Часть вторая: Адаптация
Глава 1
Личным составом комендатуры заведовал комиссар Хлоб.
— Не Хлеб, не Хлоп и, боже упаси, не Клоп! — счёл нужным предупредить капитан Городец, отдавая собственноручно заполненную анкету рекрута. — Смотри, не перепутай и выговаривай чётко! Он звереет, когда ошибаются.
Комиссар Хлоб оказался худощав, загорел и брит наголо. А ещё он явно был не в восторге от того, что видел. То есть — от меня. И неприязнь вызвала точно не заклеенная пластырем скула. Понятия не имею, что именно понаписал в анкете Городец, не было времени даже одним глазком в неё заглянуть, но комиссар, судя по всему, испытывал серьёзные сомнения, что хоть что-то из этого имеет прямое отношение ко мне.
— Да-а-а… — озадаченно приговаривал он время от времени, отрывался от заполненного убористым почерком листка и поднимал взгляд, затем возвращался к чтению, но очень скоро всё повторялось снова. — Да-а-а…
Я прекрасно отдавал себе отчёт, что для службы в комендатуре гожусь даже меньше, нежели для поступления в балетную труппу, но иных путей сохранить и преумножить способности к управлению сверхэнергией не видел и потому сцепил пальцы и дожидался вердикта, стараясь не выказывать нервозности; потел молча.
На шевроне комиссара красовался один широкий угольник, а я понятия не имел, бьют ли его в здешней иерархии три угольника узких. Более того — имел все основания полагать, что дело обстоит с точностью до наоборот. Слишком уж много времени Георгий Иванович уделил разъяснениям, что именно мне стоит говорить, а о каких моментах лучше по возможности не заикаться вовсе.
Вот только сам он на собеседование не пошёл, а комиссар глядел то в анкету, то на меня, морщился как от зубной боли и вздыхал.
— По бумагам ты мечта, а не рекрут, — заявил он наконец, кинул листы на стол и прихлопнул их худой жёсткой ладонью. — Полное среднее образование, политически зрел, социально активен. Бокс, борьба, пулевая стрельба, навыки парашютирования и десантирования по тросу, мотоспорт! Но признайся честно, — Хлоб даже слегка подался вперёд, — чем из этого ты действительно владеешь? Нет, не отвечай! Переформулирую вопрос: за какой из этих навыков тебе не придётся краснеть?
Я миг раздумывал над ответом, потом признался:
— Мотоцикл неплохо вожу.
— Серьёзно?
— Ну да… — кивнул я и поспешил поправиться: — Так точно!
— Не врёшь? — уточнил комиссар с каким-то неожиданным интересом.
— Н-нет. Зачем мне?
— Готов прокатиться прямо сейчас?
Я кивнул, от удивления даже позабыв об уставном «так точно». Хотя «так точно» — это в армии, а касательно порядков, заведённых в отдельном научном корпусе, меня в известность ещё не поставили.
— Идём! — Комиссар Хлоб поднялся из-за стола, нацепил на бритую голову форменное кепи и указал на дверь. — Ну и чего сидишь?
Медлить не стал, вскочил со стула, поспешил на выход. Спустившись на первый этаж, мы вышли во двор и двинулись к занимавшему изрядную часть огороженной высоким забором территории комендатуры автохозяйству. Помимо полуторок — обычных и с зенитными установками спаренных крупнокалиберных пулемётов в кузове, — у ремонтных боксов там стояло несколько броневиков, открытые легковые автомобили и вездеходы повышенной проходимости с турелями и без, пожарная машина и даже колёсный танк с какой-то несерьёзной на вид пушкой. А чуть дальше у ограды рядком выстроился десяток мотоциклов, только не обычных, а с колясками.
— Никакого гужевого транспорта! — с гордостью заявил комиссар. — В ногу с прогрессом идём, а кое в чём даже вперёд забегаем!
Я сглотнул и признал:
— На таких не ездил никогда.
— На каких — таких? — удивился Хлоб, потом понимающе усмехнулся и махнул рукой. — Ты о люльке, что ли? Брось! Так даже проще!
Оставалось только поверить ему на слово.
Когда мы подошли, караульный вызвал кого-то из местного руководства, и очень скоро мне вручили танковый шлем, ребристый сверху из-за трёх призванных амортизировать удары валиков, мотоциклетные очки для защиты глаз от песка и пыли и кожаные краги.
— Надевай-надевай! — потребовал комиссар и подал пример, нацепив сначала очки, а затем и шлем, но застёгивать его не стал.
Воздержался от этого и я. Экипировался, подошёл к мотоциклу, присмотрелся. Помимо коляски пассажир мог разместиться и за водителем на отдельном сиденье с высоким выступом-ручкой.
Хлоб забрался в люльку с вертлюгом под сошки ручного пулемёта и поторопил меня:
— Едем!
