, сказывается волнение перед встречей с любимой матушкой после длинной разлуки.

Долго ждать нам не пришлось — практически после первого стаканчика кофе по громкой связи объявили прибытие борта такого то из Москвы.

Мама оказалась винтажной, лишь слегка состаренной копией своей дочери. Чуть-чуть пониже, слегка пошире, ну а в целом одна порода.

Вероника, как будто ее не включили в розетку, молча приветственно постучала мать ладонью по спине и замерла поодаль.

— Виолетта Аркадьевна, здравствуйте! — решила я представиться самостоятельно, раз уж Вероника сегодня немного не в себе.

Старушка смерила меня презрительным взглядом.

— Зовите меня просто Вита. Я еще не настолько стара, чтобы пользоваться отчеством.

— Как скажете. Меня зовут Алина, я управляющая в отеле, где трудится ваша дочь.

— Трудится! — женщина презрительно хмыкнула. — Разве так трудятся? Вот я в ее годы на трех работах успевала и ее растила, а она чего?

Я покосилась на горничную. Та стояла красная как вареный рак, втянув голову в плечи.

Втроем мы прошли в зал выдачи багажа. На ленте творилось что-то странное. Практически все пространство транспортера заполонили здоровенные клетчатые сумки. Подсчитать их мне удалось не с первого раза. Одна, две, десять, двенадцать, четырнадцать… Казалось, что отверстие в стене никогда не закончит выплевывать этот экзотический багаж.

Обернувшись, я чуть не упала в обморок: ловкая старушка, прихрамывая, скакала вдоль ленты и снимала за раз по два баула.

— А вы чего тормозите? Помогайте! — скомандовала она нам.

Ну, не знаю, как две — каждую из сумок едва возможно было поднять в одиночку. Всего на полу скопилось семнадцать мест багажа. Я почесала в затылке: и как это у нее вообще получилось все это провезти?

— Виолетта Аркадьевна! — старушка недобро зыркнула. — Вита! А вы доплачивали за багаж?

Пожилая женщина ехидно засмеялась.

— Конечно. Кто ж это бесплатно-то повезет?

— Мама, а откуда ж такие деньги? — недоверчиво уточнила Вероника.

— Спорим, ни за что не догадаешься! Николай заплатил, — не стала создавать интригу Виолетта.

— Чего это он вдруг такой щедрый? Сколько я его знаю, снега зимой не выпросишь.

— А я ему так сказала: или ты платишь за мой багаж, или буду весь скарб у тебя хранить, пока мы дом в Венгрии не купим.

— Дом в Венгрии?

Я мысленно ахнула. Имея два работающих бизнеса (агентство недвижимости, и да, книги — это тоже коммерческое предприятие) не смею задумываться о подобном, а мама нашей горничной — планирует. Может, мне в ту деревню, из которой она уехала, податься? Я, знаете-ли тоже от домика на минеральных водах не откажусь.

Не зная как продолжить беседу, я лишь осторожно отметила, что купить дом в Будапеште и даже его окрестностях, не так уж и дешево.

— Вот именно! — закивала головой Вита. Поэтому у племяша и не было выбора. Один раз раскошелился — и всем хорошо.

В руке у Виолетты Аркадьевны без конца тренькал телефон и она периодично косилась на экран, читая новые сообщения. Вдруг она заметила, что у одной из сумок поврежден бок и какие-то тряпки так и норовят родиться через дыру наружу. Мать Вероники сунула мне телефон и полезла в бездонную дамскую сумочку, выудив оттуда скотч.

— А ну, доня, помоги! Надо заклеить, пока дальше не расползлось.

Телефон Виты тренькнул и завибрировал у меня в руке. Нехорошо подглядывать, но я совершенно машинально поднесла аппарат к глазам: «Ты меня потерял навеки, старый развратник! Не ищи меня — я уехала к дочери заграницу!» А в ответ такие милые сюси-пуси, будто день всех влюбленных на дворе.

Еще немного и я начну считать чужую личную жизнь своим личным оскорблением. Что вообще происходит? Вон, Лидия замужем в семьдесят четыре, матери Вероники не меньше шестидесяти пяти — и у нее тоже есть какой-то «старый развратник».

