Глава 14
Засада

Ковыряться в земле, даже если речь шла о столь привычном для любого солдата занятии, как рытье окопа, гауптман Феликс Грубер, несмотря на поистине говорящую фамилию, терпеть не мог. На крутых каменистых склонах родных Альп окопов не роют. Да и недалекие отсюда Кавказские горы, где он со своими парнями провел почти год, в этом смысле недалеко ушли: попробуй-ка выдолбить в многолетнем фирне или глетчерном льду хотя бы не слишком глубокую стрелковую ячейку! Нет уж, подобное времяпрепровождение исключительно для равнинной пехоты, им не привыкать ковыряться в грязи. Заодно и могилу рыть не нужно: долбанут русские гаубицами или раскатают позиции танками – и готово. Очень удобно, да и похоронным командам меньше работы. Впрочем, у горных стрелков с последним все обстоит еще проще: сойдет спровоцированная случайным взрывом лавина – вот и все короткие похороны. Лет через пятьдесят, глядишь, и найдут в леднике…

Закончив обозревать поросший лесом склон, гауптман опустил бинокль и досадливо мотнул головой. Любопытно, с чего это его на подобные, мягко говоря, не слишком оптимистичные мысли потянуло? Могилы, похоронные команды, лавины… Предчувствует какую-то опасность? Или просто унылые местные горы наводят на привыкшего к совсем другим высотам Грубера тоску? Ведь здесь нет ни увенчанных ледяными шапками величественных пиков, ни опасных перевалов, ни сверкающего в лучах восходящего солнца голубоватого снега. Только этот тоскливый лес, плавно забирающие вверх пологие склоны и редкие пятна серого слежавшегося снега.

Полученное задание гауптману и на самом деле не нравилось. Нет, особых сложностей в том, чтобы найти и уничтожить небольшую группу вражеских диверсантов, не предполагалось – приходилось выполнять задачи и посерьезнее. Да и проучить зарвавшихся большевиков, не только разгромивших аэродром, но и посмевших напасть на набитый румынской пехотой и местными Kosaken поселок, каким-то образом вызволив из плена троих своих камрадов, определенно стоило. Просто оно, это самое задание, казалось каким-то, ну, примитивным, что ли? Одно дело сражаться с равным противником, каковым оказались русские горные стрелки, на заснеженных склонах Эльбруса и окрестных гор, и совсем другое – выполнять обязанности ягдкоманды.

Подумав об истребительных отрядах, как порой называли особые противопартизанские команды, Грубер поморщился: про то, какими именно методами работают эти парни, он знал не понаслышке – пришлось разок пересечься в прошлом году. Понятно, что с орудующими в собственном тылу врагами нужно бороться любым доступным способом. Но кое-что из увиденного вызвало у принадлежащего к элите вооруженных сил боевого офицера стойкую неприязнь. Акции устрашения среди местного населения – вещь, определенно, важная и полезная, но ведь и меру знать нужно? Похоже, вовсе не зря при формировании команд «охотников» смотрели сквозь пальцы на склонность к нарушению дисциплины или излишнюю жестокость…

С другой стороны, ему-то что? Вряд ли обнаружить уходящих в сторону Мысхако русских, к тому же испытывающих серьезные проблемы с боеприпасами и провизией, окажется особенно сложно. Карта имеется, примерные пути отхода он уже прикинул. До наступления ночи они их вряд ли нагонят, но и большевики тоже по темноте далеко не уйдут. А на рассвете, – гауптман бросил на карту короткий взгляд, – они перехватят их вот тут. Ну, или километром южнее, что не принципиально. Собственно говоря, горные егеря справились бы и раньше, но диверсантами руководил достаточно опытный командир, заставивший Грубера потерять несколько часов, распутывая причудливый маршрут (немногих оставленных ими следов для этого вполне хватило), каждый новый отрезок которого словно бы противоречил предыдущему.

