Глава 16
Возвращение

Когда началась стрельба, обер-лейтенант Фишер как раз заканчивал проверять маскировку затаившихся в секрете бойцов. Никаких нареканий горные стрелки не вызывали, замаскировались на совесть – в нескольких шагах пройдешь, не заметишь. Если к большевикам и на самом деле пойдет подмога, парни сумеют их притормозить. Да и место удобное, неглубокий, но узкий распадок буквально создан для засады. Обходить его поверху противник точно не станет, для этого придется продираться сквозь густые заросли. А стрелять сверху вниз в любом случае удобнее. Как и бросать гранаты, которых у них достаточно, по четыре штуки на каждого. Если русских окажется много, вряд ли ребята продержатся достаточно долго. Впрочем, это и не нужно – их задача вовсе не в том, чтобы стать смертниками, отдав свои жизни во славу рейха и фюрера, – достаточно просто немного притормозить врага, после чего скрытно отойти к основной группе.

На пару секунд Йохан даже задумался, не остаться ли вместе с ними, но в этот миг хлопнули первые выстрелы, следом заработал пулемет, и Фишер решил, что там он будет полезнее. Ободряюще махнув егерям, обер-лейтенант потрусил в обратном направлении, делая небольшой крюк, чтобы выйти к цели с левого фланга. Несмотря на то что вокруг не было привычных горных пиков, а под толстыми подошвами горных ботинок лежал не многолетний слежавшийся до каменной твердости фирн, а подмороженная прошлогодняя листва и хрусткие сухие ветки, двигался он абсолютно бесшумно – сказывалась отличная подготовка. Знаменитых Gebirgsjäger тренировали на совесть, готовя к самым разным ситуациям. В том числе и к ведению боевых действий в горном лесу.

Не готовили их только к неожиданному нападению бойцов русского ОСНАЗа.

И потому, когда перед ним, словно бы из ниоткуда, возник смазанный силуэт, Йохан ничего не успел сделать. Да и не сумел бы, скорее всего. Короткий удар под коленную чашечку, бросок через бедро, от которого видимое в разрывах ветвей низкое небо вдруг резко поменялось местами с землей, – и разливающийся в груди ледяной холод от вошедшего меж ребер лезвия. Холод, мгновением спустя сменившийся огненным жаром. Последним, что еще успел осознать в своей жизни обер-лейтенант Фишер, прежде чем провалиться в спасительную темноту, оказалась зажимающая его рот ладонь, остро пахнущая оружейным маслом…

– Все, тарщ командир, кончено. – Подбежавший к капитану госбезопасности Шохину боец в мешковатом камуфлированном костюме козырнул, дернув ладонь к затянутой капюшоном каске. – Всего трое их было. Двое в засаде таились, видать, нас поджидали. Плюс тот обер-лейтенант, которого Федька на отходе перехватил.

– Больше никого? – нахмурился Сергей. – Не маловато, товарищ лейтенант?

– Дык как раз нормально, тарщ капитан. Просто тыловой заслон. Они ж не перебить нас собирались, а попридержать малость, а после уйти по-тихому. Задумка, к слову, правильная – грамотный у них командир, подстраховался, спину обезопасил. Не учел только, что мы тоже не пальцем деланные и заранее их позиции срисовали. Так что, вперед?

– Да, вперед, – не стал спорить Шохин, признавая правоту лейтенанта Лапкина, старшего группы особого назначения, вместе с которой он вернулся на плацдарм. – Как бы нам не опоздать, уж больно плотно стреляют. Эх, минуток бы на десять раньше…

– Успеем, тарщ капитан, – утвердительно кивнул тот, подавая товарищам условный знак. Мгновение – и силуэты осназовцев словно растворились среди кустарника и темных, с рваными пятнами мха древесных стволов.

Осназовцев было всего четверо – за те несколько часов, что Сергей пробыл в Геленджике, больше просто не удалось найти. А ждать, пока из расположения Туапсинского УОО прибудет подкрепление, по понятной причине, никакой возможности не имелось. Еще четверых бойцов передал ему Кузьмин. Всех, кроме радиста, вернувшегося уже после того, как контрразведчик вместе с пленным отбыл на Большую землю, капитан госбезопасности знал лично – старшина Левчук, рядовой Аникеев и старший сержант Баланел. Собственно, именно Шохин и настоял на их участии в операции, с чем комбат не спорил. Местность бойцы знают, подскажут, если группа сойдет с маршрута, да и вытащить своего командира из вражеского тыла все как один горят желанием. Особенно главстаршина Прохоров, наотрез отказавшийся остаться на плацдарме: «Я свой долг выполнил, за спинами ребят, как приказано было, отсиделся, радиостанцию сберег. Все, что от меня требовалось, исполнил. А сейчас со всеми пойду, поскольку такой же боец, как остальные! Мне награды ни к чему, не за медальку воюю. Но мне в бой нужно, товарищ капитан третьего ранга! Вот понимайте как хотите, но должен я с ребятами пойти, права такого не имею сызнова в сторонке отсидеться!».

