Глава 5.1
Утренняя зарядка далась всем на удивление легко — не иначе, сказались полтора дня отдыха. От Дыбы сей факт не укрылся, и на беге с препятствиями он загонял отделение до головокружения и серых точек перед глазами. Не особо утешил даже тот факт, что остальным пришлось даже хуже моего, а лицо Бори Остроуха и вовсе сравнялось цветом с варёной свёклой.
— Хорошо бегаешь, задохлик, — выдал он, сплюнув под ноги длинную струйку слюны. — Теперь сможешь от хулиганов ноги унести!
Шутка была так себе, но кто-то захихикал, захотелось ухватить сослуживца за волосы и со всего маху шибануть коленом в челюсть. Отвернулся, промолчал.
Может, и зря, но не устраивать же драку!
Интересно, на рукопашном бое меня снова с Борей в пару поставят?
Я поймал себя на мысли, что вовсе не против такого развития событий, и мотнул головой, прогоняя дурной азарт. Вот ещё только очередного конфликта для полного счастья не хватает!
В училище поджидал сюрприз: после занятий на генераторах наше отделение вновь навестил лектор — тот самый, который читал вводный курс по управлению сверхэнергией.
— Поздравляю с успешной сдачей первого зачёта! — объявил похмельного вида господин и с благодарностью кивнул Савелию Никитичу, приняв у того стакан с водой. — Вы как минимум небезнадёжны, а это уже немало. — Он сделал несколько длинных глотков и продолжил: — Тот, кто не спал на моих лекциях, знает, что операторы сверхэнергии — не проводники в чистом виде, а, скорее, преобразователи. Сама по себе сверхсила никак себя не проявляет, ваши выплески — лишь разновидность ударной волны. Отсюда проблемы с управляемостью и быстрое угасание импульса.
— Да всё нормально управляется, если руки прямые! — заявил Борис Остроух, кинув на меня презрительный взгляд, но никто не обратил на эту едкую реплику никакого внимания.
Пропустил её мимо ушей и лектор.
— Если не брать в расчёт построение энергетических конструкций, оптимальная возможность оперирования сверхсилой заключается в её трансформация в иной вид энергии, — заявил он, поднял руку, и меж пальцев сверкнула искра. — Эталонным и наиболее простым преобразованием считается генерация электричества. Именно по этому параметру рассчитывается мощность оператора. Выработка иных видов энергии, если не брать в расчёт некие индивидуальные предрасположенности, всегда имеет более низкий КПД. Опять же, не стоит забывать об энтропии!
С раскрытой ладони лектора к потолку взвился длинный язык пламени, который миг спустя опал и погас.
— Энергия имеет свойство рассеиваться. Именно поэтому вас и не учат швыряться огненными шарами. Работа с тепловым излучением — удел предрасположенных к этому пирокинетиков.
— Да нас вообще ничему не учат, — раздражённо шепнул мне Василь.
— Помимо электрической и тепловой энергии можно упомянуть световое излучение. — Фигура преподавателя замерцала, а потом медленно растворилась в воздухе, оставив после себя лишь едва заметную рябь. — Да-да! Оптические иллюзии проходят именно по этому разделу.
Лектор вновь появился на прежнем месте.
— Радиоизлучение, давление, звуковые волны и даже гравитация — при желании сможете специализироваться и на работе с ними, но обычно подобного рода практики используются лишь на этапе обучения для отработки комплексных навыков контроля сверхсилы. К примеру, на этой вы неделе начнёте изучать оперирование кинетической энергией.
— А как же молнии? — возмутилась Маша Медник. — Мы тоже хотим…
Под раздражённым взглядом преподавателя она осеклась и замолчала, но присутствия духа не потеряла и глаз в сторону не отвела.
— Работа с электричеством не научит вас ничему новому и не расширит диапазон доступных возможностей! — отрезал лектор. — Что касается молний — по завершении базового курса сможете создавать их по щелчку пальца. Если, конечно, осилите учебник физики. — Он похлопал в ладоши. — А теперь шагом марш в кинозал! У меня голова взорвётся вам базовые принципы работы с кинетической энергией объяснять!
Такое развитие событий меня нисколько не порадовало, вслед за остальными на выход я не пошёл.
— Вам отдельное приглашение требуется, молодой человек? — нахмурился преподаватель.
— Пусть его! — махнул рукой Савелий Никитич. — Почти эталонный абсолют, нечего ему в кинозале делать.
Лектор только руками развёл.
— Тут я бессилен.
— Иди! — указал мне Савелий Никитич на одну из дверей. — Попробуй сам с тренажёром разобраться. Будут вопросы — обращайся.
Ну, я и пошёл. В соседнем помещении вдоль дальней стенки рядком выстроились странного вида агрегаты, будто поставленные набок печатные машинки, только куда более массивные. Крупные бакелитовые клавиши располагались почти впритирку друг другу, у каждого аппарата их было по сотне — квадратом десять на десять.
Савелий Никитич заглянул следом и подсказал:
— Начинай с пары метров. Базовых упражнений два: пытаешься утопить один конкретный стержень или все разом. После каждой попытки сбрасывай счётчики, в зачёт пойдут три лучших результата.
