11
Я покинула мерзко пахнущий подвал, и убедившись в том, что мое присутствие здесь точно никому не требуется, решила прогуляться по городу, посетив что-нибудь ужасно историческое.
Синяк, спускавшийся со лба под глаз, стал отличным поводом купить новые солнечные очки. Я обожаю этот аксессуар — им очень удобно поддерживать волосы, но в Москве ходить в солнечных очках круглый год как-то глупо. Выбрав романтичную оправу в виде сердечек популярного ныне модного дома, я в более или менее нормальном настроении направилась в центр с твердым намерением посетить Королевский дворец.
Чтобы добраться на вершину Будайского холма, где он расположен, необходимо приобрести билет на один из старейших фуникулеров Европы — Шик-ло. Забавное сооружение. Собственно, почти ничем не отличается от своего Лионского собрата — такого же древнего старичка. Три вагончика, гармошкой. Ну, если быть точной, то это один вагончик, собранный таким образом, чтобы люди, путешествующие ко дворцу под углом в 45 градусов не скатывались на нижний уровень. Три раздельные площадки, не мешающие шикарному обзору с высоты.
Прежде чем мне удалось попасть внутрь вагончика, я отстояла немаленькую очередь — необычный атмосферный аттракцион пользуется бешеной популярностью у туристов. Говорят, после войны лет сорок подъемник простоял заброшенным — немецкая бомба попала в один из отсеков, повредив и его, и рельсы, и уникальный механизм. Лишь относительно недавно, в 1986 году, венгерские власти опомнились — какие деньги они теряют, и отремонтировали достопримечательность. Интересно, конечно, как же без фуникулера столько лет обходились сами жители Будапешта — ведь до двадцатых годов прошлого века Шикло был не аттракционом, как сейчас, а единственным видом транспорта, позволяющим подняться на Будайский холм.
Забравшись внутрь кабинки, я по достоинству оценила умелые руки реставраторов. Красивые распашные двери, сиденья, фурнитура, деревянный корпус — все это был не жалкий новодел и имитация, а с любовью восстановленные старинные детали. Поднимается вагончик очень быстро — да чего там ехать-то, всего сто метров! Кажется, сто. Тут моим словам можно не доверять — глазомер у меня ни к черту. Виды здесь открываются шикарные — на город, на Дунай. У меня складывалось такое впечатление, что если в Будапеште даже встать к реке спиной, ты все равно увидишь Дунай перед собой — так городские правители умело эксплуатируют естественную красоту реки, инкрустированную старинной архитектурой. Тут все в Дунае — везде Дунай.
Вагончик в последний раз дернулся и замер на месте, выплюнув путешественников на самой вершине холма. Величественный Королевский дворец выглядело впечатляюще монументально, и я бы с удовольствием предалась его осмотру. Но тут пропущенный обед отомстил мне острым приступом голода.
Невдалеке прямо на улице располагались деревянные столы с массивными лавками. Невзирая на прохладный еще февраль, туристы за столиками с удовольствием уплетали гуляш из некоего подобия посуды — специальных картонных коробок, запивая его обжигающе-горячим кофе. И то, и другое источало аппетитные облака пара.
Как кролик под пристальным взглядом удава, не в силах с собой бороться, я втянулась в палатку, где продавали ароматную вкуснятину.
Очень вовремя на глаза мне попалось алкогольное меню.
Увы, брюта здесь не оказалось. Зато было экстрадрай вайн.
— Да черт с тобой, давай сюда свое экстрасухое вино и экстрамокрый гуляш! — и я протянула продавцу кредитку.
Продавец вежливо отстранил мою руку.
— Cash only!
Я чуть не умерла от досады — находиться буквально в минуте от вкусного обеда и так обломаться! Пока я придумаю, как с этой горы слезть, пока поймаю такси, пока найду ресторан, пока закажу, пока еду приготовят — это же пройдет целая вечность!
— И где же я тебе здесь, — я обвела рукой смотровую площадку, — на высоте птичьего полета, возьму кэш?
— No problem! There’s a cash machine right outside.
Найти бы еще этот райт аутсайд! Я обошла палатку, за ней действительно был банкомат. В небольшой очереди я углядела спину безутешного отца пропавшего мальчика. Владимир был достаточно оживлен и на английском (вот все его знают, кроме меня, а?) что-то выяснял по телефону насчет размещения в пансионате.
