Глава 3
Утром думал — не встану.
Болело абсолютно всё: отваливались плечи, горела ссаженная ремнями ранца кожа, ломило поясницу, ныло меж лопаток, едва ворочались натруженные ноги и руки, о прессе и говорить не приходилось. Каждое движение давалось с трудом, с кровати — сполз.
Василь старательно делал вид, будто ему всё нипочём, но выглядел откровенно бледно и двигался куда скованней обычного, а его округлое лицо заметно осунулось, да и весь румянец пропал неведомо куда.
Но деваться было некуда — я потянулся немного, выругался через стиснутые зубы и поплёлся в уборную. Навстречу попался Боря Остроух, он топал будто носорог посреди коридора, и пришлось посторониться, не желая провоцировать новый конфликт.
В туалете чистила зубы парочка пролетариев, на меня они поглядели с крайним неодобрением.
— Ну ты, Петя, вчера нас и подвёл! — не преминул высказать претензию Илья Полушка, который был чуть выше и самую малость крупнее товарища.
— Пробежал бы нормально, мы бы деревенских на раз-два сделали! — поддакнул Серёжа Клевец, череп которого казался слегка приплюснутым, а затылок заметно выдавался назад.
— Корову, что ли, проиграли? — огрызнулся я. — Охота за этого толстожопого жилы рвать?
Пацаны переглянулись, и Сергей спросил:
— Думаешь, барчук лучше?
И вот тут мне возразить оказалось нечего. По результатам забега старостой оказался назначен Фёдор Маленский, и ничего хорошего отделению новое назначение наверняка не сулило. Хотя, положа руку на сердце, я просто испытывал по отношению к нему вполне понятное предубеждение. Вот уж действительно — барчук.
На тренировочной площадке ждал приятный сюрприз. После обстоятельной разминки старшина объявил, что сейчас будем тянуть связки, а черёд гирь и снарядов придёт вечером. Не могу сказать, будто обошлось совсем уж без болезненных ощущений — при попытке сделать складку или сесть на шпагат хотелось и вовсе выть в голос, но особо Дыба не лютовал, и на завтрак отделение отправилось в полной составе; медицинская помощь никому не надобилась.
Увы, расквашенные губы заживали куда медленней разбитой скулы, всякая попытка открыть рот чуть шире приводила к тому, что повреждённая кожа лопалась и начинала сочиться сукровицей. Но поел как-то, голодным не остался.
После новый староста отделения построил нас и повёл на занятия. В отличие от Бори он за словом в карман не лез и без особого труда отбил все подначки девчонок. Да те на него особо и не наседали, а Маша так и вовсе беззастенчиво строила глазки. Как мне показалось, парочка пролетариев из-за этого стала не любить Барчука самую капельку сильнее прежнего.
В училище в отличие от вчерашнего дня первым уроком поставили упражнения с силовыми установками, уже надоевшие всем хуже горькой редьки. Правда, не обошлось сегодня без нововведений и там.
— Операторы, а, как ни странно, это определение относится и к вам, — скривился в недоброй ухмылке наш нынешний инструктор, крайне неприятной наружности, с перхотью на плечах и воротнике, — способны одномоментно оперировать объёмом энергии, не превышающим отдачу от их резонанса. Соответственно, верхняя граница этого показателя растёт по мере отработки техники транса, ну а пока ваш потолок находится чуть ниже уровня плинтуса. Посему начнём с десяти секунд.
— А мы так уже делали! — радостно заголосила черноволосая Оля Мороз, даже не дослушав объяснение до конца. — Воду нагревали! Помните?
Кто-то согласился с ней, кто-то потребовал заткнуться и не мешать. Староста велел всем умолкнуть, тогда инструктор продолжил.
— Сначала идёт десятисекундный отсчёт, затем по сигналу — выплеск. Дальше у вас двадцать секунд на запись результатов и отдых. План индивидуальной подготовки будет строиться в зависимости от динамики показателей. Если не хотите напрягаться — можете их занижать. Захотите пустить пыль в глаза — припишите лишнего. В первом случае останетесь недоразвитыми слабосилками, во втором — надорвётесь. Если кто-то не сможет самостоятельно разобраться со счётчиком, меня звать на помощь не нужно. Помощь вам должна была оказать мама, своевременно избавившись от плода.
Матвей угрожающе заворчал и подался к инструктору, а тот хоть и был ниже его на две головы, ничуть не стушевался и прищёлкнул пальцами. Громилу тряхнул электрический разряд, он не удержался на ногах и плюхнулся обратно на лавку. Попытался подняться, но староста ухватил его на руку и удержал на месте, что-то быстро зашептав на ухо.
Инструктор выждал пару секунд, затем указал на генераторы и скомандовал:
— Разбирайте листы и карандаши. Сверху подпишите своё имя, номер установки и показания счётчика на момент начала занятий!
Только мы заняли места и выполнили распоряжения, как зазвучали размеренные щелчки камертона. Я попытался дотянуться до сверхэнергии, но за прошедшие до резкого звонка секунды направить в себя её поток попросту не успел. И не я один.
— Не смогли — ставьте прочерк! Соберитесь!
Вторая попытка оказалась лишь чуть удачней, приток силы ощутил только на самых последних мгновеньях отведённого на это времени, но зато дальше дело пошло на лад. Как видно, учили нас не только копить энергию, но и оперативно к ней обращаться.
По результатам урока не слишком-то и устал, скорее просто утомился. Да ещё разболелась голова, и разглагольствования лектора слушал краем уха. Сегодня всё тот же похмельного вида преподаватель вещал об истории исследования феномена Эпицентра, сыпал какими-то именами и датами, перечислял раскиданные по всему континенту места вторичных выходов сверхэнергии. Как оказалось, двух одинаковых по интенсивности и размерам среди них не было, при этом радиусы не гуляли в произвольном порядке, а различались примерно на километр.
Сюда бы Льва — он был бы счастлив, а я чуть не задремал.
Второе практическое занятие прошло по вчерашнему сценарию: мы то пытались выдать максимальную пиковую мощность, то приступали к размеренной генерации энергии. И первое, и второе выматывало просто несказанно. Воздух в помещении наэлектризовался, всякое движение сопровождалось ворохом электрических разрядов, волосы встали дыбом. Ну и взмок весь, не без этого.
Но окончанию упражнений я нисколько не обрадовался. Пришло время возвращаться в расположение и сдаваться на милость старшины. Даже думать не хотелось, какое наказание тот подобрал, — от одних только мыслей об этом начинало крутить потроха.
— Линь! — окликнул меня Фёдор Маленский. — Погоди!
Мы вышли на крыльцо, там староста без всякой спешки достал кисет и принялся сворачивать самокрутку. Я же был как на иголках — если Дыба сочтёт, будто слишком задержался в училище, это всё только усугубит.
Наконец Маленский закурил и сказал:
— Не цепляйся к Боре, хорошо?
