Глава 15, в которой развалюха и болтовня
Я открыл глаза. Вот же блин, опять больничная палата, и снова луна бьёт в окна.
Несколько секунд на прослушку своего тела. Вроде всё нормально, пальцы ног двигаются… А, нет, не двигаются, но им просто что-то мешает. Как и пальцам рук — пытаюсь согнуть, но они словно во втулки вставлены.
Я вдохнул полной грудью, упёрся рёбрами в сковывающий грудь обруч. Рёбра кольнуло, будто повреждены, но вполне терпимо.
Мысли потихоньку начинали разгоняться… Я уже понимал, что не могу двигаться из-за внешних ограничений.
Надо попробовать повернуть голову. И не смог, сразу же упёрся в металлическую скобу, идущую вдоль висков. Паника хлынула в разум, я лихорадочно задвигал глазами. Кажется, эти скобы везде — на плечах, руках, на коленях, на груди…
И на потолке в темноте поблёскивают металлические планки, с которых спускаются штыри для фиксации.
Пипец! Я словно в клетке! Совсем не двинуться!
— Эй, — тихо позвал я.
Не паникуй, Гончар. Думай!
Ты в госпитале, у этого Дрокуса Хауза. Тебя наверняка лечат.
И пусть это выглядит так, будто тебя приковали к кровати, как какого-то преступника. В Батоне боятся, что ты можешь сбежать, поэтому решили немного перестраховаться…
Я дёрнулся.
— Эй!
Не паниковать!
Что случилось, пока я дрых?! Сына Чекана объявили вне закона?
Забвенцы всё так провернули, что инцидент в саду теперь полностью на моей совести?
Ну да, Тегрий Палыча наверняка убили, а мы видели его последними. И Дафну тоже… А преподаватели всё видели из-за ворот, и ключ был только у меня. Все подозрения пали на нас!
И я теперь самый опасный преступник во всём мире. И пальцы сковали, потому что адский земледелец Тёмный Гончар может убить даже мизинцем.
Я завыл от бессилия. Да, ну что за тупость? Мне ещё восемнадцати-то нет, какой из меня злодей.
Стоп. А моя группа?!
— Кто-нибудь! — я уже крикнул громко, чувствуя, как подводит пересохшее горло.
Скрип пододвигаемого стула заставил меня зажмуриться, ведь закрыть уши руками я не мог. Словно мелом по доске, жуть какая.
Через миг в свете луны появилась спинка стула, а потом на неё взгромоздился… Гармаш Дворфич, ректор нашего Баттонскилла.
— Здравствуй, Георгий, — его улыбку с трудом можно было разглядеть в темноте, лунного света не хватало.
— Здрасте, — слегка растерянно сказал я, но сразу же выпалил, — Где моя группа?! С ними всё в порядке?!
Гномозека успокаивающе поднял ладони:
— Тише, тише, тебе нельзя дёргаться. Все живы и здоровы.
Я скосил глаза вниз, на скобы, сковывающие тело:
— Я арестован?
— Что ты, Георгий, я бы лучше тебя наградил, — Гармаш откинулся на спинку и довольно хлопнул по коленкам.
Стул был для него высоковат, и гном без зазрения совести просто покачивал ногами.
— Но почему…
— Этот Иннокентий, второкурсник. Надо бы мне за него взяться всерьёз, да? — Гармаш хохотнул, — Но не могу! Он спас гномов…
— Кент?
— Кент, Кент. Ты выпил его зелье? Просто сам Иннокентий утверждает, что никаких зелий не делает. И ничего тебе не давал.
Я закусил губу, снова посмотрел на скобы. У меня закрались подозрения, что если бы меня хотели приковать, то не пытались бы каждый палец зафиксировать.
— Наш Дрокус Хауз всё же смог выделить патоген, который разваливал твоё тело…
— Чего?
— Понимаешь, когда мы тебя из сада пытались сюда переместить, ты начал разваливаться. То рука, то нога, даже пальцы посыпались… Скажи спасибо Тай Луну, он твою голову подхватил, — Дворфич часто закивал, подчёркивая слова.
Его слова напомнили, как я бросил свою руку в пасть мангольеру, и тут же отросла другая. Зелье Кента, мать его за ногу!
Я сразу же замер, боясь двинуться, и вытаращил глаза на металлические конструкции, поблёскивающие в темноте. Ну же, родимые, вы только не подведите. Фиксируйте покрепче, я не буду трепыхаться.
