Глава 3
Вырубленный электрическим разрядом Казимир распластался на земле, не подавая признаков жизни, и я растерялся, застыл на месте соляным столбом.
Инструктор вмиг оказался рядом, нащупал пульс и рявкнул:
— Ефрейтор, бегом в медсанчасть!
Федя даже не попытался никому это задание перепоручить, до того оказался ошеломлён случившимся, и сорвался с места, будто ужаленный. Сержант оглядел сгрудившихся вокруг курсантов и рыкнул:
— Вернуться к занятиям! — А после мимолётной заминки предупредил: — Шокеры не активировать!
Он выдернул из моей руки дубинку и оттянул заляпанную грязью пломбу, желая убедиться в её сохранности. Пробурчал что-то неразборчивое себе под нос и двинулся навстречу бежавшим к площадке медбратьям.
— Забирайте его!
Казимир к этому времени уже очнулся и даже начал ворочаться, его переложили на носилки и зафиксировали парой ремней. У меня тогда от сердца немного отлегло. Вроде, обошлось…
Остаток тренировки просидел на скамейке. На меня косились, но с обвинениями никто не лез, даже Федя с Борей. Они точно в случайность не поверили, но предпочли отмолчаться.
Дальше инструктор поручил мне отнести дубинки на склад, а вот испорченную не доверил, придержал её у себя и сдал кладовщику с рук на руки.
— Гляньте, Михаил Дмитриевич, — попросил он, рассказав о происшествии. — Придётся объяснительную писать, без официального заключения не обойтись.
Прапорщик обтёр рукоять дубинки ветошью, цокнул языком.
— Да что тут смотреть? Уронили в лужу, а тут щель, внутрь вода попала, ещё и грязь набилась, вот и перемкнуло контакты. Случайное совпадение погодных условий и криворукости курсантов.
— Заключение дадите?
— И охота только тебе эту бумажную волокиту разводить? Да это вообще не моё дело! Создавайте комиссию, назначайте ответственных…
Кладовщику определённо не хотелось копаться в потрохах трансформатора, но порадоваться такому его настрою я толком даже не успел.
— Так её чистить теперь или сразу на списание? — спросил сержант, и Михаил Дмитриевич явственно поскучнел.
— Ладно, гляну, — пообещал он без всякого воодушевления и попросил: — Мальца оставь, с ним заключение передам.
Александр Малыш глянул сверху вниз.
— Отсюда — сразу ко мне. Понял?
Я молча кивнул, но тут же поправился.
— Так точно!
— Иди-иди, Сашка! — отпустил сержанта кладовщик. — Никуда он не денется.
После прапорщик внимательно изучил пломбу, затем отложил увеличительное стекло и нацепил на переносицу пенсне.
— Ну-с, посмотрим.
Когда кусачки перекусили проволоку, по спине побежал холодок, и я понял, что осуществлённый мною план на деле далеко не столь идеален, каким представлялся поначалу. И ведь назад уже ничего не отыграть…
Грязи под крышкой оказалось не так уж и много, Михаил Дмитриевич взял щёточку и неожиданно уверенными движениями для человека, весь день напролёт дующего пиво, вычистил её на бумажный лист. Затем сунул внутрь пинцет и выудил комочек скомканной золотинки, оплавленный и вроде бы даже обгоревший.
— Знаешь, что это? — обратился он ко мне.
— Какой-то мусор? — высказал я очевидное в этой ситуации предположение.
— Мусор у тебя в голове, курсант, — сварливо заявил прапорщик. — А это свидетельство постороннего вмешательства в конструкцию трансформатора. Случайно фольга внутрь попасть никак не могла.
— Но почему…
— По кочану и по капусте! — отрезал Михаил Дмитриевич. — За старого пня, из ума выжившего, держишь?
— Никак нет, господин прапорщик! — вырвалось у меня.
Кладовщик какое-то время буравил недобрым взглядом, затем снял пенсне, поморщился и помассировал виски.
— Убить хотел?
Я ни в чём сознаваться не стал, но и в отказ не пошёл, лишь напомнил:
— На полной мощности трансформатор выдаёт напряжение, не опасное для жизни!
Прапорщик хватил себя ладонью по лбу.
— Чему вас только в школе, бестолочей, учат?! Формулу общего сопротивления при параллельном подключении двух резисторов не помнишь? Тут не просто на рабочую мощность разряд поставлен был, тут он на десять процентов максимальный уровень превысил! А между максимальным и летальным разница не столь уж и велика!
Я судорожно сглотнул.
— В целом, мыслил ты в правильном направлении, но вот исполнение… — Михаил Дмитриевич приложился к кружке с пивом и привычно поморщился: — Моча тёплая…
Иногда у меня случаются озарения — будто лампочка в голове включается. Вот и сейчас в один миг осознал: если кладовщик изложит своё мнение на бумаге, поверят ему, а не мне, и столь серьёзный инцидент на тормозах уже не спустят. Бесполезно запираться будет, накажут по всей строгости.
Спина разом промокла от пота, но ещё имелся шанс предотвратить разоблачение. Я ухватил кружку прапорщика и попытался применить знания, полученные на уроках физики: что-то такое крутилось в голове насчёт энтропии и рассеивания энергии.
Нагреть объект — просто. Не легко, а именно — просто. Нужно лишь передать должное количество джоулей, что для человека со сверхспособностями привычно и понятно. Другое дело — процесс охлаждения! Тут энергию надо забрать.
Как? И куда её потом деть? Принять в себя и поджариться? Нейтрализовать каким-то образом? Просто вытянуть и выбросить в пространство?
Первого я не хотел, второго не умел, остановился на последнем варианте. Процесс этот оказался не из простых, потребовалось не просто влить сверхсилу в кружку, но и связать там ею тепловую энергию жидкости, а после выдавить вовне. И всё это — с тщательнейшим контролем израсходованных джоулей.
Куда там ударам кулаком по доске! Натуральная хирургическая операция!
Справиться помог шок, не иначе. По крайней мере, обошёлся без долгой медитации и пиво в кусок льда не превратил. Сначала от напитка начала подниматься лёгкая дымка, затем стеклянные бока кружки запотели, а стоило только проявиться изморози, и я разжал пальцы.