— И оперируй не давлением, а кинетической энергией! — крикнул ему через плечо лектор, а потом эта парочка закрыла дверь, оставив меня стоять перед тренажёром и пялиться на него, словно баран на новые ворота.
Вот ведь озадачили так озадачили!
Ну да ладно — разберусь. Кинетической энергией обладают движущиеся предметы, значит, кнопкам-клавишам нужно придать ускорение путём соответствующего преобразования и фокусировки сверхэнергии.
Звучит просто, а попробуй — разберись!
Для начала я пошёл самым простым путём и вдавил одну из кнопок, попросту надавив пальцем. Это потребовало вполне ощутимых усилий, а только ослабил нажим, и та под воздействием тугой пружины немедленно вернулась на место. Тогда утопил сразу несколько, как выразился инструктор, стержней и обнаружил, что три смонтированных на крышке агрегата счётчика показывают величину приложенной силы, время воздействия и количество задействованных кнопок.
В общем-то, с процедурой всё было предельно ясно. Оставалось лишь разобраться с преобразованием сверхэнергии.
И вот с этим возникли серьёзные проблемы: примитивный выплеск силы тут не годился, требовалось использовать принципиально иной подход, а я понятия не имел, какой именно. Сверхэнергия упорно не желала переходить в требуемую форму, сколько ни бился, так ничего путного и не вышло.
Хотелось бы сказать, что нашёл решение, только нет — не нашёл. Но когда вернулись сослуживцы, приставать с расспросами не стал, встретил их, сидя на лавочке с видом невозмутимым и немного даже самодовольным.
То была лишь видимость, у самого в душе всё так и кипело. Не овладею новой техникой — и запросто из разряда отстающих перекочую в неперспективные. И никакой двадцать пятый кадр не поможет, на гипноз тоже надежды нет, а как без них уместить в голове премудрости трансформации сверхсилы, просто не представляю.
Подошёл Василь спросил:
— Ты чего с нами не пошёл?
— Да мне не нужно, — отделался я полуправдой. При других обстоятельствах спросил бы совета, а так только и оставалось, что хорошую мину при плохой игре держать.
Да ещё Федя Маленский не смог пройти мимо, прицепился.
— Ну так похвастайся успехами! — попросил он. — Покажи, чего добился!
— Ага, — кивнул я. — Покажу. Только дай немного дух перевести. Умаялся.
Пока пыжился, пытаясь разобраться с преобразованием энергии, натуральным образом взмок, поставить под сомнение заявление об усталости никому и в голову не пришло. Да и не до меня курсантам было: мигом разошлись по тренажёрам, начали разбираться с ними, залязгали железом.
Вложенные в голову с помощью двадцать пятого кадра знания требовалось лишь обкатать на практике, и много времени на это не ушло. Как видно, новый навык оказался не так уж и сложен. А если так — то не перехитрил ли я сам себя? Быть может, решение лежит на поверхности?
Минут десять я следил за курсантами, пытаясь уловить, каким именно образом реагирует пространство на их действия, а потом в голове забрезжило воспоминание о весьма схожей связке «усилие-отклик», которой меня пытались обучить совсем недавно, буквально на днях.
Ну конечно же! Именно таким образом наставник по рукопашному бою учил обезоруживать противника, вырывая из его рук макет меча! Просто там импульс требовалось направить к себе, а не от себя, и был контакт с объектом приложения силы.
Итак, импульс и объект приложения силы.
Мощность.
Работа.
Но в первую очередь — импульс.
Прежде чем успела оставить решимость, я поднялся со скамейки и вышел на двухметровый рубеж. Вдох-выдох и не толчок, но импульс точно в нужную точку пространства.
Тренажёр дрогнул, часть кнопок оказалась вжата, а миг спустя они с лязгом отскочили обратно. На счётчике высветилось число «пятьдесят семь».
— Ну ты дал! — присвистнул Василь. — Чуть аппарат не сковырнул!
— Наш храбрый портняжка семерых мух одним ударом приложил! — рассмеялся Борис.
Я согнулся и упёрся ладонями в колени, пытаясь перевести дух. Голова кружилась, сердце колотилось часто-часто. Но — получилось! Получилось ведь!
— На зачёт нужно одну конкретную выжать, — предупредил Миша Попович, занимавшийся на соседнем тренажёре. — Или ты пытался утопить все разом? Там время учитываться будет.
— Спасибо, — выдохнул я и выпрямился.
У меня получилось, а это главное. Что же до проблем с фокусировкой, то аппараты и у других поначалу от ударов тряслись, приноровлюсь!
Второй подход оказался более точным и взвешенным, на этот раз весь импульс пришёлся на стержни, да и площадь приложения силы уменьшилась до сорока четырёх клавиш. Ну и пошло-поехало!
К моменту, когда нас своим вниманием почтил Савелий Никитич, показавшийся самую малость подвыпившим, данные счётчика на моём тренажёре уже несколько подходов не превышали тридцати. Но вот завести их во второй десяток не получалось, сколько ни прилагал усилий к фокусировке импульса.