Пусть мои ноги и руки останутся при мне.
— Так-то лучше, — Гномозека сложил руки на груди, — Дрокус Хауз совершил подвиг. Как он был доволен! Сказал, что это настоящий вызов его таланту.
Я молчал, лишь скосив глаза.
— Ну надо же. Кто бы мог подумать, клетки египетской ящерицы с их способностью к регенерации. Да ещё огурцы-удальцы с их взрывоопасностью.
Дворфич чуть нагнулся, лицо попало в луч света, глаза блеснули:
— Так ты пил зелье Иннокентия?
Я поджал губы, потом отрицательно покачал головой. Тут же вспомнил, что мою голову Тай Лун недавно подхватил, как мячик, поэтому я напряг шею и просто пролепетал:
— Нет.
— То есть, его зелья целые?
Зажмурившись, я судорожно сглотнул. Очень, очень хитрый гном. На то он и ректор.
— Гармаш Дворфич, я не знал, что Кент варит зелья. Он же повар.
Гномозека вздохнул, с лёгким разочарованием посмотрев на меня. Хотя, мне показалось, в его взгляде точно промелькнуло и одобрение.
— Ясно. А ведь он спас гномов, ты знаешь об этом?
— Как?
Тут Дворфич поперхнулся:
— Кха… ну, знаешь, под Батоном… то есть, нашей академией Баттонскилл, есть древние подземелья гномов.
Я вспомнил подземный зал, где столбы подпирали потолок, невидимый в кромешной черноте, и где мы на экскурсии увидели шикарную тёмную эльфийку. Бобр всё так и хочет посмотреть на неё снова, ждёт не дождётся занятий по «тёмной ботанике».
— Гномы сейчас живут в пещерах в другой стороне горы Ямантау, где жар земли помогает плавить металлы, — кивнул Дворфич, — Ты, наверное, был там?
Я закусил губу, вспоминая поход к Молчарю.
— Нет, не был, но видел ворота.
— Да, да. А свои родные подземелья гномы покинули из-за древнего проклятья, это ещё со времён короля Гимли Кольцетреского началось.
— А как же тёмные эльфы?
Дворфич широко улыбнулся, и даже пригладил бороду:
— О, тёмные… Ну, знаешь, где всякие проклятия, там ведь тёмным хорошо. Знаешь присказку?
— А?
— Что тёмному хорошо, то обязательно смерть!
Мне сразу стало интересно, почему же вообще тёмные эльфы живут под Батоном.
— А почему тогда…
Но Дворфич замахал руками:
— Так, так, Георгий, мы ещё не разобрались с тобой и со случившимся в саду.
Я замолчал, и Гномозека стал говорить.
Что гномы раз в месяц уходят вниз, даже ниже древних подземелий, туда, где кровь греет жар древней упавшей звезды. Дворфич слегка покраснел, и не стал уточнять, для чего именно гномам надо к звёздам, а я не стал спрашивать — слова Кента я помнил. «К своим женщинам».
Оказалось, что вход в те пещеры кто-то замуровал, и гномам, Дворфичу в том числе, пришлось долго выколупываться оттуда на обратном пути. А там древняя гномья же магия, настроенная на защиту.
В общем, гномам пришлось долго снимать свои же заклинания, чтобы выбраться из своих же подземелий.
Этот кто-то посадил Тегрия Палыча, который в это время в гномьих пещерах следил за оборудованием, в железный ящик. Вытащили его оттуда еле живым и обезвоженным, но Дрокус Хауз всё же знает своё дело.
И тут же случилась эта катавасия в саду, где уже почти собрали урожай мангольеров.
— Я подозреваю, что кто-то оставил один плод на дереве, — кивнул Дворфич, — Может, подговорил гоблинов. Следов уже не найти, гоблинов этих, как ты знаешь, не осталось.
— А Дафна Дубыня?! — сразу же вспомнил я.
— О, а вот тут вы молодцы, Гончар, твоя группа. Госпожа Манюрова дала ей некромяту, что позволило подморозить древесный сок. Так оказалось легче их отделить. Это ты подсказал?
Я пожал плечами.
— Земледелец очень силён в тебе, Георгий.
— Гармаш Дворфич, я не очень этому рад.