Я от удивления чуть дар речи не потерял и даже потянулся поправить очки, чтобы привычным жестом выиграть время на размышление, но поправлять было нечего.
Да и о чём тут размышлять?
— Так это я к нему цепляюсь? — возмутился я. — Серьёзно?
— Мне раздоры в отделении не нужны, — отрезал староста. — Будешь провоцировать конфликты, приму меры. Усёк?
Ответить я не успел. Откуда-то с верхних этажей послышалось:
— Ловите, легавые!
Мелькнула и ударила в землю неподалёку от нас искра, взметнулись клубы пыли, накатили настоящей волной. Только и успел, что зажмуриться, но и так заслезились глаза, начал разбирать кашель.
На улицу мигом выскочили два вахтёра; молодой и мордастый тут же ухватил меня за плечо.
— Это вы чего тут устроили, паразиты?!
— Это не мы! — только и выдавил я из себя, сбитый нелепым обвинением с толку.
Парень даже слушать ничего не стал и потянул меня к входной двери.
— Митрич, держи второго! — азартно поторопил он старшего коллегу. — Думают, не про них запреты писаны!
— Глаза разуй, остолоп! — зло одёрнул его Фёдор. — Или фуражка голову надавила, не соображаешь уже ничего?!
— Ах ты…
Молодой вахтёр отпустил меня и потянулся к дубинке, но старший коллега выставил руку и его придержал.
— Ты глянь — откуда и куда волна шла. Кто-то с ними шутканул…
— Это ещё разобраться надо! — раздухарился крепыш.
— Я сейчас с тобой так разберусь, кровью ссать будешь! — угрожающе произнёс Маленский и перестал сутулиться, выпрямился во весь рост, расправил плечи, враз став выше меня.
Пожилой вахтёр удержал товарища и потянул его прочь.
— Грубиян какой! — только и сказал он с укоризной. — А ещё в комендатуре служишь!
— Иди-иди! — прикрикнул на его Фёдор и уставился на меня. — А ты чего молчал? Ты — сотрудник комендатуры, а это какие-то… привратники! Они нам в пояс кланяться должны!
«Как ещё лакеи или холопы не сказал?» — мелькнула отстранённая мысль, а вслух я сказал совсем другое.
— Не подумал просто. Растерялся.
— Думай в следующий раз! — зло рыкнул Маленский и принялся отряхиваться. — Всё, беги!
Столь откровенное пренебрежение неприятно покоробило, но мне и в самом деле пора было возвращаться, побежать — не побежал, но и тратить время на приведение формы в порядок не рискнул, решив сделать это на ходу.
В итоге старшину отыскал, будучи не только пыльным, но ещё и потным. Дыба поглядел сначала на меня, затем на охватившие кожаным браслетом волосатое запястье наручные часы и проворчал:
— Ладно, идём!
Иди пришлось на задворки основного корпуса к спортивной площадке, точнее — к навесу рядом с ней. Во время наших занятий физкультурой тот неизменно пустовал, а вот сейчас там выстроился рядком десяток бойцов лет двадцати на вид или немногим старше — самого разного роста и сложения, но неизменно подтянутые и крепкие. Даже три затесавшиеся в строй девицы показались какими-то очень уж плотно сбитыми.
На их фоне худощавый дядька, как и остальные одетый в синий рабочий комбинезон на голое тело, особого впечатления не производил. Но обратился старшина именно к этому лысому мужичку.
— Добрый день, мастер! — сказал он, наметив лёгкий поклон. — Вот! На неделю отдаю вам на перевоспитание. Только не сломайте, комиссар поставил задачу из него человека сделать.
Непонятный мастер смерил меня пристальным взглядом и кивнул.
— Манекеном поработает. — А когда Дыба как-то очень уж поспешно удалился, прошёлся перед строем и предупредил: — Кто мальца покалечит, сам его место займёт. И не на неделю, а на всё время, которое он в госпитале проваляется!
Улыбочки у бойцов разом увяли, и я самую малость успокоился.
— Сейчас идёшь на склад и просишь выдать комбинезон…
— У меня уже есть! — необдуманно перебил я собеседника и неуверенно добавил: — Мастер…
Прозвучало обращение чуть не с вопросительной интонацией, и дядька усмехнулся.
— Мастер, мастер… Всё верно. Беги! Одна нога здесь, другая там!
И я побежал, восприняв команду буквально. Почему-то это показалось правильным.
Когда переоделся, вернулся и разулся, мне вручили дубинку с каучуковым покрытием и указали на стоявшего посреди площадки бойца.
— Ну-ка ударь его! Не волнуйся, больно ему не будет! В полную силу бей!
Вот насчёт этого я нисколько и не волновался. Беспокоился исключительно на свой счёт и оказался совершенно прав. Стоило лишь замахнуться, и дубинка полетела в одну сторону, а я кубарем покатился в другую. На какой приём поймал меня боец, даже не сообразил, но хоть шею себе не свернул, успев сгруппироваться. За те три месяца, что занимался вольной борьбой, если чему-то успел выучиться, так это правильным падениям.
— Терпимо, — непонятно кому сказал мастер, но скорее всего всё же не мне, и скомандовал: — Следующий!
И пошло, поехало. Пока выполнял роль атакующего, всё было ещё не так уж и плохо, разве что песка вдоволь наелся, а вот роль «манекена» не воодушевила совершенно. На манекене отрабатывали удары. Сегодня, на моё везение, удары дубинками. Пусть и сам орудовал такой, но ничего противопоставить бойцам, получившим приказ разоружить противника, не мог. Под конец занятия руки покрылись многочисленными синяками, да и по корпусу несколько раз прилетело более чем просто ощутимо.
Вытряхнув из волос и ушей песок и уже стоя под душем, я всерьёз задумался, поменялся бы с Борей местами, выпади такая оказия, или оставил всё как есть, но так ничего и не решил. Нет, первым побуждением было с негодованием отмести даже саму мысль о возможности подобного рода сделки, но очень уж руки болели, да и смысла не видел самому себе врать.
И ведь нужно ещё четыре дня продержаться! И четыре — это как минимум Очень хотелось надеялся, что на воскресенье моё наказание уже не распространится.
Когда пришёл в столовую в форменной рубашке с коротким рукавом, Василь даже присвистнул при виде оставленных дубинками отметин.
— Да тебя, никак, били?!
— Немного, — уклончиво ответил я.
— Бедненький! — пожалела меня пухленькая Варвара, а наш прежний староста глянул с откровенным злорадством. Остальным было наплевать. Им на меня, мне на них — всё по справедливости.
Послеобеденное время отводилось на самоподготовку и выполнение домашнего задания, мне же пришлось идти в автохозяйство и выводить из стойла железного коня. Под присмотром опытного водителя скатался в степь, и хоть бывший мотогонщик всю дорогу крыл меня последними словами, но проваливать и не возвращаться не приказал, а вместо этого назначил следующую поездку завтра на то же время.