Савелий Никитич похлопал в ладоши, привлекая к себе внимание, и объявил:
— А теперь давим! — Для наглядности он сделал характерный жест пятернёй и задерживаться не стал, скрылся за дверью.
— Они там с лектором за воротник закладывают, — сообщил мне Василь. — Представляешь? С утра пораньше квасят! Ещё и одиннадцати нет!
— У меня батя всегда говорил: с утра выпил — весь день свободен! — пошутил Илья Полушка.
— Да он не только говорил! С самого ранья на пару с моим за воротник по воскресеньям и начинал закладывать! — поддержал приятеля Клевец. — И эти туда же. А лектор ещё интеллигента изображает, шляпу носит!
— Ой, да что вы к человеку привязались?! — возмутилась Варя. — Вам-то какое дело?
Тут же разгорелся жаркий спор. Не думаю, что тема так уж задела всех за живое, просто появился повод отвлечься от изматывающих упражнений.
Я в дискуссии участия не принимал, вместо этого обратился к сверхсиле и закрутил её внутри себя, чтобы миг спустя перевести в импульс. На этот раз упор на фокусировку не делал и продавил все сто кнопок, но вот удержал их в таком положении лишь немногим больше секунды.
И даже так оказался результатом удовлетворён, поскольку накрыть всё поле разом сумели только два-три человека из отделения, а показатели секундомера у меня так и вовсе оказались самыми лучшими.
Из класса для практических занятий я выскочил сразу после звонка, рысью выбежал в вестибюль и справился у вахтёра, где принимает консультант института сверхэнергии.
— В очередь становись! — указал усатый дядька куда-то за спину.
Я обернулся и едва не чертыхнулся в голос. К нужному мне кабинету рядком выстроились четверо юношей и одна девушка. Ёлки-палки, если опоздаю на тренировку по рукопашному бою, сержант с меня точно шкуру сдерёт! И не один раз!
Но подошёл и встал молча, не стал пытаться пролезть без очереди. Барышня была слушательницей медицинских курсов, перед ней стояли пограничник и связист, а самыми расторопными оказались представители энергетического училища. Тут попробуешь словчить — точно бока намнут.
К счастью, никто в кабинете надолго не задерживался, все лишь сдавали какие-то листки-анкеты и уже через минуту-две отправлялись восвояси. Я воспрянул духом, но вот меня Альберт Павлович промурыжил никак не меньше четверти часа. Выспрашивал о том, что видел и слышал, о настроениях в среде студентов и кто из них эти настроения определяет, интересовался основными компаниями и кружками. Под конец велел в подробностях изложить всё на бумаге, но не сейчас, а в свободное время, и передать отчёт через капитана Городца.
Покинул я училище я озадаченным донельзя, но поразмыслить о подводных камнях поручения помешала банальная нехватка времени. Пришлось даже отказаться от традиционной покупки пирожков — бежал в расположение даже не трусцой, а в хорошем темпе. Заскочил переодеться и управился с этим делом буквально в пять секунд, но и так безнадёжно опоздал.
Александр Малыш от замечаний воздержался, лишь покачал головой, но ближе к концу тренировки устроил мне спарринг с одним из учеников Анатолия Аркадьевича, и я дал себе зарок на будущее от опозданий воздержаться. Да ещё на сегодняшнем занятии делали упор на низовые удары ногами, в итоге еле ковылял. А сержанта моё состояние нисколько не волновало, от работы с шестом он отказываться не собирался.
— А что скажете насчёт техники открытой руки? — поинтересовался я, просто желая выгадать немного времени на отдых.
— Пустая трата времени, — объявил наставник, заметил промелькнувшее на моём лице недоверие и со вздохом спросил: — Что сказал инструктор по стрелковой подготовке касательно занятий рукопашным боем?
— Пустая трата времени, — ответил я, изрядно смягчив высказывание.
Сержант рассмеялся.
— Рукопашный бой развивает скорость реакции, координацию движений, физическую выносливость, ловкость и умение держать удар. Техника закрытой руки помимо всего прочего способствует более полному контролю сверхэнергии, а вот техника руки открытой — лишь её надстройка, которая начисто проигрывает в эффективности энергетическим конструкциям. Это удел слабосилков и фанатов боевых искусств. — Он подошёл к вкопанным в землю столбам, несильно ударил по прибитой на них доске, и та разлетелась облаком трухи и щепок. — Эффектно, но в твоём случае неэффективно.
— На вводной лекции говорили, будто создание энергетических конструкций не для операторов восьмого-девятого витка, — заметил я, справившись с удивлением.
— Ерунда! Всё у вас с этим в порядке! Виртуозами не станете, но виртуозов и немного на самом деле, — отмахнулся сержант, потом глянул на меня и тяжело вздохнул. — Хочешь поупражняться?
Я закивал, желая не столько опробовать новую технику, сколько избежать очередного избиения шестом.
— Ладно! — махнул рукой Александр Малыш. — Может, тебе и на пользу пойдёт. Но действуй на свой страх и риск, покалечишься — твои проблемы.
