Глава двадцатая
Система

Человек, который это изменил, – Джон Е. Экснер-младший, родившийся в 1928 году в городе Сиракузы, штат Нью-Йорк. После службы в авиации во время Корейской войны, где он был механиком самолета и помощником врача, Джон вернулся в Штаты и поступил в колледж при университете Тринити в Сан-Антонио. Он впервые увидел чернильные пятна в 1953 году и сразу понял, что они станут делом всей его жизни. Экснер поступил в Корнелл и начал работать над докторской диссертацией в клинической психологии.

Он обнаружил хаос. Подходы Клопфера и Бека продолжали тянуть тест в разные стороны с 1940-х годов. У Герц были собственные методы, а параллельно в Соединенных Штатах обретали популярность еще две системы: психоаналитическая методика Шафера-Рапапорт и оригинальная техника Зигмунда Пиотровского «Перцептивный анализ». Множество собственных вариаций появилось также в других странах. Во всех использовались одни и те же десять чернильных пятен, показываемых в одной и той же последовательности, – хотя некоторые добавили дополнительную пробную кляксу, которую демонстрировали перед началом теста. Но процедура проведения теста, коды подсчета баллов и последующее анкетирование были часто несовместимы между собой, и даже фундаментальные вещи, которые проверялись при помощи теста Роршаха, существенно отличались друг от друга.

Ни один из этих методов не использовали большинство психологов, хотя Клопфер и был самым популярным идеологом, а вслед за ним шел Бек. Профессора не знали, какой системе нужно обучать студентов, практики же тасовали их в зависимости от конкретного случая. Как позже скажет об этом Экснер, они действовали «по наитию, добавляя “немного Клопфера”, “оттенок Бека”, “несколько зернышек Герц” и “чуточку Пиотровского”», исходя из своего собственного опыта знакомства с каждой из систем, – и называли это «тестом Роршаха».

Даже в самых мелких деталях возникала чудовищная путаница. Когда вы проводите тест Роршаха, где вы должны сидеть? У Роршаха и Бека Экснер прочитал, что экспериментатор должен сидеть позади испытуемого, Клопфер и Герц рекомендовали садиться сбоку, Рапапорт-Шафер – лицом к лицу, а Пиотровский утверждал, что садиться нужно там, где это будет «наиболее естественно». Такой широкий диапазон взглядов возник не потому, что место расположения психолога не имело значения, а по причине конфликтующих между собой тщательно проработанных каждой методикой в свою пользу аргументов. Но все-таки куда-то нужно было сесть…

Через двадцать лет, после провалившейся попытки Маргерит Герц исцелить «раскол в семействе роршахистов», эту миссию принял на себя Экснер. Именно он в 1954 году, будучи двадцатишестилетним аспирантом, появился в доме Бека в Чикаго с книгой Клопфера в руках и услышал вопрос: «Ты взял ее в нашей библиотеке?» Когда он позже рассказал об этом некрасивом поступке своим преподавателям, один из них предложил: «Почему бы нам не позвонить Клопферу, и ты сможешь поработать с ним следующим летом?» Экснер согласился и позднее вспоминал, что он «влюбился в них обоих».

Клопфер и Бек оставались несовместимыми, но с подачи Бека и с одобрения Клопфера Экснер решил написать небольшую статью, сравнивающую эти системы. В итоге эта короткая статья превратилась в длинную книгу, на создание которой Экснеру понадобилось почти десять лет: детализированная история и описание пяти основных систем использования теста Роршаха с биографиями основателей и полномасштабными образцами интерпретаций при использовании каждого из методов. В 1969 году, когда Экснеру был уже 41 год, он опубликовал труд «Системы Роршаха».

Экснер установил, что пять систем совпадают в ключевых понятиях, которые отчетливо описывал сам Герман Роршах, таких как значение ответов движения или последовательность целостных и детальных ответов. Однако во многих областях теста, где Роршах давал размытые формулировки или не успел оставить развернутого руководства перед своей ранней смертью, – процедура проведения, теоретическая основа, коды, находящиеся за пределами того, что успел предложить основатель, – последователи Роршаха шли собственными путями.