— Так лучше? — хрипло спросил у кладовщика, растирая друг о друга озябшие ладони.
Тот с некоторой даже опаской взялся за ручку, сделал глоток и одобрительно крякнул, а потом выставил на стол пятилитровый бидон.
— Осилишь?
Можно подумать, у меня был выбор!
— Легко! — самоуверенно заявил я и, вот уж воистину удивительное дело — справиться с охлаждением такого объёма оказалось несравненно проще.
Но проще лишь в том плане, что тут я особо не опасался переборщить и мог работать на пике своих способностей. Не приходилось осторожничать, наоборот — жал, жал и жал, прогонял через себя в бидон сверхсилу и выталкивал её дальше вместе со связанной тепловой энергией пива, пока на поверхности не стали появляться тоненькие льдинки.
— Ну вот! — широко улыбнулся я и едва не сверзился с табурета из-за головокружения. Пришлось даже ухватиться за край стола, иначе бы удержать равновесие не вышло. И тело стало каким-то ватным, и сознание поплыло.
Ну вот с чего бы это? На тренажёрах в училище куда интенсивней работал — и ничего. Тут же пива на глазок всего литров пять, а охладил его от силы градусов на двадцать. Итого четыреста двадцать килоджоулей потратил самое большее. При моей нынешней мощности как раз двадцать-тридцать секунд работы. Или что-то не так сделал?
Прапорщик заглянул в бидон и озадаченно хмыкнул, затем долил пива в свою кружку и наполнил ещё одну, которую вытащил из шкафа. Её передвинул мне.
— Выпей-ка, — сказал он, закрыл ёмкость жестяной крышкой и убрал её под стол.
Во рту пересохло, но я всё же напомнил:
— Курсантам нельзя!
— Вздор! Пей!
Спорить не было сил, я ухватил запотевшую кружку и поднёс её ко рту, каким-то чудом не расплескав при этом содержимое на стол. Сделал глоток, и от ледяного напитка сразу заломило зубы. И нет — в бидоне оказалось не пиво, Михаил Дмитриевич предпочитал ему ржаной квас.
Вот уж бы никогда не подумал. Выглядит-то сущим пропойцей!
Я осушил кружку одним махом, и по телу разлилась живительная прохлада, разом отступила дурнота и прояснилось сознание.
— Значится, так… — строго глянул на меня кладовщик. — На первый раз закрою на твои художества глаза, но выкинешь ещё что-нибудь подобное и внушением уже не отделаешься. Усёк?
— Так точно.
Прапорщик достал отпечатанный на жёлтой бумаге бланк, заполнил его, поставил подпись, шлёпнул печать.
— Всё, проваливай! И завтра чтоб без опозданий — начнём с манекеном работать!
Я забрал справку и поспешил на выход, едва не сорвавшись на бег. Выскочил на улицу, присмотрелся к неровному почерку и с облегчением перевёл дух.
«Причина неисправности: попадание воды и грязи во внутренний отсек по причине дефекта крышки трансформаторного блока.
Необходимые действия: чистка и замена крышки трансформаторного блока.»
Обо мне и комочке золотинки — ни слова.
Пронесло!
В субботу на утреннем построении помимо Казимира недосчитались ещё и Ольги. Жизни пострадавшего от удара электричеством курсанта ничто не угрожало, его даже в госпиталь отправлять не стали, просто на несколько дней оставили под наблюдением в медсанчасти, а вот куда запропала вздорная брюнетка, было решительно непонятно. Если последнюю неделю занятия она посещала только от случая к случаю, то поверки ещё не пропускала ни разу.
— Линь и её зашиб! Тоже дубинкой, только другой! — пошутил кто-то, и по строю прокатились негромкие смешки.
Дыба зло глянул на курсантов и, как показалось, в особенности на меня, заложил руки за спину и прошёлся перед строем.
— Курсант Мороз отсеялась, — заявил он, не вдаваясь в подробности.
— Будет расти над собой в другом месте? — предположил Фёдор Маленский.
Старшина досадливо поморщился.
— Нет, — веско обронил он и, сделав над собой явственное усилие, пояснил: — Была признана непригодной для службы в комендатуре и следующие пять лет проторчит в медсанчасти Кордона. Чистая потеря времени. Хотя… Она не совсем пропащая, подцепит какого-нибудь студентика, задурит ему голову да и женит на себе.
Дыба остановился перед Машей и неприятно усмехнулся.
— Что, Медник, оживилась? Не завидуй, в Новинске подходящую партию найти куда проще.
Блондинка покраснела, Федя тоже заметно напрягся, но развивать тему командир отделения не стал и указал на меня.
— И учти, Линь, следующий кандидат на отсев — это ты.
— За что?! Я просто дубинку в лужу уронил, господин старшина!
— Капитану Городцу это объяснять будешь. Ждёт тебя в одиннадцать. Не вздумай опоздать, раздолбай! Понял?
— Так точно! — отозвался я без всякого воодушевления.
— К разминке приступить!
Размялись — так размялись! Аж до дрожи в коленях. Никаких скидок на субботнее утро Дыба на этот раз делать не стал и загонял нас буквально до полусмерти. Ладно хоть ещё обошлось без изматывающих тренировок в училище: сегодня отделение сдавало промежуточный зачёт.
Начали с фокусировки сверхэнергии, и тут блеснул Маленский. Заместитель командира отделения не просто заставил качнуться гонг, а сбил его с крепления и при этом не задел обруч самого маленького размера — заветную «десятку».
После сорвать мишень сумели ещё несколько человек, но больше девяти очков при этом никто не заработал. На нашем витке подобные фокусы могли выйти боком, и Василь с Варей форсить не стали, отработали пусть и без огонька, зато стабильно и взяли свои девять баллов.
Ну а там и до меня очередь дошла. И пусть отрабатывал это упражнение по нескольку раз на дню, а всё одно волновался ужасно. Да и как сохранить спокойствие, когда в лицо говорят, что следующий прокол станет последним и тебя отбракуют? Тут волей-неволей запаникуешь.
Как бы то ни было, до сверхэнергии я дотянулся без всякого труда, закрутил её мысленным усилием, словно пряжу веретеном, и принялся накапливать, не позволяя вырваться наружу. Попутно пытался очистить сознание от сомнений и страхов.
