В начале 1964-го Менгеле получает ужасное известие. Пока он дочитывает письмо от Марты, ему кажется, что в грудь вонзили кинжалы, которые медленно погружаются в самое сердце: его лишили всех университетских дипломов. Коль скоро он надругался над клятвой Гиппократа и совершал убийства в Освенциме, университеты Франкфурта и Мюнхена отзывают присвоенные ему титулы доктора медицины и антропологии.

Столько усилий и жертв – и вот какие-то темные бюрократы свели все к нулю… Менгеле уничтожен. У него, честолюбивого хирурга из народа, столько раз получавшего награды, у гордости и надежды генетики, отняли все его дорогие отличия, его самую большую гордость; его опыты недействительны, как будто он вульгарный шарлатан!

Менгеле сжигает письмо жены, бросает плантацию и уходит в джунгли пережить опалу в обществе собак. Проклятье тебе, неблагодарная Германия, он был всего лишь исполняющим долг пехотинцем нацистской биополитики. Немцы предыдущего поколения считали дарвинизм и евгенику основами современного и комфортно устроенного общества. Все хотели посвятить себя биологии – ведь она открывала возможность для самых престижных и денежных карьер. Да, бормочет Менгеле дворняге Сигано, тогда немецкое общество и рассуждало в биологических терминах. Раса, кровь: фундаментальные законы жизни управляли тогда и правом, и войной, и сексом, международными отношениями и высочайшей из наук – медициной. Все его университетские однокашники восхищались античной Грецией – потому что эфемерный индивид там подчинялся требованиям общественности и государства. На взгляд его поколения, все низшие, непродуктивные, паразитирующие недостойны жить. А вот их вождем был Гитлер. Менгеле не единственный, кто за ним пошел, немцы дали себя околдовать фюреру, его опьяняющей и титанической миссии – он доверил ее им: исцелить человечество, очистить породу, построить социальный порядок, сообразный природе, расширить жизненное пространство, усовершенствовать человеческую расу. И он был на высоте задачи, он знал это. Можно ли порицать его? Так легко забрать все драгоценные университетские звания? Он имел смелость истреблять болезнь, истребляя больных, система поддерживала его, так предписывали законы, убийство было государственным делом.

Вне себя от гнева, Менгеле от души поддает ногой по термитнику, псы визжат и брызжут слюной. В Освенциме немецкие картели набили себе карманы на эксплуатации рабочих рук до изнеможения. Освенцим – прибыльное дельце: еще до его прибытия в лагерь заключенные уже производили синтетическую резину для концерна Фарбена и оружие для Круппа. Войлочная фабрика Алекса Цинка покупала женские волосы целыми мешками прямо в комендатуре и вязала из них носки для экипажей подводных лодок или набивала матрасы для железных дорог. Одного из его однокашников ученые из компании «Шеринг» наградили за опыты оплодотворения через пробирку, а Бауэр тестировал на заключенных концлагеря новые лекарства от тифа. Прошло двадцать лет, ворчит Менгеле, и эти деловые воротилы ишь как быстро вывернули наизнанку свои шкуры, знай себе покуривают сигары в кругу домочадцев, потягивая доброе винцо на франкфуртских или мюнхенских виллах, пока он тут ковыряется в коровьем навозе! Предатели! Уклонисты! Подонки! В Освенциме все работали рука об руку, и промышленники, банкиры и правительственные организации извлекли непомерные прибыли; а он, не присвоивший себе ни единого пфеннига, теперь один должен платить по счетам.