Я прям расстроилась. С одной стороны, отель наконец перестанет лихорадить, если они съедут, а с другой — я ничего не узнаю о судьбе мальчика, что было бы крайне обидно в данной ситуации. По опыту общения с полицией знаю точно — ты можешь сколь угодно содействовать следствию (вплоть до того, что есть на моем счету парочка найденных вместо полиции преступников) — никто тебе никогда в жизни не расскажет, чем там дело кончилось.
Я, например, предпочитаю верить в лучшее и все еще надеюсь, что ребенок найдется. Хотя сто раз раньше читала мнение специалистов — пропавший человек, особенно ребенок, не найденный в первые же сутки, живым уже не будет найден никогда, такова суровая статистика подобных происшествий. Точнее, положительные исходы конечно бывают — люди по каким-то причинам просто теряются. Но увы, негативных результатов поисков пропавших куда больше.
Я подошла сзади и похлопала Владимира по плечу. Думаю, он меньше испугался бы, увидев на смотровой площадке Королевского дворца Кентервильское привидение.
— Гуляете?
Владимир выглядел крайне испуганным.
— Да вот, знаете ли, решил немного развеяться. На экскурсию сходить, достопримечательности осмотреть.
— Ну и правильно. Чего в душном номере сидеть? Сейчас вам лучше быть среди людей, — неуклюже попыталась я поддержать бедолагу.
— Вынужден попрощаться, мне уже нужно бежать.
— Конечно! А есть какие-то новости? — нетактично полюбопытничала я.
Мотнув головой, Владимир быстро смешался с толпой, двигавшейся ко дворцу.
Отхлебнув пару ложек огненного гуляша, приготовленного к моему диетическому счастью без фасоли, я свернула пробку на мини-бутылке местного игристого вина. В принципе, я была счастлива — пить вино из одноразового стаканчика на уровне неба, с видом на Европу — всяко лучше, чем тянуть его из пафосной посуды в дорогом армянском кафе в Мытищах. Хотя, наверное, всегда нужно учитывать ситуацию и настроение в моменте.
Я нацелила камеру айфончика на Будапешт и увидела одинокое сердечко во всплывшем сообщении.
Здрасьте, приехали! Давно не виделись! Омуль из-под коряги вылез. Ну надо же, я прогнозировала его отсутствие в течение хотя бы пары недель, а он мои планы обломал и всего через несколько дней вытаял из-под прошлогоднего снега.
«Секса хочется», — значилось в очередном романтическом послании. Вот вроде бы Омуль и творческий человек, в дизайне, например, изобразительном искусстве, а связать больше пары слов он был способен исключительно на тему политики. Я же абсолютно аполитичное создание и никогда не позволяла ему распаляться при мне об этом. Вообще не понимаю, что я могла в нем когда-то найти?
«А что вдруг случилось?» — поинтересовалась я природой внезапно взыгравшего ретивого.
В ответ на свой вопрос я получила картинку. Точнее, фотографию — изображение благообразного седобородого старца на фоне города, в котором интуитивно угадывался Тель-Авив. Я тяжело вздохнула и немедленно выпила еще стаканчик винишка.
Этот пожилой джентльмен с фотографии приходился ни кем иным, как родным отцом моему незадачливому любовнику. Периодически Омуль почему-то иллюстрировал происходящее в его жизни подобными фотографиями.
Поначалу я пугалась — в моей коллекции уже в первый год отношений скопилось немало изображений его родителя. Вот наш папа внимательно читает толстую газету, а вот он пьет чай с баранками, а вот, в панамке на голое волосатое пузо, стрижет траву на газоне, закусив от усердия губу, а вот куда-то уходит, в дверях накинув пальто и кепку.
Сегодня, я так понимаю, эта немая сцена означала: «Папа уехал, можно у меня». Правда, что именно у него можно, я уточнять не стала.
«Хороший нынче цвет лица у папы», — на этот раз я решила не подыгрывать Омулю. Представляю, как у него вытянулась физиономия (как и в любой другой раз, когда его эротические ожидания явно не соответствовали действительности).
«Не хочешь?» — мой внезапно любвеобильный приятель украсил сообщение грустными смайликами.
«Что-то самочувствие мое не очень…» — уклончиво ответила я.
«Ты еще скажи, что голова болит!» — так и сыпал юмором Омуль.