Транс вышел неглубоким и недолгим, но заминка незамеченной не осталась.
— Уснул там, что ли? — окликнул меня Федя.
— Смотри, не обделайся от натуги! — поддакнул Боря и даже изобразил губами характерный звук.
Я не обратил внимания ни на обидные слова, ни на раздавшиеся следом смешки. Отработанный на тренировках двадцатисекундный лимит уже был выбран, и удержание сверхсилы под контролем теперь требовало всё больших усилий; из-за крутившегося внутри маховика понемногу закачало и меня самого. И всё же с выплеском я торопиться не стал, вместо этого на долгом выдохе потихоньку стравил излишки энергии, уплотнил остаток и резко выбросил перед собой руку, словно бы наносил привычный удар по доске. И да — продублировать это действо мысленным приказом тоже не преминул.
Цанг!
Диск не слетел с крючка, но с бешеной скоростью закрутился вокруг оси, раскачиваться стали и два обруча наименьшего диаметра.
Восьмёрка!
— Есть! — радостно выдохнул я.
— У кота на жопе шерсть! — немедленно заявил Боря Остроух, безмерно разочарованный этим пусть и относительным, но всё же успехом.
Поздравили только Василь и Варвара, остальным не было до меня никакого дела. Впрочем — как и мне до них. Плевать!
Дальше пошли на тренажёры, там проверяли пиковый выход силы и стабильность работы на половине доступной мощности. С первым упражнением никаких неожиданностей не случилось, и в числе отстающих оказалась вся наша мотоциклетная команда, причём я был вторым с конца, что хоть как-то потешило самолюбие.
Остальные курсанты прошли инициацию на восьмом витке, мои двадцать пять киловатт они перекрыли без всякого труда. А вот что касается работы на пониженных оборотах, то там я чуть в обморок не грохнулся, но загружал генератор в течение сорока минут, выдав на-гора десять киловатт. Полученный результат смотрелся достойно даже на общем фоне — гнать энергию монотонно и стабильно получалось далеко не у всех.
Федя Маленский захватил лидерство и тут, но скисло приподнятое настроение вовсе не из-за этого. Просто в один момент сзади подступил Боря.
— Казик тебя убьёт! — тихонько шепнул он и отошёл, прежде чем я успел найтись с ответом.
Вот же прицепился словно банный лист!
Я сунул руку в карман и нашарил заточку, это позволило взять себя в руки и успокоиться. Пугать он меня вздумал, урод…
В расположение возвращался лёгкой трусцой, иначе на встречу с капитаном попросту не успевал. Но купить пару пирожков с картошкой у попавшегося навстречу лотошника возможности не упустил — пусть и позавтракал не далее трёх часов назад, в животе после зачёта посасывало как-то очень уж неприятно. В итоге еду, не чувствуя вкуса, смолотил на бегу, а потом ещё минут пятнадцать слонялся в ожидании Городца по коридору и слушал негромкое бормотание радиоприёмника, доносившееся из приоткрытой двери соседнего помещения. Транслировался выпуск новостей: диктор вещал что-то о международной напряжённости, аннексии кого-то кем-то в центральной Латоне и бездействии Лиги Наций, но толком ничего разобрать не получилось, да и мысли совсем другим были заняты.
Вот с какой стати Георгий Иванович меня вызвал? Из-за вчерашнего инцидента или по нашим делам какие-то подвижки появились? Ещё и запропал куда-то, а если на тренировку по рукопашному бою опоздаю, Малыш точно отжиматься или подтягиваться до потери пульса заставит!
Как оказалось, Георгий Иванович о назначенной встрече попросту запамятовал. Поднявшись на этаж, он озадаченно глянул на меня, небрежно кивнул в ответ на уставное приветствие, отпер кабинет и тут же вышел обратно с кожаным портфелем.
— По дороге поговорим, — сказал он, а на улице велел водителю ехать прямиком на пропускной пункт и ждать его уже там.
Сами мы двинулись к воротам быстрым шагом, на ходу капитан спросил:
— Ну что там у тебя опять стряслось?
Я в двух словах рассказал об оброненной в грязь шоковой дубинке и замыкании контакта. Георгий Иванович неопределённо хмыкнул.
— Думаешь, Митрич совсем из ума выжил и ненужного в отчёте писать не стал из-за охлаждённого тобой кваса?
Вопрос вогнал в ступор, как с шага не сбился, — просто не понимаю.
— Нет, Петя. Всё далеко не так просто. К Митричу тебя я привёл, поэтому и услугу он оказал совсем даже не тебе. И вот скажи: мне зачем такие обязательства на себя вешать?
Я бы и рад был что-нибудь ответить, да только в голову ничего путного не шло.
— Рассказывай! — вновь потребовал Городец, и тут уж я запираться не стал, поведал о конфликте с сослуживцами.
Капитан раздражённо поморщился, пригладил жёсткую полоску чёрных усов и с нескрываемым отвращением произнёс:
— Маленский! Ох, чует моё сердце, подсунул нам комендант товар с гнильцой. Ну да ладно, сейчас не об этом. Действовал ты правильно, но излишне прямолинейно. Что глазами лупаешь? Говорю, как есть. У нас тут не институт благородных девиц. Абсолют человек или нет — не важно. Если он самостоятельно такого рода проблемы решить не способен, значит — непригоден, и чем раньше отсеется, тем лучше. Согласен?
Только и оставалось, что кивнуть.
— В твоём случае доказать умысел не вышло бы, но отметку в личное дело шлёпнули бы всенепременно, — добавил Георгий Иванович. — Ладно, это всё лирика. Раз уж ты вогнал меня в какие-никакие долги, давай — отрабатывай. Вечер субботы у студентов свободное время, так что будет лучше, если сможешь появиться в клубе уже сегодня.
Я даже духом воспрянул.
— А…
— Обойдёшься без увольнения, — огорошил меня собеседник. — Выберешься за пределы части, сходишь в самоволку и вернёшься. Считай это испытанием на профессиональную пригодность. Справишься?
У меня даже мысли не возникло сомнений выказать, выдал со всей возможной уверенностью:
— Так точно!