Я наскоро восстановил в памяти очерёдность действий и первым делом открыл топливный краник, затем подкачал бензин и протянул руку технику. Тот хоть и взирал за моими действиями с нескрываемым скептицизмом, без промедления вложил в ладонь ключ и отошёл. Выставлена была нейтральная передача, так что я слегка провернул на себя рукоятку управления газом и сильно, но без резкого толчка, толкнул ногой педаль зажигания. Движок затарахтел после первого же раза, осталось лишь выжать сцепление и носком ботинка включить первую передачу, а потом сцепление медленно и аккуратно отпустить.
И — вышло!
Даже сам немного удивился, когда мотоцикл не заглох и покатился вперёд. Казалось, из-за коляски его должно тянуть влево, и я заранее принял правее, но это инстинктивное действие оказалось излишним и едва не привело к столкновению с ближайшим грузовиком. Еле успел вывернуть и разминуться с его бортом.
Комиссар ничего по этому поводу не сказал, только многозначительно хмыкнул, и я поспешил исправить впечатление, уверенно развернулся к воротам, выкатил за них и сбросил скорость.
— Налево! — распорядился Хлоб.
Я выехал на дорогу и прибавил газу, а когда стрелка на спидометре начала подбираться к отметке «пятнадцать», переключился на вторую передачу, на этот раз нажав на педаль каблуком ботинка. В лицо повеяло пыльным жарким воздухом, но по мере того, как мотоцикл набирал темп, во встречном ветре стала проявляться свежесть.
Хорошо? Да уж неплохо!
Улица была пустынна, лишь несколько раз довелось разминуться со встречными грузовиками, да легко обогнал телегу, а немного погодя открытую коляску с рыжебородым извозчиком. Погнались и отстали собаки, испуганно разбежались копошившиеся в пыли куры, едва не угодил под колёса вылетевший из переулка мяч, а потом окраины Новинска остались позади, мы вырвались в выжженную солнцем степь. Вроде бы — бескрайнюю, а на деле проплешину в море тайги, сотворённую феноменальной мощью Эпицентра.
Немного дальше показался укатанный колёсами участок, туда комиссар меня и направил. Велел выписывать «восьмёрки» и гонять по кругу, быстро набирать и сбрасывать скорость, выполнять резкие развороты и прочие маневры, в том числе обеспечивать требуемый сектор ведения огня для пулемётчика в его лице. Пыль стояла столбом, несильный ветерок просто не успевал сносить её клубы в сторону, и гимнастёрка враз стала рыжевато-серой, несколько раз приходилось протирать окуляры очков. Дышать этой взвесью было неприятно, но я не жаловался и послушно выполнял указания комиссара.
— Не бог весть что, но база есть, остальному научат! — выдал тот в итоге и велел возвращаться в комендатуру. — Хоть одной головной болью меньше!
Я вспотел и весь был в пыли, макушка дьявольски чесалась, а на зубах скрипел песок, но тут прямо воодушевился. Пусть такого уж сильного впечатления на комиссара мои навыки и не произвели, их уровня всё же оказалось достаточно, чтобы поступить на службу в комендатуру. И хоть изначально стремился вовсе не к этому, сейчас окончанию периода изматывающей неопределённости был откровенно рад. И опять же патрулировать улицы — это точно не моё, а вот гонять на мотоцикле — совсем другое дело!
Жизнь-то налаживается!
Из-за этой эйфории слишком глубоко погрузился в собственные мысли и едва не сбил рванувшего под колёса паренька, до того преспокойно шествовавшего по тротуару, а тут решившего метнуться через проезжую часть по какой-то одному ему известной надобности. Скорость была невысока, но такой вот наезд предсказуемо привёл бы к моему отстранению от вождения, и я резко вильнул в сторону, заставив комиссара выругаться от неожиданности. Разиня так и вовсе замер как вкопанный посреди дороги, когда мы с рёвом пронеслись мимо.
— Ну ты… вообще! — шумно выдохнул Хлоб, явно заменив последним словом какое-то насквозь нецензурное высказывание в мой адрес.
Я втянул голову в плечи, но оправдываться не стал.
Ну не давить же было этого растяпу!
Настроение разом скисло, ладно хоть ещё комиссар, выбравшись из коляски не стал устраивать разнос и уже совершено спокойно сказал:
— Приводи себя в порядок и подходи через полчаса. Будем тебя оформлять.
И вот уже это распоряжение исполнить оказалось куда сложнее, нежели продемонстрировать навыки вождения. Если гимнастёрку и штаны кое-как отряхнул прямо на задворках автохозяйства, то в кожу пыль въелась просто намертво, пришлось споласкивать лицо и шею под рукомойником в уборной. Ещё и волосы под танковым шлемом слиплись от пота и стояли колтуном, пригладил их ладонью за неимением расчёски. А уж заклеенная двумя полосками пластыря скула и вовсе придавала откровенно хулиганский вид. Не рекрут, а шпана какая-то…
Старался изо всех сил, но секретарша комиссара при моём появлении даже не попыталась скрыть улыбки. Эта вполне гражданского облика тётенька в лёгком ситцевом платье предложила подождать, а сама занесла в кабинет Хлоба стопку каких-то документов, почти сразу вышла обратно в приёмную и разрешила заходить.