Ну а только перевёл дух, и подошло время вечерних занятий физической подготовкой. И хоть сегодня обошлось без гантелей, гирь и штанг, всех подходов к спортивным снарядам я не продержался: на перекладине попросту отказывались сгибаться руки, на брусьях и вовсе падал, не в силах выжать собственный вес. В результате перед забегом получил вчерашний ранец, ладно хоть ещё дополнительным грузом на этот раз наделили не меня одного. Нормативов не смогли выполнить Миша из деревенской команды, и Сергей из городских.
— Наградой команде победителей станет талон на усиленный паёк! — объявил старшина. — Отоварить сможете его сразу после забега! Пошли!
Приз в итоге ушёл деревенским, но я вовремя вспомнил о собственных талонах и после ужина обменял два из них на пакет овсяного печенья, коробку конфет в шоколадной глазури и пачку чёрного чая. О последнем попросил Василь, который умудрился где-то раздобыть пару мятых жестяных кружек и поцарапанный чайник; отсутствие доступа к плите его нисколько не смутило.
— Сами воду вскипятим! — уверенно заявил мой сосед.
— Так нельзя же! — напомнил я.
— Да брось, никто не узнает!
Василь первым приложил ладони к чайнику и замер так на минуту, а когда тот зашумел, передал эстафету мне. Я хоть и побаивался заработать очередное взыскание, всё же обратился к сверхсиле и привычным уже образом трансформировал ту в тепловую энергию, принялся нагревать воду и вскоре довёл её до кипения.
Мы всыпали в кипяток несколько ложек заварки, и тогда мой сосед по комнате вдруг заявил:
— Надо девчонок звать!
Я глянул на него с нескрываемым сомнением.
— И кого из них? Машу? Так она тебя пошлёт! Она с Федей хороводится.
Длинноногая Маша Медник из-за своего классического профиля и выразительных чёрных глазищ считалась в отделении первой красоткой, и цену себе знала.
— К этой задаваке на хромой кобыле не подъедешь, — согласился со мной Василь. — Варя тоже отпадает. Она вмиг всё печенье смолотит!
Упомянутая им девица к дурнушкам отнюдь не относилась, но была очень уж упитанной, я кивнул и предположил:
— Тогда Оля?
Оля Мороз была премиленькой брюнеткой с очень ладной фигурой, мне она приглянулась, а вот Василь даже глаза закатил.
— Петя, я тебя умоляю! Оля — истеричка! С ней связываться себе дороже!
Меня это заявление удивило, но спорить с товарищем не стал и констатировал и без того очевидный факт:
— Остаются двойняшки.
Сказал я это без всякого энтузиазма, поскольку невысокие смуглянки Рая и Фая на мой взгляд были слишком уж коренастыми, и в отличие от той же Вари их конституцию лечебное голодание исправить точно не могло — просто таз и бёдра были широкими сами по себе.
Василь мигом подскочил с кровати, будто только того и ждал. И не ждал даже, а сам меня к этой мысли и подвёл.
— Этих я беру на себя!
Вернулся он хмурый и с покрасневшей щекой. Кто из сестёр залепил ему пощёчину я интересоваться не стал. Разлил по кружкам успевший настояться чай, развернул конфету, раскрыл недочитанную книгу.
Уф-ф… Хоть какая-то отдушина…
Так неделя и прошла. Разминка, занятия, тренировки, выезды на мотоцикле то в степь, то в город. Вечером пили чай, но если я затем подшивал воротничок и засыпал на первой или второй странице книги, то Василь откровенно скучал и маялся из-за недостатка общения. Приятели-пролетарии держались от всех особняком, а деревенские, которые неизменно выигрывали вечерние забеги, моего соседа, уж на что у того был подвешен язык, в свой круг не приняли. Вот Бориса, как ни странно, они не чурались. Очевидно, сказалось то обстоятельство, что он делил комнату с Маленским, а посиделки перед отбоем устраивались именно там.
— Ну ничего, — злорадно проворчал как-то Василь, — в понедельник они все переругаются, вот тогда мы и посмеемся…
— С чего им ругаться? — не понял я.
— Знаешь, как Маленский в старосты пробился? Пообещал Матвею, что на через неделю ему должность уступит, а этот тугодум уши и развесил!
На самом деле Матвей Пахота тугодумом вовсе не был и казался недалёким из-за поспешности в принятии решений и чрезвычайной вспыльчивости. Но как раз именно это и придавало ситуации дополнительную остроту. Василь был совершенно прав — при таком раскладе в понедельник нас и в самом деле ожидало прелюбопытнейшее зрелище. Вот только до понедельника ещё нужно было дотянуть.
Суббота оказалась банно-прачечным днём. Физическая подготовка ограничилась разминкой и растяжкой, а после занятий в училище и знакомства с картой Новинска мы выдраили комнаты и сдали постельное бельё и форму, равно как и остальные требовавшие стирки вещи, в прачечную.
После Дыба выстроил нас и объявил:
— После помывки пойдёте на массаж. Лично я полагаю, что вам пока ещё попросту нечего расслаблять, но начальству виднее.
— Нас будет лапать какой-то мужик? — возмутилась худосочная Маша. — Вот ещё!
У старшины дёрнулось веко, но он сдержался и сказал, не повышая голоса:
— Барышень будут лапать барышни с сестринского отделения.
И тут запричитала Оля.
— А я не хочу, чтобы меня лапали! Я — не хочу!
В просто ситцевом платьице и косынке черноволосая девчонка выглядела на редкость привлекательно, но лишь до тех пор, пока её лицо не перекосила плаксивая гримаса.
— Завтра без увольнения! — рявкнул выведенный из себя старшина.
— Да и пожалуйста! — в запале выкрикнула девчонка. — Не очень-то и хотелось!
Дыба уставился на старосту.
— И ты тоже! — отчеканил он. — И учти, не сможешь навести порядок в отделении, мигом замену найду!
Угомонить слетевшую с катушек Олю оказалось совсем не просто, поэтому Маленский успел схлопотать ещё и наряд на кухне. Потом девчонки увели истеричку мытья, а вот мужское отделение ещё было занято, и мы расселись по лавочкам в ожидании своей очереди.
Рядом со мной устроились приятели-пролетарии, я не утерпел и полюбопытствовал:
— Вас сюда стараниями Степана законопатили?
Те уставились на меня.
— К тебе этот провокатор тоже подкатывал?
— Ну да.
— Так ты из наших? Чего тогда молчал?
Я покачал головой и приподнял клапан нагрудного кармана рубахи, изнутри к которому был приколот значок февральского союза молодёжи. Парни презрительно фыркнули и повторили мой жест, только на их красных значках был изображён сжатый кулак.
— Полумеры не помогут! — заявил Илья.
