Хлопушка тридцать вторая

Знаменитая актриса Хуан Фэйюнь, в своё время красавица, как говорится, «завоёвывавшая народы и покорявшая города», была также возлюбленной моего третьего дядюшки. Так рассказывал мне десяток с лишним лет назад Лао Лань. Если бы можно было собрать все её фотографии в журналах и газетах, других печатных изданиях и афишах, то можно было загрузить ими десятитонный колёсный пароход. Так рассказывал Лао Лань десяток с лишним лет назад при самых разных обстоятельствах. Своим языком, мудрейший, он нарисовал нам целый том ярких и многообразных любовных историй третьего дядюшки Лао Ланя. Я, конечно, знаю эту красотку Хуан Фэйюнь – она была в какой-то степени талантлива, её одухотворённый образ с замашками школьницы, как унизанная жемчугами занавеска, до сих пор у меня перед глазами. Сейчас она уже не снимается, став супругой богача, матерью его сыновей и дочерей, хозяйкой роскошного особняка на горе Фэнхуаншань, но остаётся объектом внимания папарацци. Во главе её кортежа движется роскошный лимузин с карликом, от особняка проложено шоссе, потом за ним следует головокружительный спуск по вьющейся горной дороге. Если смотреть издалека, кажется, что лимузин спускается с небес. Репортёры бульварных газетёнок, где полно штампов, называли её выезды «спуском феи девятых небес в бренный мир». Она вышла из автомобиля в тёмных очках и окружённая служанками, которые несли двух её собак: одну звали Наполеон, другую – Вивьен Ли, обе неизвестной простым людям редкой породы. Торопливо пересекла увешанный хрустальными люстрами большой зал отеля по сияющему мраморному полу, отражавшему то, что у неё под юбкой – именно по этой причине отель осаждали многочисленные поклонники звёзд, да и они сами, но и по этой же причине, стремились сюда. На самом деле метрдотель уже узнал её, но не смел предавать это огласке. Он стоял, опустив голову, и его взгляд следовал за движениями её юбки. У входа в лифт она сделала знак свите с собаками не следовать за ней и вошла в лифт одна. Полупрозрачная кабина взлетела вместе с ней на двадцать восьмой этаж. Здесь располагались апартаменты для очень важных персон, были и президентские номера, в которых богачей не мог беспокоить кто попало. Она постучала, вышел какой-то мужчина. И спросил, кого ей. Она оттолкнула его и с достоинством вошла. В огромной гостиной пол был устлан лепестками цветов. Ступая по дорогим и знаменитым чёрным пионам, она привычно прошла в спальню. В центре стояла поразительных размеров кровать, по которой можно было кататься на велосипеде. Кровать была пуста, но из-за двери в ванную доносился шум воды и вырывался горячий пар. Слышались также плеск воды и женский смех. Сквозь дымку виднелась огромная ванна с приспособлениями для массажа, из неё, словно из бурлящего источника, вырывалась вода. В ней – четверо цветущих девиц и Старшóй Лань посередине. Множество красных гирлянд и выплывающих лепестков. Мы увидели, как кинозвезда вынула чёрную бутылку, швырнула в бассейн и негромко проговорила:

– Серная кислота, – с этими словами она повернулась и вышла. Девицы с испуганными воплями повыскакивали из воды, полезли из бассейна, их белые тела почернели. Тело чёрное, лицо белое. А Старшóй Лань, развалившись в воде и зажмурившись, проговорил:

– Вечером приглашаю тебя на ужин, ресторан Хуайянчунь на третьем этаже.

Кинозвезда, повернувшись, вышла из спальни, мы слышали, как она сказала:

– Поищи кого-нибудь рангом повыше.

Из бассейна раздался голос Старшóго:

– Но они моложе тебя.

Мы смотрели, как кинозвезда идёт дальше по гостиной, наступая на цветы и сопровождая каждый шаг плевками. Стоявший на страже у дверей остолбенело смотрел на происходящее. Заверещал дверной звонок, ворвались двое секьюрити:

– Что случилось?

Кинозвезда подняла горсть синих лепестков и изо всех сил швырнула им в лицо. Схватившись за голову, секьюрити выбежали. Снаружи заливался звонок.

Вечером, вскоре после торжественного открытия мясокомбината, отец, мать, Лао Лань и мы с сестрёнкой сидели дома вокруг стола. Ярко сияли электрические светильники, озаряя расставленное на столе мясо, от которого шёл слабый дымок, а также виноградное вино тёмно-красного цвета в бутылках и рюмках, похожее на свежую бычью кровь. Ели мало, пили много. Мы с сестрёнкой ели очень много, а пили очень мало. Вообще-то нам с сестрёнкой тоже налили чуть-чуть вина, но мать не разрешила его пить. Сестрёнка прямо на стуле стала похрапывать. Меня тоже клонило ко сну. Подремать, наевшись мяса, стало у нас традицией. Мать отнесла сестрёнку на кан. И мне сказала:

– Ты тоже ложись, Сяотун.