Я поморщилась и потерла лоб, ушибленный шлагбаумом — и даже врать не пришлось: «Болит, угадал».
«Обещаю — будешь на небесах!»
Да я как-то пока не тороплюсь покидать эту грешную Землю!
С вершины холма я окинула взглядом город и написала: «Да я, собственно, уже на небесах, спасибо».
Омуль, не переносивший отказов, обиженно замолк, не отправив на прощанье даже жалкого смайлика. Зря я, конечно, сразу отказалась. Надо было выяснить, что он имел в виду под обещанием послать меня даже не куда подальше, а куда повыше. Интересно же! В лесу, зимней ночью и с неработающим телефоном, я по милости его сиятельства уже оказывалась. В технической зоне аэропорта, куда въезд запрещен — тоже. А вот на небесах пока ни разу. Это он, прямо скажем, себе здорово польстил. Надо было уточнить — вдруг это не как обычно у него, а что-то хорошее? Вечно я тороплю события!
Вздохнув, я допила вино. Решив осмотреть Королевский дворец как-нибудь в другой раз, я спустилась в город.
В отеле за часы моего отсутствия ничего не изменилось. В подвале все так же стучала Вероника, и я подумала, что сейчас отличное время, чтобы выпить кофе.
Сдавленный крик из подземелья, будто специально задуманная сцена из фильма ужасов — там всегда кто-то орет в подвалах, помешал моим намерениям. Уронила таки Вероника топор себе на ногу…
— Иштван, сходи вниз, дружок. Посмотри, что там происходит. Вероника что ли там орет? Пойди, проверь.
Портье проворно скрылся в коридорчике, ведущем в подвал, и через минуту вопил уже он сам:
— Mommy! Leg!
Ну а с этим-то что стряслось? Ногу повредил? Маму, вон, зовет… Придется спуститься самой. Ну ничего без меня самостоятельно сделать не могут!
Спустившись, я закашлялась.
В подвале, стараниями Вероники, было очень грязно. Тусклый свет не скрывал мелко нарубленной кирпичной крошки и цементной пыли. Вероника и Иштван почему-то стояли вытянувшись в струнку, как бы прислушиваясь к мерзкому запаху, который теперь стал еще сильнее и отчетливей.
Портье стоял как вкопанный. Пришлось силой отодвинуть Иштвана с дороги. Картина мне открылась совершенно чудесная. За целый день горничной удалось продолбить топором лишь небольшую дыру внизу стены. Теперь же из этой дыры торчала… чья-то нога, обутая, кажется, в мужской серый кроссовок. Хотя, сейчас не разобрать, где мужское, а где женское. Носят, как это называется, унисекс — подходящее обоим полам.
Точнее, из дыры торчал лишь носок кроссовка.
Я, конечно, как всегда в таких случаях, мысленно попыталась упасть в обморок, но, к счастью, вовремя передумала — опять биться обо что-то головой, падать на грязный пол — нет уж, увольте.
— Я думала, крысиный хвост! Потянула, а это шнурок! — стрекотала Вероника, удивленная, но ничуть не напуганная.
— Иштван, ты чего остолбенел? Звони, давай, в полицию!
— And what should I say? — удивился портье.
— Что ты им скажешь, прогноз погоды на следующий месяц, блин! Ну что ты им можешь сказать? Что в подвале отеля лежит незнакомая и похоже мертвая нога. Если, конечно, это не носок так воняет. Нам она в хозяйстве точно не пригодится, мы готовы ее пожертвовать полиции.
Иштван сорвался с места и побежал наверх.
— Нет, стоп! Не звони полиции! В смысле звони, но не какой попало! Звони майору Буйтору! Не хватало нам еще тут полчищ новых сотрудников. Пусть хотя бы будут уже известные!
Полиция прибыла примерно через час.
Майор наклонился над проломом, из которого торчала напугавшая нас обувь, поморщился от резкого запаха, подпустил сотрудника с фотоаппаратом заснять место происшествия, и дал команду ломать стену дальше.
Мужчины, покрепче нашей горничной, принялись за работу. Примерно минут через сорок от очередного удара нога (кого-то, скрытого за кирпичной кладкой) распрямилась и высунулась через дыру, а кроссовок выстрелил в противоположный угол.