— Капиталисты не позволят провести реформы, — поддержал его Сергей. — Мы получим лишь то, что сможем взять сами!
Спорить не хотелось, и я задал откровенно провокационный вопрос:
— А почему не «Правый легион»? Они же тоже за интересы трудящихся борются, так?
Но ребята оказались идеологически подкованными, поставить их в тупик не удалось.
— Болтают только! Вернуть потерянные земли, восстановить республику в пределах империи, заставить всех нас содержать! А кого — всех? Там такие же пролетарии, как и мы!
— Если с них начнут драть три шкуры, деньги просто осядут в карманах богатеев! Им и сейчас несладко живётся, а тут новые нахлебники на шею сядут! Трудящиеся должны сплотиться, только тогда станет возможно построение единого государства. Объединение начнётся с низов!
Я бы нашёл, что возразить, да тут нас позвали в баню. Отмыть въевшуюся в кожу пыль оказалось делом нелёгким, но справился как-то, хоть тереть свежие синяки и ссадины намыленной вехоткой и было не очень-то приятно.
— Ну ты и дистрофик, Линь! — во всеуслышанье заявил вдруг Боря Остроух, когда мы уже вытирались. — Настоящий Кощей!
Наш новый староста не слышать этого заявления попросту не мог, но и не подумал сделать замечания, я тоже промолчал. Собака лает, караван идёт — всё так. А затевать драку никак нельзя, толстожопый только того и ждёт. Ещё и Барчук его поддержит, если огрызнусь.
Распахнулась дверь, и через раздевалку куда-то в служебные помещения двинулись девушки в форме учащихся медицинского училища. Кто-то прикрылся полотенцем, кто-то отвернулся, никак не отреагировал на внезапное вторжение лишь Матвей — как сидел, так и не шелохнулся даже, а вот Казимир намеренно встал, выставив своё хозяйство напоказ. Наверняка всякого навидавшиеся за время обучения барышни на него даже не взглянули, лишь сопровождавшая их тётенька средних лет с презрением бросила:
— Животное!
Крепыш с довольным видом осклабился.
Следом под предводительством пожилого инструктора зашла компания юношей, нас распределили между массажистами и хорошенько размяли. Опасался, как бы практиканты не сделали хуже, но впервые за неделю отпустило спину и почти перестало тянуть натруженные мышцы.
Следующим утром почувствовал себя по настоящему отдохнувшим, и это было просто здорово: в воскресенье нам полагалось увольнение, мы могли быть свободны с самого утра и до девяти вечера.
Расположение я покинул на пару с Василем. Нет, в город все вышли одновременно, просто отделение тотчас рассыпалось на отдельные компании: слишком разные у нас оказались интересы, а кто-то и вовсе друг друга на дух не переносил.
Первым делом мы укатили на трамвае в центральную часть Новинска, а там зашли в первое попавшееся кафе и заказали по три шарика ванильного мороженного, обсыпанного измельчённым фундуком и тёртым шоколадом. Пока уплетали лакомство, с интересом поглядывали на спешивших мимо барышень, которых по случаю выходного дня было на бульваре видимо-невидимо.
А посмотреть было на что: в противостоянии за длину подолов лёгких платьиц, сарофанчиков и юбок летняя жара легко и непринуждённо укладывала на лопатки ханжеские нормы приличий. При этом помимо фигуристых студенток и курсисток частенько на глаза попадались и совсем молоденькие гимназистки.
— На теории спал, что ли? — усмехнулся Василь из-за высказанного мной вслух удивления. — Считается, будто длительное нахождение в стокилометровой зоне Эпицентра увеличивает шансы пробуждения способностей к управлению сверхэнергией. Богатеи через одного детей на учёбу в Новинск отправляют. Лектор говорил, на одного студента шесть-семь школьников приходится. Не слышал, что ли?
Я озадаченно покачал головой. Наверное, и в самом деле задремал.
— Мне другое покоя не даёт! — подался вперёд Василь. — Что за ерунду устроили из нашего обучения? Никакого боевого слаживания не проводится, наоборот — будто специально поощряют раскол в отделении на городских и деревенских. Это же неправильно!
— Да брось! Неделя только прошла! — отмахнулся я, хотя подобные мысли посещали и меня самого. — И мы не в армии, кому это слаживание нужно? Вон — смотри!
Сосед по комнате обернулся и проследил взглядом за неспешно прокатившим по бульвару мотоциклом с коляской.
— В патрули по трое отправляют! Раскидают нас по другим подразделениям и не будет больше никакого учебного отделения, пока новый набор не случится.
— Обратил внимание — в коляске девушка ехала? — спросил Василь. — Кого нам дадут, как думаешь?
Я только плечами пожал. Мы, судя по выданному обмундированию, очутились в одной комнате вовсе неспроста, но вот насчёт личности третьего члена звена идей не было ни малейших. И вообще это не обязательно будет девушка, тут Василь со своей догадкой бежит впереди паровоза и запросто может угодить пальцем в небо.
Доели мороженное, выпили газированной воды и отправились бесцельно бродить по бульвару. Но на улице уже вовсю припекало, поэтому купили билеты на сдвоенный киносеанс в «Заре», посмотрели отечественную музыкальную комедию и заокеанский детектив, мрачный и пугающий. Когда сбежавший от гангстеров герой остановил проезжавшую по шоссе патрульную машину, а полицейские оказались сообщниками его врагов, меня и вовсе не на шутку проняло. Даже вздрогнул.
Вот он — мир чистогана, в который нас усиленно тянут реваншисты и капиталисты!
Дальше Василь предложил ехать знакомиться с девчонками в городской парк, а когда я эту идею забраковал, укатил туда на трамвае один.
— Тоже мне, товарищ! — проворчал я, неспешно топая по тенистому бульвару.
Ему хорошо, а мне из-за синяков на руках пришлось надевать старую гимнастёрку. В таком виде только к девушкам и подкатывать!
Но это была отговорка, и я прекрасно отдавал себе в этом отчёт. Слишком насыщенной выдалась прошедшая неделя и новые знакомства сейчас меня нисколько не привлекали. Хотелось ощутить себя в обычной среде обитания, да только не тратить же увольнение на поход в библиотеку!
Я купил газету и наскоро просмотрел передовицу, посвящённую гражданской войне в Домании, но ничего утешительного о положении республиканцев в ней не напечатали, а остальные заметки читать не стал и неспешно двинулся, куда глаза глядят, чтобы вскоре очутиться перед клубом «СверхДжоуль».
Ну да, а куда я ещё мог пойти?
Но и заглянуть внутрь не решился. Отчасти показалось глупым предъявлять на входе в студенческое заведение карточку средне-специального училища, отчасти постеснялся старой гимнастёрки со слишком куцыми рукавами. Да и вообще не хотелось навязываться. Хотя казалось бы — чего такого, но никогда этого не любил и всё тут.