Комиссар, не глядя указал на стул для посетителей, быстро просмотрел бумаги и разделил их на две части. Одну передвинул мне.
— Подписывай.
Я макнул ручку со стальным пером в чернильницу и начал ставить подписи в отмеченных карандашными галочками местах. Заявления, обязательства, согласия. Стоило бы ознакомиться с их содержимым хотя бы даже и бегло, но не было ни времени, ни желания.
Хлоб тоже что-то подписывал, а на нескольких листках поставил оттиск вытащенной из сейфа печати.
— Вот справка о твоём зачислении по государственному распределению в ОНКОР. Вот направление на курсы в средне-специальное энергетическое училище. Если поторопишься, успеешь оформиться туда уже сегодня.
— Сегодня же воскресенье!
— Только-только летние инициации прошли, приёмные комиссии сейчас круглые сутки напролёт заседают без выходных и перерывов на обед. Для зачисления понадобится паспорт, учётная книжка и аттестат об окончании гимназии. Куда идти, у караульного спросишь. — Комиссар вручил мне все озвученные документы и продолжил инструктаж. — В училище получишь две справки: о поступлении, и о результатах инициации. Они там в курсе. Все три справки отправь домой для оформления льгот. Только не обычным письмом шли, доплати за пересылку документов авиапочтой. Понял?
Я кивнул.
— Теперь что касается наших дел. — Хлоб раскрыл временное удостоверение с уже вклеенной туда моей фотографией. — Пока будешь числиться курсантом, но уже с правом ношения табельного оружия. На управление мотоциклом документы получишь после сдачи зачёта. На довольствие поставят с сегодняшнего дня, и через пару часиков зайди на склад, получи обмундирование. И вот ещё приказ на заселение в общежитие. Вроде, ничего не забыл… — Он смерил меня пристальным взглядом и потребовал: — Постригись и переоденься. Выглядишь, как чучело!
Замечание было вполне обоснованным, я не обиделся и уточнил:
— А курсантов только кормят или ещё какие-то деньги платят?
— На мели? — догадался комиссар, а после моего кивка сказал: — Курсантам полагается пятьдесят рублей в месяц. Что кривишься? Да, стипендия у студентов в пять раз выше, но им повезло, а тебе нет, ничего не попишешь. А если брать тех, кто контракт с коммерсантами заключил, так они не только все полученные за время учёбы деньги с процентами вернут, но ещё и за обучение заплатят. Долговая кабала чистейшей воды! По сравнению с ними ты в привилегированном положении!
Я вновь кивнул и тяжело вздохнул. Питание и проживание — большое дело, но при озвученном размере оклада на обновление гардероба скопить получится в лучшем случае к концу года. И то не факт.
— Помимо этого тебе как мотоциклисту полагается доплата в размере двадцати пяти рублей. А ещё ты второй номер пулемётного расчёта, это пятёрка сверху. Итого выходит восемьдесят рублей. Держи квитанцию на подъёмные в размере трёхмесячной ставки. Деньги получишь в бухгалтерии, там же выдадут талоны на усиленный паёк. И учти — не избавишься от дефицита массы тела, заставлю их стоимость до последней копеечки вернуть!
Улыбка у комиссара вышла дружелюбно-волчьей, так сходу и не смог сообразить, говорит он всерьёз или шутит. Я уточнять не стал, сказал:
— Спасибо! — и поднялся на ноги.
— Свободен!
В бухгалтерии всё прошло без сучка, без задоринки. Двести сорок рублей подъёмных выдали двадцатью червонцами, десятью трёшками и парой синеньких пятёрок. Стопка вышла не слишком внушительной на вид, но столь крупной суммы прежде держать в руках ещё не доводилось. Мелькнула мысль часть отправить домой, но вспомнился хищный оскал комиссара и его приказ насчёт гардероба, начинать службу со столь откровенного неповиновения сразу расхотелось.
Опять же, даже если не принимать в расчёт слишком коротких штанин и рукавов, брюки и гимнастёрка давно потеряли всякий вид, а за последние дни так и вовсе откровенно пообтрепались. Давно пора их менять.
У караульного на пропускном пункте я справился касательно училища и двинулся в указанном направлении, время от времени машинально проверяя карманы, по которым рассовал деньги и талоны на дополнительный паёк. Когда в очередной раз поймал себя на этом занятии, усилием воли заставил не суетиться. Но тогда начало казаться, будто на меня пялятся все встречные-поперечные.