Кузьмин понимал. Да и контрразведчик тоже упираться рогом не стал – с чего бы вдруг? Других хлопот хватало выше крыши. Жаль только, что с «новеньким» подробно пообщаться не удалось, поскольку время поджимало и следовало немедленно выходить, чтобы успеть к оговоренному сроку. Но главное Сергей выяснить все же успел: немецкий аэродром в Абрау-Дюрсо и на самом деле имелся, и старлей с товарищами и одним из встреченных в лесу воздушных десантников его атаковал, вероятнее всего, уничтожив. Правда, в точку встречи с радистом никто из диверсантов не вышел, но это еще ничего не означало – всякое могло произойти. Главное, что в своей последней радиограмме старший лейтенант просил встретить их в заранее оговоренном квадрате, что полностью совпадало как с желанием самого Шохина, так и с полученным им заданием.

Впереди, понятное дело, двигались более опытные в подобных делах осназовцы, морские пехотинцы же отвечали за фланги и тыл. А затем передовой дозор засек готовящего засаду противника. Дальнейшее известно – вражеский заслон в считаные секунды и без единого выстрела перестал существовать. Оставалось выполнить основную задачу…

Ивченко отер тыльной стороной ладони заливающую правую половину лица кровь. Попытался проморгаться – безрезультатно, понятно. «Рабочий» глаз ничего не видел, а времени на перевязку не было. Обидно и глупо: немецкая пуля всего лишь чиркнула по касательной по лбу, но крови оказалось много, видимо, зацепила какой-то сосуд. Придется работать левым, что не слишком хорошо. Да и патронов маловато, последний магазин остался, а новых взять негде. Ничего, справится как-нибудь – как будто у него есть выбор…

После того как удалось уничтожить пулеметный расчет и подстрелить офицера, как надеялся Николай – командира группы, позицию он менять не стал. Вряд ли его успели засечь, а за пулеметной точкой следовало приглядеть: повредить сам «машингевер» не удалось, падая с пулей в башке, второй номер сдернул «МГ» с бруствера. Если до машинки доберется кто-то из егерей, товарищам придется туго. А прикрыть их сумеет только он, больше некому.

Пока ждал, успел завалить еще двоих неосмотрительно попавших в прицел фашистов. А вот нечего вылезать на открытое место! Ну, а ежели даже и не вылезаешь, кустики от пули тоже плоховато защищают, не лето, чай, все насквозь просматривается. На этом удача и закончилась – подобравшегося к пулемету гитлеровца ефрейтор все-таки прохлопал. Горный стрелок подполз к поваленному дереву низом, скрываясь от снайпера за замшелым стволом. Да и не смотрел Ивченко в тот момент в направлении пулемета, если честно, разбираясь со вторым фрицем, на которого пришлось истратить целых три патрона, – опытным оказался, сразу понял, что стреляют именно по нему, пришлось немного повозиться.

Когда же ефрейтор снова навел «СВТ» на пулеметную позицию, дульный тормоз «эмгэшника» уже расцвел огненным венчиком выстрелов. Повезло еще, что первую очередь фашист направил в другую сторону, решив прижать вырвавшихся вперед разведчиков. Повезло – да не совсем. Сразу положить стрелка не удалось: первые пули лишь безопасно прошли над головой противника. Зато собственную позицию Николай раскрыл – его наконец заметили. Сначала пару раз пульнули из карабинов (промазали, понятно, замаскировался он на славу), затем подключился пулеметчик.