Поэтому уселся на лавочку напротив входа и принялся читать газету, не забывая время от времени поглядывать по сторонам. Надеялся, что появится Лия или даже Инга и получится изобразить случайную встречу, но вот уже все статьи на два раза просмотрел, а к питейному заведению так никто и не подошёл. И никто из него не вышел.
Слишком рано для посиделок в баре? Пожалуй что, и так…
Расстроился было по этому поводу, а потом вспомнил о Льве. Лев в качестве собеседника годился даже лучше девчонок. Мне до зарезу требовалось выговориться, но за Лией увивался смазливый студент, а Инга так и вовсе вечно окружена поклонниками, спокойно пообщаться не выйдет. Лев же точно не страдает от наплыва посетителей — только не в психиатрической клинике.
Ну да, на неделе я выкроил немного времени и выяснил, что нашего слишком восприимчивого товарища держат в заведении, которое в народе принято называть «жёлтым домом». И, если уж на то пошло, будет просто некрасиво не нанести ему визит. Пусть что для него, что для меня недельное заточение в четырёх стенах не такое уж великое испытание, но увидеть знакомое лицо будет приятно нам обоим.
«Он мне точно обрадуется», — так думал я, пока ехал на трамвае и пока шёл от остановки к небольшому комплексу зданий, окружённому зелёной изгородью, думал так тоже. Да и дальше совершенно искренне продолжал пребывать в этом заблуждении: и когда объяснялся с охраной, и когда беседовал с дежурным врачом.
Меня бы выставили на улицу, уже даже собирались это сделать, но положение спасло вовремя сказанное слово. Слово это было «абсолют».
— В самом деле, молодой человек? — заинтересовался дежурный врач. — Вы обладаете абсолютной невосприимчивостью к ментальному воздействию и сами полностью нейтральны в плане эмпатического воздействия на окружающих?
— Так и есть, — заявил я самую малость приврав.
— Учётная книжка при себе?
— Не догадался взять.
Доктор посмотрел на меня с нескрываемым сомнением, а потом взмахом руки подозвал скучавшего поодаль санитара в сливочно-белой форме — здоровенного, плечистого и с накачанными волосатыми предплечьями. Я испугался даже, что сейчас меня затянут в смирительную рубашку, но мордоворот лишь пристально глянул и постоял так какое-то время, затем озадаченно покачал головой.
— Нет отклика.
Дежурный врач жестом отпустил его и задумчиво огладил короткую бородку.
— Так, говорите, вы хороший знакомый Льва Ригеля?
— Именно так. Вместо учились… до инициации.
— Я должен согласовать визит с его лечащим врачом. Подождите в приёмном покое.
Обрадованный тем, что не выставили на улицу сразу, я выполнил распоряжение, а уже минут через пять шагал по тенистой территории клиники в сопровождении доктора и невозмутимого, словно бездушный механизм, санитара. Не знаю почему, в голове так и вертелось новомодное словечко «робот». Вот этот громила именно такой.
Окружённые деревьями корпуса нисколько не напоминали обиталища душевнобольных, а выстроенное наособицу одноэтажное здание и вовсе основательностью каменной кладки напомнило артиллерийские казематы.
Подумал так — и угадал, предстояло спуститься в подвал.
У входа доктор остановился и предупредил:
— Лечащий врач полагает, что небольшая встряска только пойдёт на пользу, но прошу контролировать себя. Лев крайне болезненно переносит любые эмоциональные проявления.
Он указал вниз, и я не сдержал удивления.
— А вы разве не пойдёте со мной? Отпереть дверь…
— Ваш друг находится в здравом уме и помещён в экранированное помещение в силу объективной необходимости, которую вполне способен осознать и принять. Идите! Только не забудьте постучаться.
Я вздохнул и начал спускаться по массивным каменным ступеням. Металлическая дверь была не заперта, за ней оказался метровый тамбур и ещё одна дверь, ничуть не менее солидная, только в отличие от первой лишённая запоров. По ней я несколько раз приложился ладонью.
— Убирайтесь! — донёсся в ответ приглушённый отклик.
— Это я! Пётр!
Тут-то и выяснилось, что Лев вовсе не расположен к общению или, как минимум, не желает общаться именно со мной.
— Уходи! — И после недолгой паузы. — Уходи, уходи, уходи!
Но я не ушёл и вместо этого потянул на себя ручку. Дверь неожиданно легко подалась, открыв освещённую одинокой лампочкой комнатку, чьи пол и стены были затянуты белым войлоком. Лев в больничной пижаме сидел на матрасе с натянутой на голову наволочкой, раскачивался и бормотал.
— Уходи, уходи, уходи…
Я немного постоял на пороге, не зная, как поступить, потом сказал:
— А меня уверили, что ты адекватен.
Бормотание мигом стихло, и Лев неподвижно замер, настороженно склонив голову набок.
— Да ладно? — протянул он с откровенным удивлением и зачем-то уточнил: — Петя, это точно ты?
Своей бессмысленностью вопрос поставил в тупик, и я даже как-то растерялся.
— А кто ещё? — буркнул уже с некоторым раздражением.
Лев мигом сдёрнул с головы наволочку и вскочил на ноги.
— Но я тебя не чувствую! Совсем! От эмоционального фона других мозги закипают, а от тебя ничего! Как так?!
Я постучал себя пальцем по виску и многозначительно произнёс:
— Абсолют! — потом уточнил: — В курсе что это?
— А! О! — выдал Лев и замахал руками. — Проходи! Да проходи ты! Не разувайся!
Он принялся суетливо оправлять пижаму и приглаживать растрепанные волосы, а потом сложил ширму. За той обнаружился самый обычный журнальный столик с чайником, сахарницей и вазочкой, полной печенья; рядом притулилась шахматная доска. Там же высилось сразу несколько стопок потрёпанных книг и ещё с десяток валялись открытыми или с вложенными меж листов закладками. И никакой художественной литературы — сплошь теоретические труды по управлению сверхэнергией.
Я всё же снял босоножки, ступил на войлочный пол и прикрыл за собой дверь.
— На обстановку внимания не обращай! — попросил Лев. — Сюда всяких помещают, у некоторых с головой совсем плохо. Главное, комната отлично экранирована — в стенах заземлённая металлическая сетка. Правда, до ноосферы при желании можно дотянуться и отсюда.
— До ноосферы? — опешил я.
Возникло подозрение, что с душевным здоровьем товарища не всё так просто, и тот будто угадал эти мысли по выражению моего лица.
— Ну, Петя! Надо же помимо детективов ещё и научные журналы читать! Сверхэнергия пронизывает весь мир, все люди подсознательно взаимодействуют с ней, и с помощью определённых техник можно даже влиять на чужие сны. И это не я выдумал! Это официальная теория! Вот смотри!
Я машинально принял книгу с заголовком «Практики работы с ноосферой» и двумя штампами: «ДСП» и закрытого хранилища РИИФС.