Капитан Городец кивнул.
— Если остановят для проверки документов, полицейским хватит служебного удостоверения, а комендантскому патрулю скажи: «тайга-восемь». Это сегодняшний пароль. Не забудешь?
— Никак нет!
— И на пиво не налегай, не развлекаться идёшь, а работать, — предупредил Георгий Иванович, потом остановился и заявил: — И очень тебя прошу — не убей никого из сослуживцев.
Я оторопело кивнул, тогда Городец похлопал меня по плечу и направился к вездеходу с поднятым брезентовым верхом, но сразу обернулся и предупредил:
— А если всё же доведётся, потрудись не оставлять следов. Сам топить не стану, но и палец о палец не ударю, чтобы от трибунала спасти.
Когда до меня дошёл смысл сказанного, внедорожный автомобиль с забравшимся на пассажирское сиденье капитаном уже рыкнул мощным движком и выкатил за ворота комендатуры.
Переодеваться и на площадку я бежал бегом, но даже так на тренировку безнадёжно опоздал. Удивительное дело — Александр Малыш посмотрел на этот проступок сквозь пальцы и велел разогреваться и разминаться, а потом начал демонстрировать то мне, то на мне правильную технику подсечек и бросков, изредка привлекая к учебному процессу бойцов из основной группы.
Вторую половину тренировки я отрабатывал удары по разнокалиберным грушам, развешенным тут же под небольшим навесом. Выдохся и взмок от пота, да ещё прилично ссадил костяшки, но этого наставнику показалось мало. Проведённая мной под конец занятия связка ударов сержанта нисколько не впечатлила, и он покачал головой.
— Нет, так дело не пойдёт.
Тон, которым это было произнесено, мне откровенно не понравился, и дурные предчувствия оправдались в полной мере, когда Александр взялся за шест, здорово напоминавший самую обычную швабру, только без крепления для тряпки.
— Готов?
К чести своей, выпад я не проморгал и успел прикрыть голову рукой. Бил наставник далеко не в полную силу, но и так предплечье едва не отнялось, на коже остался длинный алый след.
— Больно? — уточнил Малыш без всякого сочувствия. — Это хорошо. Боль — прекрасный стимул к саморазвитию. Техника закрытой руки годится не только для нанесения ударов, в первую очередь она предназначена для их отражения. — Он кинул мне шест и скомандовал: — Бей!
Сомневаться я не стал, крутанул палку и врезал от души, попал по раскрытой ладони наставника, и та даже не шелохнулась. Ощущение оказалось донельзя странным: будто по чугунной чушке приложился, но при этом не возникло ни малейшего намёка на отдачу.
— Погасить удар сверхэнергией просто. Но важно сделать это вовремя и задействовать ровно столько силы, сколько нужно. — Александр забрал шест и уточнил: — Принцип понятен?
Я кивнул и едва успел выставить блок, удар отозвался в кости, но в голову уже летел другой конец крутанувшейся в руках наставника палки; как успел дотянуться до сверхсилы и толкнуть её во вскинутую руку — не понял и сам, просто вместо резкой боли ощутил несильный шлепок.
Сержант отступил на шаг назад и предупредил:
— Контролируй расход силы!
Он ткнул шестом, словно копьём, и я без труда отбил его в сторону, а широкий замах принял на раскрытую ладонью. За мгновенье до того качнул в кисть сверхэнергию, и будто не палкой получил, а свёрнутым в жгут полотенцем; неприятно, но не более того. Следующий, куда более резкий и быстрый удар умудрился погасить полностью, ну а потом скорчился от боли и затряс отшибленными пальцами — просто не хватило остатков внутреннего резерва, чтобы остановить очередной выпад.
— Контролируй расход силы! — повторил своё требование Малыш, выждал миг и вновь раскрутил шест; пришлось отбиваться.
За следующие полчаса выяснилось, что оперированию энергией мне ещё учиться и учиться. То прерывался входящий поток, я оказывался пуст и ничего не мог сделать, то просто не успевал вовремя отреагировать на атаку. Точнее — блок я ставил почти всегда, а вот задействовать сверхсилу получалось лишь от случая к случаю. Наставник бил прямолинейно и не слишком сильно, но и так к концу занятия руки сплошь покрывали синяки, хватало пунцовых отметин и на торсе, ногам тоже досталось, пусть и не слишком сильно.
— Завтра продолжим! — объявил Александр, жёстким тычком в корпус повалив меня на песок.
— Завтра — воскресенье, — хрипло выдохнул я.
— Начнём в девять, а там видно будет.
Спорить попросту не осталось сил, кое-как отполз к краю площадки, уселся рядом с Матвеем. Здоровяку досталось на тренировке ничуть не меньше моего: наставник — тот самый Анатолий Аркадьевич — как его только не кидал, обучая правильным падениям и перекатам. Сейчас мой бывший сослуживец сидел со скрещенными ногами и размеренно дышал, но стоило только плюхнуться на песок, открыл глаза и заявил:
— Твой тоже лютый.
— Ага, — подтвердил я.
— Вчера удары дубинкой отрабатывали, тяжко было.
— Дубинкой не так больно, она мягкая. Никого сравнения с палкой.
Матвей Пахота посмотрел на меня с некоторым даже уважением, но счёл нужным возразить:
— Мягкая-то она мягкая. Да только трансформатор на полную мощность выставили.
Я не удержался и присвистнул.
— Дела!
Мы какое-то время сидели молча, а потом здоровяк вдруг спросил:
— Ты чего кровь не разгоняешь? Синяки же останутся!
— Ты о чём? — не понял я.
— Не учили, что ли?
— Не-а.
Матвей принялся увлечённо объяснять принцип самоисцеления, говорил он путано и косноязычно, но я хоть и понимал с пятого на десятое, кивал, не желая перебивать собеседника. И в итоге сумел-таки ухватить суть. Процесс оказался не слишком сложным, вот только манипуляции такого рода требовали виртуозного управления сверхэнергией, что в число моих немногочисленных достоинств, увы, не входило. Александр Малыш прекрасно это знал, поэтому и не счёл нужным давать наставления по технике, заведомо недоступной ученику.
Да только и Матвей на гения нисколько не походил, и в голове промелькнула догадка.