— Согласен!
— Согласен он… — без всякого энтузиазма в голосе проворчал сержант и прочёл короткую лекцию, сделав упор на необходимости идеального расчёта времени и контроля вкладываемых в удар джоулей. — Ошибёшься — либо энергия выплеснется слишком рано и толку не будет, либо ускорит движение руки до такой степени, что сломаешь кости. Имеет смысл вторым потоком обеспечивать защиту, но ты пока многослойное оперирование не потянешь, даже не пытайся. Закрывать сверхсилой нужно не только кулак, но и запястье, и локоть. По сути, придётся полностью дублировать энергией мышцы, связки и кости. И ещё один момент — тренировки приведут к выработке соответствующих рефлексов, потом будешь долго переучиваться, чтобы уйти от управления сверхэнергией с помощью жестов. Усёк?
— Усёк. А можно попробовать?
— В другой раз!
В ход пошёл шест, пришлось уворачиваться и блокировать удары. Погасить больше трёх-четырёх замахов подряд никак не получалось; досталось мне в итоге изрядно. Не особо помогла после тренировки даже короткая медитация — на обед едва прихромал.
В столовой постоянно ловил на себе взгляды Феди, Бори и Маши, севших наособицу от остальных, но не могу сказать, будто из-за этого кусок в горло не лез; смолотил всё до последней крошки: и стандартную порцию, и усиленный паёк. И даже тот факт, что эта троица то и дело покатывалась от смеха, определённо потешаясь надо мной, настроения испортить не смог.
Плевать!
После обеда настало время самоподготовки и курсанты оказались предоставлены сами себе, я же потащился на склад. Там Михаил Дмитриевич сразу выставил на стол бидон, а стоило только охладить его содержимое, наполнил две кружки квасом и велел тащить манекен.
— Давай полюбуемся на твоё художество! — заявил прапорщик, потом вздохнул. — Да-а-а! Корявенько…
Я не обиделся, хлебнул холодного кваса и развёл руками.
— Как получилось.
— Плохо получилось! — отрезал кладовщик и достал нож с необычной формы железными упорами. — Это нож разведчика. И это в первую очередь не оружие, а инструмент. А ещё — преимущество. Не слишком большое — примерно как козырная шестёрка, поэтому, если возникнет желание кого-нибудь зарезать, пусть лучше твоему недругу кирпич на голову упадёт. Нож — на самый крайний случай.
Я кивнул и даже не заметил, как прапорщик резко развернулся и воткнул клинок в ногу манекена, чуть ниже паха с внутренней стороны.
— Ну, неуч, какие сосуды были повреждены? Какие последствия повлечёт ранение и как сильно скажется на дееспособности противника?
Да уж — лучше бы с разрисовкой манекена так не спешил. Теперь придётся отдуваться…
Дальше дни полетели, будто листки отрывного календаря, — только успевай отсчитывать. Двадцать пятое, двадцать шестое, двадцать седьмое! И никакого просвета.
С утра брал в оборот Дыба, заставлял рвать то связки в растяжке, то жилы в поднятии всяческих тяжестей. Потом выкладывались, генерируя электричество и пытаясь совладать с кинетической энергией на тренажёрах. Ну а дальше в меня вколачивал премудрости рукопашного боя Александр Малыш. Вколачивал — это в буквальном смысле слова, без дураков; если б не медитации с самоисцелением, точно бы в медсанчасть загремел и как бы ещё не в одну палату с Казимиром.
Ситуация с ним тоже давила на нервы, поскольку выписка злобного урода должна была состояться со дня на день, и ничего хорошего мне это обстоятельство точно не сулило. Но тут уж жалей — не жалей, ничего не изменишь.
Ещё нисколько не радовали походы на склад. Привык считать себя умным и сообразительным, но прапорщик не был доволен никогда и ничем, меня он иначе как неучем и тупицей не называл. Что обидней всего — ругался старый хрыч не просто так, а неизменно по делу. Ударил не туда, не так и не под тем углом. Перепутал название артерий, не сумел вспомнить последствия рассечения тех или иных кровеносных сосудов, значит — туп, глуп, ленив, криворук и слабоумен. В особо запущенных случаях — всё разом.
Подобных эпитетов Михаил Дмитриевич знал превеликое множество и сыпал ими, не повторяясь. Я бы даже плюнул на всё, да только уйти и хлопнуть дверью не было никакой возможности, а перетаскивание неподъёмных ящиков из одного конца склада в другой меня не устраивало куда больше, нежели выслушивание оскорблений. Впрочем, кое-что, по мнению прапорщика, я всё же делал хорошо. Ну да — охлаждать квас с каждым разом получалось всё быстрее и с меньшими усилиями.
Просто перестал вытягивать связанную сверхсилой тепловую энергию из жидкости, а вместо этого приноровился нейтрализовать её прямо в бидоне. Процесс заметно упростился, и я начал управлять им на каком-то подсознательном уровне, что позволило плавно регулировать температуру напитка, не боясь переборщить, выдав десяток лишних килоджоулей. Теперь всегда знал, сколько именно усилий остаётся приложить и когда следует остановиться. Пустячок, а приятно. Вроде как — не совсем безнадёжен.