Вот же угораздило так неудачно по морде схлопотать! Синяк теперь неделю проходить будет!
Учебное заведение располагалось на окраине Новинска, и если поначалу вдоль улицы тянулись двухэтажные дома с крытыми шифером крышами и выступами слуховых окон, а местами и мансардами, то затем началась индивидуальная застройка с подворьями, садовыми деревьями и курятниками. Там ничего не стоило заблудиться, но впереди уже замаячило высокое кирпичное строение в три этажа высотой. Мне было туда.
Немного поколебался на входе, но отклеивать пластырь не стал. Мало ли — чирей вскочил? Дело житейское! Уж лучше так, чем фингалом светить.
В правильности своего решения убедился, когда не стал цепляться карауливший пустой вестибюль вахтёр. Усатый дед в форменной рубашке со значком училища на груди сразу отправил в нужный кабинет, а вот заведовавший приёмом клерк моему появлению нисколько не обрадовался, глянул искоса, раздражённо засопел. Смотреть направление и учётную книжку он взялся с демонстративной неохотой, затем раскрыл аттестат и явственно оттаял.
— Полное среднее образование — это хорошо! — повеселел клерк и принялся заполнять карточку-пропуск слушателя, после намазал последнюю из моих фотокарточек канцелярским клеем и пришпандорил её в угол плотной картонки, сверху шлёпнул печать. — Общеобразовательные дисциплины из курса исключим, оставим только занятия по специальности. Обучение начинается с завтрашнего дня, подходи к восьми к методисту — нужно будет составить индивидуальное расписание. И вот ещё что — совсем из головы вылетело! — лампочку зажги!
Я опешил от изумления.
— Что, простите?
— Для подтверждения способностей требуется осуществить разогрев нити накаливания, путём генерации в сети электрического тока. Так понятней?
Наверное, стоило бы обидеться на тон, которым это всё было произнесено, но я лишь уточнил:
— Не взорвётся она?
— Там трансформатор в цепи.
Я положил ладони на две вмонтированные в край столешницы клеммы и попытался уловить присутствие сверхэнергии. Удалось это далеко не сразу и ощущение было каким-то смазанным и слабым, словно сказывалось удаление от Эпицентра, но в итоге всё же сумел затянуть в себя поток силы, закрутить его и выбросить в нужном направлении.
Лампочка замигала и замерцала, потом засветилась вполнакала.
— Достаточно! — остановил меня клерк и принялся выписывать справки.
А я отпустил на волю кружившуюся внутри меня энергию и определённо сделал это слишком резко — аж самого в сторону повело и закружилась голова. Но, как бы то ни было, все необходимые документы я получил, заодно уточнил насчёт почты.
Как оказалось, документы к авиационной пересылке принимали только на главпочтамте, который располагался в центре города неподалёку от железнодорожного вокзала. По солнцепёку тащиться туда пешком не пришлось — прямо напротив училища располагалась автобусная остановка. Постоял минут десять, прячась от палящих лучей под навесом, оплатил проезд и покатил со всем комфортом, благо окна были открыты и салон продувал встречный поток воздуха.
На глаза тут и там попадались бездельничавшие по случаю летних каникул дети, они играли в футбол и гоняли голубей. По дорогам катили повозки с тентами, грузовики и телеги, а вот легковых автомобилей за всё время поездки попалось не больше трёх штук.
И ни малейших проявлений сверхэнергии! Уж каких только небылиц не рассказывали о Новинске, на деле город оказался обычней некуда. Никто не летал ни сам по себе, ни на коврах самолётах. Никто усилием воли не призывал дождь и не остужал до комфортной температуры воздух в магазинах и кафе. Не фонтанировали потоки чистой энергии, не сверкали шаровые молнии, не светились в воздухе таинственные символы.
Не, не, не…
Я даже самую малость расстроился. Разочаровало меня увиденное — так уж точно.
В центре дома стали в три-четыре этажа, зарябило в глазах от многочисленных вывесок. Уже ближе к конечной точке своего маршрута увидел парикмахерскую, сошел на следующей остановке и вернулся, решив воспользоваться случаем, чтобы потом специально не искать другой цирюльни.
Первым делом мастер вымыл мне голову. Это смутило уже само по себе, а уж вопрос о предпочитаемой стрижке и вовсе поставил в тупик. Дома меня всегда стригла мама, и как-то даже растерялся, не нашёлся, что ответить.
Парикмахер понял причину замешательства и предложил фото-каталог. Поначалу приглянулся полубокс, но сразу вспомнился танковый шлем, и я остановил выбор на более коротком боксе. Так меня и подстригли. А потом ещё и побрили. Пусть насчёт этого комиссар ничего и не говорил, но на вопрос мастера я ответил утвердительно, и тот в пять секунд избавил от худосочной поросли моё лицо.
— Всё устраивает? — уточнил он после того, как вновь вымыл и уложил волосы.