— Так ты медитируешь? — уточнил я.
— Ага, — с довольной улыбкой подтвердил громила. — Думал, ерунда на постном масле, но помогает ведь! Да ты сам попробуй!
И я попробовал. Повалился спиной на песок, закрыл глаза, постарался расслабиться и выкинуть из головы все мысли, заботы и тревоги, отрешиться от голода, жажды и боли, в особенности — от боли. Солнце пригревало, и никак не получалось понять, растекается тепло по телу из-за погружения в транс или это лишь иллюзия; в любом случае закрутил внутренний волчок, принялся втягивать сверхэнергию и равномерно разгонять её по организму мягкими волнами до полного насыщения и возникновения чувства лёгкого дискомфорта. После мысленными касаниями я начал усиливать ток крови в перебитых сосудах, укреплять их и попутно очищать от гематом мягкие ткани.
Точнее — всё это делать я пытался. И пытался без особого успеха в силу слишком низкой чувствительности, не позволявшей осуществлять столь тонкие манипуляции.
Энергия всё прибывала и прибывала, понемногу меня начало распирать от неё, и пришлось даже начать стравливать излишки вовне. Но не одним сконцентрированным потоком — это нарушило бы однородность и стабильность внутреннего состояния, а мельчайшими порциями, практически долями джоулей буквально через поры кожи. И неожиданно это дало свой результат. К точечному воздействию я оказался не готов, а вот работать «по площадям» получалось несравненно лучше. Не иначе, свою роль сыграла высокая сопротивляемость энергетическому воздействию — других, полагаю, уже корёжить бы начало, а мне нормально.
Увы, о полноценной медитации речи не шло, приходилось мысленными усилиями разгонять сверхсилу по организму и удерживать баланс её притока и оттока на грани лёгкого жжения и действительно болезненных ощущений. И как раз вот это выходило не лучшим образом — то проседала внутренняя наполненность, то начинало немилосердно распирать и жечь изнутри. В первом случае сходил на нет всякий полезный эффект, во втором лезли на лоб глаза.
Именно из-за этого очень скоро я отрешился от сверхэнергии и шумно выдохнул. И выдохнул, такое впечатление, чуть ли не впервые с момента погружения в транс.
Сколько пребывал в нём на деле — не знаю, но бойцы с площадки успели разойтись, не было нигде видно и Матвея, а кожа слегка горела, обожжённая жгучими лучами солнца. Зато и ссадины с синяками самую-самую малость поблекли и уже не болели, а лишь ныли. Мышцы тоже показались не столь забитыми, как ещё пять минут назад.
Или не пять, а существенно больше?
Ещё не хватало на обед опоздать! Тогда точно желудок к позвоночнику присохнет!
Голод-то никуда не делся, да и пить хотелось всё сильнее.
Из столовой традиционно отправились в баню, где после помывки на нас принялись оттачивать свои навыки студенты-реабилитологи. Сегодня, как показалось, мяли меня далеко не столь интенсивно, но в итоге ощутил себя если и не заново родившимся, то весьма близко к тому.
Впрочем, долго приподнятое настроение не продержалось. Прежде чем разошлись, Федя Маленский объявил сбор денег для Казимира.
— Мы с Борей его навестим в медсанчасти, надо гостинцев купить.
Остроух принялся обходить курсантов со снятой панамой, и пусть не слишком много, но денег туда мои сослуживцы всё же накидали. Я — не стал, лишь покачал головой.
Наш бывший староста презрительно скривил толстые губы и зло выдал:
— Жмот! — прежде чем отойти.
Я же отправился к себе и завалился на кровать. Сначала прочитал пришедшее из дома письмо и написал ответ, потом взялся за книгу, но сразу отложил её и принялся продумывать что, как и кому скажу в «СверхДжоуле», а после — что ответят мне и свои последующие реплики. Раз за разом, круг за кругом. Ну а потом сморила усталость. Уснул.
Василь растолкал, когда уже начало вечереть. Мы сходили на построение, затем поужинали и заглянули в магазин, а там купили пачку заварки, сыра, галетного печенья, несколько банок сардин, мармелада на развес и две плитки шоколада. Мой сосед расплатился деньгами, я сдал один из талонов, прикинув, что оставшихся должно с лихвой хватить на усиленное питание в столовой.
Потом заявилась Варя, пили чай и болтали о всякой ерунде, обсудили планы на завтрашний день и решили ничего не менять — сначала заглянуть в кафе, а после ознакомиться с репертуаром кинотеатра.
— Ещё можно в горсад на танцы сходить! — предложил под конец Василь.
— А у тебя разве нет планов на вечер? — удивилась Варя.
— Свободен как ветер!
— Но это вы сами, — предупредил я. — Пойду в шахматы играть.
Варвара хихикнула.
— Как в прошлый раз?
Меня передёрнуло.
— Ну уж нет!
Когда чаепитие подошло к концу, ложиться спать было ещё рано, и Василь предложил Варе подышать свежим воздухом. Позвал и меня, я отказался.
— Лучше на площадку схожу, потренируюсь. Ты меня не теряй, тренер кучу заданий надавал.
— Как скажешь.
Оставшись в комнате один, я сразу натянул майку и трико, а гражданскую одежду аккуратно сложил и замотал в полотенце.
Времени обдумать план действий было предостаточно, и поставленная Городцом задача невыполнимой уже отнюдь не казалась. Первым делом я направился к автохозяйству, в траве за крайним гаражным боксом которого сегодня днём припрятал пару метровых досок-двадцаток. Одну перебросил через забор, другую приставил под углом к ограде. Огляделся, упёрся носком кеда в обрезок и толчком подкинул себя, ухватился за верх, сделал выход силой.
Забор, канава, пустырь, дальше — какие-то склады, и кругом никого не видать, поэтому, пользуясь отсутствием колючей проволоки, перевалился на другую сторону, приземлился в густую траву. Дальше перескочил через канаву и рванул к соседним строениям, ну а оттуда уже без всякой спешки двинул в город.