Было очевидно, что произошло вслед за этим. На основе тысяч опубликованных разработок и исследований авторства сотен практиков Экснер начал формировать общую сводную концепцию. Пять лет спустя, в 1974 году, он опубликовал книгу «Тест Роршаха: всеобъемлющая система», на 500 страниц. Впоследствии она много раз переиздавалась, исправлялась, выходила с дополнительными материалами. Целью этого проекта было заявлено «представить в едином формате лучшее, что есть в тесте Роршаха».

Методично продвигаясь сквозь каждый из аспектов теста, Экснер свел их в единую структуру. Он остановился на том, что проводящий тест и проходящий его должны сидеть бок о бок – как бы невзначай, чтобы уменьшить влияние каких бы то ни было невербальных сигналов от психолога. Он также отметил, что положение последнего, вероятно, должно быть пересмотрено во всех существующих психологических тестах с учетом предварительного исследования на тему того, как конкретная ситуация влияет на поведение. Он предоставил многочисленные образцы результатов и интерпретаций, а также более полные списки типичных и необычных ответов – важнейшие «нормы», которые использовали, чтобы определить психическую нормальность испытуемого. 92 целостных ответа для карточки I, включая следующие:

ХОРОШО: мотылек

ХОРОШО: мифологические существа (на каждой из сторон)

ПЛОХО: гнездо

ХОРОШО: орнамент (Рождественский)

ПЛОХО: сова

ХОРОШО: тазобедренный сустав (скелетный)

ПЛОХО: горшок

ПЛОХО: печатный станок

ПЛОХО: ковер

ХОРОШО: морское животное…

За этим следовали еще 126 вещей, распознанных в девяти обычно интерпретируемых областях карточки, и еще 58 ответов, касающихся редко интерпретируемых областей, и все было показано в таблицах. Затем переходили к карточке II…

Его всеобъемлющая система, полная новых оценок и формул – более разветвленная, чем любая из применяемых ранее методик проведения теста Роршаха. Сам Герман Роршах предлагал около десятка кодов, теперь же их количество увеличилось до 140, включая такие формулы:

Нынешний дистресс (eb) = неудовлетворенные внутренние нужды (FM) + дистресс, спровоцированный ситуацией (m) / оттеночные ответы (Y + T + V + С)

или

Отражение × 3 (г) + пара (2) / общее число ответов (R) = «индекс эгоцентризма»

Проще говоря, если испытуемый давал в тесте Роршаха по два ответа на каждую карточку, общее количество ответов (В) равнялось 20. Каждый ответ, описывающий чернильное пятно как некую вещь и ее зеркальное отражение («Женщина смотрится в зеркало», «Медведь прогуливается по камням у воды и отражается в ручье») в системе Экснера кодировался как ответ Отражения, «г», наряду с другими его кодами («бредущий медведь» означал ответ Движения, а также Цветовой ответ, если «водой» называли синюю часть карточки, и Целостный или Детальный ответ, и так далее).

Предположим, что испытуемый дал оба возможных ответа Отражения, а также четыре ответа Пары, каждый закодирован как «2» – разновидность ответа, описывающая две одинаковые вещи, «пара ослов» или «пара ботинок», симметрично расположенные на каждой из сторон карточки, но не являющиеся частью целого, как два глаза на лице или два лезвия ножниц. Включение этих цифр в формулу Экснера давало индекс эгоцентризма ([3 X 2] + 4) / 20 = 10/20 = 0,5. Плохой знак для испытуемого, поскольку любой показатель выше 0,42 предполагал «интенсивную фокусировку на себе, которая могла способствовать искажениям реальности, особенно в межличностных ситуациях». Число ниже 0,31 предполагало наличие депрессии. Но для такого человека не все было потеряно: множество других оценок и индексов, вытекающих из его теста, могли изменить значимость этого высокого показателя.

В некоторых случаях новые методы оценки, предложенные Экснером, позволяли тесту определять показатели и психические состояния, которые не учитывал Роршах или которые даже не были определены в его время: риск самоубийства, терпимость к лишениям, стрессоустойчивость. В других случаях цифры, казалось, присваивали кодам ради самих цифр. Например, важная для системы Экснера оценка WSurn 6, измерявшая степень присутствия или отсутствия нелогичного и непоследовательного мышления, была просто взвешенной суммой шести других оценок, возникших с 1940-х годов: девиантные вербализации (сегодня кодируется как DV), девиантные ответы (DR), несовместимые комбинации (INCOM), сфальсифицированные комбинации (FABCOM), контаминации (CONTAM) и аутичная логика (ALOG). Новый балл обеспечил измеримый порог: исследование в конце концов пришло к выводу, что WSurn6 = 7,2 было средним значением для взрослых, тогда как WSum6 ≥ 17 было уже слишком высоким, в результате чего появился еще один пункт в 9-переменном ИПМ, индексе перцептуального мышления (PTI), который пришел на смену более раннему индексу шизофрении (SCZI), c его высоким показателем ложных ответов. Балл PTI ≥ 3 «обычно определяет серьезные проблемы с психологическими установками, связанные с идеологической дисфункцией».