Я посмотрел на своё отражение в зеркале, покрутил головой и кивнул.
Стрижка с подбритыми висками и затылком мне понравилась и даже очень. Не понравилась сумма, которую пришлось за неё выложить. Расстроился было даже, но сразу взял себя в руки, поблагодарил мастера и вышел на улицу.
Парикмахерская располагалась на первом этаже углового здания, по одной дороге тянулись трамвайные пути, другая оказалась тенистым бульваром с лавочками, террасами и тентами кафе, яркими витринами магазинов. Двинулся туда.
Хотелось пить, но все попадавшиеся по пути заведения казались слишком уж роскошными для моего внешнего вида, а палаток с газированной водой или соками видно не было. Зато несколько раз замечал вывески швейных ателье; замечал — и неизменно проходил мимо. Витрины магазинов готового платья тоже нисколько не радовали. Нет — манекены в костюмах так и притягивали взгляд, отпугивали таблички с ценами. Увы, моих нынешних сбережений не хватало даже на самые дешёвые из подобных нарядов.
И всё же посматривал по сторонам я вовсе не зря. Заметил на боковой улочке вывеску «Отпускник», заглянул туда и не пожалел — львиную долю ассортимента этого торгового заведения составляли лёгкие летние брюки и рубахи, расценки на которые не заставляли лезть на лоб глаза. Но тут в полный рост встала другая проблемы: никак не получалось подобрать хоть что-то более-менее подходящее по фигуре. Одежда на мне либо висела как на пугале, либо оказывалась коротка.
Слишком худой, слишком длинный. Точнее — слишком худой для своего роста.
Успокоил приказчик.
— Да это же такой фасон! — уверил он меня. — Летние прогулочные брюки! Они и не должны доставать до туфель! Максимум прикрывать нижнюю треть голени! Их ещё подворачивать придётся!
Я припомнил встреченных на улице молодых людей и решил, что ушлый продавец не пытается задурить мне голову, но подвернуть штанины всё же не позволил.
— И так сойдёт! — махнул рукой и сосредоточил своё внимание на рубашках.
Подобрал поло светло-синего цвета, тоже льняное. Оно было заметно шире нужного, но это можно было списать на особенности кроя. Гимназистская фуражка к этому наряду нисколько не подходила, пришлось потратиться ещё и на головной убор. При выборе между шляпой и панамой предпочёл функциональность последней. К тому же видел такие чуть ли не на половине прохожих, выделяться на общем фоне точно не буду.
Уже собирался идти на кассу, но заметил кожаные босоножки. Недорогие — всего тридцать рублей. Поколебался немного и решил купить, доведя размер трат до кругленькой суммы в полторы сотни. Но это ничего, в других местах в эти деньги пошив одних брюк обошёлся бы.
— А не желаете модный аксессуар? — с улыбкой предложил приказчик. — Стоит сущие копейки, зато придаст завершённость вашему ансамблю…
Я посмотрел в указанном направлении и обнаружил стену, завешенную непривычного вида значками. Некоторые представляли собой два написанных через дробь числа, другие были изготовлены в форме спирали с ярким камушком-пятном в центре и на одном из витков.
— Вы ведь прошли инициацию?
Инициацию я прошёл, но носить на груди подтверждение того, что заскочил в пресловутый «последний вагон», откровенно не хотелось. Объяснять ничего не стал, отрицательно покачал головой, расплатился за покупки и получил их в подарочном бумажном пакете с ручками из шпагата. Тут же в примерочной и переоделся, а старую одежду сложил в этот самый пакет.
Теперь не зазорно было заглянуть и в какое-нибудь кафе, но решил не сорить деньгами попусту. Шёл по тенистому бульвару, будто невзначай поглядывал на симпатичных девушек в лёгких платьицах и чувствовал себя если не полностью счастливым, то весьма и весьма близким к тому.
Постепенно заведения становились дороже и претенциозней, у некоторых ресторанов даже дежурили вахтёры в золочёных ливреях. А немного погодя повстречался двухместный кабриолет, небрежно припаркованный на тротуаре.
Я полюбовался плавными изгибами крыльев, замысловатой решёткой радиатора, затейливой фигуркой крылатого коня на капоте и хромированными фарами, а потом взгляд зацепился за глухую деревянную дверь соседнего здания, точнее за изображенного на ней коронованного орла.
«Держава и скипетр» — гласила вывеска, — «Закрытый клуб».
Захотелось раздобыть бензина и…
Додумывать мысль не стал, сплюнул под ноги, поспешил дальше, и очень скоро бульвар вывел на круглую площадь с фонтаном. С противоположного края высился купол здания железнодорожного вокзала, по диагонали от него обнаружился шпиль главпочтамта. Прежде чем идти туда, купил в палатке кружку холодного кваса и неспешно осушил её. А вот в кондитерскую заходить не стал, двинулся на почту. Отправил домой документы и отбил телеграмму, а после очередных трат посетил камеру хранения и забрал сданный в неё сразу по приезду в город чемодан.