Этот играть в снайперскую стрельбу не стал, сразу долбанув очередью патронов в тридцать. Неприцельно, просто работая на подавление. Выворотень словно бы взорвался изнутри, осыпав снайпера трухой; несколько пуль взвизгнуло в считаных сантиметрах над головой, а одна, та самая, пробила каску, пробороздив лоб и висок. Ощущения оказались поистине неописуемыми: по башке будто бы дубиной заехали, даже в глазах на миг потемнело. Но самым неприятным оказалась заливающая глаз кровь…

Сбросив бесполезную каску – все одно от нее сейчас никакого толку, только мешает, – Николай ужом выбрался из-под изрешеченного дерева. Откатившись на пару метров, пополз к заранее присмотренному месту. Могучая, больше полуметра в комле, сосна однозначно защитит от пуль, даже пулеметных. Интересно, отчего замолчал Мелевич? Спалил все патроны – или убили? Может оказаться и так, и эдак – фрицы в ту сторону тоже плотно палили, сначала из стрелковки, следом и пулеметчик подхватился – после того как по снайперской позиции отработал. Жаль, если Толичу сегодня не свезло, ох как жаль! Они уж больше трех месяцев вместе воюют, а на войне это о-го-го какой срок! Да и когда под Станичкой высаживались, не раз погибнуть могли, а обошлось, ни одной царапины что у одного, что у другого. Ну да ничего, сейчас до укрытия доберется, осмотрится и рассчитается за боевого товарища. Еще бы кровь остановить, мешает – спасу нет. Не столько больно, сколько противно, льет и льет, еще и глаз щиплет…

Привалившись к шершавой коре, Николай несколько секунд отдыхал, успокаивая сбившееся дыхание. Вытащив из кармана перевязочный пакет, на ощупь разодрал зубами оболочку, кое-как промокнув кровь. Затем залег, осторожно, буквально по сантиметру выдвигая из-за укрытия ствол снайперской винтовки. Взглянул в прицел, мельком подумав, что если б ненароком заляпал линзу, так запросто отереть бы не удалось, не вода, чай. И практически сразу же заметил осторожно ползущего к пулеметной позиции егеря с прямоугольным патронным коробом в руках. Боеприпасы камраду тащишь? Нужное дело, одобряю. Вот только не свезло тебе сегодня, фриц, уж извини. Больно удобно ты подставился, хоть в башку стреляй, хоть в корпус.

Липкий от начинавшей подсыхать крови палец снайпера уверенно лег на спусковой крючок…

Смерти младший сержант Мелевич не боялся.

Нет, пожить-то еще немного, понятное дело, хотелось, однако ж и особенного страха перед неминуемым Анатолий не испытывал. Отбоялся уж свое, наверное. Перегорел, так сказать, причем и в прямом, и в переносном смысле.

Сперва в сентябре сорок первого, когда его впервые подбили – немецкая болванка прошила моторный отсек, после чего родная «бэтушка» весело полыхнула всем оставшимся в баках бензином. Выбраться удалось одному ему, поскольку у мехвода свой люк имелся, остальные так внутри и остались. Пока сбивал, катаясь по земле, огонь с комбеза, в танке взорвался боекомплект. Очнулся в госпитале, с контузией и легкими ожогами, так что вскоре вернулся на фронт.

Новый танк, на сей раз тридцатьчетверка, новый экипаж.

Заснеженные подмосковные поля, Калининский фронт, декабрь сорок первого – январь сорок второго. Снова подбили, разворотив ходовую. Но и фрицам в том бою тоже неслабо досталось – Т-34 тогда еще ефрейтора Мелевича успел спалить три вражеских панцера и еще парочку повредить. Да и другие танки взвода тоже не мазали, раз за разом укладывая снаряды в цель. Расстрелянной пушечно-пулеметным огнем и раздавленной гусеницами автотехники даже не считали: устроившим засаду на одной из стратегически важных дорог танкистам в тот день везло. До того самого момента, пока не прилетели пикирующие бомбардировщики.

Разорвавшаяся рядом с бронемашиной фугасная бомба в клочья порвала гусеницу, выворотила пару опорных катков и контузила экипаж. Второму танку повезло куда меньше – прямое попадание с детонацией оставшегося боекомплекта. Третий, запиравший застигнутую врасплох вражескую колонну с тыла, успел укрыться под деревьями недалекого леса и уйти. Сняв курсовой и спаренный пулеметы, танкисты почти полчаса отбивались от наседавших гитлеровских пехотинцев. К тому моменту, когда подошла подмога, в живых остался только мехвод Мелевич. В этот раз обошлось без серьезных ранений и госпиталя, и вскоре Анатолий уже сел за рычаги нового, третьего в его жизни танка. Третьего и последнего, как выяснилось спустя несколько месяцев…

Конец весны, немецкое контрнаступление под Харьковом.