Это был чрезвычайно изощренный способ подтвердить тот факт, что если вы говорите много безумных вещей, то, возможно, вы сами безумны.

Но именно такое количественное оформление и требовалось в то время. Экснер был главным в своей эпохе поборником философии Роршаха после Клопфера: не просто яркий шоумен, а ответственный, солидный технократ, чей опыт, казалось, поднялся выше любой вражды. Тест Роршаха должен был быть стандартизирован, лишен своих интуитивных, эмоционально мощных и, возможно, прекрасных качеств, чтобы соответствовать ведомой информационным потоком новой эре американской медицины.

В 1973 году, за год до того как всеобъемлющее руководство Экснера было опубликовано, президент Ричард Никсон подписал закон «О медицинском обслуживании». «Управляемый уход» – сокращенный термин для новой сложной системы правил страхования и планов по выплатам – нацелен на увеличение эффективности, достигаемое путем устранения «необязательных» госпитализаций и применения экономически эффективных методов лечения по фиксированным ставкам. Семейный врач стал теперь называться «врачом первичной медико-санитарной помощи», и его обязанностью было провести участника программы ОМО сквозь лабиринт специалистов и разрешений. Все чаще ему приходилось разрываться между давлением, требующим снизить расходы, и необходимостью удовлетворить нужды клиентов, ранее именовавшихся пациентами.

Хотя политика управляемого ухода и обеспечивала лучший доступ к медицинскому обслуживанию (все больше людей обзаводились медицинскими страховыми полисами), возникающее при этом увеличение стоимости услуг вынуждало страховые компании ужиматься. В психиатрической терапии усилился отход от традиционной оценки личности, который начался еще в шестидесятые годы.

Необходимость в установлении «медицинской целесообразности» в назначении лечения оказывала давление на любой подход, который не предусматривал прописывание лекарств. Психологические обследования реже возмещались по страховке, необходимость предварительной авторизации и другая бумажная работа затрудняли гибкое применение таких осмотров. Даже в узких утилитарных условиях человек ожидал, что качественное первоначальное обследование и диагноз позволят сэкономить средства, но на практике они исчезли из обихода первыми, до тех пор пока психологи не смогли доказать, что это «сообразно нуждам терапии и стоимости лечения», а также «релевантно и актуально в контексте планирования терапии». Национальные исследования психологической практики в эпоху управляемого ухода подтвердили широко распространенное мнение врачей о том, что «рыночные требования создавали препятствия, которые ставили под угрозу само существование традиционной психологической практики».

Как к лучшему, так и к худшему, Экснер переоформил тест Роршаха для этого современного мира. Он не сумел сделать тест быстрым и легким в большей степени, чем это удалось Молли Харроуэр в сороковые годы, но сумел подогнать под него основу, базирующуюся на цифрах. Если вернуться к самому Роршаху, это всегда было одним из основных положений его теории, гласящей, что «невозможно получить точную и надежную интерпретацию, не прибегая к расчетам». По сравнению с процессом психоанализа, то, что некто мог увидеть в чернильных пятнах, действительно было легче закодировать, подсчитать и сравнить с тем, что дали анализ сновидении пациента и его опыт свободных ассоциации. Бывали такие времена, когда чернильные пятна широко использовались как проекционный метод с целью выявления тонкостей личности, где на первый план выходил то интуитивный, то качественный подход, но всякий раз, когда маятник психологической науки откатывался обратно к чествованию цифр, количественный аспект чернильного теста выходил на первый план. Система Экснера более акцентирована на цифрах, чем что-либо до нее. И, поскольку перфокарты эпохи Харроуэр уступили место намного более мощным компьютерным технологиям (бывшим неотъемлемой частью растущей бюрократии управляемого ухода), количественная оценка была теперь важнее, чем когда-либо прежде.