Ещё некоторые подвижки наметились в обращении с шокером. После инцидента с Казимиром сержант ни к кому в пару назначать меня не стал, вместо этого использовал для демонстрации приёмов работы с дубинкой, а заодно — ударов, захватов и бросков. Усваивался так материал куда лучше, нежели в спаррингах с другими курсантами, только вот Боря невесть с чего возомнил, будто я сам попросил об этом инструктора, лишь бы только не сталкиваться с ним, и просто-таки раздулся от самодовольства.
— Убежал под юбку к мамочке! Ко-ко-ко!
Если б тут же не скалил зубы Федя Маленский, точно врезал бы уроду, а так не стал на неприятности нарываться. Пусть брешет, не угомонится — рано или поздно своё получит. Неприкосновенным дружба с заместителем командира отделения его вовсе не делала.
Как по секрету рассказал Василь, в прошлое воскресенье Боря вознамерился подкатить с ухаживаниями к одной из сестёр-двойняшек, и приятели-«псы» крепко намяли ему бока, но втихую, так сказать — кулуарно. И Федя спустил им это — видно, побоялся связываться с местной ячейкой пролетарского совета.
— Боря потому так выписки Казимира и ждёт, — пояснил сосед по комнате. — Думает с «псами» поквитаться.
— А что там с выпиской? — поинтересовался я, невольно передёрнув плечами
— Раньше воскресенья точно не отпустят. Слышал, Казик уже на стены лезет от безделья. Ещё немного — и на луну выть начнёт. Ты поаккуратней с ним.
Я ничего не сказал. Да и что тут можно было сказать? Если Казимир не внемлет голосу разума и решит поквитаться, мне придётся лихо. Федя точно в стороне останется, а вот у Бори на это мозгов не хватит. И против этой парочки даже заточка не поможет — если только первому бить и наповал.
Но «первым и наповал» — сулит такие проблемы, что от одних мыслей о них мошонка съёживается и в низу живота словно кусок льда ворочаться начинает.
Решением проблемы мог стать прорыв в управлении сверхэнергией, но вот в этом плане как раз никакого прогресса и не было — тут банально упёрся в потолок возможностей. Нормально сфокусировать импульс попросту не получалось — даже с минимальной дистанции тот накрывал никак не меньше двух десятков штырей. При этом Федя, Миша и Василь уже вполне уверенно работали по конкретным позициям с расстояния в пять-десять метров.
Утопить все кнопки на сколь бы то ни было продолжительное время тоже не выходило. Накопив побольше силы и выплеснув всю её разом, я буквально вбивал их в тренажёр, но вот зафиксировать в таком положении уже не мог. Мощность вполне позволяла провернуть такой трюк, проблемы возникали на стадии преобразования сверхэнергии в обычную кинетическую — входящий поток никак не удавалось должным образом обработать, нарушалась стабильность трансформации, штыри начинали гулять, и очень быстро ситуация выходила из-под контроля.
Что обидней всего — двойняшки Фая и Рая хоть и не особо преуспели в точной фокусировке, зато без всякого труда удерживали вжатыми все кнопки любое требуемое время. Остальные в этом плане от них серьёзно отставали, но постепенно набивали руку, а вот я застрял.
Разумеется, сослуживцам вложили все необходимые знания с помощью двадцать пятого кадра, и теперь они просто нарабатывали навыки, а мне приходилось разбираться во всём самому, но это как-то даже особо не утешало.
Не приходилось удивляться тому, что нет-нет да и закрадывались мысли о собственной бездарности, единственной отдушиной были выезды на стрельбище да ежевечерние чаепития с Василем и Варей. Пусть с переходом на усиленное питание в столовой голод меня особо не донимал, приятно было смолотить в компании товарищей по мотоциклетной команде упаковку печенья или кулёк драже и просто посидеть рядом, не принимая участия в разговоре.
Такой вот кусочек нормальной жизни.
После я оставлял Василя с Варей прибираться, а сам шёл на спортивную площадку отрабатывать на досках технику закрытой руки. Ещё бил с выплеском сверхсилы. Тут сложнее всего оказалось даже не синхронизировать физическое и мысленное усилия, а верно дозировать энергию. Обычно перебарщивал, и тогда доски разлетались на щепки, боль пронзала руку от запястья и до плеча. Несколько раз и вовсе чуть не выбил костяшки, запоздав с выплеском сверхсилы и до предела усилив за счёт этого удар. Но упражнений не оставлял, пытался, пытался и пытался отработать технику открытой руки. Вроде бы даже контроль энергии понемногу улучшался, но это не точно.
Помимо меня на спортивной площадке неизменно околачивался Матвей Пахота. Я по его примеру тоже стал завершать тренировки отработкой обычных ударов без задействования сверхэнергии на боксёрских грушах.
— Голова постоянно болит, — пожаловался здоровяк, когда мы присели на скамейку немного отдохнуть. — Глаза закрою, а там кино крутят. И не уснуть, пока приёмы не разберу.