— Узнаю слова твоего отца, — усмехнулся Гномозека, — Почему самые великие таланты получаются из тех, кто отрицает своё предназначение?
Мне совсем не хотелось слушать нотаций по поводу того, что стоит принять свою судьбу, и я спросил:
— Но как Кент спас гномов?
— А… ну… — Дворфич опять замялся, почесал затылок, — Путь вниз, к древней звезде, долгий, и гномы берут с собой еду и питьё. Но оказалось, кто-то отравил напитки.
Я округлил глаза.
— Как так?!
— Тут всё сложно, — серьёзно сказал Дворфич, — В древних подземельях по пути гномы забегают в портал до одной гималайской таверны… Кхм, впрочем, неважно, мы ещё разберёмся с этим.
Я замолчал, поражённый. Слова Гномозеки калёным клеймом прошлись по моему мозгу.
«Портал»! «Гималайская!» «Таверна!»
Мой отец был в Гималаях, Тегрий Палыч упоминал про Белого Гнома в этих горах, и гном Молчарь сказал про таверну. Всё сходится.
— Георгий, ты в порядке?
— Да, Гармаш Дворфич. Так что там с ядом?
— Одну бутылочку гномы прихватили всё же из пещер. И она оказалась противоядием, это потом сказал наш гномий алхимик.
Я не сдержал усмешки. Всё-таки настойка Кента так понравилась гномам, что они-таки решили взять с собой, когда пошли к своим «звёздам».
— Это которая, как выпивка в Белом Гноме, да?
— А что, Молчарь так сказал? — удивился Гномозека.
— Ну да, — вырвалось у меня, и я тут же захлопнул рот.
Твою же за ногу, Гончар, отрезать тебе язык.
Вот пусть Кент ещё тот придурок, но блин, его зелье завалило огра, мангольера, да ещё позволило мне целёхоньким пробежать через грядки капусты-до-хруста. Ну, не целёхоньким, но успешно отрастающим обратно, в здорового Гончара.
Гармаш Дворфич долго смотрел на меня и улыбался. Потом сказал:
— Иннокентию удивительно везёт. И на друзей тоже, — гном помахал пальцем, — Уж сколько я его выходки терплю… Он тебе рассказывал, какие приключения его группа испытала в Египте?
— Э-э-э…
— Знаешь, в Египте свои традиции, и останки древних игроков принято бальзамировать, помещать в саркофаги. Так вот бинты, в которые они обмотаны… ну, по мнению Иннокентия, должны применяться в приготовлении зелий.
Гномозека засмеялся и рассказал, что Иннокентий заменил бинты у самого Ра, древнего игрока десятого уровня.
— Заменил?
— Ну да. На трехслойную туалетную бумагу, нюбсы знают толк в комфорте. Очень-очень мягкую, как тогда сказал Иннокентий. Ему почему-то казалось, что это веский довод в его защиту.
Гномозека сейчас смеялся, но сказал, что тогда всё было серьёзно. Группе Тотема, в которой состоял Иннокентий, пришлось провести неделю в египетском «Сито», и египетское общество было очень разъярено.
— Знаешь, в каждых странах свои предубеждения. Наше общество такое… разное, — кивнул Гармаш Дворфич, — Но всё же иногда Иннокентий перебарщивает.
— Как же он до мумии добрался-то?
— Он как-нибудь сам тебе расскажет, — сказал гном, а потом достал из кармана ключ, — Откуда это у тебя?
Мне пришлось рассказать, что мы ходили к Тегрий Палычу насчёт тренировок по нубоболу. Я сразу же описал, каким странным был наш куратор, в очках, лицо будто меняющееся.
Мы ещё подумали, что это с похмелья, или от выпивки Кента…
— Блин, — вырвалось у меня, и я попытался сгладить свою оговорку, — Ну, вы говорили же раньше, что он гномам настойки делает…
— Георгий, продолжай, секреты школы оставим на потом.
В общем, когда я дошёл в рассказе до ворот сада и до того, что я не захотел открывать их ключом, ректор вдруг спросил:
— Не захотел?
— Ну… нет.
Он долго всматривался в меня.
— Георгий, сразу скажу тебе: ученик первого курса не мог взломать замок сада Баттонскилл.
— Я… ну… я не знаю, Гармаш Дворфич, но это правда.
— Я верю тебе. Думаю, что твоя мама знала бы ответ, если была бы тут.