Еще в 1964 году, через четыре года после того, как возникло понятие «наука о данных», исследователи прогнали результаты тестов Роршаха, полученные от 586 здоровых студентов медицинского училища Джона Хопкинса, через одну из ранних компьютерных программ для индексирования, после чего подготовили крупноформатный алфавитный указатель из 741 страниц. К середине 1980-х годов этот свод наряду с жизненными историями, полученными в результате продолжительного наблюдения за участниками эксперимента, позволил отойти от традиционной методики интерпретации тестов Роршаха в принципе. Компьютеры просто подсчитывали число появлений каждого слова, сказанного в процессе тестов, и искали соответствия между ответами и последующей судьбой фигурантов. В 1985 году вышла статья под заставляющим поежиться заголовком «Способны ли слова, сказанные на тесте Роршаха, предсказать болезнь или смерть?», в которой говорилось, что люди, которые упомянули «вихрь» в ответе на любую из десяти карточек, в пять раз более склонны к самоубийству, чем те, кто этого не сделал, и в четыре раза чаще умирали по каким-либо другим причинам.

Экснер использовал компьютеры и в своей собственной методологии. В середине 1970-х годов он занимался изучением способов «увеличить применение компьютерных технологий с целью помощи в интерпретации теста». Итогом этого стала появившаяся в 1987 году компьютерная программа Rorschach Interpretation Assistance Program, для которой в последующие годы выходили многочисленные обновления. Когда врач кодировал ответы пациента, программа производила математические вычисления, генерировала многомерные оценки и подчеркивала наиболее значительные отклонения от статистических норм. Она предоставляла распечатку «интерпретационных гипотез» в доступной прозаической форме.

Под конец жизни Экснер отказался от компьютерного подхода, но ущерб уже был нанесен. Тест Роршаха, некогда провозглашенный самым верным способом проникновения в человеческую душу, теперь мог быть прочитан машиной.

Но даже при использовании людьми система Экснера все равно имела недостаток. Его строгий эмпирический акцент сводил к минимуму то, что многие защитники метода Роршаха считали наиболее ценным, – неограниченную способность теста генерировать удивительные идеи. Стратегии, которые целые поколения врачей-клиницистов находили полезными и проницательными, – например, идея о том, что первый ответ испытуемого на первую карточку что-то говорит о том, каким человек себя представляет, – не нашли места в экснеровском шквале кодов и переменных. В результате психологи, которые использовали чернильные пятна в качестве отправной точки для разговорной терапии и других методов с открытым финалом, склонялись либо к тому, чтобы отвергнуть систему Экснера, либо к тому, чтобы вообще отказаться от теста Роршаха.

Но все же Экснер сумел вновь привлечь к тесту уважительное отношение специалистов научной области, особенно после 1978 года, когда вышло второе, еще более скрупулезное издание его руководства. Его всеобъемлющий объединяющий подход исправлял большинство промахов, свойственных более ранним системам использования теста Роршаха, и даже ведущие психоаналитики, которые долго критиковали проекционные методы как субъективные, начали хвалить ту тщательность, которую привнес в тест Роршаха Экснер.

Экснер остановил разброд и шатания противоречивых мнений о тесте Роршаха: критика Артура Дженсена в 1965 году и все прочие прежние атаки теперь могли быть отклонены как направленные на «более ранние, менее научные версии» теста.

Начавшиеся в 1984 году индивидуальные семинары Экснера по Роршаху в городе Эшвилл, Северная Каролина, выучили поколение врачей, а его учебники заменили книги Клопфера и Бека в программах изучения клинической психологии. Лишь городской университет Нью-Йорка оставался по большей части «клопферианским», но его студентам тоже приходилось изучать систему Экснера, так как им предстояло работать и во многих других местах. Поскольку тысячи статей и исследований о Роршахе продолжали расти, как грибы после дождя, централизованная Роршах-система от Экснера стала единственным источником, на который большинство практиков вообще обращали внимание.

Бруно Клопфер умер в 1971 году, Сэмюэл Бек – в 1980 году; Маргерит Герц передала эстафету Экснеру в 1986 году, назвав его исследование «первой серьезной и систематической попыткой противостоять некоторым из нерешенных проблем, которые преследовали нас на протяжении многих лет». «Самым лучшим было то, – добавила она, – что Экснер и его коллеги внесли в наши ряды дисциплину и привили нашей области чувство оптимизма».