– Нет, я спать не буду, – заявил я. – Хочу поговорить с вами о том, что не буду ходить в школу.

– Управляющий Лань, – сказала мать, – этот ребёнок не хочет ходить в школу, желает пойти работать на мясокомбинат.

– Вот как? – со смехом обратился ко мне Лао Лань. – Ну-ка говори правду, почему хочешь бросить школу?

Я набрался духу и выпалил:

– От того, чему учат в школе, нет никакой пользы, потому что очень хорошо чувствую мясо, я могу слышать, как оно говорит.

Замерев на миг, Лао Лань громко расхохотался, а отсмеявшись, сказал:

– Необычный у тебя талант, Сяотун, наверняка есть ещё какие-то особые способности. Не хочу тебя обидеть. Но в школу ходить, наверное, всё же надо?

– Ни за что туда не пойду, – сказал я. – Заставлять меня и дальше ходить в школу – значит тратить впустую мою жизнь. Я каждый день пролезал через сточную канаву на мясокомбинат посмотреть и обнаружил немало проблем. Если вы разрешите мне пойти работать на комбинат, я помогу решить их.

– Хватит болтать ерунду, отправляйся спать, – нетерпеливо произнёс отец, – нам тут нужно кое-что обсудить.

Я вздумал было сопротивляться, но отец посуровел и рыкнул:

– Сяотун!

Бормоча себе под нос, я пошёл во внутреннюю комнату, сел на недавно приобретённый стул красного дерева перед каном, откуда было слышно и видно каждое движение в комнате снаружи.

Вертя в руках стеклянный бокал с вином на высокой ножке, Лао Лань холодно спросил:

– Старина Ло, Юй Чжэнь, вот скажите, если мы будем так действовать, с прибылью будем или в убытке?

– Если цены на мясо не поднимутся, то, конечно, с прибылью, – задумалась мать. – Не станут же их повышать из-за того, что в нашем мясе не будет воды.

– Насчёт этого я к вам и пришёл. – Лао Лань отпил глоток вина. – Последние несколько дней мы с Хуан Бао мотались по ближайшим мясокомбинатам уезда, выдавая себя за барышников, чтобы посмотреть их продукцию, и обнаружили, что воду в мясо впрыскивают все.

– Но мы же во всеуслышанье перед лицом руководителей торжественно заявили… – негромко проговорил отец. – Это сколько с тех пор дней прошло? Я всё ещё слышу эти слова.

– Дружище, – продолжал Лао Лань, – а как быть? Таков нынешний рынок, ты вот не хочешь впрыскивать воду, я тоже не хочу. Мы не будем этого делать, а остальные будут – вот мы и останемся в убытке, придётся закрывать лавочку.

– Нужно придумать что-то другое, – сказал отец.

– Говори, – сказал Лао Лань, – есть ли какой другой выход. На самом деле я хотел бы, честное слово, сделать что-нибудь, и, если у тебя есть хороший способ на примете, я решительно за отказ от воды.

– Мы можем обратиться в соответствующие органы и сообщить о предприятиях, которые впрыскивают воду, – еле выдавил отец.

– Разве это выход? Эти организации, о которых ты говоришь, гораздо лучше, чем мы, контролируют ситуацию, они знают всё, кроме того, что с этим делать, – ледяным тоном произнёс Лао Лань.

– Как говорится, краб переходит речку – плыви по течению, со всеми, – сказала мать. – Если все впрыскивают воду, а мы нет, то это будет говорить о том, что мы дураки и только.

– Мы можем поступить по-другому, – сказал отец. – Почему бы нам не забивать скот?

– А что мы ещё можем, кроме забоя скота? – холодно усмехнулся Лао Лань. – Это наша сильная сторона. Так и скажи, что ты – мастер оценивать скотину, это же главная составляющая забоя.

– А что я? – сказал отец. – Я ни на что не годен.

– Ни у кого нет других способностей, – сказал Лао Лань, – но мы забиваем скот, и это наше преимущество. Хоть и впрыскиваем воду, но по сравнению с ними делаем это более искусно.

– Не забывай, Ло Тун, – добавила мать, – мы вообще не можем торговать себе в убыток.

– Вам всем нужно не забывать, вот и не забывайте, – сказал отец, – лишь бы Лао Хань со станции проверки качества и его команда не ставили нам палки в колёса.

– Пусть только попробует, – сказал Лао Лань. – Этого пса мы сами выкормили!

– Гримасничающая мартышка, готовый оскалиться пёс! – бросил отец.

– Вам нужно лишь не бояться и работать, а с Лао Ханем я всё улажу. Разве нам ещё не пора играть в мацзян? – сказал Лао Лань. – По сути дела, с ним всё ясно, станция контроля и построена из-за мясокомбината: если будет существовать комбинат, будет существовать и станция.

– Ничего такого я сказать не хотел, – сказал отец. – Но надеюсь, мы не будем вбрызгивать в мясо формалин.