Да это же не нога! Протез что ли? Майор потянул конец чего-то темно-серого и вытащил на тусклый подвальный свет кусок пластиковой трубы среднего диаметра. Оставалось только догадываться, зачем креативные строительные рабочие засунули сюда эту инсталляцию, да еще и натянув на ее конец кроссовок.
Полицейские гортанно заспорили на своем языке. Мужчина с железным чемоданчиком, похожий на судмедэксперта, пошел было на выход, но начальник окликнул его, видимо скомандовав задержаться.
Пластиковые трубы ничем не пахнут, а мерзкий запах гниющего мяса в подвале стал, тем временем, совсем нестерпимым.
Майор Буйтор поморщился и что-то сказал сотрудникам на венгерском. Часть полицейских, получив указания, разбрелась по подвалу, открывая двери подсобных помещений, а часть продолжила долбить кирпичную кладку, расширяя начатое Вероникой отверстие.
Один из сотрудников открыл деревянный настил старого колодца, что-то крикнул, и полицейские, даже те, что ломали стенку, бросив инструменты сгрудились около него. Я подошла поближе. С моей позиции было непонятно, что они там нашли. Чей-то фонарик освещал колодец.
— Что они там увидели, майор? — не преминула я пристать к полицейскому.
Майор предположил, что мерзкая вонь шла именно оттуда. Он куда-то послал Иштвана, и через три минуты тот вернулся с пластиковой бутылкой из-под колы и мотком веревки.
Майор привязал веревку к горлышку бутылки, предварительно выкрутив пробку, затем бросил ее в колодец. Все склонились над водой. Я же по своей везучести ударилась раненой шлагбаумом правой стороной лба о крепкий череп венгерского полисмена. Конечно же, я взвыла от боли, в результате чего меня довольно невежливо вытолкали с места осмотра.
Потирая ушибленное место, я отошла в сторонку, недовольно ворча: и почему это именно мне нельзя смотреть вместе со всеми в колодец?
Майор Буйтор меж тем продолжал трясти веревку с привязанной к ней бутылкой. И что (или кого?), интересно, он пытается там выудить? Пользуясь тем, что на меня никто не обращает внимания, я опять незаметно (как мне казалось) прокралась поближе и заглянула внутрь: бутылка лежала боком на поверхности воды и не желала погружаться.
Вонища в колодце стояла несусветная. Нет, это явно не одинокая крыса — это килограмм пятьдесят протухшей крысятины, не менее! Наконец полицейский понял, что набрать воды таким способом у него не выйдет и вытащил бутылку из колодца. Майор понюхал пластик, велел напрячь чутье коллегам, пожал плечами и огляделся по сторонам. Эксперт тем временем неодобрительно покачал головой, нагнулся, подобрал несколько осколков кирпича и протолкнул их в горлышко бутылки.
Бутылку снова зашвырнули в воду. На этот раз она немедленно утонула и жидкость набралась внутрь. Майор вытянул потяжелевшую тару вверх и, налив немного воды себе на ладонь, протянул ее, коллегам. Я не растерялась, и под гневным взглядом сотрудника, который только что пытался меня прогнать, тоже макнула туда палец. И чего? Вода лишь слегка отдавала болотом. Может быть, запах был не очень-то и свежий, но совершенно точно без признаков гниения.
Путем этих хитрых манипуляций полицейский, оказывается, просто хотел убедиться, что столь отвратный смрад идет не от застоявшейся воды!
Пока блюстители порядка продолжали по-очереди принюхиваться, я осветила колодец телефонным фонариком. Мое внимание привлек узор каменной кладки с одной из сторон. В самом верху камни были подобраны так, будто специально составляли полукруг, хотя во всех остальных местах они были уложены вразнобой, без соблюдения какого-либо рисунка.
Это что еще такое? И главное, как мне с моим английским объяснить майору, что я увидела? Камни кругом? Да ну! И тут меня осенило.
Достав из кармана какой-то чек и жестами попросив у одного из полицейских ручку, я, как могла, изобразила нечто похожее на заложенный дверной проем в каменной кладке.
И сунула эту бумажку под нос майору, одновременно тыкая пальцем в стену колодца, очерчивая указательным пальцем полукруг.
Буйтор, разогнувшись, глянул на меня с уважением, одобрительно кивнув. Он показал на колодец высокому парню в черной толстовке с капюшоном и что-то негромко скомандовал. Парень похлопал себя по карманам, вытащил зажигалку и наполовину засунулся в колодец.