Пока ехал на трамвае, меня разве что не потряхивало от нервного напряжения и страха. И не в необходимости налаживать отношения было дело, думал о возможности повторного нападения террористов. Они ведь точно от своих планов не отказались! Только и оставалось утешать себя тем, что снаряд дважды в одну воронку не падает. Опять же — не в клубе прошлый раз акцию устрашения провести собирались, а за городом. Ну и комендантские за студентами приглядывать должны, сейчас все настороже…
Окликнули меня у входа в «СверхДжоуль».
— Пьер! — удивлённый окрик заставил завертеть головой по сторонам, и тогда один из посетителей открытой террасы клуба приподнялся и помахал свёрнутой в трубку газетой.
Я тут же припомнил этого дородного студента, но заколебался, не став отвечать на приветствие, просто взбежал по ступенькам, подошёл к его столу и протянул руку.
— Привет!
Ну да — помнить-то я его помнил, а вот насчёт имени возникли серьёзные сомнения. В прошлый раз он представился Карлом, и тогда это показалось совершенно нормальным, но действительно ли его так зовут или это была какая-то шутка для своих?
Карл ответил на рукопожатие и хлопнул ладонью — мясистой и вместе с тем жёсткой и крепкой — по столу.
— Падай!
Я упрямиться не стал и уселся напротив, а студент требовательно прищёлкнул пальцами разносчику.
— Пару светлого!
Пришлось помотать головой.
— Не-не-не, мне прошлого раза хватило. Если и сегодня с запахом приду, точно под домашний арест посадят!
— Да брось, Пьер! Ну что тебе будет с одной кружки?
— Запах! Для запаха и кружки с лихвой хватит! Как ты говоришь — научный факт!
Карл сдался и махнул рукой.
— Шут с тобой! Бутылку джинджер эля!
Вышколенный разносчик, который всё это время стоял рядом со столом и в наш спор не вмешивался, кивнул и отошёл.
— Это что такое? — удивился я.
— Имбирное пиво, — пояснил Карл. — Да не волнуйся, оно как лимонад. Скажи лучше, куда запропастился в тот раз!
Я тяжко вздохнул.
— Да плохо мне стало, — поведал собеседнику не без смущения, — а когда оклемался, вы уже отчалили. Пошёл домой.
— Ну ты даёшь! Нинет, когда тебя на пароходике отыскать не смогла, такой переполох учинила, о-го-го! «Человек за бортом! Спасите-помогите!» Ладно хоть ещё капитан всех по головам пересчитать догадался, когда мы на борт грузились, но и так шум вышел изрядный!
Я невольно поёжился и с вопросительной интонацией произнёс:
— Нинет?
— Да Нинка с расчётной кафедры! Ты с ней всю дорогу обнимался!
— Светленькая? — догадался я.
— Светленькая, ага, — с усмешкой подтвердил Карл. — И ты не подумай — она девушка серьёзная, просто в прошлый раз веселье через край било.
Тут принесли высокий стеклянный стакан и бутылочку имбирного эля, я воспользовался возможностью отвлечься и заплатил, потом наполнил бокал и спросил:
— Она здесь сейчас?
— Здесь.
Я сделал осторожный глоток, но, вопреки опасениям, напиток оказался очень даже неплох на вкус, пусть и слегка жёг язык и нёбо. При этом эль был определённо слишком тёплым, и поскольку другие посетители сидели от нас далеко, я дотянулся до сверхсилы и задействовал её таким образом, чтобы не нагреть напиток в стакане, но нейтрализовать излишки его тепловой энергии. На этот раз получилось не переборщить, и остывшее стекло запотело, а не покрылось изморозью. И да — вкус стал заметно лучше.
Карл даже присвистнул от удивления.
— Пьер, да ты, никак, негатив? — озадачился он.
— С чего бы это?
— Так просто работать с тепловой энергией получается только у пирокинетиков и негативов. Но первые на нагрев упор делают, охлаждают — вторые.
— Так просто?! — опешил я и вытянул перед собой руку с заметно подрагивавшими после приложенных усилий пальцами. — А кто сказал, что это было просто?
Карл вновь хмыкнул, вытянул из кармана носовой платочек и промокнул им вспотевшее лицо, после снял с бритой головы пижонскую федору и принялся ею обмахиваться.
— Умеешь ты, Пьер, марку держать. Так и не скажешь, что сильно напрягся.
Ну, может, и «не так сильно», но напрячься мне действительно пришлось. Впрочем, результат того стоил. Я отпил холодного эля и решил перевести разговор на другую тему:
— Что пишут?
Карл поглядел на газету с откровенным отвращением и досадливо махнул рукой.
— Да всё как обычно, ничего не меняется. Главой правительства в изгнании назначен барон Динский. О его связях с айлийской разведкой каждая собака знает, а тут ещё цесаревичу Алексею пожаловали чин почётного полковника королевских серых драгун. Это придворный айлийский полк, чтоб ты знал!
Я не стал говорить, что после отречения от престола не стало ни императора, ни наследника, только криво усмехнулся.
— Кто платит, тот и заказывает музыку.
— Научный факт! — согласился с моим утверждением Карл.
Да и как иначе? После февральской революции отрёкшийся от престола за себя и наследников император перебрался в Айлу, где почти сразу начал мутить воду, объявив документ об отречении сфабрикованной республиканцами подделкой.
— И первым делом барон Динский пообещал мировому сообществу приложить все усилия для передачи Лиге Наций контроля над Эпицентром.
— Сука!
— А то ж! — усмехнулся Карл, поднимаясь из-за стола. — Ну что, пойдём обществу покажемся?
Ещё недавно, от одной только мысли об этом меня бросило бы в дрожь. Да что там говорить — я бы месяц как минимум клуб десятой дорогой обходил, но тут деваться было некуда, кивнул.
— Идём!
Дежуривший на входе плечистый вахтёр в напоминавшей мундир ливрее с золочёными пуговицами мигом поднялся с табурета, но Карл покровительственно похлопал его по плечу.
— Расслабься, Серж, он со мной. И вообще запомни — это Петя Линь, член клуба.
Вахтёр глянул без всякой приязни, его взгляд аж царапнул, до того оказался пристальным, но пройти внутрь мне всё же позволили, обошлось без требования предъявить студенческий билет.