Практически летняя жара и поднятая гусеницами вездесущая пыль. Три фашистских танка против одного советского, нижнетагильской тридцатьчетверки с новой башней и более мощной пушкой. Два легких и средний Pz-IV, тоже какой-то невиданной ранее модификации. Легкие сожгли без особого труда, заодно протаранив неосмотрительно подставивший борт полугусеничный бронетранспортер, полный не успевших заранее выскочить пехотинцев. Кто-то, понятно, успел выпрыгнуть, когда навстречу, неожиданно для обоих механиков-водителей, как советского, так и немецкого, выскочил русский танк. Но большинство так и остались в искореженном угловатом корпусе, с металлическим скрежетом просевшем под тридцатитонным весом боевой машины. Можно было уходить, разведка боем удалась, даже с перевыполнением плана.

Вот только командир последнего уцелевшего фашистского танка, как оказалось в следующую секунду, так не считал. Семидесятипятимиллиметровый бронебойный снаряд разбил двигатель, разворотив топливный бак. Второй вошел в борт башни. Солярка – не бензин, от первой же искры не вспыхнет, но уж коль загорится, полыхает жарко, хрен потушишь. Собственно, тушить разлившееся дизтопливо Мелевич и не пытался. Почти теряя сознание от чудовищного жара, он из последних сил вытаскивал через передний люк потерявшего сознание стрелка-радиста: находившиеся в башне товарищи погибли мгновенно. Он почти успел. Вот только в последний момент Васька Летунов за что-то зацепился штаниной комбинезона, намертво застряв в люке. А затем рванул порох в гильзах оставшихся в боеукладке унитаров, к счастью для мехвода, не вызвав детонации самих снарядов…

В себя Мелевич пришел в тыловом госпитале. Опять контуженный, с многочисленными ожогами – но живой. Как он туда попал, выяснилось позже – ему опять повезло, ночью на не замеченного фашистами танкиста в обгоревшем комбинезоне случайно наткнулась возвращающаяся с задания советская разведгруппа.

На военно-врачебной комиссии Мелевич, без особой, впрочем, надежды на положительный ответ, попросил отправить его в пехоту. Нет, младший сержант прекрасно знал, как отчаянно не хватает опытных, повоевавших танкистов. И если Родина прикажет, он, разумеется, вновь сядет за фрикционы и пойдет в бой. Вот только прежним он уже не будет – сломалось в нем что-то, надломилось. Анатолия пугала даже сама мысль, что снова придется забираться в пропахшее солярой, порохом и горячим маслом боевое отделение.

Председатель выписной комиссии, пожилой военврач первого ранга, пристально взглянув в его глаза, неожиданно согласился, подписав необходимые бумаги. И когда Мелевич вышел из кабинета, негромко пояснил удивленному коллеге:

– Мы в действующую армию должны опытных и обстрелянных ветеранов, способных повести за собой молодых бойцов, возвращать, а не смертников! Нельзя ему больше в танк лезть, в первом же бою и сам погибнет, и товарищей подведет. Сейчас как раз набор в морскую пехоту идет, там ему самое место…

Отстреляв больше половины ленты, младший сержант решил сменить позицию. Много ли фашистов полегло под его пулями, он не знал, однако даже не сомневался, что внезапно заработавший пулемет оказался для них весьма неожиданным и крайне неприятным сюрпризом. Оттого с левого фланга практически и не стреляют в ответ, видать, неплохо он его подчистил. Теперь бы еще с правым разобраться, ребятам помочь. Тут всех делов-то – переползти метров на десять в сторону, вон туда, где кустарник погуще и два близко стоящих дерева почти соприкасаются стволами, образуя природную амбразуру в полметра шириной.

Выстрелов бывший танкист не услышал, лишь ощутил несколько тяжелых ударов в спину и поясницу. Тело захлестнула боль, мгновенно отнялись ноги, во рту появился противный солоноватый привкус. Что это означает, Мелевич отлично понимал – вражеские пули пробили легкое, разорвав какой-то крупный сосуд. Попытался дотянуться до пулемета, но подскочивший егерь сильным пинком перевернул его на спину. В лицо Анатолия на миг уставился черный зрачок автоматного ствола, но стрелять гитлеровец не стал, экономя патроны. Закинув оружие за спину, потянулся к пулемету, без особой злобы буркнув:

– Das ist alles, russisch. Und ich nehme das Maschinengewehr, der Tote braucht es nicht.

Немецкого Мелевич практически не знал, но общий смысл сказанного уловил: фриц собирается забрать пулемет.