— Кошмар.
— Не то слово! — тяжко вздохнул Матвей. — Ещё всякие книжки читать заставляют. Уставы и порядки. Я в жизни столько не читал! А мне говорят: ты теперь в штурмовом взводе, отрабатывай повышенное довольствие!
— Ну если повышенное…
— Да знал бы наперёд — в трактористы бы пошёл! — с нескрываемой злостью высказался громила. — Выспаться толком не получается, глаза закрою, а мне кино показывают, как людей калечить. Говорил уже, да? Ну вот заговариваться начинаю!
Невольно подумалось, так ли плохо, что сам невосприимчив к методике двадцать пятого кадра, именно поэтому на следующую реплику собеседника кивнул совершенно автоматически. А зря.
— Здорово! — обрадовался Матвей и вскочил на ноги. — У меня этот приём никак из головы не идёт, будто гвоздь в темечко вбили! До утренней тренировки точно не дотерплю! Череп треснет!
Тут-то я и сообразил, что совершил опрометчивую глупость, но пойти на попятную не решился, встал со скамейки и предупредил:
— Ты только силу контролируй…
— Ага!
Матвей расплылся в столь воодушевлённой улыбке, что сделалось не по себе и захотелось бежать отсюда без оглядки, только я не побежал — сначала полетел, затем покатился. Но в чём в чём, а в умении правильно падать я демонстрировал невиданные успехи, не расшибся и даже не оцарапался, уверенно поднялся на ноги. Правда, так и не понял, какой именно приём провёл мой оппонент.
— Ещё разок? — предложил он.
— Ну давай попробуем, — без всякой охоты согласился я.
Так с тех пор и повелось. Традиционно минут десять-пятнадцать под конец тренировки тратили на отработку приёмов, а завершал всё короткий спарринг, в котором меня не слишком сильно, зато предельно технично валяли по спортивной площадке. Едва ли от этих упражнений была хоть какая-то польза, но во время схваток в кровь выплёскивалось столько адреналина, что после я просто падал на кровать и засыпал как убитый, а не ворочался и не мучился ненужными сомнениями и переживаниями.
Это дорогого стоило.
Прорыв случился в пятницу. В пятницу вообще много всего случилось, но — обо всём по порядку.
Тон дню задал старшина. На утреннем построении он оглядел нестройную шеренгу курсантов и объявил:
— В связи с выдающимися успехами в учёбе Михаилу Поповичу и Василю Коросте присваивается очередное воинское звание — ефрейтор. Последний также назначается командиром мотоциклетной команды в составе курсантов Петра Линя и Варвары Клин.
И вот тут мне стало обидно, как никогда.
Ну почему? Почему Василь, а не я? Чем я хуже него?
Невольно на глазах выступили слёзы, и пришлось часто-часто заморгать в надежде, что никто не успел их заметить. Ладно хоть ещё всеобщее внимание привлекла к себе Маша Медник.
— А ефрейторами назначают только мальчиков, да? — поинтересовалась она с непосредственностью кисейной барышни.
Уж не знаю, сказались ли надутые губки и плаксивый тон вкупе с неуставным обращением, или Дыба просто встал не с той ноги, но он враз побагровел и во всю глотку гаркнул:
— Ма-а-алчать! Наряд за болтовню в строю!
Девушка растерянно захлопала длинными ресницами.
— Я же просто…
— Два наряда!
До Маши дошло, что её женское обаяние дало сбой, она поджала губы, но сразу совладала с собой и отчеканила:
— Есть два наряда!
Старшина шумно выдохнул, покрутил из стороны в сторону мощной шеей и распорядился:
— Ефрейтор Маленский, проконтролировать, чтобы к отбою уборные в корпусе были отдраены до блеска!
Фёдор и не подумал вступаться за пассию, вытянулся по струнке и гаркнул:
— Будет исполнено, господин старшина!
Лицо Дыбы понемногу перестало напоминать цветом спелый помидор, и командир отделения махнул рукой.
— К разминке приступить!
Ну а дальше сказалось моё разочарование. Ушёл в себя и на забеге пропустил подножку от Бори Остроуха. Просто никак не ожидал от него подобной пакости и, вопреки обыкновению, не успел сгруппироваться и погасить скорость перекатом через плечо, а плюхнулся плашмя, ободрал запястье и локоть.
Вскочил, рванул вдогонку за обидчиком, но только ухватил его за руку и гаркнул:
— Совсем охренел?! — как понял, что совершил ошибку, проделав это на глазах у старшины.
— Отставить! — коротко рыкнул Дыба и потребовал объяснений: — Что опять стряслось? Линь, отвечай!
— Он мне подножку поставил, — сказал я, чувствуя себя глупее некуда.
Имелось большое желание промолчать, но с Дыбой шутки плохи — если взбесится, может и без увольнения оставить, нарядом вне очереди не ограничится.
— Господин старшина! Это ложь! — немедленно вступился за приятеля Фёдор Маленский, который, как обычно, финишировал первым. — Курсант Линь сам упал, я видел!