В зале оказалось далеко не столь людно, как в прошлое воскресенье, незамеченным наше появление не осталось, да ещё Карл прямо с порога громогласно объявил:
— Смотрите, кто пришёл! — А уже тише, только для меня, добавил: — Нина за дальним столом.
Я отсалютовал всем бокалом с элем, а мой спутник, предупреждая расспросы, сказал:
— На пароход Пьер не попал по уважительной причине, и он сам обо всём расскажет, если только сочтёт нужным!
Послышались смешки, и мне захотелось оказаться где-нибудь подальше отсюда, ситуацию спасла Лия.
— Петя, привет! — Девчонка подскочила ко мне и потянула за свой стол. — Идём, надо поговорить! Да идём же, идём!
Сопротивляться такому напору не было никакой возможности, поздоровался с Виктором, уселся на свободное место. Ожидал чего угодно, только не того, что красавчик вдруг заявит:
— С тобой хочет встретиться Александр Петрович.
— Профессор Палинский! — вроде бы пояснила Лия, но стало только хуже.
Профессор Палинский, заведующий какой-то там кафедрой в РИИФС, хочет встретиться с недоучившимся оператором девятого витка?
Серьёзно? С чего бы такая честь? Неужели…
— Это из-за Льва! — подсказала Лия, верно оценив причину охватившего меня замешательства. — Профессор собирается пригласить его в один из проектов, а Лев ни с кем кроме тебя не общается!
Безумная надежда погасла, толком не разгоревшись, но разочарования я не выказал и вполне резонно поинтересовался:
— А как же лечащий врач? Разве нельзя передать сообщение через него?
Виктор покачал головой.
— Лечащий врач самоустранился, поскольку полагает неэтичным оказывать давление на пациента, даже если это всего лишь такая мелочь.
Я развёл руками.
— Ну ладно. Что от меня требуется?
— Александр Петрович каждый день в час пополудни обедает в ресторации «Жар-птица», — просветила меня Лия. — Сможешь завтра туда подойти?
Судя по характерной фамилии, Александр Павлович был из бывших, и никакого желания встречаться с ним у меня не возникло, но и отмахнуться от просьбы я позволить себе не мог, поэтому уточнил:
— «Жар-птица» — это где?
Лия вопросительно посмотрела на спутника.
— Виктор, как проще объяснить?
— Знаешь, где находится главный корпус института сверхэнергии? — утонил у меня тот. — Нет? Серьёзно? Ну ладно… В общем, на трамвае первого, третьего или четвёртого маршрутов доедешь до кольца, там увидишь церковь Ильи Пророка, минуешь её и выйдешь к кампусу. Никуда не сворачивай, иди вдоль ограды до фонтана. Ресторация занимает первый этаж здания напротив. Найдёшь?
— Да уж разберусь как-нибудь, — сказал я, поднимаясь из-за стола, и уточнил: — В час дня?
— Да.
Я попрощался, допил имбирный эль и отошёл к стойке бара, вроде бы — поставить на неё стакан, а на деле едва удержался, чтобы потихоньку не ретироваться из клуба. Увы, такое поведение опустило бы мою репутацию ниже некуда.
Кабы не полученное задание — плевать! Но мне же нужно врастать в студенческое сообщество, заводить связи и знакомства! Смешным я быть могу, смешон — нет.
Завязывать знакомства я сроду не умел, ладно хоть ещё начало было уже положено на прошлой неделе, так что пересилил себя, подошёл к столу, за которым в компании трёх подружек сидела Нина, и немного скованно помаячил девицам рукой.
— Привет! — А когда на меня соизволили обратить внимание, сказал: — Нина, можно тебя на пару слов?
Ну да — Нина. И неожиданно не просто светленькая, а с явственной рыжинкой на концах аккуратно подровненных прядей. И лицо очень даже симпатичное — лисичка, да и только. А вот что высокая, худая и самую малость нескладная — это запомнил верно.
Нина решила выдержать театральную паузу, за что немедленно и поплатилась.
— Да можно, не спрашивай даже! — рассмеялась её русоволосая подружка, спортивная и подтянутая, будто гимнастка.
— И не только её! — добавила черноволосая крепко сбитая девчонка с лицом, плечами и руками, усыпанными бессчётным количеством веснушек.
— А меня и не только на пару слов! — выдала миг спустя и последняя из барышень, томно похлопав длинными ресницами.
Нина фыркнула рассерженной кошкой и поднялась из-за стола, оказавшись лишь на несколько сантиметров ниже меня. Её бы откормить…
Я бы и сам не отказался от второго ужина, но сразу выкинул мысли о еде из головы и подал девушке руку.
— Может, на свежий воздух выйдем? — предложил после этого.
— Давай! — покладисто согласилась Нина.
Мы покинули клуб и расположились на лавочке напротив террасы. Я понятия не имел, как следует начинать такие разговоры, бухнул первое, что пришло на ум:
— Извини, что в тот раз пропал.
— А мне-то что? — передёрнула худенькими плечиками Нина.
— Ну, мы не договорили…
— О чём?
Тут уж я не сплоховал и с улыбкой заявил:
— Как же? Об урбанизации!
Нина рассмеялась.
— И что же тебе помешало продолжить дискуссию?
Я смутился совершенно искренне, ни о каком лицедействе уже и речи не шло.
— Ты понимаешь, никогда раньше столько не пил. Всё хорошо было, и соображал нормально, а потом живот скрутило так, что отплытие парохода пропустил.
— Да-а-а, набрался ты в тот день изрядно! — подтвердила девчонка. — Я уж думала, меня и не вспомнишь вовсе…
И вновь я сделал над собой усилие, предложил:
— Может, сходим куда-нибудь?
Нина строго глянула в ответ.
— Не знаю, чего ты там себе навоображал, и можешь смеяться над моими мещанскими предрассудками, но я намерена расстаться с девственностью в первую брачную ночь! Поматросить и бросить — это не ко мне!
Не покраснел от такой откровенности, наверное, только по причине сильнейшего удивления. Как ни крути, в прошлое воскресенье Нина вовсе не показалась столь целомудренной особой. Об это и не преминул ей напомнить.
— А кто меня целоваться учил?
— А я учила? — удивилась девушка и лукаво улыбнулась. — Думала, мы просто целовались.