В конечном итоге гауптман все-таки сумел просчитать противника, догадавшись, где именно тот собирается уйти на последний рывок. Не столь уж и сложная задачка, особенно если точно знаешь, что все окрестные дороги надежно перекрыты фельджандармерией. Оставалась сущая мелочь – успеть туда первыми, дождавшись русских в паре километров от линии фронта. Ну, а то, что ему отчего-то не нравится это задание, – пустяки, вероятно, просто накопившаяся усталость.

Устроят засаду, перестреляют большевиков, словно куропаток, и вернутся, навсегда распрощавшись с этими краями. Собственно, их еще несколько дней назад должны были куда-то перебросить, но планы временно изменились из-за образовавшегося под Станичкой плацдарма, захваченного высадившимися морем русскими десантниками. Поскольку особой пользы от горных стрелков под Новороссийском нет, значит, на днях их все-таки отправят, возможно, в Италию или на Балканы. Так что это в любом случае их последнее задание…

С этим гауптман Феликс Грубер, сам того не ведая, угадал на все сто.

Это и на самом деле оказалось последнее задание в его жизни. Равно как и в жизнях остальных бойцов его роты.

Ночь, как ни странно, прошла спокойно. Уже в полной темноте группа набрела на практически идеальный с точки зрения скрытного размещения распадок, со всех сторон прикрытый нагромождениями скал и лесом. Вместе с Ивченко обследовав прилегающую местность, старлей остался доволен. Если развести внизу небольшой костерок, разглядеть отблеск пламени или учуять дым окажется невозможно даже метров с тридцати. А о том, чтобы нежданный гость не подобрался ближе, позаботится охранение, которому до рассвета в любом случае спать не придется.

– Короче, мужики, ситуацию я вам обрисовал. – Степан оглядел сидящих перед ним разведчиков. – Мы в любом случае не так вымотались, как остальные, да и питались крайние дни получше. Потому эта ночка наша, на троих. Сдюжим?

Переглянувшись со снайпером, Мелевич пожал плечами:

– Обижаете, тарщ командир. Только отчего ж на троих-то? Вы отдыхайте, мы с Коляном и сами справимся, не впервой. Вам, чай, не меньше парашютистов досталось, один только фингал под глазом чего стоит! И взгляд шальной, уж я знаю, видал такое. Ложитесь. А за нас переживать не нужно. Места под секреты вы наметили, плащ-палатками замаскируемся да покараулим тихонечко. Авось не задрыхнем, верно, Колян?

– И вправду, тарщ старший лейтенант, отдохните! – согласился с товарищем Ивченко. – Видно ж, что едва на ногах держитесь! Какой из вас в таком состоянии караульщик?

Прислушавшись к своему состоянию, Алексеев вынужден был признать, что бойцы правы. Состояние, стыдливо отводя глаза, вещало, что через час, максимум два он тупо отрубится. Сработает в башке, как недавно произошло в Станичке, тот самый виртуальный предохранитель – и все, сливай воду, туши свет. Выпадет из реальности часиков эдак на двенадцать, тут-то им всем конец и придет. Поскольку ребята, какой бы приказ он сейчас ни отдал, его не бросят, потащат с собой. Дальше можно и не продолжать, и без того все понятно – с бездыханной тушкой на руках от преследования не оторвешься…

Поколебавшись, старлей кивнул, сдаваясь:

– Добро, отдохнуть мне, похоже, и на самом деле нужно, тут вы всяко правы. Часика с три покемарю, затем к вам наведаюсь. Застану спящими – не взыщите, пацаны. Будете иметь что слышать. Если сразу на фиг не прибью!

– Не застанешь, командир, – серьезно взглянув Степану в глаза, мотнул головой бывший танкист. – Мы с Кольшей на самоубийц не похожи, нам еще пожить желательно. Сами ж рассказывали, что нам еще Берлин ихний штурмовать и Гитлера на фонарном столбе вешать. Да и про тех горных егерей мы все поняли. Не подберутся, сволочи, позиции у нас грамотные. Отдыхайте, тарщ старший лейтенант!