Дыба недобро улыбнулся и объявил:
— По дополнительному кругу обоим! Бегом марш!
Боря не сдержался и спросил, рискуя нарваться на дополнительное наказание:
— За что, господин старшина?
— В следующий раз повода давать не будешь. Бегом, кому сказано!
Ну, мы и побежали. На тот момент я опережал Борю на круг и оказался сбит с ног на финишной прямой, так что в первую очередь наказал старшина именно толстозадого урода, вот только справедливым такое решение мне отнюдь не показалось. А из-за беспардонного вранья Феди и вовсе откровенно потряхивало.
Но ситуацию счёл неприемлемой отнюдь не только я. Уже перед столовой заместитель командира отделения поднял руку и объявил:
— Минуту внимания! Объявляю товарищеский суд из-за недопустимого поведения Линя!
Я откровенно растерялся, а вот Варя за словом в карман не полезла.
— Устав почитай! — посоветовала она Феде. — Какой ещё товарищеский суд?
И уж не знаю, вступился бы за меня Василь или промолчал, но тут счёл нужным высказаться и он.
— С остальными что хочешь устраивай, а мою, — упор оказался сделан именно на этом слове, — мотокоманду не трожь!
Маленский презрительно скривился и, повысив голос, заявил:
— Выношу на голосование вопрос о бойкоте! Кто за — поднимите руки! — И сам первым проделал это, подавая пример остальным.
Проголосуют курсанты единогласно или кто-нибудь воздержится, я смотреть не стал — вслед за Василем и Варей вошёл в столовую, нисколько не сомневаясь в итоге подсчёта голосов. Дураков нет долгие прения перед завтраком устраивать.
Что же касается меня — плевать. Я так и так ни с кем из сослуживцев не общался, пусть хоть забойкотируются. А Полушке и Клевцу ещё и под шкуру залезу, попеняю за конформизм и соглашательство. Тоже мне, пролетарии! Какой-то барчук на раз-два под себя подмял.
Немудрено, что в училище я пришёл заведённым донельзя и на генераторах сходу взял рекордную для себя планку в двадцать восемь киловатт, что составляло немногим больше шестидесяти процентов от пика румба. Но и тут не обошлось без ложки дёгтя — совершенно неожиданно для всех и в том числе для себя самой достигла потолка в развитии Варя.
И пусть предел первого румба девятого витка превышал мой текущий уровень лишь на четверть, значение имел сам факт того, что я столь быстрым продвижением похвастаться отнюдь не мог.
Да ещё Маша Медник всплеснула руками и выдала елейную улыбочку.
— Ой, Варя, как я завидую! Тебе теперь и залететь не страшно!
Варвара покраснела почище варёной свеклы.
— А ты ноги перед Федей пореже раздвигай, и бояться не придётся! — не сдержалась она, и только общими усилиями удалось растащить уже вознамерившихся выцарапать друг дружке глаза барышень. Сверхсилы сверхсилами, а ногтями по лицу пройтись — это святое.
И вроде меня это происшествие никак не коснулось, но и на пользу душевному равновесию оно точно не пошло. Спустился в подвал, вполуха прослушал лекцию о защите от выплеска сверхсилы путём изменения его вектора дополнительным импульсом, а затем прошёл в соседнее помещение, глянул на тренажёр и сразу понял, что на тонкую работу с кнопками сейчас попросту не способен. Вот долбануть со всей мочи — это да, и пусть аппарат с одного удара не сковырну, толку от такой тренировки точно не будет.
Требовалось срочно успокоиться и взять эмоции под контроль, и я размеренно задышал и постарался отрешиться от лязга агрегатов, мерцания лампочек под потолком, шороха и покалывания разрядов статического электричества, радостных и огорчённых возгласов сослуживцев. Ну и отрешился в итоге.
Почти.
— Эй, Линь! Ты уснул, что ли? — окликнул меня Федя Маленский.
Я выставил в его сторону руку и напомнил:
— Бойкот!
Уж не знаю, сработало ли это напоминание или заместитель командира отделения попросту опешил от такой наглости, но дальше отвлекать он меня не стал. А я вогнал себя в медитативный транс, обрёл истинное равновесие центра мироздания, прикоснулся к сверхэнергии и потянул её в себя. Ничего не предпринимал, только тянул и тянул.
Вышел на свой нынешний предел в тридцать секунд, и переполнившая меня сила уплотнилась, стала неподатливой и какой-то даже вязкой, размеренное вращение внутреннего маховика сделалось прерывисто-неровным. Теперь приходилось не только обеспечивать стабильность входящего канала, но и удерживать заряд внутри себя. Дабы хоть как-то упростить задачу, я начал уже привычным образом разгонять энергию равномерно по всему телу, и сразу стало легче дышать. Секунд на десять — так уж точно.
Ну а потом вернулось прежнее давление, и я ощутил нешуточный дискомфорт, меня словно растягивали, но не в физическом плане бытия, а в его нематериальном измерении. Вновь провернул трюк со стабилизацией и равномерным разгоном сверхсилы по организму, и вновь он сработал, только теперь эффект оказался не столь выраженным, а третий подход и вовсе облегчения не принёс. Каким-то интуитивным чутьём ощутил — это предел.