Когда мы наконец уселись в грузовое такси — в обычный седан вещи новоприбывшей ну никак не помещались, я почувствовала себя террористом, захватывающим самолет.

Вероника лихо скомандовала водителю ехать, назвав свой домашний адрес.

— Мы же вроде собирались в отель?

— Так мы немного подождем, курьер посылку принесет. Часть вещей мама почтой отправила.

— А потом эту посылку нельзя забрать? Ты представляешь, сколько стоит время ожидания такси?

— Да он звонил уже, это не больше часа!

Мысленно перевела я время ожидания в форинты. И мне это не понравилось.

— Ну вот что, я дождусь посылку и привезу, а вы езжайте прямиком в отель.

Перспектива самой таскать Виолеттины баулы меня вообще не радовала — еще чего? Пусть сами корячатся. Небольшую посылку — так и быть, доставлю.

В несколько взвинченном состоянии я пулей вылетела из машины.

— Василий! Вы где? — взревела я с порога.

Видимо супруг горничной находился в дальнем конце квартиры.

Дыхание у меня внезапно закончилось. Богослов действительно оказался в комнате, служившей его семье детской. Вот только был он там не один — на руках Василий держал ребенка — того самого, что уже вторую неделю разыскивает венгерская полиция. Мишу Калача.

Я ахнула, но к расспросам приступить не успела — внезапно Миша превратился в большую морковь, которую протягивал мне ученый-кипяченый, отчего-то помахивая русалочьим хвостом. Жаль только, не успела я досмотреть это представление — прямо перед тем, как Василию сделаться сказочным персонажем, голова моя лопнула и наступила непроглядная ночь.

Водку я не употребляю уже лет двадцать. Не то, чтобы я когда-то сильно увлекалась, а потом вдруг завязала — отнюдь! Просто те три раза, что крепкий напиток попадал в меня, запомнились мне, как у иных хранятся в памяти разводы и похороны. Слабый мой организм выдает такое страшное, адово похмелье со всем сопутствующим антуражем, что мной было решено: Бог же троицу любит? Вот на этом и остановимся. Такого количества здоровья у меня не имеется, чтобы повторять подобные развлечения.

Это я как раз помню. А вот отчего я лежу на холодном полу, почему вместо головы у меня — сплошная боль и с какого это фига меня так кошмарно тошнит — нет. Не могла же я взять и напиться до беспамятства?

Где я была? Вроде шла к Шандору! Это с ним мы так накидались? А почему это я на полу? Где его уважение к даме?

Перед моим мысленным взором появилась старушка, захлопывающая дверь в квартиру прямо перед моим носом. Нет! К Шандору-то я и не попала.

Как же больно-то, Господи! Надо встать. А где, собственно, мои руки? Не может же их не быть? Я точно знаю, что мне не менее двух положено!

Без особого удовольствия открыв глаза (даже взмах ресниц отзывался пронзительной болью) я обнаружила руки на месте. Более того — кто-то очень мило позаботился, чтобы я их не растеряла. Руки мои были связаны между собой и для верности примотаны к телу скотчем.

— А что, собственно, происходит? — спросила я у Василия, также привязанного у окна к стулу.

Где-то заплакал ребенок. Ко мне неожиданно вернулись память и способность соображать.

— Зачем вы похитили ребенка, Вася?

Мужчина открывая рот, как рыба, вскинул голову, попутно уронив очки:

— Что вы несете? С чего бы мне его похищать? Мальчика передали нам на временное содержание. Я иногда подрабатываю гувернером, о чем даю объявления.

— Да что вы врете? У вас и телефона-то нет! Как же вас находят?

— Объявления я даю на телефон жены.

— Отлично! Нужно вызвать полицию! — я совсем забыла, что мы оба некоторым образом не свободны. — Кто? Кто это сделал? — я показала жутко болящей головой на свои руки.

— Виктор. Отец мальчика.

— Виктор?! Тот самый, который слегка умер? Почему отец?

— С чего бы ему умирать? Его цвет лица, конечно здоровым не назовешь, впрочем, как и у всех, употребляющих мясо…

— Виктор жив?!

— Как видите! — Василий печально оглядел наше положение.