Алексеев нахмурился:

– Про Берлин говорил, было такое. А вот насчет Гитлера? Не припоминаю что-то…

– Ну, эт я так, мечтаю себе! – ухмыльнулся Мелевич, почесав небритую, покрытую шрамами от давнего ожога щеку. – Уж больно хочется, ажно руки чешутся. Так бы петельку-то на шею и закинул да затянул покрепче. А потом – р-раз кирзачом по табуретке – и нехай болтается, сволочь, в усики свои паскудные последние сопли пускает!

– Хорошая мечта, жизненная, – одобрил морпех. – Если сегодня не задрыхнешь, глядишь, и исполнится. Все, ушел, коль настаиваете…

А потом старлей самым позорным образом проспал, едва ли не впервые в жизни. Очнувшись от того, что кто-то аккуратно тормошил его за плечо:

– Вставайте, тарщ командир, через час светать начнет. Уходить пора.

– Ивченко? Почему раньше не разбудил?

– Так как же вас разбудишь, ежели секрет покидать нельзя? – хмыкнул, скрывая улыбку, ефрейтор. Выглядел снайпер хоть и невыспавшимся, но вполне бодрым – только покрасневшие от усталости склеры и выдавали. – Вы не переживайте, ночью тихо все было, мы в четыре глаза следили. Топайте вон к костерку, Карасев водички вскипятил, хоть немного согреетесь…

Их зажали на самом подходе к плацдарму, когда небольшой отряд уже добрался до более-менее знакомых мест, так что даже карта практически не требовалась, основные ориентиры и реперные точки Степан помнил и так. Знакомых, разумеется, не для всех – парашютисты тут, по понятным причинам, никогда не бывали.

Продвигались исключительно лесами, избегая любых дорог, которых на всем протяжении изнурительного, на пределе человеческих сил марша повстречалось всего две. И обе удалось пересечь без малейших проблем. За ночь десантники достаточно отдохнули, так что топали, несмотря на накопившуюся усталость и сведенные голодом желудки, бойко, прекрасно осознавая, что сейчас скорость – их единственное спасение. Ивченко с Мелевичем тоже держались молодцами, не подавая вида, что провели бессонную ночь. Испытывающий вину за собственную слабость – хорош командир, почти до самого рассвета позорно продрых, сурок хренов! – старлей почти всю дорогу двигался в передовом дозоре, отправив разведчиков в тыловое прикрытие. Отправив, ясное дело, тоже не просто так: с одной стороны, передохнут чуток, с другой – за тылами приглядят. Особенно снайпер, на наметанный глаз и свойственное людям его профессии чутье которого морпех возлагал особые надежды – два десятка зарубок на прикладе говорили сами за себя. Если за ними и на самом деле хвост тащится, ефрейтор должен это дело просечь. Ну, а Мелевич его из пулемета прикроет – с трофейным «тридцать четвертым» Толик, как захватил на разгромленном блокпосту, так и не расстался.

Вполне возможно, старлей и сам справился бы ничуть не хуже, но кто тогда поведет отряд? Он единственный, кто тут уже бывал, причем дважды – сначала двигаясь со сводной бригадой к Мысхако, затем – возвращаясь обратно в немецкий тыл вместе с разведчиками. Ну, не считая Левчука с Аникеевым, понятно. Но старые товарищи сейчас на Малой земле, и потому лучше его никто местности не знает…

Сверившись с картой, Степан удовлетворенно кивнул. Все, практически дошли. Еще километра два, максимум три – и они на месте. С квадратом он вроде бы тоже ничего не напутал, выведя отряд в точку, где их должна поджидать группа прикрытия. Теоретически, понятно, поджидать. Если Кузьмин не получил последнюю радиограмму, никакой помощи не будет. Поскольку вовсе не факт, что она дошла: Прохоров мог наткнуться на немцев, подорваться на случайной мине – да просто не суметь выйти в эфир из-за чисто технических проблем с радиостанцией! И тогда выбираться придется своими силами, заново отыскивая подходящее «окошко» для перехода вражеских позиций: то, через которое они просочились сюда, наверняка уже давным-давно закрылось…

Едва слышно захрустела под подошвами схваченная легким морозцем перепревшая прошлогодняя листва, зашуршали мелкие камешки.