И тогда я мало-помалу принялся стравливать из себя излишки, как и при попытках самоисцеления: равномерно, практически через поры кожи, чтобы, не дай бог, не нарушить однородность наполнявшей меня энергии — сконцентрированной и стабилизированной, насколько вообще мог ей такое состояние придать.
Теперь не было нужды работать напрямую с неподатливым входящим потоком и обрабатывать сверхсилу на лету. Теперь она переполняла меня и при этом продолжала беспрестанно прибывать, и так же беспрестанно сбрасывались излишки вовне. Оставалось лишь выдерживать правильный баланс для сохранения оптимальной плотности, которая позволяла даже человеку с моей аховой восприимчивостью получать требуемый эффект элементарным усилием воли.
Я коснулся резерва, перегнал ставшую податливой энергию в импульс и мягким, точно рассчитанным усилием вдавил все поршни до упора, да там их и зафиксировал. На это ушла лишь малая толика внутреннего заряда, потраченные сверхджоули немедленно восполнились, и возобновился отток, лишь чуть менее интенсивный, нежели прежде.
По факту, не изобрёл ничего нового, просто собрал воедино уже отработанные до того элементы разных техник, а в результате получил нечто отличное от всего, что практиковал прежде. Единственным не слишком приятным эффектом стал лёгкий внутренний жар, но обошлось без болезненных ощущений, просто пробил пот. Такое впечатление — где-то в груди начал теплиться затравочный язычок газовой горелки, а только понадобится усилить нажим, и полыхнёт пламя, пережжёт энергию, перегонит её в новую форму.
Я простоял так, наверное, с минуту, прежде чем подошёл Савелий Никитич.
— Освободи периметр, — попросил он, и выполнить это распоряжение оказалось на удивление легко, только сместил внимание, и вдавленным остался квадрат девять на девять.
Дальше последовали новые указания вроде работы с конкретными кнопками, а какие-то из них даже требовалось утопить лишь до середины, а не до упора, но справился. Пришлось помогать себе жестами, а внутри пекло всё сильнее, но зато инструктору поставить меня в тупик так и не удалось.
Какое-то время он задумчиво шевелил губами, затем будто что-то сообразил и нацепил на нос очки, а точнее — конструкцию из полудюжины линз, некоторые из которых перекрывали сразу оба окуляра. Немного повращав стёкла для более точной подстройки, Савелий Никитич озадаченно хмыкнул и спросил:
— Сам придумал или подсказал кто?
— Сам! — гордо признался я.
— Туши печь, пойдём поговорим.
Я развеял созданный собственной волей маховик, и приток сверхэнергии тут же сошёл на нет, а стоило лишь расслабиться, и понемногу начал рассеиваться и внутренний запас. Жаль. Под тысячу килоджоулей — не такие уж и крохи, кое на что сгодились бы и они.
Савелий Никитич завёл меня в свою каморку, уселся на табурет, указал на другой.
— Как ты знаешь, преобразование сверхсилы в разные виды энергии идёт с различной эффективностью. Стандарт — генерация электричества, его коэффициент полезного действия принят за единицу, во всех остальных случаях он ниже. Но! У некоторых операторов имеются индивидуальные склонности. Пирокинетикам проще работать с теплом, при левитации идёт управление гравитацией, при телекинезе — кинетической энергией. Понимаешь, к чему я веду?
Я покачал головой.
— Не вполне.
— Ты задействовал технику алхимической печи для перегонки сверхсилы в некое нейтральное состояние, легко принимающее любые формы. По сути, усложнил процесс, введя дополнительную стадию переработки, что заведомо понижает коэффициент полезного действия. Алхимическую печь начинают практиковать уже в институте после освоения всех отдельных трансформационных процессов и отработки техники вхождения в резонанс. Да и назначение у неё несколько иное.
После этих слов у меня забрезжила догадка, к чему затеян этот разговор, и она мне категорически не понравилась.
— Сейчас вы учитесь управлять кинетической энергией, — напрямую заявил инструктор. — Именно кинетической. Напрямую. Понимаешь?
— Зачёта мне не видать, — произнёс я с тяжёлым вздохом.
Савелий Никитич кивнул.
— Мы ведь не только выявляем индивидуальные наклонности операторов, — пояснил он, — но и закладываем базовые принципы создания энергетических конструкций. И если ты не освоишь этот блок, то в дальнейшем не сможешь полноценно применять целый спектр навыков. Поэтому — иди и работай. Принцип ты понял, дальше будет проще.
Но проще не стало. Да — теперь на некоем интуитивном уровне представлял, как именно следует формировать импульс для достижения того или иного результата, но вот обработка входящего потока с трансформацией энергии в кинетическую на лету давалась с превеликим трудом. Эти навыки требовали столь длительной и тщательной шлифовки, что при одной только мысли об этом становилось нехорошо. Тут неделей никак не обойтись…