Вот с ним меня на выходе и остановил наряд жандармов.
— Ваши документы, молодой человек! — потребовал младший унтер, рядовые будто невзначай встали по бокам.
Я расстегнул нагрудный карман, вытащил из него удостоверение с тиснёной на синей коже эмблемой в виде стилизованной модели атома, раскрыл.
Унтер придирчиво сличил фотографию с моим лицом и присмотрелся к печатям, потом не выдержал и спросил:
— Когда же это вы успели?
— Так ещё тридцатого прибыл. Просто никак чемодан забрать не получалось.
В глазах жандарма мелькнуло понимание, он козырнул и разрешил проходить. Ну я и пошёл. И хоть имел весьма смутное представление том, где располагается комендатура, на извозчика тратиться не стал, двинулся пешком по тенистому бульвару, решив справиться насчёт этого по дороге у одного из постовых. Таковых за день попалось на глаза немало, и, судя по обычной полицейской униформе, к отдельному корпусу они не относились.
Окликнули меня, когда проходил мимо бара со странным названием «СверхДжоуль».
— Петя! — послышался знакомый голос, я обернулся, и сбежавшая с веранды питейного заведения Лия отчаянно затрясла мою ладонь. — Вот так встреча! А я ещё думаю — ты или не ты! Только по походке и узнала! Как устроился? Куда поступил? А что у тебя с лицом?
Вслед за девушкой подошёл и незнакомый молодой человек — стройный и не слишком широкоплечий, но жилистый и подтянутый. Не писаный красавец, но близко к тому. Всё портили стылые водянистые глаза. Хотя, подозреваю, мне они показались таковыми по той простой причине, что глядели с откровенным раздражением.
— Привет, Лия! — улыбнулся я в ответ и обстоятельно ответил: — Лицом ударился, устроился нормально, учиться буду в средне-специальном энергетическом техникуме.
Не знаю, с чего бы это — сроду подобной чувствительностью не отличался, — но сразу уловил, как настороженность спутника Лии сменилась презрительным снисхождением. И глаза — откуда бы мне знать, что они водянисто-голубые, если в них даже не взглянул?
Чертовщина какая-то…
— Ой, как здорово! — обрадовалась девушка. — А мы с Ингой в один институт попали. Только на разных кафедрах учиться будем. Её профессор Чекан к себе взял, а меня пригласили на кафедру феномена резонанса. Вот, Виктор, город показывает.
Лия представила нас друг другу, и красавчик протянул руку, я её пожал.
— Не знаешь, Лев где сейчас? — спросил после этого.
— А Лев в клинике, — помрачнела девушка. — У него слишком высокая чувствительность оказалась. Не эмпатия даже, а что-то ещё более сложное. Сидит в четырёх стенах, представляешь? Я его навестила, так он меня уйти попросил. Ты, говорит, слишком эмоциональная, голова из-за этого болит и припадок может начаться…
— Вот так дела! — присвистнул я, не сдержавшись.
А Лия вдруг задержала дыхание, вытянула из сумочки платочек и, прикрыв им лицо, чихнула пять или даже шесть раз подряд.
— Извините…
— Будь здорова! — хором пожелали мы с Виктором.
Девушка смущённо улыбнулась, посмотрела на часики и заторопилась.
— Всё Петя, бежать пора — с Ингой условилась в кино сходить. А ты сюда заглядывай — Витя говорит, лучше места в городе не найти. Ещё увидимся!
— Увидимся, — эхом произнёс я, и мы разошлись.
Отыскать комендатуру особого труда не составило — всего-то и пришлось, что пару раз поинтересоваться дорогой у постовых. Притомился топать через половину города по солнцепёку, но тоже не слишком сильно. Не такие уж тут были расстояния, чтобы язык на плечо повесить. Если б налегке шагал, без чемодана, то и вовсе не устал бы.
Пока шёл, мысли нет-нет да и возвращались ко Льву. Из всей нашей ячейки с ним на почве взаимной тяги к чтению сошёлся теснее всего, потому и принял близко к сердцу неприятности товарища. У самого-то вроде всё налаживаться начало, а при одной мысли, что мог оказаться заперт в четырёх стенах, аж морозом по коже продрало.
Повышенная чувствительность к сверхэнергии — это лечится вообще или уже навсегда?
Подумалось, что я со своей ментальной сопротивляемостью вполне могу оказаться подходящим собеседником для Льва, решил при первой же возможности узнать, где его держат, вот только, когда эта самая возможность подвернётся, было совершенно непонятно.
По возвращении в комендатуру я первым делом отправился в общежитие и к своему немалому облегчению оказался заселён не в общую казарму, а в небольшую комнату. Две койки, две тумбочки, широкий шкаф, узкий стол. Удобства на этаже, баня с летним душем — во дворе.