Для служебного пользования? Ого!
— И откуда это у тебя?
— Снабжают! — неопределённо махнул рукой Лев и указал на столик. — Присаживайся, чай пить будем! — Он воткнул вилку электрического чайника в розетку и устроился на войлочном полу, по-восточному скрестив ноги. — Извини, стульев нет. Да ты рассказывай, рассказывай!
Я скопировал позу товарища и поведал ему об инициации и последующем распределении, не забыл упомянуть и встречу с Лией.
— Какая же она шумная! — поморщился Лев. — Нет, не в плане голоса. Эмоции так и хлещут, сверхэнергия от неё просто волнами расходится. Чуть мозг не поджарила. Так и подумал, что из неё отличный пирокинетик выйдет.
Дальше мы стали пить чай вприкуску с печеньем и разыграли несколько партий в шахматы. Доска тоже оказалась войлочной, а фигуры мягкими и плоскими, пользоваться ими было непривычно. Хотелось обсудить общих знакомых, но Лев болтал просто без умолку, и оставалось лишь слушать, кивать и поддакивать. Говорил он преимущественно о теоретических аспектах управления сверхэнергией, да ещё частенько проводил параллели с экзотическими восточными практиками, толковал о значимости правильного дыхания, медитаций и укрепления внутренней энергетики.
Потом Лев замолчал, глянул на меня с непонятным выражением и вдруг завил:
— Знаешь, Петя, а ведь ты подарил мне надежду.
— Это как? — опешил я от неожиданности.
— Для человека с моей чувствительностью открыты два пути: добровольное затворничество в таком вот замечательном месте или приём препаратов, которые не только понижают ментальную чувствительность, но и угнетающе действуют на нервную систему.
— А что же я?
— Твой случай показал, что мой дар не всесилен. Я ведь первый, кто прошёл инициацию в первом румбе первого витка и остался в здравом рассудке, такой вот казус. Но раз и я не могу пробиться через твой барьер, значит, хотя бы и чисто теоретически способен ослабить собственный потенциал настолько, что перестану непроизвольно считывать чужой эмоциональный фон. Тут есть о чём подумать.
Я понял, что пришло время прощаться, встал и протянул товарищу руку. Тот ответил на рукопожатие и попросил:
— Заглядывай, как сможешь. Буду рад.
Когда же я дошёл до двери и обернулся, Лев уже сидел на матраце с натянутой на голову наволочкой. Хотелось думать, что ему просто мешает медитировать мерцание электрической лампы под потолком.
Утро понедельника началось с построения, ровно как и остальные до него, но кое-чем оно всё же из общего ряда выбивалось. В шеренге мы на этот раз стояли не все, весь какой-то помятый Матвей Пахота переминался с ноги на ногу рядом со старшиной.
Дыба был зол. Ну или изображал злость куда лучше обычного. Так-то мне казалось, что старшине на всё плевать с высокой колокольни, просто использовать кнут в обучении куда проще пряника, а тут у него чуть ли не дым из ушей валил.
— Самоконтроль! — прорычал он, перестав пучить глаза. — Самоконтроль важен для всех, но нет ничего важнее самоконтроля для тех, кто взялся оперировать сверхэнергией! Алкогольное опьянение недопустимо! Пьяные совершают нелогичные и даже глупые поступки и теряют способность адекватно оценивать свои действия. Никакого алкоголя! Он для вас под строжайшим запретом, и всех об этом предупреждали! Всех и неоднократно! И что же делает этот дегенерат? Он тащит через пропускной пункт бутылку водки, а от самого разит перегаром так, что мухи дохнут!
— Я всего рюмочку пропустил! — попытался оправдаться здоровяк, но взгляда от носков своих ботинок так и не оторвал.
Прежде видеть его в столь пришибленном состоянии ещё не доводилось, и Фёдор Маленский поспешил прийти на помощь одному из деревенских.
— Господин старшина! Матвей — не пьяница! Он просто собирался угостить товарищей!
Уж лучше бы наш староста промолчал. Дыбу при этих словах аж затрясло от бешенства.
— То есть, хотел споить других курсантов? Я правильно понимаю?!
— Да чего там с бутылки на всех было бы? — не удержал языка за зубами проштрафившийся здоровяк.
Старшина чуть не задохнулся от возмущения, но на крик всё же не сорвался, лишь шумно выдохнул и распорядился:
— Линь, после училища отведёшь его к мастеру. Один чёрт, такого учить — только портить. Всё, к разминке приступить!
Мы разогрелись, растянулись, перешли к спортивным снарядам, и после двух дней отдыха давались мне упражнения несравненно проще. Взмок, конечно, зато все подходы выполнил.
Уже когда шли к душу, Василь нагнал меня и негромко, так чтобы не услышали остальные, шепнул:
— А Федя молодец, красиво этого дурачка разыграл. Далеко пойдёт!
— Это как? — не понял я.
— Да ты сам подумай — кому бы ещё Матвей водку согласился пронести? Товарищей угостить? Ха, три раза!
— Думаешь, Барчук его об этом попросил?
— А кто ещё? Нет, этого дурачка и так бы старостой не назначили, но теперь ему и обижаться не на кого. Сам попался!
Я кивнул. Матвея мне было нисколько не жаль. Не из-за какой-то душевной черствости, просто опостылело выполнять роль манекена, на котором отрабатывают приёмы все кому не лень. А тут замена появится. Плохо разве? Да вот ещё!
Второе новшество поджидало в училище. Нет, практические занятия на силовых установках прошли в прежнем режиме: сначала прорабатывали скорость обращения к энергии, её накопление и выброс, потом пытались повысить пиковую мощность и увеличить общую выносливость. За прошедшую неделю мой потенциал подрос до семнадцати киловатт, а на своей не так давно ещё максимальной девятке я мог продержаться без малого двадцать минут, вот только радоваться тут было особо нечему.
— Очень скоро темпы развития начнут падать! — раз за разом втолковывал нам инструктор. — Ловите момент! Первый месяц после инициации наиболее продуктивный! Чем выше окажется стартовая позиция на момент отработки резонанса, тем легче будет продвинуться к пику румба!
Повторил он эту сентенцию и сегодня, тут обошлось без неожиданностей, а вот что удивило и порадовало, так это отмена теоретических занятий, которые в силу своей никчёмности опостылели хуже горькой редки. Как оказалось, за неделю мы прослушали весь вводный блок, и теперь пришло время работы с отдельными видами энергии и загадочного спецкурса для слушателей ОНКОР.
И то, и другое преподавали в подвале училища. Непосредственно у входа там стояло несколько парт, а всё остальное помещение со сводчатым потолком и сложенными из красного кирпича стенами оказалось совершенно пустым, лишь у дальней стены высились странные конструкции, состоявшие из нескольких обручей разного размера и металлического гонга чуть подальше них.