Как же это может быть? Я не только видела его мертвым, но даже и нюхала! С таким запахом не воскреснешь — это уж бесполезно и надеяться.

Тут, как в фильме ужасов, дверь заскрипела и на пороге появился вполне себе живой покойник.

Да вот только не тот. Хотя, это наверное и ладушки. Воскресение слегка разлагающихся тел — так себе развлечение. Не хотелось бы присутствовать.

— Какой же это Виктор?! Василий, это по-вашему Виктор что-ли?!

— А по-вашему кто? Мне он по крайней мере так представился! Я документы у него не смотрел.

На пороге стоял Владимир. Я не могла сдержать своего возмущения:

— Владимир, у меня и раньше были подозрения, что вы спятили, но теперь я вижу, что не напрасно думала о вас плохо. Зачем вам понадобился этот спектакль? Зачем нужно было похищать ребенка у себя самого? И вообще, киднеппинг, трупы вокруг — пожалуйста, если вас это забавляет, но причем тут я? За что вы на меня-то взъелись? Чего вы меня то связываете, то по голове бьете без остановки? И то и другое уже по паре раз проделывали. Чтобы что?

— Да потому, что вам заняться нечем! Вместо того, чтобы мужу борщи варить, вы лезете затычкой в каждую бочку!

— Ну, конечно! Именно потому, что я не замужем, вы и похитили сына. В логике, конечно, вам не откажешь. А подсуетись я заранее с личной жизнью, никто бы и не умер, да? Я во всем виновата?

— Никого я не похищал!

— А как, по-вашему это называется, если ваш ребенок якобы исчезает, а вы его прячете у гувернера?

— Не ваше дело!

— Дело-то может и не мое, но голова моя. И вы по ней регулярно чем-то ударяете с неясными мне целями. Так может расскажете, что происходит?

Владимир посмотрел на часы.

— Может и расскажу, если времени хватит.

— Времени до чего? Надеюсь, вы не собираетесь нас с Василием прикончить?

— Посмотрим! — усмехнулся Владимир. — Ну, слушайте, если интересно.

— Представьте, да! Мне интересно, отчего…

— Хватит уже перебивать!

Я пристыженно смолкла.

— История эта началась давно и очень банально — я был женат, а Анна была моей секретаршей. Она спала и видела, чтобы я развелся и сделала все возможное сначала чтобы забеременеть, а потом чтобы моя жена об этом узнала.

Я не верила своим ушам: «Анна сделала все возможное чтобы забеременеть», — будто это произошло без его участия. Наверняка она его связывала, чтобы осуществить коварные планы!

— У нее получилось. Супруга выставила меня из дома. Я развелся и снова женился — не мог же я допустить, чтобы мой ребенок родился вне брака? — Владимир всерьез полагал себя приличным человеком. — Когда появился Михаил, очень быстро стало понятно, что Анна прицепилась ко мне совсем не по любви, а только ради того, чтобы устроить свою жизнь. Ко мне она теплых чувств не испытывала, к ребенку была, мягко говоря, равнодушна. Но это такой ребенок — его на нянек не свалишь, он требует постоянного внимания! И тут моя жена встретила любовь всей жизни — хлыща, что сдох, как собака, в вашем подвале. Совершенно случайно я услышал, как эти нелюди договариваются о том, чтобы похитить Мишку. Анна говорила, что оставит его в кабинке и выйдет, а он должен был дождаться, пока проход будет свободен и вылезти с ребенком через окно. Если бы я Анну не знал до этого, на что она способна — может и не понял бы ничего, а так совершенно точно, ничего хорошего этот план не предвещал. Они хотели требовать от меня выкуп, но вот как живого сына уже не упоминали. Я соображаю быстро. Не стал им мешать, но как только этот скот вынес ребенка из купальни — он сразу же оказался без сознания в машине моего помощника.

— Не знала, что вы успели обзавестись в Будапеште знакомыми!

— Да, чтобы ты понимала! Я сюда еще с начала девяностых езжу по бизнесу! А впрочем, слушай дальше! Я искал сиделку, к которой мог бы временно отвезти ребенка, но тут мне на глаза попалось объявление, что семейная пара на дому присматривает за малышами. Педагог этот, — Владимир кивнул на Василия, — произвел на меня, мягко говоря, впечатление психанутого, особенно с его рассказами о духовности овощей. Но выбора у меня все равно не было, пришлось оставить сына на попечение этого травоядного.