На протяжении тех лет, пока Экснер настраивал и отлаживал свои формулы, тест Роршаха приносил все более правильные результаты – «правильные» в плане маркировки. Например, шизофрению обозначали именно таким образом, как в других тестах и критериях. Чернильные пятна использовались и воспринимались как стандартная мера известных величин, а не как разведывательный эксперимент.

При всех преимуществах интеграции теста Роршаха и новаций, предложенных другими психиатрическими методами, она, как правило, делала его более громоздким и более затратным способом аналилировать то, для чего у психиатров уже имелись другие техники. Как и в случае с компьютеризацией, Экснер все чаще осуждал поиск «обобщенных истин» и критиковал такие справочники, как «Диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам» (Diagnostic and Statistical Manual of Mental Disorders'), называя их «бухгалтерскими пособиями по классификации людей, страдающих психическими расстройствами», порождающими поверхностные планы лечения. Возможно, у него были сомнения относительно того, как использовались такие стандартные классификации, но именно их и обеспечила его система, – и их же обеспечивали другие тесты и системы оценки, только быстрее.

Переход к более эффективным тестам случился раньше, чем появилась система Экснера. Опрос, проведенный в 1968 году среди академических клинических психологов, показал, что, хотя Роршах все еще широко использовался, более половины респондентов считали, что «объективные», «непроекционные» методы использовались чаще и более важны. Один из этих методов набирал силу особенно быстро.

Миннесотский многоаспектный личностный опросник, или ММЛО, впервые опубликованный в 1943 году, вырвался вперед Роршаха в 1975 году. Он состоял из 504 утверждений – 567 в модифицированном ММЛО-2, – с которыми испытуемому предлагалось согласиться либо нет, начиная с вещей, кажущихся тривиальными («У меня хороший аппетит», «Мои руки и ноги обычно достаточно теплые»), и заканчивая достаточно тревожными («Иногда в меня вселяются злые духи», «Я вижу вокруг себя вещи, или животных, или людей, которых другие не видят»). Этот тест мог проводиться с группой силами одного канцелярского работника и был очень легким в подсчете баллов. Каждая шкала ММЛО – шкала депрессии, шкала паранойи и т. д. – включала два списка связанных с ней вопросов. Итоговым результатом было количество утверждений из первого списка, на которые был дан ответ «Правда», плюс число ситуаций из второго списка, отмеченных как «Ложь». Это было быстро и «объективно».

Технически это означало только то, что этот тест не являлся «проекционным». Ответ «Правда/Ложь» на предположения «Некоторые люди считают, что трудно узнать, каков я», «Я жил неправильной жизнью» или «Многие люди виновны в плохом сексуальном поведении» не могли быть объективными в сколько-нибудь значимом смысле. Люди не желают или не могут объективно оценить сами себя, – самоописания часто оказывались лишь частично совпадающими с тем, что говорили об испытуемых друзья и родственники, или же с тем, что демонстрировало их поведение. Ответы не предполагалось воспринимать букально: ответы «Правда», данные на множество удручающих предположений, и «Ложь» – на множество комфортных, необязательно означали, что человек подавлен. Существовали шкалы для измерения того, был ли испытуемый склонен к преувеличению или лжи. Интерпретация результатов ММЛО также была искусством, требующим субъективного суждения. Однако обтекаемые термины «объективно» и «субъективно», несомненно, благотворно сказались на судьбе ММЛО.

В десятилетие после 1975 года тест Роршаха сместился в списке наиболее часто используемых в клинической психологии личностных тестов со второго места на пятое. Теперь он находился в тени как ММЛО, так и нескольких других проекционных тестов: рисования человеческой фигуры (обычно проводился с детьми), завершения предложения и теста «Дом – Дерево – Человек».

Результаты этих более ограниченных тестов говорили сами за себя. Рисунок человеческой фигуры с чрезмерно большой головой может указывать на высокомерие, а пропуски ключевых частей тела – дурной знак. Завершение предложения враждебными, пессимистичными или связанными с насилием словами – тоже. Таким образом, эти тесты более уязвимы для «управления впечатлениями», – испытуемые могли знать, как произвести впечатление, и преподнести себя так, как они хотели, чтобы их видели. Один полицейский из Нью-Йорка, проходивший тест «Дом – Дерево – Человек» в процессе трудоустройства, признался, что его друзья заранее предупредили: «На доме должна быть печная труба с выходящим из нее дымом, и, что бы ты ни делал, убедись, что ты нарисовал на дереве листья». Именно так он и поступил. Но, при всей своей непоказательности, эти тесты были быстрыми и дешевыми, что сделало их наиболее предпочтительными.