Сразу вспомнился пресловутый третий кабинет Кордона, и я как-то даже особо не удивился, узнав преподавателя. Тем оказался один из дядек в синем рабочем комбинезоне, которые неделю назад проводили проверку на негатив.
— Меня зовут Савелий Никитич! — представился он и предупредил: — Буду вещать о всяком-важном, поэтому кто без бумаги и карандашей — марш в лавку!
Таковыми среди всего отделения оказались только я и староста, пришлось бежать наверх. Купил пару блокнотов и два карандаша, которые прямо там и заточили. Один комплект оставил себе, второй передал попросившему об одолжении Маленскому. Стребовать деньги не успел, началась лекция.
— Все тут по направлению от комендатуры? — уточнил Савелий Никитич, а когда староста это подтвердил, огладил усы. — Тогда скажу без экивоков: чаще всего в своей будущей работе вам предстоит сталкиваться с коллегами. Не сотрудниками комендатуры, хотя бывает всякое, а с операторами сверхэнергии. Многие такие с пафосом именуют себя сверхлюдьми, а газетчики, к примеру, пустили в обиход словечко «сверхи». Именно с ними вы окажетесь по разные стороны баррикад.
— А я не хочу! — выкрикнула вдруг Оля. — Не хочу ни с кем оказываться по разные стороны баррикад! Не хочу ни с кем сражаться!
Девчонку мигом угомонили соседки, а Савелий Никитич покачал головой.
— Как же тебя на медкомиссии проглядели, деточка? — вздохнул он, но тут же махнул рукой. — Ну да это не моя головная боль. Приступим!
На раскрытой ладони дядьки возник искрящийся шар, и все мигом примолкли.
— Шаровая молния — простейшая и самая примитивная конструкция, которой так любят швыряться друг в друга балбесы-студиозусы. Львиная доля поражений сверхэнергией приходится именно на эти случаи. Заряд редко когда превышает пять джоулей на сантиметр в кубе, но может доходить и до десяти, в исключительных случаях до пятнадцати. Особенность конструкции такова, что при падении плотности энергии до половины от изначального значения происходит самопроизвольный распад, если только не было предусмотрено поэтапное снижение размера.
Я не сразу сообразил, что уже началась лекция, и бросился записывать с некоторым опозданием, а Савелий Никитич всё говорил и говорил. О взрывах при ударе о преграды, в том числе и энергетические, о способах заземления подручными средствами, о мерах противодействия с помощью сверхспособностей. Понятно было далеко не всё, но помечал какие-то основные моменты, которые впоследствии можно было использовать в качестве отправных точек для поиска информации в учебниках.
— Опасность шаровых молний изрядно преувеличена, — продолжил тем временем инструктор. — Они легко разрушаются, а обычной наступательной гранате соответствует шар размером с футбольный мяч. — Он развёл руки, показывая примерный размер. — Шаровая молния размером с яблоко при средней плотности энергии равносильна одному-двум граммам тротилового эквивалента. Есть пути повышения заряда в конструкциях данного типа, но они достаточно сложны. На таком уровне развития способностей становятся доступны куда более эффективные способы смертоубийства.
Савелий Никитич оглядел нас и усмехнулся в усы.
— Заскучали? Тогда приступим к практическим занятиям!
Все так и вытаращились, а Миша Попович и вовсе соскочил с места.
— Шаровые молнии мастрячить станем?! Чур, я первый!
— Сядь ты! — дёрнул его сзади за пояс Боря Остроух. — Очерёдность староста установит!
— Федя, давай я первым пойду! — крутанулся на месте обычно рассудительный, а тут поддавшийся всеобщему ажиотажу Прохор.
— Тоже мне джентльмены! Могли бы и девушек вперёд пропустить! — возмутилась пухленькая Варя.
— А чем вы лучше? — зло процедил Казимир — вечно хмурый крепыш с мощными, но покатыми плечами и низким лбом. — Бабе дело детей рожать, а не молниями швыряться!
— А мне эти шаровые молнии и даром не сдались! — фыркнула Оля.
Фёдор Маленский вскочил на ноги и прошипел:
— Да угомонитесь уже, бестолочи! Кто ещё хоть слово вякнет, наряд хлопочет! — Сразу воцарилась тишина, и тогда он уже совершенно спокойно попросил: — Савелий Никитич, продолжайте, пожалуйста!
Инструктор с благодарностью кивнул и своим следующим заявлением вогнал всех присутствующих в глубочайшее уныние.
— Нет, создавать шаровые молнии учить вас не стану. Конструкция примитивная, но вы её потянете ещё нескоро.
Никак не выказал разочарования лишь маявшийся с похмелья Матвей, который и записей-то не вёл, да Маша, очевидно полагавшая себя выше этого. Даже двойняшки Фая и Рая приуныли. Я исключением вовсе не был. Уже ведь представил как…
Эх! Да чего там теперь!
— Но! — поднял вверх указательный палец Савелий Никитич. — Как говорится, ломать — не строить, поэтому шаровые молнии вы будете не создавать, а разрушать! Основные способы я уже перечислил, за исключением разве что бега… А что вы смеётесь? Любая конструкция теряет в секунду половину джоуля на квадратный сантиметр своей площади. Шаровые молнии небольших размеров существуют достаточно недолго. А ещё их структура нестабильна и разрушается элементарным выплеском силы. Вот этим для начала и займёмся.
Василь поднял руку.
— Савелий Никитич, можно вопрос? Нам просто говорили, что наработанные рефлексы…
— Вздор, молодой человек! — резко перебил его инструктор. — Нет, насчёт рефлексов — истинная правда, но выплеск энергии — не то действо, которое имеет смысл осуществлять вполсилы. По сути, вы уже отрабатываете его, накапливая силу в течение десяти секунд и затем скидывая её в генератор. Здесь будет всё то же самое, только надо поразить внешнюю цель. Смысл занятия в отработке скорости и фокусировке. Сама по себе сверхэнергия стремительно рассеивается в пространстве, формировать будете насыщенную воздушную волну. Эта комбинация более стабильна.
Миша поднял руку, но ему и рта открыть не дали.
— Каким образом правильно сформировать волну? — предупредил его вопрос Савелий Никитич. — Разберётесь! Принцип уже заложили в вас на базовом инструктаже.
— Это когда ещё? — удивился Казимир.
— В кинозале сразу после инициации, — пояснил инструктор и хлопнул в ладоши. — Всё, приступайте!
И нас отправили к мишеням. Бить предстояло с десяти метров и при этом следовало поразить лишь дальний гонг, не задев разнокалиберных обручей, висевших на середине дистанции.
— Тут всё как при пулевой стрельбе, — заявил Савелий Никитич. — Центр — десятка. Заденете меньший из обручей — получите девять очков. И так далее по убыванию. Для зачёта надо выбить минимум семёрку!