И вновь я сделал над собой усилие, положил руки на талию собеседницы и, уловив лёгкую дрожь, подался вперёд. Рисковал схлопотать пощёчину, но против поцелуев до замужества Нина определённо ничего не имела, просидели в обнимку с минуту, не меньше.
— Не будем возвращаться в клуб? — с хитрым прищуром предложила девчонка.
— Не будем, — подтвердил я.
— И куда пойдём? На танцы в горсад?
На улице давно стемнело и по уму следовало возвращаться в расположение, но вот так сразу убегать я не решился и поднялся, протянул руку Нине.
— Пойдём лучше поужинаем. А в горсад — завтра.
Девушка встала вслед за мной и насмешливо поинтересовалась:
— Тоже считаешь, что я слишком тощая?
— Я есть хочу, — признался я. — Понимаю, звучит не слишком романтично, но из-за тренировок постоянно голодный.
— Тренировок?
Я определённо сболтнул лишнего, но вида не подал и пояснил:
— Ну да, я же только три недели назад инициацию прошёл, нас на пик румба усиленно выводят.
— А, точно! — сообразила девушка. — Ладно, идём. Тут хорошее кафе в соседнем квартале есть. Может, получится свободный столик найти.
Свободный столик нашёлся, да и кафе оказалось просто замечательным, загвоздка заключалась в том, что моего денежного довольствия на регулярное его посещение не хватило бы даже близко. И это при том, что Нина ограничилась десертом и больше болтала, чем ела. Сначала она расспросила меня о событиях прошлого воскресенья, потом мы немного поспорили о плюсах и минусах урбанизации, ну а затем девушка говорила за нас обоих, вывалив на меня просто невероятное количество подробностей о расчётах при построении сложных энергетических конструкций.
Не понял из всего этого шквала информации ни слова.
Когда я расправился со своим бифштексом, не слишком прожаренным, но безумно вкусным и по моим доходам — более чем дорогим, мы решили пройтись до институтского кампуса, как именовался обособленный комплекс студенческих общежитий, пешком. И прошлись, благо располагался институтский городок почти в самом центре города. Всюду на улицах горели электрические фонари и прогуливалась припозднившаяся публика, местами из тарелок ретрансляторов доносилась танцевальная музыка, а я шёл под ручку с симпатичной девушкой и был этому обстоятельству откровенно рад, не сказать — счастлив.
Но не вполне, чего уж душой кривить. Будто и не я шёл, а кто-то другой. Это напрягало.
— А вот наша комната, — указала вдруг Нина на один из тёмных оконных проёмов на третьем этаже.
С улицы в здание было не попасть, дошли до проходной на территорию кампуса, там я вновь обнял девушку за талию и уточнил:
— Завтра в четыре в клубе? У меня раньше не получается, но зато буду свободен до самого вечера.
— Давай так, — улыбнулась Нина и поцеловала меня, на этот раз сама.
И снова простояли в обнимку какое-то время, проходившая мимо компания студентов даже одобрительно засвистела. Ну а потом девушка скрылась на проходной, а я задержался перевести дух.
Всё — словно не со мной. Всё — будто фрагмент чужой жизни, ровно как в кино.
Тёплый вечер, прогулка, назначенное на завтрашний день свидание, едва уловимый аромат духов…
«А теперь пора возвращаться к привычному существованию». Мысль эта царапнула неприятным холодком, и я завертел головой по сторонам, пытаясь сориентироваться на местности.
Стоило поторапливаться, пока не подошёл к концу запас везения. Если в расположении вдруг заметят моё отсутствие, придётся лихо.
Я пошёл было вдоль общежитий, но тут откуда-то из-за домов на противоположной стороне улицы донёсся чёткий перестук трамвайных колёс, тогда развернулся и побежал напрямик через дворы. В отличие от освещённого электрическими лампами бульвара там царили потёмки, и всё же каким-то чудом не заплутал, а вместо этого, сам не понял как, вскоре выскочил к широкой дороге с трамвайными путями.
Добрёл до ближайшей остановки, а когда минут через пять прикатил трамвай третьего маршрута, зашёл в вагон, оплатил проезд кондуктору, и — поехали.
В облаву угодил уже на подъезде к своей остановке. Мы вдруг остановились посреди пустынной улицы, с двух сторон подкатили броневики, резанул по глазам яркий свет фар. Немногочисленные пассажиры отнеслись к задержке как к должному и принялись заранее готовить документы, а немного погодя в вагон зашли три бойца в городской форме с нашивками ОНКОР: младший сержант, ефрейтор и рядовой, все — с шоковыми дубинками и пистолетами в открытых кобурах.
Я стоял наособицу от остальных, с меня и начали. Протянул служебное удостоверение, произнёс так, чтобы не услышали другие:
— Тайга-восемь.
Сержант остро глянул в ответ и столь же внимательно изучил удостоверение, потом вернул его и, пожелав доброго вечера, отошёл. Столь же гладко прошла проверка документов у пассажиров, и уже через пять минут вагон покатил дальше под бодрый перестук колёс на стыках рельс.
Напрямую к комендатуре ветка не подходила, я выгадал нужный момент и спрыгнул с задней площадки на мостовую. Там проскочил два тёмных квартала, обогнул склады, а потом минут десять искал в траве переброшенную через забор доску. Уже покрылся испариной и вконец разнервничался, когда наконец её отыскал. Приставил к забору, а, ухватившись за верхний ряд кирпичей руками, не забыл толчком ноги опрокинуть свою импровизированную приступку, дабы она никому не попалась на глаза. Дальше — проще: подтянулся, заполз на кирпичную ограду, перевалился на территорию.
Завёрнутая в полотенце спортивная одежда никуда не делась, быстренько натянул трико и майку, поспешил к себе. В корпус пробрался, ни на кого не нарвавшись, а вот в комнате Василь сонно заворочался на своей койке, зевнул и спросил:
— Ты где пропадал?
— То тут, то там, — неопределённо ответил я, раздеваясь. — А что?
— Федя тебя спрашивал, — ответил мой сосед, перевернулся на другой бок и размеренно засопел.
Ну а я выдохнул беззвучное проклятие.
И чего от меня могло понадобиться Барчуку?
Не к добру это. Ох, не к добру!