Мама. Адская Гончая, как её прозвали… И мой взлом вроде как передался по наследству.
— Вы не думаете, что они злодеи? — ещё раз с надеждой спросил я.
Мнение ректора Баттонскилла о моих родителях было очень важным для меня. Но, как я и ожидал, Гармаш не пошёл против воли Министерства.
— Чекан и Гончая сделали то, что сделали, — вздохнув, ответил Гномозека, и шёпотом добавил, — Другой вопрос, что с нами было бы, если бы они этого не сделали?
Мне кажется, или у меня навернулась слеза. Да нет, наверное, просто долго не моргал, поэтому.
Я чувствовал, что между мной и родителями незримая стена, выстроенная обществом игроков и Министерством. Но вот такие моменты позволяли словно протянуть руку через окошко, чтоб коснуться.
— Спасибо, Гармаш Дворфич.
— В любом случае, разбойник в тебе очень силён, совсем не уступает земледельцу, — Гномозека улыбнулся, — Как я счастлив, что всё наше деление на классы не более, чем магическая формальность.
— А у себя в кабинете вы говорили по-другому, — удивлённо сказал я, — Что система очень важна, что ограничения дают возможность готовить больше магов.
— Георгий, вы ученики, а я ректор. Вы обязаны соблюдать правила академии, разве не так?
— Ну да.
— Для чего нужно знать все эти ограничения и правила, как думаешь?
— Э-э-э… Чтоб не заработать проступок?
Ректор засмеялся, в ночной тишине его смех разлетался, кажется, по всему Батону.
— Конечно, дорогой плеер, конечно, — тут он нагнулся и заговорщицки подмигнул, — Но, строго между нами… — Дворфич обернулся, будто ректора Баттонскилла кто-то мог подслушать в стенах его же академии, — Правила нужно знать, чтобы всегда понимать, что ты нарушаешь.
И он довольно кивнул, тряхнув бородой. Я сдержанно улыбнулся — этот урок нужно твёрдо усвоить.
— А что это за ключ, выяснили?
Гномозека спрятал его в карман.
— Я не могу тебе сказать. Его следует отнести в Министерство, — гном вздохнул, — Одно могу сказать точно: открой ты дверь этим ключом, мы бы сейчас с тобой не разговаривали.
— Ой, — только и вырвалось у меня.
Мне сразу вспомнился лишний язычок в механизме. И чувство, как мне не хотелось его двигать. Точнее, удивление «взломщика» — зачем он вообще тут нужен?
— Началось расследование, так что к тебе ещё могут прийти.
— Я понял.
— Ты знаешь, что уже неделю здесь пролежал? — как бы между прочим спросил ректор.
— Неделю?! — я весь дёрнулся.
Как неделю?! А нубобол? А тренировки?
Ну, Кент, ну персик переспелый! Услужил, так услужил!
В глазах стало темнеть. Я очень удачно повернул голову, и передо мной застыла картинка с Дворфичем, стала помаргивать.
Тот с досадой хлопнул в ладоши и гаркнул во всё горло:
— Дроку-у-ус! У него опять голова…
Что голова? О чём он?
Странно, почему-то тела вообще не ощущаю.
***
На следующий раз, когда проснулся, я увидел Дафну Дубыню.
— Сын Чекана, проснулся, — она сидела на стуле, выпятив древесную грудь, в самых интересных местах скрытую мхом.
Я попробовал открыть рот, но вырвался только сиплый выдох.
— Лучше молчи, горло ещё не срослось. С зельем из тебя выходит кровь ящерицы, и регенерация идёт медленнее. Но при этом огурец-удалец очень любит отделяться от стволов, — она кивнула, — Ты-то уж знаешь.
Я вымученно улыбнулся. Земледелец во мне сразу представил эти грядки, с огурцами-удальцами. Теплица для них должна быть выполнена из бронированного стекла. На худой конец, армированного, чтобы осколки не разлетались…
Дриада вдруг подняла круглую коробочку из коры, которую, оказывается, держала на коленях. Да пойди тут разгляди, она же вся, как дерево. Да и смотрел я повыше, чего уж там.
Дафна потрясла коробкой, словно погремушкой. Что-то внутри гулко перекатывалось.
— У тебя столько дел, человек, а за наградой так и не долетел, — волосы дриады шевелились, шелестели, словно на ветру, — Ты спас мне жизнь, так что надо отблагодарить.