Рейтинги популярности среди тестов, обычно основанные на спорадических опросах с небольшой и не особенно разнообразной выборкой образцов, не так точны и надежны, как кажутся. Однако тенденция была понятна, – чернила в тот период были не в фаворе.

В этом новом окружении психологи, специализирующиеся на тестах, стали находить образовательную систему более привлекательной в качестве места работы, чем медицину. Страховые компании не желали выкладывать три или четыре тысячи долларов за всестороннее тестирование в больничной атмосфере – фактически психиатрические пациенты редко надолго оставались в больнице, – но школы продолжали платить за эту работу. То были не настолько обширные программы, как та, которую учредил колледж Сары Лоуренс в тридцатые годы, поскольку для таких программ существовали собственные процветающие отрасли – тестирование IQ и профпригодности. Вместо этого такие психологические тесты проводились с отдельными трудными подростками и детьми, которые обращались в школьные консультационные центры или были направлены туда для оценки.

Так что, поскольку Экснер продолжал развивать свою «всеобъемлющую систему», он расширил рамки своей деятельности. В 1982 году он посвятил дополнительный выпуск своего пособия детям и подросткам. Ответы ребенка на пятна Роршаха обычно означали то же самое, что и у взрослого, – утверждал Экснер (например, чистые ответы C и CF указывали на слабый эмоциональный контроль), однако нормы часто бывали разными. Многие из таких ответов были бы нормальными для семилетнего мальчика, но незрелыми для взрослого, в то время как выявленный у ребенка зрелый профиль взрослого человека указывал на «вероятный чрезмерный контроль, вызванный плохой адаптацией».

Экснер подчеркивал, что тест Роршаха весьма ограниченно применялся в случаях проблем с поведением, поскольку выводы теста не передавали напрямую информацию о поведении. Не существовало специальных оценок Роршаха, которые могли бы «достоверно определить ребенка, который начал играть на публику, или отличить подростка, склонного к правонарушениям». В таких случаях – особенно в тех, где поведение ребенка было обусловлено его окружением, – тест просто подсказывал типы психологических сильных и слабых сторон, работа с которыми могла благотворно повлиять на ход лечения. В самых распространенных случаях молодежные психологи имели дело со студентами, у которых возникали проблемы с успеваемостью, и тест Роршаха мог помочь определить разницу между ограниченным интеллектом, нарушениями неврологического характера и психологическими трудностями.

Многие из тех же рыночных сил, которые в семидесятые и восьмидесятые годы заставили клинических психологов обратить свои взоры на образовательную систему, подталкивали их по направлению к системе правовой. «Судебное тестирование» переживало огромный подъем: оценочным процедурам подвергались родители, спорящие о правах на детей, дети, подвергшиеся насилию, специалисты устанавливали психологический ущерб в личных судебных обращениях, компетентность и вменяемость участников уголовных процессов. Издание Экснера 1982 года включало несколько случаев, иллюстрирующих применение теста Роршаха при работе с детьми и в условиях юридического процесса.

Один из этих случаев описывал историю Хэнка и Синди, которые начали встречаться в старших классах школы и поженились в середине шестидесятых, когда Хэнку было двадцать два года. После двухнедельного медового месяца он отправился во Вьетнам, где прослужил год и был награжден за героизм, проявленный в Дананге. Первые три-четыре года после его возвращения были счастливыми для пары, но последующие – нет. К концу семидесятых их тринадцатилетний брак закончился разводом и дележом ребенка. Хэнк утверждал, что Синди психологически не подходит для того, чтобы получить опеку над их двенадцатилетней дочерью; Синди подала встречный иск с заявлением, что Хэнк был «психически жестоким» по отношению к ней и ребенку и что подвергать тестированию только ее одну несправедливо. Тестирование было запрошено для обоих родителей, а также для ребенка.