— Ну а с Виктором что случилось?

— Я бы мог ответить словами классика: «Он слишком много знал», но на деле я просто переусердствовал, когда беседовал с ним о жизни.

— Анну нашли на берегу, — снова подала я голос.

— Она окончательно спятила. Когда я припер ее к стенке, начала кричать, что сама сядет, но меня полиции тоже выдаст. А мне нельзя в тюрьму. Если не я, Мишка в интернат попадет, будет в кровати лежать до старости, мокрый и голодный. А у него интеллект сохранен! С ним просто заниматься нужно. Я для него все сделаю, он может еще как Стивен Хокинг великим человеком станет! Никак мне в тюрьму нельзя! — Владимир грузно опустился на свободный стул. — Не обижайтесь, но вас двоих я тоже в живых не оставлю. Больше никто не знает, что Мишка со мной. Я его в Турцию переправлю, в частный пансионат, а сам со скорбным лицом вернусь на родину. Никто ничего и не заподозрит.

— Вы считаете полицию такой тупой? Думаете, они не выяснят в чем дело и вам сойдет это с рук? Между прочим, есть свидетель, который видел, как вы таскали Анну за волосы. Ровно на том самом месте, где потом обнаружили ее труп.

Владимир только отмахнулся.

— Хорош сочинять! Это вам ничем не поможет. Я не маньяк, все это, — он обвел подбородком комнату, — не приносит мне радости, но иначе я поступить не могу!

— Ничего себе, не маньяк! На вас уже два трупа! И два моих айфона с ноутбуком и документами! Вы думаете тот, кто прикончил четверых, и правда не серийный убийца? Вы же не сможете с этим жить!

— Конечно не сможет! — сказала голосом Вероники тяжелая табуретка, с хрустом опустившаяся на голову распоясавшегося папаши.

Если бы мы с Василием могли отбить пятюню, непременно бы это сделали. Но увы, радость наша была недолгой. Связанные по рукам и ногам, мы с ужасом наблюдали, как упавший вскочил на ноги и резким рывком вытолкнул горничную из комнаты.

Где-то за стеной тоненько заныл мальчишка, и одновременно послышался вой сирены. Это-то нас и спасло.

Владимир вернулся, держась за голову, и посмотрел на нас страшными глазами. Звук сирены становился все громче. Не то боль, не то отчаяние отразилось в его глазах. Мужчина развернулся, где-то хлопнула дверь. Мальчик продолжал плакать. Вероники нигде не было.

Совершенно обессиленная, я провалилась в забытье.

А пробуждение застало меня уже в новой жизни.

Никто не бил меня по голове, никто не собирался лишить меня жизни. Вероника с ярко-красным следом пятерни на лице, со зверским, но таким уже родным выражением лица, пилила мои путы кухонным ножом.

— Где Владимир?

— Этот придурок сбежал! Мимо дома скорая проехала. У страха глаза велики, он подумал, что это полиция, и снялся с якоря.

Недаром говорят что случайности неслучайны!

— А Миша?

— Да спит он. Наревелся, бедолага.

— Что же теперь с ним будет? Мать мертва, отец в бегах…

— А что будет? Вырастим как нибудь, чай живая душа! — подал голос Василий, все еще прикованный к стулу.

Не понимаю конечно, как это все можно оформить по закону, но наверное, надо нанять адвоката. Было бы желание. Нельзя судить людей только с одной стороны. Пусть они и странные, но какие же они хорошие!

Прикидывая, сколько все эти юридические тонкости могут стоить, я услышала звук смс-ки. Поднеся телефон к лицу, я подумала, что это очередные мошенники поздравляют меня с выигрышем в лотерею. Астрономическую сумму, зачисленную на мой счет сопровождали два слова: «Помогите ему».

Конечно! Сначала можно меня ударить, связать, собираться прикончить, и вот тогда-то, наконец, попросить о помощи. И я помогу. Чего бы и нет, коли да? Какие уж тут счеты, когда речь идет о нормальной жизни для ребенка, которому уже и так не очень-то повезло?