Я вытаращил глаза на коробку. Что там может быть?
— Маму твою не успела, хоть с тобой получится, — дриада наклонилась и вдруг поцеловала.
Я словно в лес после весеннего дождя попал. Цветы, почки, листья — букет запахов ударил в нос.
— Теперь станет легче, Гончар, сын Гончей, — она сунула коробочку мне под нос, — А вот это добавит тебе проблем.
Она встала, явив фигуру во всей красе. Природной лесной красе… Так бывает, поднимешься на высокую гору, а потом обернёшься, увидишь долину с лесами, озёрами, горами.
Упругими горами, как сказали бы гоблины, которых, к сожалению, съели.
— И давай уже торопись, много занятий пропускать нельзя, — улыбнулась дриада.
Я кивнул, вдруг ощутив странную сонливость. Кажется, поцелуй был непростым.
Дриада ещё не вышла из палаты, когда мои веки сомкнулись.
***
А в следующий раз, когда я открыл глаза, передо мной оказалась Фонза.
Женя сидела, склонив голову, держала в руках лист пергамента, и водила по нему карандашом. Потом косилась на мобильник, лежащий на тумбочке, тыкала в него пальцем, словно рассматривала картинку, и, сверившись, заносила это на бумагу.
Как-то неожиданно я залюбовался. Чёрные кудри так красиво свисали на щёки — она явно увлеклась рисованием, и не обращала внимания, что волосы непослушно разбрелись кто куда.
В зелёных глазах отражались линии на пергаменте, но, конечно, рассмотреть, что она там рисует, было невозможно.
Неожиданно зрачки поднялись, наши взгляды встретились, и Женя чуть не поперхнулась. Один миг — и снова её лицо такое деловое и хладнокровное. Романтический момент закончился.
— Привет, — она всё же поддалась эмоциям, и сказала чуть помягче, — Гера.
С удивлением я услышал свой голос.
— Привет.
— Рада, что с тобой всё в порядке. Я тут это… ну, мимо шла, у меня скоро занятия по… ну… вот этому, — Фонза явно разволновалась, с трудом подбирая слова.
— Рад тебя видеть, — честно сказал я, — Сколько я тут?
Тут Женя отложила пергамент, и сказала, загибая пальцы:
— По-моему, скоро будет две недели.
— Пипец. А тренировки?
— Ну, твои вроде без тебя время не теряют. Они очень ждут тебя, каждый день здесь, но ты редко очухиваешься. А Дрокус Хауз говорит, что зелье, которое на тебя подействовало, наверняка создал игрок десятого уровня, — Фонза со знанием дела кивнула.
Я прыснул со смеха, а потом поперхнулся. На всякий случай я не стал уточнять, откуда она знает, что моя группа тут каждый день.
— Только не говори, что это бурда Кента? — прошептала Женя, — Бобр его чуть не прибил, персик теперь везде бегает от него.
— Не буду говорить, что это бурда Кента, — с улыбкой ответил я.
— Офигеть просто. Вот бедный Тотем, у него в группе просто ядерная бомба замедленного действия…
— Ядрёна бомба, — вдруг сказал я.
— Что? — непонимающе уставилась Женя.
Я покачал головой, и вдруг понял — а скоб-то нет! И потолок надо мной был совсем чистым, просто белым. Никаких конструкций.
— Короче, сын Чекана, — вдруг посерьёзнела Женя, — Давай забудем, какой ты засранец, и начнём сотрудничать.
Меня снова чуть от смеха не разобрало. Фонза тоже улыбалась, понимая, что в нашем конфликте виноват не только я.
Кивнув, я всё же сказал:
— Давай сотрудничать.
Она сразу же подхватила пергамент:
— Есть новые намётки и по твоему отцу, и по «Белому Гному». Представь, он действительно в Гималаях! А ещё так называют брата нашего ректора, — чуть не со свистом прошептала она.
— Вау, — ответил я, улыбаясь, и попробовал присесть. Получилось, и даже ничего не отвалилось.
Правда, одеялка съехала, и я обнаружил, что вообще-то раздетый. Взгляд Жени тут же скользнул на мой голый бок. Смущённый, я подтянул одеяло, и сказал:
— Ну, у меня тоже есть намётки по «Белому Гному».