Меня, видимо за сообразительность, больше не прогоняли и я увидела, как полицейский водит зажженной зажигалкой вдоль кладки. На радиальном стыке пламя начинало дрыгаться и танцевать — опачки! Поток воздуха, значит, там и правда что-то есть!
Парень разогнулся, сунул зажигалку в карман, и снова нырнул в колодец, на этот раз уже с фонариком. Обстановку Буйтору он докладывал, к сожалению, на недоступном мне, но при этом своем родном венгерском языке.
Майор окликнул меня:
— Do you have a hotel plan?
План отеля? Да кто его знает-то? Может и есть где. Я переадресовала этот вопрос все это время бесполезно топтавшемуся у лестницы Иштвану. Портье порылся в закоулках памяти, закивал головой, убежал наверх и вскоре вернулся с планом пожарной эвакуации здания. Эта схема не располагала данными о тех несчастных, которые в момент возгорания, буде оно возникнет, могли бы сидеть в колодце. Как впрочем, и о самом колодце в принципе.
Тут нужен был какой-то другой план, со всеми помещениями. Старинный план подземелья, например, окажись он под рукой, значительно упростил бы нам задачу.
Я поначалу еще немного удивлялась рвению венгерской полиции избавить бедных отельеров от разлагающейся в подвале крысы, но с усилением запаха поняла и без перевода, что бывалый и много чего повидавший нюх опытных сотрудников предполагает проблему куда большую, нежели несчастное дохлое животное.
Мальчик!? Ну нет! Только не это! Если сейчас мы здесь обнаружим тело несчастного ребенка, отель недостаточно будет просто тихо закрыть — я даже не уверена, что его светлой памяти поможет, если мы его дружно подожжем.
Я подумала было позвонить Татьяне, но не решилась, живо представив, как я ей все это буду объяснять… Да и потом — откуда у нее возьмется древний план подвала? Думаю, если бы он у нее был, давно б висел в рамочке в холле как живое свидетельство истории.
Я еще раз посмотрела на колодец, потом дошла до угла и наклонилась над проломом. Так-так. Запах особенно чувствуется в колодце и вот в этой вот дыре. Наверняка потому, что вход в верхнюю часть колодца замурован как раз за этой стеной!
Как могла я изложила свои доводы майору:
— Вонь, то есть, простите, запах, идет сильнее всего вот с этой стороны.
Буйтор проследовал моим маршрутом, поморщился, и велел коллегам ломать стену целиком. Это я поняла из расчерченного им пальцем плана действий.
Роль директора пляжа приводила меня в некоторую прострацию. С одной стороны, мне конечно очень любопытно, кто там скис, за стеной, а с другой — на это хорошо в кино смотреть, а вживую видеть — вовсе не так весело. Да и сомневаюсь, чтобы полиция потом сама занималась восстановлением порушенных ею строений.
Откуда-то примчался специальный мужик с перфоратором и буквально через полчаса жуткого воя кирпичная кладка поддалась и рухнула. В образовавшийся проем можно было пройти даже мне. Хорошо, никого не задело обломками.
За рухнувшей перегородкой оказался старый коридор, который буквально через пару-тройку метров упирался в деревянную дверь. Майор вынул изо рта палочку от леденца и полез с фонариком в проем. Мне было не видно, но судя по звукам, он пытался открыть тяжелую дверь. Когда же ему это удалось, бывалый майор охнул. Я не понимала по-венгерски, но предположила, что произнес он что-то вроде: «Твою ж ты мать!»
С этой стороны было видно лишь согнутую спину майора, преграждавшую вход в потайное помещение. Наконец он выпрямился и что-то неразборчиво крикнул. Эксперт подошел к своему чемоданчику и раскрыл его.
— Alina, come here! — поманил меня майор.
Я никогда в жизни не видела мертвых детей. Бог миловал, огромное спасибо, между прочим, ему за это. Может и не надо мне это видеть?
— Quickly! — торопил меня майор.
Я задержала дыхание, чтобы меня не вырвало от заполонившего подвал мерзкого запаха, и боком влезла в проем. Внутри маленького коридора вонь ощущалась куда сильнее и я чуть не потеряла сознание. Сзади кто-то услужливо сунул мне в руку длинный металлический фонарик, и я, дрожа от ужаса, направила луч в темноту.