Красота!
Заселился я первым, поэтому выбрал кровать и выложил документы на тумбочку рядом с ней, туда же бросил значок февральского союза молодёжи. Откинул крышку чемодана, достал банку зубного порошка и щётку, сходил в туалет.
Потом двинулся на вещевой склад. Непотраченные подъёмные в комнате, пусть та и запиралась на ключ, оставлять не стал, сунул в нагрудный карман рубашки; чемодан и пакет со старой одеждой задвинул под кровать.
На складе ожидал приятный сюрприз. Помимо серой кепи с длинным козырьком и панамы, нашивок, кожаного ремня, пары ботинок и двух комплектов летней формы — серовато-стальной городской и защитного цвета полевой, — мне вручили кусок мыла, полотенце, несколько наборов нижнего белья и носков, спортивное трико, майку и кеды. А потом одутловатый кладовщик сверился со списком и поразил до глубины души, выложив на прилавок помимо мотоциклетных очков, краг, танкового шлема и синего комбинезона, ещё и короткий плащ из толстой кожи, куда более тонкой выделки кожаные же штаны и яловые сапоги с материей на портянки.
— Это всё мне? — не сдержался я.
— Ну не мне же! Кто из нас мотоциклист?
Я в некотором обалдении собрал это богатство и потащил в общежитие. Точную стоимость экипировки назвать затруднялся, но нисколько не сомневался, что в обычном магазине за аналогичный набор пришлось бы выложить никак не меньше тысячи, а то и двух.
В комнате сразу бросил вещи на кровать, натянул сапоги с короткими голенищами и с облегчением убедился, что с размером кладовщик не напутал, те не жмут и не болтаются. Штаны тоже неприятных неожиданностей не преподнесли — были умеренно шире нужного в поясе и чуть короче требуемого, но особой роли это не играло.
Сверху я накинул кожаный плащ и пожалел об отсутствии ростового зеркала — вот бы посмотреть на себя со стороны!
До колен кожаные полы не доходили и движений не стесняли, разве что в плечах мотоциклетное одеяние оказалось шире нужного, ну а в остальном — хоть прямо сейчас беги фотографироваться, чтобы домой снимок послать.
Распахнулась дверь, и в комнату без стука вошёл нагруженный комплектом вроде моего румяный светловолосый парень — среднего роста, но крепкий, с круглым лицом и носом-картошкой.
— О! Так ты мой второй номер? — расплылся он в широкой улыбке, кинул вещи на свободную кровать и протянул руку. — Василь!
— Пётр, — представился я в ответ, пожал широкую ладонь и счёл нужным в свою очередь спросить: — Так это тебя возить придётся?
Уж не знаю, послышались мне снисходительные нотки до того или нет, но тут Василь рассмеялся совершенно искренне.
— Ага, меня!
Кожаного плаща пулемётчику не дали, выделили куртку короче и заметно проще, а остальной комплект урезали до очков и шлема.
Я начал раздеваться, собираясь убрать верхнюю одежду в шкаф, и тут румяная физиономия моего соседа по комнате как-то разом растеряла своё добродушное выражение.
— Ну хоть не пёс… — проворчал он и демонстративно кинул на свою тумбочку треугольный отрез зелёной ткани, которую повязывали в качестве галстука скауты.
Раньше я бы точно смолчал, а тут не удержался и в тон ему протянул:
— Ну хоть не легионер! — Подумал и добавил: — Главное, не реваншист…
Как видно, Василь любил «Правый легион» и монархистов не больше моего, поскольку тут же вновь протянул руку:
— И то верно! Сработаемся!
Я в этом так уж уверен не был, но на рукопожатие ответил. Мы разобрали вещи, начали возиться с шевронами и нашивками. В этом Василь понимал больше и помог определить правильные места, зато у меня в чемодане отыскалась катушка ниток и пара иголок. Пока пришил на шевроны букву «К», обозначавшую нашу принадлежность к курсантам, все пальцы себе исколол. Потом ещё и воротнички подшивать пришлось. Ладно хоть гимнастёрки с коротким рукавом, подворотничками всё и ограничилось.
— Так ты, значит, идейный, — спросил меня Василь, откусывая нитку.
— А ты будто нет?
— Скаутское движение — вне политики!
Я криво ухмыльнулся, но продолжить дискуссию помешала толчком распахнувшаяся дверь.
— Построение через пять минут, форма одежды спортивная!
Только обернулся, а в дверном проёме уже никого, лишь донеслась та же самая команда от следующей комнаты. Переглянулись с соседом, переоделись в трико и майки, зашнуровали кеды, спустились во двор.