– Не шугайся, командир, я это.

– С чего б мне шугаться, Коля? – Неожиданное появление снайпера старлея не насторожило. Захлопнув планшет, Степан зафиксировал клапан ремешком, перекинул офицерскую сумку за спину. Взглянув на товарища, нахмурился: как правило, не лезущий за словом в карман балагур Ивченко выглядел каким-то излишне серьезным. – Чего случилось? Выкладывай!

– Да не знаю как и сказать, командир… – отчего-то смутился ефрейтор, отведя взгляд.

– Как есть, так и выкладывай!

Тяжело вздохнув, Николай кивнул:

– Слушаюсь. Только это… можно я сначала одну историю расскажу?

– Валяй. Только быстро, буквально в двух словах. Времени нет.

– Понял. Короче, в Крыму дело было, когда нас тудой из-под Одессы перебросили. Вышел я затемно на охоту, замаскировался как следует, жду. Час, другой, третий. Уж и задубел весь – не лето, чай, декабрь на дворе. И ведь даже не пошевелишься, поскольку рассвело, а до фрицев от силы метров с двести. Вмиг засекут, дадут с пулемета проверки ради, и придется сматываться, а я эту позицию пару дней подбирал, чтобы и окопы ихние как на ладони были, и блиндаж, где командир местный обитается…

Старший лейтенант досадливо мотнул головой:

– Коля, все это, конечно, очень интересно и познавательно, но я же просил покороче!

– Виноват, – стушевался тот, автоматически пробежав кончиками пальцев по зарубкам на прикладе снайперской винтовки. – Степан и раньше замечал, что Ивченко так делал, когда говорил о чем-то серьезном. – Ну, если уж вовсе коротко, дождался я того фрица, ради которого столько часов мерз. Вышел он из блиндажа, потянулся – выспался, значит. И, главное, погоны во всей красе видны, хорошие такие погоны, витые. То ли майор, то ли даже цельный полковник. Ну, прицелился я, чтобы прямехонько в лобешник пулю всадить. Пожелать, значится, доброго утречка. Уж и слабину на спусковом крючке выбрал, буквально пару миллиметров дожать осталось. А выстрелить не могу! Вот хотите верьте, тарщ старший лейтенант, хотите не верьте, а никак не могу! Палец не слушается! И чувство такое странное накатило – разумом понимаю, что если сейчас не стрельну, уйдет, гад, и еще неизвестно, сумею ли я на эту позицию вернуться. Но одновременно словно бы точно знаю, что ежели завалю его, и самому мне никак не жить! Вот ей-ей, командир, все так и было!

Решивший больше не перебивать ефрейтора, морпех молча слушал. Уже начиная догадываться, к чему все это. И эта догадка Степану сильно не нравилась. Можно даже сказать, категорически не нравилась.

Ободренный молчанием, снайпер продолжил, стремясь поскорее завершить рассказ:

– Ну, убрал я, значится, палец со спуска да лежу, ветошкой прикидываюсь. Даже дышу через раз. А секунд через десять камушки под сапогами захрустели да фрицы мимо прошли. Пятеро. Сначала подумал, патруль, а после понял, что разведка это ихняя возвращалась. В камуфляжных накидках все, с автоматами. Метрах в пяти от моей позиции протопали, а ничего не заметили. А стрельнул бы я… ну, тут уж все понятно. С одной винтовкой да парой гранат от пятерых никак не отбиться. Вот такая история, тарщ командир…

– Давно почуял? – не стал тратить лишних слов Степан.

– Верите мне, значит? – заметно расслабился Николай, незаметно, как ему казалось, выдохнув.

– Верю, сам такое испытывал, – слегка приврал Алексеев. – Опытные люди это чуйкой называют. Предчувствие опасности, другими словами. Так давно?