Во время интервью их семейные проблемы проявились как нельзя яснее: Синди жаловалась на беспринципность Хэнка, признавалась, что тратила семейные деньги ему назло. А результаты теста Роршаха были комплексными и техничными. Тест дочери показал, что «если магнитуда соотношения ep: EA существовала в течение очень долгого времени», то это могло объяснить ее недавние проблемы в школе. «Девочка демонстрирует довольно низкие для своего возраста показатели коэффициента привязанности (Afr), так что она может быть очень замкнутой. Чрезвычайно непропорциональный коэффициент Хэнка a: p говорит о том, что мужчина не очень гибок в своем мышлении или отношении к жизни… Высокий индекс эгоцентризма, 48, предполагает, что он гораздо более эгоцентричен, чем большинство взрослых людей, и это может оказывать негативные воздействия на его межличностные отношения».

Синди казалась более обеспокоенной. Ее первым ответом на карточку I был паук, а потом она еще больше его исказила, добавив пауку крылья. Если это была проекция ее самооценки, то она оставляла желать лучшего… Все три ее ответа DQv, касавшиеся цветных карточек, указывали на то, что Синди легко спровоцировать на эмоции. Вывод: «На нее оказывают сильное влияние ее чувства, и она не очень хорошо их контролирует…

Вероятно, она не испытывает потребности в эмоциональной близости, общей для большинства людей». По тестам Роршаха было легко понять, как сверхэмоциональная незрелость Синди и эгоцентричная жесткость Хэнка могли вызывать конфликты в их браке.

В итоге рекомендации психологов оказались довольно скромными. Ребенок находился «в состоянии сильного расстройства», написали они. Кто бы ни получил над ним опеку, «нынешнее состояние ребенка указывает на необходимость вмешательства», и этим должны заниматься оба родителя. В отчете о состоянии матери подчеркивалось, что, «хотя психотерапия и пошла бы ей на пользу, это не означает ее непригодность к воспитанию ребенка». В результате вклад психологов оказался не соответствующим тому, что ожидали увидеть в суде, и судья принял свое собственное решение. Он постановил, что право опеки получат оба родителя, и предписал матери пройти психотерапию и заниматься развитием ребенка.

Экснер включил в свою книгу историю Хэнка и Синди именно потому, что она вовсе не была чем-то сенсационным или шокирующим. Так и должны выглядеть открытия, сделанные при помощи теста Роршаха в судебном контексте. Поскольку книга представляла собой руководство Экснера к использованию теста Роршаха, она подробно рассказывала о процессе, предоставляя полные расшифровки, оценки и интерпретации тестов всех троих участников. На самом процессе психологи совмещали результаты тестов Роршаха с другой информацией, не опубликованная в таких глубоких подробностях. Все же в глазах скептиков сочетание криптографических кодов с огульными суждениями о характере и психологии выглядело не более чем шарлатанством, особенно для тех, кто был не знаком с версией Экснера. Для практиков же это был обычный день в рабочем кабинете.

Как и здравоохранение, судебная система нашла ту версию теста Роршаха, которая была ей нужна, – включающую еще более впечатляющую надстройку кодов, баллов и перекрестных проверок. Американская психология заключила две «сделки с дьяволом»: попросила своих клиентов об оплате медицинских услуг, которая удовлетворяла бы страховые компании, и пришла в залы судебных заседаний, что потребовало от психолога объявить себя таким же безличным авторитетом, каким являлся судья. Теоретически психология не должна использоваться для ответов на столь узкие вопросы, как «больной или здоровый?», «нормальный или сумасшедший?», «виновен или невиновен?» – так же как не могли для этой цели быть использованы искусство или философия. Она должна быть открытой для толкования и приводить к истинам, а не к ответам. Но теперь она, как никогда прежде, использовалась именно таким предвзятым образом, в контексте, вынуждавшем давать окончательные вердикты «или-или», делить мир на черное и белое.

Самый важный вклад Джона Экснера – избавление от скачущего и неровного прицела многочисленных систем Роршаха. При этом он облегчил возможность для критики теста: унифицированный Роршах лишь обострил поляризацию между скептиками и приверженцами. По мере того как XX век приближался к концу, история теста Роршаха распадалась на множество связанных с ним споров и противоречий. Ни одно доказательство не устраивало ни одну из сторон, ни один пример применения теста не становился более значимым, и ничто не могло заставить кого бы то ни было поменять свою точку зрения.