«Дрэнна. Цяпер абміне Колю, ды стрэльне ў спіну. Трэба дапамагчы, – как обычно и случалось в минуты смертельной опасности, на родном языке подумал Анатолий, непослушной рукой нашаривая на поясе ножны с финкой. – Нічога, спраўлюся. Прабач, камандзір, падвёў я цябе…»

Ухватив склонившегося над ним фашиста за отворот камуфляжной куртки, Мелевич резко дернул его вниз, вкладывая в это короткое движение последние оставшиеся силы и буквально насаживая егеря на выставленное перед собой лезвие. И держал, уже не в силах разжать сведенные предсмертной судорогой пальцы, пока гитлеровец не перестал дергаться, тяжело навалившись сверху…

В той стороне, откуда лупил немецкий пулемет, вдруг гулко разорвалась ручная граната. Заполошно протарахтел несколькими короткими очередями Шпагин. Пулемет замолчал, зато буквально со всех сторон загрохотали новые выстрелы, причем в основном работали именно советские пистолеты-пулеметы, уж в этом-то старлей не сомневался – научился определять на слух.

«Интересно, это Дмитрук с Карасевым до пулеметчиков добрались? Трофейные гранаты у них вполне могли оказаться, – отстраненно подумал Алексеев, готовясь к броску – и дальше прятаться за деревом было как минимум глупо. – Или Мишка с лейтенантом фрицев с фланга обошли? Так, стоп. Откуда у наших столько «папашек» взялось?! Неужели…»

Осторожно выглянув из-за посеченной пулями сосны и убедившись, что ничего опасного поблизости не просматривается, Степан рванул в сторону заранее присмотренной неглубокой промоины. Заметив сбоку короткое движение, плавно присел, разворачиваясь и вскидывая автомат… и тут же опустил, в последний момент успев убрать палец со спускового крючка. Ухмыляющийся во все прокуренные до желтизны зубы Левчук сделал то же самое, медленно отведя в сторону ствол пистолета-пулемета:

– Ну, здоров, что ль, командир? Удивлен, поди?

– Да не особо, если честно, – шумно выдохнул Алексеев, пытаясь унять зашедшееся в сумасшедшем ритме сердце. – Тьфу ты, Семен Ильич, напугал, зараза эдакая! А ежели б стрельнул с неожиданности?!

– Ты-то – да с неожиданности? – фыркнул старшина. – Вот уж ни за какие коврижки не поверю. Ты ж у нас за просто так ничего не делаешь, все заранее просчитываешь. Ладно, командир, двигай следом, долго на открытом месте торчим.

– Фрицы, я так понимаю, все?

– Скорее всего, – не стал спорить морской пехотинец. – Первыми бойцы товарища капитана шли, а мы прикрывали. Думаю, справились уже. Ты б видел, как они засаду, что германец на нас поставил, в ножи взяли! Чуть не в пару секунд управились!

– Что еще за капитан? – нахмурился Алексеев, вместе с товарищем укрываясь за причудливо искривленным деревом. Впрочем, бой, судя по всему, уже закончился. Лишь порой сухо щелкали одиночные выстрелы – похоже, неведомые «бойцы товарища капитана» подчищали окрестности от недобитых егерей.

– Так это… – смутился Левчук, вильнув взглядом. – По твою душу с Большой земли прибыл. Еще в тот день, когда мы в разведку утопали. Оченно ему с тобой переговорить требуется. Слушай, командир, не спрашивай ты меня ни о чем, он сам про все расскажет!

– Обязательно расскажу! – заставив Степана вздрогнуть от неожиданности, сообщил незаметно подошедший откуда-то сбоку офицер в мешковатом двухцветном камуфляжном костюме, разукрашенном разлапистыми коричневыми пятнами. На плече стволом вниз висел «ППШ-41» с секторным магазином.

– Причем подробно и по пунктам. Нам с тобой, старлей, много о чем поговорить предстоит. Не здесь, понятное дело, поскольку сейчас уходить нужно, да поскорее. Надежный коридор через немецкие позиции нам обеспечат, даже огоньком поддержат, чтобы фрицу было чем заняться. Но и засиживаться никак нельзя, время поджимает, больно уж нашумели вы тут. И да, кстати – капитан государственной безопасности Шохин, контрразведка.

Алексеев торопливо поднялся на ноги, кинув перемазанную глиной и засохшей кровью ладонь к срезу каски. Левчук дернулся следом.

– Виноват. Старший лейтенант Алексеев. Командир разведгруппы.

– Вот и познакомились, – вполне искренне улыбнулся контрразведчик. – В общем так, старлей, дуй к своим бойцам. Окажите помощь раненым, перевязочными средствами мои ребята поделятся. Ничего лишнего с собой не брать, ненужные трофеи оставить, не до того. Пойдем налегке. Ну, чего застыл? Действуй, на все про все – максимум пять минут….