– Нет, буквально только что. Как вы отряд остановили да карту достали, так на меня и накатило. Нельзя нам дальше, смерть там. Словно в прицел кто нас разглядывает.

– Понятно. Добро, Коля, я тебя услышал и понял. Возвращайся к Мелевичу, пусть незаметно пулеметную позицию подберет, а я бойцов предупрежу. Вперед пока соваться не станем, осмотримся. Если тут и на самом деле есть кто, пусть думают, что мы привал устроили. Кстати, а с фрицем-то тем что? Ну, на которого ты охотился? Так и ушел?

– А вот хрен ему, – зло ухмыльнулся ефрейтор, закаменев лицом. – Я на принцип пошел, ни на сантиметр с места не двинулся, как лежал, так и лежу. Дождался, пока те фрицы до своих дотопают – а он их встречать вышел, видать, хотел поскорее доклад выслушать. Даже из окопа вылез. Там его и снял. И еще двоих из разведчиков следом отправил. Потом, правда, полдня от преследования уходил, но к своим целехоньким вернулся.

– Ладушки, давай к танкисту. Заодно прикинь, откуда тебе работать удобнее будет, местечко подбери, без снайпера нам не справиться. Если что, сразу себя не выдавай, ты наш главный козырь. Выжди, осмотрись, определись с целями. Мы пока постараемся время чуток потянуть. Ну, да не мне тебя учить. Только возвращайся спокойно, как сюда шел, иначе заподозрят. Задача понятна?

– Так точно, тарщ старший лейтенант, не подведу! Только вы тоже на открытом месте не светитесь шибко. Глядишь, и у них тоже свой снайпер имеется. А любой командир для нашего брата основная цель, сами знаете.

Не сдержавшись, морпех фыркнул:

– А где ты тут командира группы советских разведчиков видишь? – Алексеев шутливо одернул кастрированную шинель. – Как по мне, просто какой-то оборванец в не пойми какой одежке, немецкой каске и с немецким же автоматом. Вот углядишь ты меня в свою оптику – что подумаешь?

– Н…не знаю, – стушевался не ожидавший подобного вопроса снайпер. – Ежели выше пояса – так вроде чистый фашист, румыны ж тоже фрицевские каски носят, а вот ежели ниже… я б задумался. Хотя все одно бы стрельнул. По совокупности внешних признаков, так сказать.

– Так это ты, Коля, а на меня вражеский снайпер глядеть станет! И в первый момент уж точно валить не станет. Все, дуй к Толяну, время теряем!

Дождавшись, пока Ивченко уйдет, Степан двинулся к наслаждающимся короткой передышкой бойцам. Самое смешное, теперь он и сам едва ли не физически ощущал чужой взгляд – как и сказал снайпер, будто бы кто-то рассматривает его в прицел. Конечно, это можно объяснить и банальной внушаемостью с прочей впечатлительностью (которых раньше Степан за собой как-то и не замечал), но ощущение – пипец какое неприятное. Словно бы вдоль спины тянет ледяным холодком, от которого кожа покрывается мелкими, противными мурашками. Да и под ложечкой тоже как-то неспокойно…

– Короче, так, мужики, – не стал тянуть кота за первичные половые признаки Алексеев. – Слушайте внимательно. Впереди засада. Откуда знаю, потом объясню. Вида не подаем, головами не крутим, ведем себя естественно. Пусть думают, что мы просто остановились на короткий привал. Незаметно готовим к бою оружие, присматриваем подходящие укрытия. Если начнется веселье, Тапер с Науменковым держат левый фланг, Карасев с Дмитруком – правый. У каждой пары будут автомат и винтовка, немного, но в наших условиях хоть что-то. А я пока прогуляюсь чуток вперед, вроде отлить отошел, осмотрюсь немного. Тарщ лейтенант, – обратился он к Науменкову. – Если со мной что-то случится, принимаете командование и далее действуете по обстоятельствам.