Набралось нас в учебном отделении пятнадцать человек, десять парней и пять девушек. Последние на построение явились в обтягивающих купальниках и шароварах, вроде тех, что используют на некоторых снарядах спортивные гимнасты. Посмотреть было на что, но и своих будущих сослуживцев мужского пола я вниманием тоже не обделил. Сразу приметил детину, которого приложил комендант учебного центра, и парочку пролетариев, приехавших сюда со мной на одном грузовике. Больше знакомых лиц на глаза на попалось.
— Стройся!
Команда застала врасплох, но как-то изобразили подобие шеренги: мальчики отдельно, девочки отдельно, будто на уроке физкультуры.
Плотный и крепкий мужчина лет двадцати пяти, серую форму которого отмечали шевроны с единственной широкой нашивкой, оглядел нас и подсказал:
— По росту, оболтусы! — а когда после недолгой суеты его распоряжение оказалось исполнено, уже негромко бросил: — Равнясь! Смирно!
Выполнение этих команд тоже прошло не вполне гладко, но как-то справились, тогда послышалось долгожданное:
— Вольно!
Крепыш нас придирчиво оглядел и наконец-то представился.
— Я — командир учебного отделения, — он постучал пальцем по широкой поперечной нашивке на шевроне, прежде чем продолжить, — старшина Дыба. Это и фамилия, и образ действия по отношению к отстающим и нарушителям устава — зарубите себе на носу!
На крупном, покрытом мелкими серыми оспинами лице не отразилось ни тени улыбки, в строю промолчали.
— Мы в отдельном научном корпусе не приветствуем старорежимных порядков, поэтому обращайтесь ко мне «господин старшина». Ну а теперь что касается вас…
Подсознательно я ожидал требования рассчитаться на первый-второй, но вместо этого началась перекличка. Фамилия моего соседа по комнате оказалась Короста, больше из первой половины списка не запомнил никого. А вот меня запомнили, пожалуй, все. Просто старшина вдруг уточнил:
— Линь — это как рыба?
— Линь — это как трос, — поправил я его и, спохватившись, добавил: — Господин старшина…
Командир отделения мрачно глянул на меня и вновь уставился в листок, вроде бы даже озадаченно хмыкнул, прежде чем озвучить следующую фамилию:
— Фёдор Маленский!
— Здесь! — отозвался лохматый парень, хмурой физиономией и ломаным носом напоминавший скорее разбойника с большой дороги, нежели представителя одного из дворянских семейств.
Но очень уж фамилия характерная, тут не ошибёшься — точно из бывших. Не сам он, конечно, а предки. Сам-то уже после революции родился.
Пристальным взглядам сослуживцев Фёдор нисколько не смутился и продолжил смотреть на старшину, а тот не стал ничего спрашивать и перешёл к следующему из списка.
По завершению переклички началась разминка с поворотами корпуса, наклонами и прыжками, затем перешли к силовым упражнениям на брусьях и турнике.
После зарядки в распределительном центре мышцы у меня уже не ломило, семь раз подтянулся и двадцать раз отжался без особого труда. С остальным тоже особых сложностей не возникло, вспотел, но и только. Увы, на этом ничего не закончилось, и нас без промедления отправили на второй круг.
Кое-как выдюжил и на этот раз, но руки дрожали, а дыхание сбилось и пот лил уже ручьём, поэтому с выполнением очередной команды я непозволительно замешкался. На самом деле замешкался вовсе не я один, но для разговора по душам старшина выбрал почему-то именно меня.
Он присел рядом на корточки и участливо спросил:
— Устал?
Я кивнул.
— Больше не можешь?
Я помотал головой из стороны в сторону.
— Сочувствую, — вздохнул Дыба. — Но ты же совсем взрослый, усы растут, должен понимать, что для каждого человека своя шкура ближе к телу. У тебя недобор массы тела, и комиссар пообещал с меня шкуру спустить, если из тебя человека не сделаю. Может, ещё и спустит, но до того ты пожалеешь, что на свет родился. Бегом!
От крика зазвенело в ушах, я соскочил с песка и поспешил к турнику, Руки наотрез отказывались сгибаться, но каким-то запредельным усилием воли сумел подтянуть к перекладине подбородок должное количество раз. После отжиманий долго валялся на земле, а с брусьев упал, а не соскочил, но зато выполнил норму.
Третий подход оказался последним, дальше нам дали пять минут отдохнуть и погнали на кросс. Девушки бежали полтора километра, юноши три и под конец дистанции звенело в ушах, а глаза заливал горячий пот, уже почти не понимал, что происходит, просто механически переставлял ноги. И даже так прибежал в первой тройке, тут лёгкий вес сыграл в плюс, самым крепко сбитым курсантам пришлось куда как хуже. Ещё и жара…
Ладно хоть потом отправили в летний душ. Зашёл туда прямо в майке и трико — они в любом случае насквозь промокли от пота. Немного полегчало, но от посещения столовой не отказался лишь из желания напиться горячего чаю. А так бы даже на ужин не пошёл.
День выдался — насыщенней не придумаешь.