– Ну конечно, у нас же совесть есть, мясо-то ест по большей части простой народ, мы должны нести ответственность за их здоровье, – торжественно заявил Лао Лань. – И впрыскивать должны самую чистую воду, – беспечно продолжал он. – На самом деле, если ввести немного формалина, никакого вреда не будет, возможно, это послужит профилактике рака, разовьёт устойчивость к болезням, замедлит старение, продлит жизнь. Но мы гарантируем, что не будем вводить формалин, наша цель высока, и мы смотрим далеко вперёд, мы не такие, как в прошлом, разрозненные мелкие мясники, мы – крупное забойное производство и, без сомнения, справимся с любым делом, мы не можем рисковать здоровьем народа. – Тут Лао Лань улыбнулся. – В недалёком будущем мы должны превратить мясокомбинат в крупное современное производство, автоматизировать его, чтобы с одной стороны к нам поступал скот, а с другой выходила колбаса, консервы, и тогда вообще не должен вставать вопрос – впрыскивать воду или не впрыскивать.

– С таким руководителем, как вы, мы непременно сумеем добиться этой цели, – восторженно произнесла мать.

– Вы все можете мечтать сколько угодно, – ледяным тоном заметил отец, – но давайте вернёмся к впрыскиванию воды – как это делать? Сколько впрыскивать? Как быть, если нас раскроют? Раньше каждый мясник был сам за себя, а теперь людей много, болтают все подряд…

Я вышел из внутренней комнаты и со всей серьёзностью заявил:

– Пап, я придумал, как лучше всего впрыскивать воду.

– Как, ты ещё не спишь? – удивился отец. – Не дело вмешиваться в дела взрослых.

– Пап, я не вмешиваюсь.

– А что, пусть расскажет, – сказал Лао Лань. – Говори, Сяотун, послушаем твоё высокое мнение.

– Я знаю, как вы впрыскиваете воду в мясо, я видел, что в нашей деревне этим занимаются почти в каждом дворе. Все делают это из насоса под высоким давлением в область сердца, когда животное уже забито. В этот момент животное уже мертво, его внутренние органы и клетки уже не имеют возможности вбирать воду, поэтому при впрыскивании одного цзиня теряется по меньшей мере восемь лянов, почему же тогда не впрыскивать воду, когда животное ещё живое?

– Ну что ж, резон в этом есть, – сказал Лао Лань, – продолжай, парнишка.

– Я видел, как врачи делают больным переливание, по их примеру мы тоже можем делать скоту уколы перед забоем.

– Это слишком долго, – отозвалась мать.

– Нам необязательно делать скотине уколы, мы можем делать это по-другому, – сказал Лао Лань, – но мысль твоя действительно неплохая. Вводить воду живому и мёртвому животному – это совершенно разные подходы.

– Впрыскивать воду после забоя и есть настоящее впрыскивание, – продолжал я, – а вот впрыскивание живой скотине впрыскиванием считать нельзя, для живых это прочищение их внутренних органов, ведь прочищается каждый кровеносный сосуд. Думаю, таким образом можно не только добиться увеличения производства мяса, как вы и хотите, но и, возможно, заодно повысить его качество.

– Племяш Сяотун, высказался ты просто блестяще. – Трясущимися пальцами Лао Лань вынул пачку сигарет, прикурил и затянулся. – Слышал, старина Ло? Сынок смекает лучше нас, постарели мы, мозгам уже не перестроиться. Да, мы не вводим воду в мясо, мы вспаиваем скотину водой, и цель наша – очистить тело животного от вредоносных веществ, повысить качество мясопродуктов, да эту процедуру можно назвать промыванием мяса!

– Значит, я могу пойти работать на мясокомбинат? – спросил я.

– По идее тебе не стоит ходить в школу: если ты снова появишься, учительница Цай просто выйдет из себя, – сказал Лао Лань. – Но это дело касается твоего будущего, поэтому нужно выслушать мнение твоих родителей.

– Не собираюсь я выслушивать их мнение, – сказал я, – я хочу услышать только твоё.

– Нет у меня мнения, – лукаво вывернулся Лао Лань, – если бы ты был моим сыном, не пошёл в школу – и ладно. Но ведь ты не мой сын.

– То есть ты уже согласен, что я могу работать на мясокомбинате?

– Старина Ло, что скажешь? – спросил Лао Лань.

– Не пойдёт, – тоном, не терпящим возражений, заявил отец. – Там и так мы с матерью работаем, и этого достаточно.

– Без меня вам с этим предприятием не управиться, – сказал я. – Вы – народ к мясу равнодушный и не питаете к нему чувств, хорошего мяса вы производить не сможете. Как насчёт того, чтобы взять меня на месяц на пробу? Если буду работать плохо, можете выгнать, тогда пойду в школу и буду хорошо учиться. Буду работать хорошо, да и то недолго, всего год, а потом или пойду в школу, или уеду в дальние края, на волю вольную искать заработков на чужбине.