Сняв «МП-40» с предохранителя и разложив приклад, старший лейтенант закинул на плечо автоматный ремень и неторопливо, как никуда не спешащий человек, вышел на открытое место. Лениво повертел головой, ни на чем не задерживая взгляда и надеясь, что со стороны это выглядит достаточно естественно. Ведь по задумке противника – если, конечно, Ивченко не ошибся в своих предчувствиях, – злобные русские диверсанты ни о какой засаде даже не подозревают. Вот один из них и осматривается, подыскивая подходящее местечко, дабы опорожнить мочевой пузырь.

Обойдя по периметру небольшую полянку (ну, вот такой он эстет, понимаешь, абы где не пипискает!), Степан остановился возле подходящего куста, неспешно расстегнув нижние пуговицы бывшей шинели и старательно возясь с брючной ширинкой. Смотрел он при этом, как и любой нормальный мужик, вниз. Ну, как будто бы вниз – на самом деле, в этот миг взгляд старлея из-под глубоко надвинутой трофейной каски прочесывал местность, на этот раз – со всем возможным тщанием и внимательностью, как учили когда-то. Сначала, фиксируя малейшие детали, справа налево. Затем, слегка расфокусировав взгляд, поскольку периферическое зрение значительно лучше, нежели прямое, воспринимает даже самые мелкие движения, в обратном направлении.

В какой-то момент скользнула паническая мысль, что помочиться не получится, что выброшенный в кровь адреналин сыграет злую шутку, но организм не подвел.

Тренированные глаза, даже тот, под которым налился роскошный черно-фиолетовый синячище, тоже не подвели: успел заметить метрах в десяти характерный металлический высверк. А чуть левее – излишне яркое для зимнего леса рыже-коричневое пятно. Камуфляж, понятно, попробуй его под такую местность подбери. То ли каска в чехле, то ли маскировочная накидка наподобие тех плащ-палаток, что они взяли с собой в рейд. И еще одно аналогичное несколькими метрами правее. Едва заметное, смазанное движение – таящийся под заросшим мхом выворотнем человек не вовремя пошевелился. Все, не ошибся Ивченко, не подвела снайперская чуйка – впереди и на самом деле засада…

Страшнее всего оказалось возвращаться: какой там нахрен холодок по позвоночнику да мурашки-щекотушки, блин?! Шел, словно робот из старых фантастических фильмов, механически передвигая внезапно налившиеся свинцом ноги и ежесекундно ожидая выстрела в спину. Хоть разумом и понимал, что никакого выстрела не услышит, только тяжелый удар попавшей в тело пули. Звук придет потом, когда ему будет уже все равно.

Но стрелять немцы не стали, не собираясь пока демаскировать позиции. В чем Алексеев их прекрасно понимал: засадники просто не видели всех диверсантов, дожидаясь, пока те выйдут на открытое место. Да и «встреча» наверняка была приготовлена чуть в стороне, где рельеф начинал потихоньку понижаться.

Именно там, куда они и собирались идти, выбрав наиболее удобный маршрут…

Старлей скрипнул зубами – кем бы ни был тот, кто подготовил эту засаду, свое дело он знал туго. И маршрут их просчитал, и местечко удачное подобрал… браво. Профессионал, однозначно. Он бы даже в ладоши похлопал, да только выглядеть подобное будет донельзя глупо. Вряд ли это брошенная на перехват беглецов обычная пехота – наверняка те самые горные стрелки. Если и вовсе не какая-нибудь ягдкоманда, что еще хуже.

Вот только… им-то что делать? Нет, понятно, что отсюда их не выпустят – где расположились вражеские стрелки, Степан теперь примерно представлял. Где находится пулеметная позиция – а как тут без пулемета обойдешься? – тоже. Сам бы он именно так и поступил. Вот и думай, что предпринять. Причем думай быстро – еще буквально несколько минут, и фрицы заподозрят неладное, поймут, что для обычного привала русские ведут себя как-то неправильно. И ударят первыми, стремясь максимально использовать фактор неожиданности и позиционное преимущество – понимают ведь, что некуда им отсюда деться. А тех, кого сразу огнем не накроют, можно будет и попозже добить…