Моим сослуживцам задание показалось не слишком сложным, а вот я на собственном опыте знал, сколь непросто сфокусировать и направить в нужную точку пространства выплеск сверхсилы. Именно поэтому торопится не стал, для начала восстановил в памяти свои действия по формированию энергетического сгустка и уже только после этого, семь раз отмерив, попытался поразить гонг.
Тот не дрогнул, зато заколыхались все обручи разом. Я даже покраснел от смущения, ладно хоть ещё никому не было до меня никакого дела, поскольку у остальных результаты оказались ничуть не лучше. Но это — поначалу.
Дальше почти все начали уверенно выбивать по пять-шесть очков, а вот у меня получалось набрать столько лишь за две-три попытки. Просто, когда бил в полную силу, почти не контролировал точность, а попытки схитрить и выплеснуть меньший объём энергии оборачивались пусть и точным, но всё же пшиком. В этом случае обычно вздрагивали только три самых маленьких обруча, а вот гонг оставался недвижим; выбросом до него попросту не добивал. И не особо даже утешал тот факт, что Василь и Варя недалеко от меня ушли, крепко обосновавшись в тройке отстающих.
Под конец занятия воздух буквально искрился от разрядов статического напряжения, и Савелий Никифорович выгнал нас на десять минут раньше, наказав практиковаться на полигоне.
— У комендатуры свой есть, точно знаю! — уверил он Фёдора. — Только не вздумайте друг на друге упражняться — покалечитесь! Всё, завтра жду в это же время и чтоб без опозданий!
Стоило только подняться из подвала, Василь тут же ухватил меня под руку и потянул на улицу.
— Идём, идём, идём… — негромко забормотал он. — Надо свалить раньше, чем Федя орать начнёт.
— А что такое? — удивился я.
— Политически неправильно будет галдёж на занятии спустить, — пояснил мой сосед по комнате. — Его деревенские даже за первого среди равных пока не считают. Если захочет удержаться в старостах, а он захочет, гайки закручивать станет. Угадай, кого показательно высечет? Нас с тобой — больше некого. А не будет нас, поорёт на пролетариев и успокоится. Ну сам посуди, не на девчонок же ему глотку драть?
Я не стал спорить, мне в любом случае делать в училище было уже нечего. Оставалось лишь дождаться Матвея и отвести его на площадку для единоборств.
На крыльце Василь с важным видом вытащил солидную пачку папирос и протянул мне.
— Угощайся. Не думай, не «Бокс» какой-нибудь, «Элита»! Высший сорт!
— Спасибо, не курю, — отказался я и не сумел сдержать удивления, спросил: — Ты же раньше не дымил?
Мой сосед сунул в рот папиросу, ловким движением запалил спичку о подошву ботинка и задымил.
— Не нужно было, вот и не дымил, — усмехнулся Василь, выдув сизое облачко.
— А сейчас что изменилось?
— Так с девушками знакомиться проще! — Он приметил мою скептическую ухмылку и кивнул. — Серьёзно! Я вчера так и познакомился. Продавщицей в табачной лавке работает такая красотка, что хоть сейчас на сцену. В воскресенье на свидание пригласил. А папиросы не выкидывать же!
Я улыбнулся, заметил спускавшегося по лестнице Матвея и поспешил распрощаться с соседом. Да тот и сам задерживаться на улице не стал, забычковал недокуренную до конца папиросу, сунул её в коробку и поспешил в училище.
Громила подошёл, глянул на меня сверху вниз, хмуро спросил:
— Что за мастер еще?
— Дядечка лет сорока. Рукопашный бой преподаёт.
— Сильно здоровый?
— Да нет.
Прямоугольную физиономию сослуживца прочертила недобрая улыбка.
— Тогда сломаю.
У меня имелись серьёзные сомнения на этот счёт, придержал их при себе, молча зашагал к воротам. Матвей потопал следом, с интересом поглядывая на встречных, но юноши старательно отводили взгляды, не желая провоцировать громилу, а девушки ускоряли шаг, спеша поскорее проскочить мимо. На улице моему сослуживцу эта игра наскучила, и он нашёл другую забаву: принялся пинать перед собой половинку кирпича, нисколько не заботясь о внешнем виде новеньких ботинок.
Я не стал его ждать и пошёл впереди, да только никакого действия этот манёвр не возымел — Матвей и не подумал ускорить шаг, пришлось сбавить темп. Время поджимало, и я даже поторопил громилу, но без толку. Мой спутник определённо не собирался никуда спешить; как футболил обломок кирпича, так и продолжил его пинать.
И вновь я зашагал впереди, а когда частный сектор остался позади и потянулись двухэтажные жилые дома, под ноги вдруг полетел окурок, следом из подворотни повалили парни в одинаковых гимнастёрках со значками средне-специального энергетического училища.
— Я же говорил, этот легавый тут всегда в одно время ходит! — завопил веснушчатый светлокожий пацан, чем-то напоминавший молочного поросёнка.
А вот его спутники вызывали ассоциации с городским зверьём, пусть и не с волками, но и шакалы опасны, когда сбиваются в стаю. А эти — сбились, этих — пятеро.
И я растерялся. Бежать — стыдно и поздно. Бить сверхэнергией — страшно, они же ответят тем же! Драться?
Ситуацию разрешил Матвей. Он ухватил обломок кирпича и ринулся вперёд со зверским выражением лица.
— У-у-убью-на!
Рык сделал своё дело, и парни терзаться сомнениями не стали, пустились наутёк.
Чёрт! Да я бы и сам на их месте поступил именно так же! И плевать на уязвлённую гордость.
Матвей мигом остановился, выкинул кирпич и отряхнул ладони.
— Ну ты чего встал? Шевелись! Сам же сказал — опаздываем!
Я двинулся с ним в ногу, потом не утерпел и спросил:
— А зачем кирпич хватал? Ты бы и так им навалял.
— Мараться только, — презрительно фыркнул громила. — Прибьёшь кого — потом отвечай. А с психическими нет дураков связываться, психический убьёт и все дела.
Заявление это прозвучало на редкость разумно, а Матвей ещё и добавил:
— Со мной даже мужики связываться боялись. Только и удавалось подраться, когда деревня на деревню сходились.
Я кивнул. И подумал о том, что подкараулить меня на обратном пути из училища могут и завтра, и послезавтра, и вообще в любой день, но столь убедительно сыграть психа не сумею совершенно точно.
Не таскать же специально для этой цели половинку кирпича!
Требовалось что-то компактное и одновременно способное убедить кого угодно, что со мной лучше не связываться. Нож?
Я обдумал эту мысль так и эдак и счёл её вполне годной. Складной нож у меня был, а уж припадочного как-нибудь разыграю. Главное не впасть в ступор. И потренироваться перед зеркалом тоже будет не лишним.
План? План.
Уж лучше подстраховаться, чем оказаться битым!
